Война. Часть 2

Глава 10

Москва, Кремль,

кабинет Чаганова.

22 августа 1939 года, 18:00.

– Здравствуйте, Владимир Григорьевич, – поднимаюсь навстречу седоватому посетителю в старомодном чёрном костюме, белой сорочке и бордовом галстуке-бабочке, – спасибо, что согласились встретиться со мной, присаживайтесь. Что желаете, чай или кофе?

– От кофе не откажусь, – польщённо улыбается Фёдоров.

– Как ваше здоровье? – располагаемся в креслах в углу кабинета за небольшим кофейным столиком.

– Благодарю, Алексей Сергеевич, на здоровье не жалуюсь…

"Для 65 лет он выглядит прекрасно. Подтянутый, крепкий с живым блеском в глазах… Шесть лет с момента отправки на пенсию совсем не отразились на нём".

– Я слышал, что вы, Владимир Григорьевич, на досуге занялись историей русского оружия?

– Так точно, пытаюсь пристроить свою книгу в издательствах, пока без успеха, – конструктор подносит ко рту чашечку и с удовольствием втягивает ноздрями кофейный аромат.

– Вот как… Рукопись у вас с собой? Нет, ну ничего, передайте её моему референту, когда он будет вас отвозить домой, я постараюсь помочь с её изданием. А что вы скажете, товарищ Фёдоров, на предложение написать обзор о состоянии нашего стрелкового оружия, современных требований к нему, мировых тенденций? В общем обо всём в этой области, что вы считаете важным.

– Заманчиво, – его щёки розовеют, – только опасаюсь, что я уже безнадёжно отстал в этом вопросе.

– Вам, товарищ Фёдоров, будут предоставлены нужные сведения из Главного Артиллерийского Управления, Артиллерийской Академии, вы сможете проехать по заводам, посмотреть состояние дел на месте…

– Если так, то я с радостью, Алексей Сергеевич…

"Растрогался, слёзы навернулись"…

– Вот только я никогда не поверю, Владимир Григорьевич, что ваши ученики и коллеги из Коврова ничего не рассказывали, когда они навещали вас в Москве? Неужели не просили совета? Если так, то у вас уже, наверное, сложилось какое-то впечатление о текущей ситуации. Поделитесь своими мыслями прямо сейчас, время дорого.

– Что ж, извольте, Алексей Сергеевич, конечно, ко мне многие заглядывают на огонёк и кое-какие соображения у меня имеются…

– Прошу прощения, – заметив входящую в кабинет Олю, Фёдоров встаёт, – разрешите представить вам мою супругу Анну Мальцеву, она мечтает, Владимир Григорьевич, с вами познакомиться, так как сама трепетно относится к стрелковому оружию и является одной из лучших стрелков общества "Динамо" из пистолета и винтовки.

– Очень приятно…

Отхожу на минуту к приставному столику и поднимаю трубку местного телефона:

– Чаганов у аппарата, он у меня в кабинете.

– Давайте пересядем к большому столу, там будет удобнее, – засуетилась Оля, – Владимир Григорьевич, расскажите, пожалуйста, о калибрах стрелкового оружия. Какой, на ваш взгляд, наиболее выгоден сейчас?

– О-о, голубушка, этот вопрос неисчерпаем, – крякнул от удовольствия Фёдоров, – но поскольку вы его задали конструктору автоматического оружия, то и отвечать я буду со своих позиций. Существующий винтовочный патрон калибра 7.62 миллиметра или по-старому 3 линии, категорически не подходит для автоматического индивидуального оружия бойца. Создать надёжный автомат под с использованием современной техники невозможно, так как его дульная энергия излишне велика. Выход из этой ситуации конструкторы видят в уменьшенном калибре оружия, что позволяет одновременно уменьшить импульс отдачи, снизить вес оружия и увеличить носимый боекомплект бойца при несколько худших прицельной дальности и точности. Вам понятны мои слова?

– Понятны, Владимир Григорьевич, – Оля бросает на меня торжествующий взгляд.

– Надо отметить, что последние два фактора не столь важны для разработчика индивидуального автоматического оружия, чем, например, для конструктора станкового пулемёта. Поэтому с начала века многие пытались снискать лавры на этом поприще, включая и вашего покорного слугу…

– Под патрон японской винтовки 6.5 миллиметров?

– Так точно, патрон от японской винтовки Арисака, которых было в изобилии на армейских складах. Поначалу в Артиллерийском управлении благосклонно отнеслись к этому автомату, заказали небольшую серию, приняли на вооружение, но довольно быстро охладели к нему. На первый план вышли другие соображения, а именно сохранение единого патрона, так как запасы 3-х линейных патронов в арсеналах не шли ни в какое сравнение с запасами японского патрона. Кроме того, оружейная промышленность решительно отказывалась осваивать новый калибр, поэтому военные отложили этот вопрос в долгий ящик. Правда совсем эту тему не забросили, насколько мне известно, недавно на Подольском патронном заводе закончили испытание отечественного 6.5 миллиметрового патрона с остроконечной пулей, но совершенно понятно, что в условиях надвигающейся войны переводить промышленность на новый патрон – самоубийственно.

– А если оставить калибр и укоротить патрон? – передёргивает плечами Оля, – тогда новых станков для изготовления стволов не нужно.

За спиной Фёдорова, замечаю остановившегося в дверях Сталина, который делает знак молчать, прижимая указательный палец к губам.

– Этот вариант проще для промышленности, но не для военных, которые хотят сохранить единый патрон хотя бы в пехотном взводе: ослабленный патрон не очень годится для ручного, а тем более станкового пулемёта, но идеален для самозарядной винтовки.

– И некуда бедному конструктору податься, – подаёт голос вождь и, улыбаясь, идёт к столу, – здравствуйте, товарищи.

– Здравия желаю, товарищ Сталин, – молодцевато подскакивает с места Фёдоров, мы с Олей опаздываем с приветствием.

– Сидите-сидите, – вождь также присаживается напротив Фёдорова, – вот вы тут заговорили о станковом пулемёте… ситуация с ним складывается нетерпимая, армия рискует остаться без него. Если вы в курсе дела, Владимир Григорьевич, то хотелось бы услышать ваше мнение, так сказать со стороны, удастся ли вашему ученику Дегтярёву довести пулемёт до ума? Девять лет уже прошло как Артиллерийское управление выдало техзадание на него, но до сих пор у военных много нареканий к нему.

– Трудный вопрос, но попытаюсь ответить, товарищ Сталин, – конструктор сосредоточенно крутит длинный седой ус, – мне случившееся напоминает "несчастную ружейную драму", когда российское военное ведомство очень долго пыталось перейти на казнозарядную винтовку. Это было связано со стремительным развитием техники, наша же "несчастная пулемётная драма", на мой взгляд имеет другие причины. Я хорошо помню как всё начиналось в 1930-м году. Вначале и военные, и производственники сошлись во мнении, что нужна лишь небольшая доработка ручного пулемёта. И те, и другие хотели сохранить совместимость обоих образцов. Но неожиданно в 1933 году, когда пулемёт уже был подан на испытание, в дело вмешался начальник вооружений РККА Тухачевский…

Глаза вождя потемнели.

– … Появились совершенно иные требования. Станковый пулемёт должен был быть вдвое легче "Максима", в отличии от него иметь воздушное охлаждение и, что самое главное, получить переключатель темпа стрельбы, причём в зенитном режиме он должен был вдвое выше. Всё бы ничего, но от нового пулемёта требовалось обеспечить такую же прицельную дальность и точность, как у того же "Максима".

"Ну последнее-то как раз понять можно, кому нужен новый пулемёт с параметрами, худшими, чем у старого"?

– А как же ШКАС? – качнул головой из стороны в сторону вождь, – Шпитальный же обеспечил скорострельность 1800 выстрелов в минуту.

– Односложно не ответить, товарищ Сталин.

– А я вас и не подгоняю, товарищ Фёдоров.

– Хорошо, – конструктор пьёт воду из стакана, налитого Олей, – главная трудность в обеспечении высокого темпа стрельбы в больших усилиях, прикладываемых к патрону на таких скоростях. Это ведёт к "распатрониванию" и обрыву гильзы в патроннике, особенно это характерно для патронов старого производства. В ШКАСе эта проблема решается за счёт применения специальных патронов, имеющих утолщённую гильзу и двойного обжима пули. Кроме того, он имеет довольно тяжёлый и объёмный механизм, зубчатый барабан, который подаёт патрон из ленты не рывком, а постепенным выдавливанием, я оставляю в стороне вопрос о разной дальности прицельной стрельбы, несколько сотен метров против 3-х километров. Ни тот, ни другой способ для станкового пехотного пулемёта неприемлем.

– Позвольте, Владимир Григорьевич, но ведь "распатронивание" в пулемёте Дегтярёва происходит и в "пехотном" режиме? – демонстрирую всем свою осведомлённость.

– А по-другому и быть не может, – поощрительно улыбается Фёдоров, – механизм-то у Дегтярёва работает с лентой также резко, даром что время такта увеличивается вдвое из-за более долгого отката затвора. К тому же на свой отпечаток на ход работ наложили трудности отладки лентопротяжного механизма и под холщовую, и под металлическую ленту. Он начал нормально работать только год назад, когда Шпагин отладил его в ДШК.

– Вы на заслуженном отдыхе, значит, товарищ Фёдоров, – невесело усмехнулся вождь, – всем бы так отдыхать… Вы уверены, что довести пулемёт в войсках не удастся?

– Уверен, товарищ Сталин, ГАУ в техзадании должно чем-то пожертвовать: темпом стрельбы определённо, но ещё либо весом, либо прицельной дальностью.

– Положите всё, что вы сейчас сказали, на бумагу, товарищ Фёдоров. Товарищ Чаганов, как можно быстрее соберите совещание по этому вопросу с Куликом и конструкторами Ковровского завода.

– Михаил Алексеевич, – расстроенный Лаврентьев, отвернувшись, смотрит в окно моего кремлёвского кабинета, – пожалуйста, поймите меня правильно, сейчас вы больше нужны в Москве, чем в Киеве.

– Вы не понимаете, Алексей Сергеевич, я уже обещал академику Граве, – опускает голову он, – Дмитрий Александрович тяжело болеет и сильно волнуется за судьбу своего института… – Всё прекрасно понимаю, – добавляю в голос металла, – но сейчас, во время уже начавшейся в Европе новой мировой войны, которая вскоре коснётся каждого из нас, никто не имеет право выбирать себе тематику и место работы…

"Совсем сник, не слишком ли я строго с ним"?

– … А если дело касается руководства институтом математики Академии наук УССР…

– Нет-нет, дело не в карьере, – встрепенулся Лаврентьев, – а в возможности самому определять направление научных исследований.

– Согласен, но вы, Михаил Алексеевич, придёте в уже сложившийся коллектив, возможно вам даже придётся столкнуться с сопротивлением старожилов, у которых могут быть свои научные интересы. Я же вам предлагаю самому подбирать людей. Пусть на первых порах это будет сравнительно небольшой отдел, но если работы пойдут успешно, то обещаю через год-два развернуть его в институт со штатом много большим, чем институт математики. Вы что даже не хотите узнать ничего о тематике, над которой будете работать? А она вам, я уверен, очень понравится.

– Хочу, конечно, – наконец улыбается он.

– Институт гидроаэродинамики, звучит? Это как раз то, над чем вы работали в ЦАГИ. Математические модели сверхзвуковых течений, струй, вихрей, динамической неустойчивости… взрывы.

"Ожил, глаза заблестели".

– Кумулятивный взрыв – это первоочередная задача, как только вы её решите, отдел будет развёрнут в институт, ему будет выделено просторное здание и самая передовая вычислительная техника. Дальше рассказывать?

– Рассказывать.

– Принимаю это как ваше принципиальное согласие. Вот взгляните на эти фотографии: на первой – стальная плита толщиной 20 сантиметров с тремя цилиндрами бризантного взрывчатого вещества тринитротолуола высотой 15 и диаметром 4 сантиметра весом около ста грамм. Первый и второй цилиндры стоят на плите, третий – поднят над ней на расстояние 6 сантиметров. Второй и третий цилиндры имеют конусообразные выемки в днище, первый таковой не имеет. Теперь взглянем на вторую фотографию, после взрыва: на ней вы можете видеть, что первый цилиндр оставил в плите едва заметную лунку, второй – лунку чуть большей глубины, а третий – сквозное отверстие.

– В общем-то я немного знаком с кумуляцией, – Лаврентьев внимательно рассматривает фото, – эффект увеличения бронебойного действия заряда при наличии выемки известен с прошлого века, но такое это огромное повышение пробивного действия – парадокс. Лишь простой подъём заряда над бронёй вызывает его? Очень странно…

– Не только это, Михаил Алексеевич. Основное различие в том, что в последнем случае была сделана металлическая облицовка выемки.

– Струя расплавленного металла?

– Наши инженеры тоже так думают, – киваю я, доставая ещё несколько снимков, – на этих рентгенограммах хорошо видно как из заряда вылетает расплавленный металл…

– Как вам удалось это, Алексей Сергеевич? Я вижу, вы даже схватили развитие процесса…

– Верно, эти четыре снимка сделаны с промежутком в две микросекунды.

– Поразительно! Можно взглянуть на это чудо техники?

– Работаем потихоньку, – скромно потупил взгляд я, – правда тычемся пока с кумулятивным зарядом наугад. Без теории, товарищ Лаврентьев, нам никуда… А рентгеновскую установку, конечно, покажем. Тем более что работать над этой темой с начальником рентгеновского отдела товарищем Цукерманом вам предстоит бок о бок.

"Ближняя дача" Сталина.

26 августа 1939 года, 20:00.

– Что?! – поперхнулся вином Киров, – независимые республики? Какой вздор! Западно-украинская народная республика! Западно-Белорусская народная республика! Откуда это всё?…

"Вечер перестаёт быть томным, – с опаской гляжу на выражение лиц Сталина и Молотова, – в кои-то веки собрались они вместе… отметить удачно заключённые пакт о ненападении и торгово-кредитное сообщение и тут я со своими дешифровками и… мыслями. Киров расстроился… хорошо хоть после Олиных инъекций стал чувствовать себя лучше, даже поправился вроде".

– … Сбывается мечта украинского и белорусского народов, – ожесточённо чеканит слова Мироныч, – жить составе своих республик в одном социалистическом государстве! Только так и никак иначе.

– Товарищ Сталин, разрешите мне объяснить?

"Хмурится, переглядывается с Молотовым. Сейчас скажет, чтобы я не лез не в своё дело"…

– Хорошо говорите, товарищ Чаганов, только покороче, – сквозь зубы цедит вождь.

– Спасибо, – зачастил я, не давая никому вставить слово, – почему независимые? Потому что, если мы включаем эти области в Союз, то сразу же возникает государственная граница между СССР и Германией…

– Ты что не понимаешь, – почти выкрикивает Молотов, – что мы так отодвигаем границу на 200 километров на запад?

– … Во-первых, мы и в случае с независимыми народными республиками отодвинем границу на запад, заключим с ними военный договор о взаимопомощи и введём войска на их территорию, точнее наши войска уже будут там в ходе Освободительного похода. Только теперь Германии для нападения на нас надо будет сперва напасть на народные республики, а мы в соответствии с международным правом будем лишь помогать жертве агрессии, выполняя двусторонний договор. Во-вторых, при включении территорий в состав СССР, нам и так придётся ограничить въезд и выезд оттуда, то есть, установить фактически границу, так как в одном государстве две экономические системы существовать не могут. Западным областям придётся пройти ещё длинный путь, чтобы быть достойными для принятия в Союз. Альтернативой будет немедленная советизация, раскулачивание, коллективизация и репрессирование антисоветского элемента.

– Вы вообще коммунист, Чаганов? – набычился Молотов, – вам Советы не нравятся? Вы так говорите, будто бы для вас освобождение рабочих и трудового крестьянства из-под гнёта помещиков и буржуазии, как кость в горле?

– Я – коммунист, который отвергает левацкие идеи мировой революции. Насильно облагодетельствовать невозможно. Сегодня они за СССР, рассматривая его как бесплатный магазин, а завтра, когда придёт время его защищать, скажут, что моя хата с краю…

Откуда этот цинизм, молодой человек? Вы, предлагая независимые республики, лишаете этого права большинство населения западной Украины и Белоруссии.

"Святая наивность".

– Сейчас этого знать никто не может, – вздыхаю я, – но мне не видно, почему эти люди должны отличаться от "зелёных" гражданской войны на Украине, тот же народ, те же условия. Если говорить коротко, то история учит, что любая попытка массовой мобилизации местного населения в армию, приведёт к массовому же дезертирству и организации банд. На мой взгляд значительно лучше использовать местных на строительстве и ремонте дорог, казарм, военных укреплений всё это при хорошей оплате их труда. Коллективизацию тоже не проводить, реквизированные помещичьи земли безвозмездно отдать малоземельным крестьянам в единоличное пользование…

– А какие деньги будут ходить в ваших народных республиках? – подаёт голос Сталин.

– Рубли, конечно, без права эмиссии.

– А милиция, прокуратура, суд будут из местных? – тут же летит следующий вопрос.

– Из местных, но их власть будет распространяться лишь на местное население… Неплохо было бы ввести в состав правоохранительных органов наших сотрудников госбезопасности.

– Военные будут против, – Молотов тянется за папиросой, они не захотят каждый свой шаг согласовывать с местными властями.

– Зато в НКИДе будут довольны, – парирую я, – больше простора для переговоров.

– Мы здесь не в остроумии состязаемся, Алексей, – строго замечает Киров, – как я понял из твоей сбивчивой речи, ты опасаешься трёх вещей: образования общей границы с Германией и появления возможности её внезапного нападения на СССР; сопротивления, в том числе вооружённого, населения западных областей мобилизации в Красную Армию; расползания деклассированного элемента по стране и его тлетворного влияния на умы советских людей…

"Примерно так".

– … И всё это ты собираешься лечить объявлением западных областей независимыми государствами? Давай рассудим, если, как ты сказал, Красная Армия будет уже находится на границах этих республиках, то она сразу же попадает под удар германцев, а неподавленные антисоветские элементы при этом ударят ей в спину. Есть что возразить?

– Есть, Сергей Миронович. Быстрая, так как времени до большой войны остаётся немного, советизация, коллективизация, призыв в армию и экспроприация собственности приведут к тому, что на смену немногочисленной прослойке эксплуататорских классов придут широкие массы населения. Рост их недовольства и открытое противодействие властям вынудит нас перебросить в западные области множество частей внутренних войск и пограничников. Насколько я понимаю, в западных областях нам предстоит полностью перешить железнодорожную колею под нашу ширину, построить казармы, укрепрайоны, другие военные объекты. Кто уже посчитал в какие расходы нам выльются эти планы, какие людские ресурсы потребуются? А тут ещё враждебное население вокруг. Если же мы до войны не будем переводить жизнь местного населения на социалистические рельсы, к которой оно явно не готово, появится возможность широко привлекать его к строительству, а не завозить рабочую силу для него с Востока, которую надо в добавок снабжать и обустраивать. Прошу понять меня правильно, я не считаю, что провозглашение независимых народных республик единственное возможное решение, но я не считаю таковым и безусловное принятие их в состав Союза. Такое решение надо принимать после оценки планов, наших возможностей и требуемого на исполнение времени.

– Ну, как? – услышав, как хлопнула дверь, в прихожую влетает Оля.

– Послали… в пешее эротическое путешествие.

– А кто ещё был? – грустнеет супруга.

– Киров и Молотов… Ничего, я не жалею, что всё им выложил, – стараюсь выглядеть бодрячком, – чтоб жизнь мёдом не казалась. Головокружение у них от успехов, понимаешь. Я пошёл в подвал, гирю покидаю. Ты со мной? Там сейчас никого.

– Нет, я здесь, йогой займусь.

Москва, Кремль.

30 августа 1939 года, 14:00.

"Хозяин к себе зовёт, – на крыльях лечу в его приёмную, – простил"!

Поскрёбышев, увидев меня, едва заметно кивает в сторону двери, мол, заходи.

"Будённый, Берзин, Голованов, Кулик и комкор Матвей Захаров, бывший начальник оперативного отдела Генштаба, недавно назначенный командующим Ленинградского военного округа в качестве стажировки в войсках, – бросаю быстрый взгляд на разложенные на длинном столе карты и аэрофотоснимки, – докладывает план Финской компании? А где Шапошников? Не похоже на заседание Главного Военного Совета".

– Товарищ Чаганов, – вождь поднимает голову, его трубка указывает на меня, – здесь у нас возник вопрос, нельзя ли увеличить изображения, которое дают ваши тепловые камеры? Те, что имеются сейчас не дают ясной картины.

– Можно, товарищ Сталин, и довольно легко, но надо принимать во внимание, что для того чтобы охватить ту же территорию за то же время, надо будет увеличить число самолётов-разведчиков.

– Сколько времени вам потребуется на это?

– Перестроить уже установленные на четырёх имеющихся самолётах камеры, можно довольно быстро, за несколько часов. Кроме того, у нас сейчас в производстве в НИИ-48 и на складах ещё восемь камер. При наличии самолётов, мы на заводе номер 289 сможем, с учётом времени производства, установить их месяца за два.

– Хорошо, товарищ Чаганов, считайте это крайним сроком. Товарищ Голованов, обеспечьте завод потребными самолётами.

– Разрешите мне вопрос к товарищу Чаганову, товарищ Сталин, – Захаров смахивает тыльной стороной ладони капельки пота со лба, – я слыхал, что полгода назад на Софринском полигоне была испытана самонаводящаяся на тепло бомба, скажите, Алексей Сергеевич, её можно применить по железобетонным укрытиям?

– Безусловно можно, товарищ Захаров, только мы до сих пор испытывали "Кеглю" на макете трёх палуб тяжёлого крейсера, а это примерно 20, 20 и 25 миллиметров брони. Нам удалось добиться успеха только на последнем испытании, когда вес бомбы был увеличен до тысячи килограмм, но какое пробитие будет у железобетона мы не знаем…

– Надо немедленно провести такие испытания, товарищ Чаганов, – вождь, поморщившись, стал покачиваться с пятки на носок и обратно.

– Будет исполнено, товарищ Сталин, но если мы собрались уничтожать долговременные огневые точки в боевой обстановке, то это будет посложнее чем бомбардировка корабля. Головка самонаведения в море наводится на наиболее горячую точку – дымовую трубу. Если и есть другие источники тепла, то все они находятся на борту, а вокруг дота таких точек может быть множество: горящее дерево неподалёку или костёр, ствол пушки ведущей огонь по укрытию. Нужно сделать так, чтобы нужный тепловой источник был значительно сильнее остальных. Кроме того, дот замаскирован, то есть, его трудно различить на фоне окружающей среды.

– А если термитную шашку попробовать? – глаза Будённого загорелись.

– Термитная шашка подойдёт, Семён Михайлович, у неё температура горения более двух с половиной тысяч градусов. Вопрос только, как её забросить на крышу дота?

– Разведгруппа? – подаёт голос Берзин.

– Подступы к доту должны хорошо охраняться, – морщится Захаров, – близко не подпустят.

– Тихоходом, навроде У-2, можно довольно точно её положить, – чешет затылок Голованов.

– А как лётчик дот сверху увидит, да ещё ночью? – сомневается Сталин.

"Вертолётом бы было неплохо, но неизвестно как пойдут его испытания".

– Да что тут мараковать, – машет рукой Кулик, – подтянуть батарею гаубиц Б-4 и дело с концом.

– Имеются данные, что противник закончил или заканчивает строительство дотов нового типа с толщиной стен до четырёх метров, такие могут быть и Б-4-ым не по зубам, товарищ Кулик.

– С одного снаряда, конечно, не получится, – улыбается он, – ну так с сотого или двухсотого выйдет, делов-то…

""Нарисуем, будем жить". За этот год наркомат боеприпасов не сдал ни одного 203-миллиметрового снаряда для гаубицы. Ванников, новый нарком боеприпасов, при вступлении в должность чёрной краски не пожалел: годовой план будет в лучшем случае выполнен на 50 процентов, это если удастся переломить к лучшему нынешнюю ситуацию. Это в среднем по всей номенклатуре, относительно неплохо обстоит дело со средним и малым калибром, с крупным – просто швах. Причем проблема не только в нехватке взрывчатке для снарядов, авиабомб и мин, но и в недостаточных мощностях для производства их корпусов. Ванников, кстати, предложил интересную вещь: сократить количество артиллерийских калибров. Например для миномётов – 50 и 107, оставить только 82 и 120. Надо будет попозже переговорить на эту тему с Куликом".

– Вы бросьте эти шапкозакидательские настроения, товарищ Кулик, – хмурится вождь, – лучше подумайте, как доставить туда эти боеприпасы. Будьте уверенны, финны обе железнодорожные ветки от Ленинграда на Выборг и на Какисальми, вам на блюдечке не преподнесут, нужен запас рельсов, шпал. Ремонтировать придётся пути.

– Мы планируем проработать этот вопрос с НКПС, товарищ Сталин, – Захаров берёт в руку указку, – призовём нужных специалистов. Есть предложения вот здесь, между ветками проложить узкоколейку.

– Скажите, товарищ Захаров, – вождь наклоняется на картой, – вот тут у вас отмечена береговая батарея Койвисто, она способна прикрывать огнём правый фланг финских укреплений.

– Способна, товарищ Сталин, только это не одна батарея, их много, они цепью тянутся по всему побережью Финского залива. Одной из задач операции является их нейтрализация.

– Хорошо, – Сталин отходит к своему столу и возвращается с коробкой папирос, – не буду прерывать, продолжайте свой доклад.

"А мне что делать? Никто вроде не гонит, послушаю и я".

– Операцию предстоит начать с ударов бомбардировочной под прикрытием истребительной авиации по финским аэродромам. Необходимо в течение трёх-четырёх дней полностью уничтожить самолёты противника. Для выполнения этой задачи планируется привлечения авиации Балтийского и Северного флотов, а также Ленинградского военного округа. За это время армейская группа (три корпусных управления, девять стрелковых дивизий, три танковых бригады), наступающая на Карельском перешейке, должна преодолеть предполье и выйти к основной линии укреплений противника. К этому моменту также должна быть решена задача по нейтрализации финских береговых батарей, которая будет возложена на авиацию и корабли Балтийского флота. Именно этой армейской группе при помощи танковых бригад и приданной артиллерии предстоит прорвать оборону противника. На мой взгляд, для развития успеха, разгрома отступающего противника и действия в тылах противостоящей группировки финнов, ей было бы хорошо придать мехкорпус нового строя, который так хорошо проявил себя в боях на реке Халхин-Гол. Стремительный рейд мехкорпуса по шоссе вдоль берега Финского залива, позволит в течении двух-трёх дней нашим войскам выйти к Ботническому заливу и поддержать высадку морского десанта на Аландские острова. Получив с кораблей горючее и боеприпасы, мехкорпус продолжит наступление на север вдоль прибрежной железной дороги до города Оулу на шведской границе…

"Амбициозные планы".

– …Севернее Ладоги, – указка Захарова заскользила по карте, – предлагается задействовать стрелковый корпус в составе трёх дивизий и лёгкотанковой бригады с задачей сковать боем противостоящую группировку противника, выйти на линию Сортавала – Йоенсуу и не дать ей возможность перебрасывать силы на юг в помощь отступающим войскам на Карельском перешейке. Ещё дальше на севере будет действовать другой стрелковый корпус в составе стрелковой и двух горно-стрелковых дивизий. Его задача – активными действиями сковать боем и не дать группировке противника в центральной Финляндии прийти на помощь гарнизону Оулу. И наконец на Крайнем севере будут наступать две стрелковые и одна горно-стрелковая дивизии. Задача – во взаимодействии с силами Северного флота захватить Петсамо, предотвратить возможную высадку западных союзников на Кольский полуостров и остановить возможное наступление из Норвегии. Таковы предварительные прикидки операции и примерный наряд сил. Необходимо также иметь в резерве три-четыре дивизии для ввода их в бой в случае надобности. Замечания, вопросы?

– Это означает, – вождь закатывает глаза к потолку, – что наша группировка будет составлять от 400 тысяч до полумиллиона человек, так?

– Так точно, товарищ Сталин, вторая сумма получается если считать с резервом, личным составом танковых бригад и мехкорпусом.

– Это же вдвое меньше, чем предлагает Генеральный штаб. Как вы можете это объяснить, товарищ Захаров?

– Я, товарищ Сталин, не знаком с деталями расчёта сил, сделанным Оперативным отделом, но предполагаю, что он учитывает с большим запасом те материальные и людские ресурсы, которые могут предоставить Финляндии страны Запада в случае медленного развития нашего наступления в лоб по всем направлениям. Это станет возможным если нам не удастся перекрыть границы Финляндии со Швецией и Норвегией и отсечь её от моря.

– А вы значит не допускаете такой возможности, товарищ Захаров? – скептически улыбается вождь.

– Такое развитие событий, товарищ Сталин, возможно если мы не выполним план операции, который нацелен на быструю изоляцию Финляндии и предотвращения поставок ей военной помощи со стороны её союзников. По моему мнению, наличная дорожная сеть Финляндии не позволяет развернуть с нашей стороны большего количества войск, дополнительные части не смогут принять участие в сражении и будут просто стоять в затылок к войскам первого эшелона, не имея возможности вступить в бой.

– А что скажет нарком обороны? – чиркает спичкой вождь.

– Мне вот что не понятно, товарищ Захаров, – прочищает горло Будённый, – мехкорпус этот ваш, он же до шведской границы по побережью почти тысячу вёрст пройти должен. Да на пути Хельсинки и Турку взять, это если не считать десятков других городков…

– Мы не планируем брать все эти города, товарищ маршал. Мехкорпус пройдёт их насквозь не останавливаясь. Из сообщений нашей разведки достоверно известно, что никаких серьёзных сил по пути следования мехкорпуса попросту нет, ну если не считать Хельсинки, который, повторяю, мехкорпус обойдёт стороной вдоль объездной железной дороги через станцию Пасила.

– Понимаю, – улыбается Будённый, – молодец, хитро придумано, так ты собираешься все грузы мехкорпуса по железке везти?

– Не только грузы, товарищ маршал, – польщённо кивает Захаров, – но и сами танки, машины, личный состав и артиллерию.

– Правильно, – Будённый победоносно оглядывается вокруг, – в голову поставить бронепоезд, как появляется противник танки с пехотой спешиваются, проходят вперёд и сбивают заслон.

– Железнодорожные артустановки надо включить в составы, – кивает Кулик, – они любой заслон в два счёта снесут.

"Стоп, положим спрыгнуть с платформы танки смогут, а как обратно грузиться"?

– Мы решили воспользоваться опытом Халхин-Гола, – продолжает Захаров, – там мехкорпус дважды грузился и разгружался в пути с широкой колеи на узкую и с узкой на грунт в чистом поле. Они там рампу съёмную сочинили. Сейчас мой штаб считает количество потребных вагонов для личного состава и платформ для техники, по грубым прикидкам мехкорпусу потребуется шесть воинских 35-и вагонных составов. Предполагаем, что основные трудности будут на побережье Финского залива, второй участок пути длиной до 700 километров идёт по малонаселённой территории и мехкорпус сможет преодолеть его быстро, в течение двух-трёх дней. Для захвата узловых станций и мостов по пути следования мехкорпуса предполагается выбрасывать десант морских пехотинцев тихоокеанского флота, которые отличились на Хасане и Халхинголе. Авиация будет поставлена задача обеспечить прикрытие составов с воздуха.

– Я хочу внести предложение, – все повернулись в сторону Голованова, – по поводу управления авиацией. Считаю, что нужно создать единое командование всех принимающих участие в операции авиационных частей. Только так мы сможем массировать её применение на тех участках, которые являются важнейшими в каждый момент на широком фронте. Смотрите, что мы имеем сейчас, каждая армейская группа имеет своего авианачальника и штаб, которые без всякого сомнения будут действовать в основном в интересах своих войск. То же самое будет происходить и у флотов…

– Что-то я не припомню такого на Халхин-Голе, – раздражённо перебивает его Кулик.

– … В Монголии такая разобщённость не была заметна потому, товарищ командарм первого ранга, – доброжелательно продолжает Голованов, – что армейская группа была всего одна и командующий фронтом своим приказом передал мне под управление всю наличную авиацию.

– Вы что же предлагаете ликвидировать в армиях должности начальников ВВС и их штабы?

– Не совсем так, товарищ маршал. Я предлагаю переподчинить их начальнику ВВС фронта.

– Тогда выходит, – вождь останавливается за спиной у Голованова, – что вы вводите ещё одну инстанцию для прохождения приказов сверху.

– Нет, товарищ Сталин. Давайте возьмём пример с авиаподдержкой мехкорпуса, это же фронтовая операция, правильно. Начальник ВВС фронта сейчас чтобы организовать её должен обратиться в штаб фронта, тот передаёт приказ в штаб армии, который в свою очередь передаёт его в штаб начальника ВВС армии. Эти две последние инстанции могут быть исключены, если приказ пойдёт напрямую из штаба ВВС фронта в штаб ВВС армии. И это в РККА, передать же такой приказ штаб ВВС флота будет, наверное, ещё труднее.

– Изложите ваши предложения на бумаге, товарищ Голованов, – быстро принимает решение вождь, – на следующем заседании Главного Военного Совета обсудим их.

– Разрешите, товарищи, мне задать вопрос? – пользуюсь возникшей паузой, – вот здесь говорилось о морском десанте на Аландские острова и снабжении мехкорпуса по морю. А что случится если зима будет морозной и ледяной покров Финского залива будет такой, что не справятся ледоколы? И даже шире можно спросить, Красная Армия будет готова воевать при температуре, скажем, минус тридцати градусов или даже сорока в условиях высоких сугробов и заносов дорог? Я говорю о зимнем обмундировании красноармейцев, топливе для транспорта, танков и самолётов, о проходимости транспортных средств и так далее.

– Кхм, – Захаров отвечает не сразу, – насчёт ледового покрова… Финский залив из-за низкой солёности воды, шесть частей на тысячу, замерзает каждый год примерно на три-четыре месяца. Полностью замерзает обычно к середине января. Я разговаривал с флотскими, они утверждают, что крепкий лёд, прохождение которого потребует ледоколов сопровождения, образуется где-то один раз в десять лет. Из всего сказанного следует, что наиболее выгодное время для проведения операции это конец ноября – начало января…

"Твою же мать, – вождь бросает быстрый взгляд в мою сторону, – не уверен теперь, что американцы успеют отгрузить машины для вытягивания капроновых нитей… по договору начало поставок февраль-март. Хорошо ещё, что неизбежное американское "моральное эмбарго" не коснётся установок термического крекинга, покупателем там выступает Мексика. Не знаю, успеем ли перезаключить договор с "Дюпон", хотя компания, конечно, будет не против сменить место поставки с Союза на свой "задний двор", но тогда и сборку, обучение персонала и техобслуживание накрывается медным тазом. Есть над чем подумать".

– … Что касается обмундирования и амуниции, то это вопрос к Генеральному штабу, к начальнику материально-планового отдела, думаю, его следует тоже пригласить на Главный Военный Совет.

"Тоже как и меня"?

"Давненько я не бывал в Подлипках… но сегодня мой путь лежит не туда, а на артиллерийский полигон бывшего завода номер 38 конструктора Курчевского, что находится по другую сторону железной дороги от аэродрома. Правда теперь он превращён в цех номер 6 артиллерийского завода номер 8, но полигон-то остался. Очень он удобен для испытаний разной нашей "пиротехники" типа мин, снарядов и бомб, так как на Софрино с самоделками ходу нет".

На проходной завода нас с Устиновым встречает директор завода. Технично отправляю наркома осматривать завод, а сам несусь к основной цели своего вояжа, изрытому воронками от взрывов большому полю, огороженному колючей проволокой, с несколькими длинными приземистыми сараями.

– Ну что получилось, Павел Владимирович? – по-сталински пропускаю приветствие, выскочив из автомобиля.

– Пришлось немного повозиться, Алексей Сергеевич, – вперёд из небольшой группы ожидающих выступил высоколобый худой брюнет лет сорока, – пока подобрали замедление инициирующих зарядов. То разнесёт наполнитель так, что детонации нет, то замедление маленькое – взрыв с кулачок. А вчера взрыв получился, примерно такой, как и было написано в вашей записке.

"Припоздал немного я с этой запиской. А кто знал, что оксид этилена уже производится в нашей стране? Совершенно случайно узнал из ответа Первухина, руководителя химического Спецкомитета, на вопрос Сталина о "зимнем" иприте, что все вопросы решены, оксид этилена больше не является узким местом. Припоздал, а с другой стороны как узнать, из газет? О том, что на Ольгинском химическом заводе производят, а в НИИ-42 под руководством доктора химических наук Зимакова разрабатывают боевые отравляющие вещества знает только узкий круг причастных. Короче, Первухин устроил мне встречу с секретным химиком, а тот, человек энергичный и увлекающийся, взялся собрать действующий макет нужного взрывного устройства. Заряд получился не то что простым простым, скажем, не очень сложным: бак с оксидом этилена и два тротиловых взрывателя. Первый, расположенный внутри бака, распыляет наполнитель, а второй, находящийся снаружи, через определённое время инициирует его детонацию. В общем, мне помог случай и теперь в арсенале Красной Армии скоро будет объёмно-детонирующий заряд".

– Показывайте, Павел Владимирович, – ускоряю шаг, чтобы поспеть за ним.

Спускаемся в бетонированную траншею, Зимаков передаёт мне бинокль и подгоняет своих сотрудников.

– Не надо, я хорошо вижу, – напрягаю зрение и вижу небольшую деревянную вышку, с железным баком наверху.

"Сколько до неё? Метров пятьсот", – на всякий случай открываю рот.

– Давайте ракету! – кричит он и в воздух с шипением взвивается яркая точка.

Вдруг вышка окутывается серым туманом, в следующее мгновение высокий серый купол вспухает над ней и через секунду громкий глухой удар бьет нам по ушам. Откуда-то сбоку в поле зрения появляется видавшая виды пожарная машина и, поднимая пыль, несётся к месту взрыва.

"Метров тридцать радиус – сплошное поражение, – безуспешно пытаюсь разглядеть в центре выжженного на земле чёрного пятна остатки вышки, – ни травы, ни кустика, одна ровная голая почва. Даже неглубокая канавка, пересекающая эпицентр куда-то пропала. Среднее поражение – метров шестьдесят, травка кое-где в низинах осталась, тушки грызунов кверху лапками. И это всё сделала стокилограммовая бомба. Какой-то противный сладковатый запах вокруг, скорей отсюда"…

– Поздравляю, товарищ Зимаков, – пожимаю руку химику, – полный успех. Получается, что ваша бомба уже сейчас имеет вдвое больший радиус поражения, чем такая же по весу фугасная. Понимаю, что будут сложности со взрывателем, подрывать то её необходимо на поверхностью земли, но это уже не ваша забота, вы со своей частью работы справились блестяще! Спасибо!

"Пора подключать к этому делу НИИ-6 наркомата боеприпасов, да и моих из лаборатории авиационных морских мин. Тормозной парашют у нас уже вполне отработан, контактный взрыватель можно взять штатный от фугасной бомбы, только поместить его на длинном штыре в носу… А санитарную машина-то чего здесь забыла… и Устинов с директором за ней. Неужели такой сильный бабах получился, что до них дошёл"?

Москва, Антипьевский переулок, д. 2,

Наркомат Обороны, кабинет Берзина.

30 августа 1939 года, 16:30.

– Садись, товарищ Мамсуров, – начальник Разведупра кладёт телефонную трубку на рычаг, – радуйся, пришло, кажется, твоё время. Есть задание для твоего отдела "А". Учти, теперь только от твоих действий будет зависеть, получат ли наши предложения зелёный свет у "Инстанции" или последних твоих ребят-диверсантов рассуют кого куда.

Ни один мускул не дрогнул на лице полковника.

– По всем данным, – продолжил Берзин, не дождавшись реакции на свои слова у подчинённого, – Польша не устоит против германцев долго. Драпанут скоро поляки отовсюду и в основном на юго-восток к границе с Румынией. Больше некуда им деваться, запад и север немцы закроют, восток – мы. Среди беглецов, как ты понимаешь, будет много интересных для нас персонажей, в первую очередь из польской разведки и генштаба. Само собой, это будет твой соперник начальник отделения "Восток" 2-го отдела генштаба майор Владимир Домбровский… Мамсуров едва заметно кивает.

– … Он – ключевая фигура, отловив его мы сможем одним ударом прихлопнуть всю польскую агентуру в СССР. Дальше идёт даже более важная фигура, начальник отделения "Запад" того же отдела майор Эдмунд Хорошкевич. Он в данный момент курирует польскую агентуру в Германии, Венгрии и бывшей Чехословакии. С другой стороны, Хорошкевич также направляет антисоветскую организацию "Прометей", которая имеет подразделения по всему миру, в Париже, Стамбуле, Токио и даже в Маньчжоу-Го. Целью этой организации является не только отрыв от СССР национальных республик, но также и расчленение самой РСФСР. Третья цель – неизвестные служащие Бюро Шифров, которое находится в Саксонском дворце в Варшаве в здании генерального штаба, но это неточно. Есть сведения, что Бюро переехало в секретное место в Кабатском лесу Варшавы. Я понимаю, Хаджи-Умар, что ты сейчас сидишь, и наверно думаешь: "Как я могу выполнить такое трудное со своим десятком подчинённых? Искать их в Польше с началом войны просто невозможно". Не волнуйся, не ты один будешь работать над этим. Наша закордонная разведка уже начала действовать по этим фигурантам, они будут следить за ними и сообщать по радио тебе. Твоей задачей будет силовое обеспечение операции. Место базирование твоей группы – район границы Польши и Румынии.

– Я могу взять с собой своих "испанцев"? – прерывает своё молчание полковник.

– Кого угодно, кто есть под рукой. Готовность – семь суток, – поднимается начальник Разведупра.

– И тех, кто служит сейчас в НКВД? – также встаёт Мамсуров.

– Пиши фамилии, – морщится Берзин, – попробую решить этот вопрос с Берией, но ничего не обещаю. Его люди будут работать по польскому золоту. Мы будем обмениваться сведениями с ИНО НКВД, но их боевики будут находиться по другую сторону границы, в Румынии. Ещё что-то? Я спешу на Лубянку.

– Да, прошу разрешения на расконсервацию нашей агентуры в Польше по железнодорожной линии…

– Ты что же хочешь их не по профилю задействовать? Запрещаю, диверсантов можно использовать только против воинских эшелонов, в случае открытого нападения противника на СССР.

– Я это понимаю, товарищ Берзин, – не сдаётся Мамсуров, – кто лучше их будет знать ситуацию на местах. Если их сориентировать по фигурантам…

– Хорошо, – нетерпеливо бросает начальник Разведупра, делая шаг к двери, – но только в Восточных областях и только для сбора сведений, никаких диверсий.

– И ещё одно, – полковник закрывает своим телом дверь кабинета, – мне бы в помощь Старинова с его "испанцами" и местных проводников из числа наших расформированных партизанских отрядов в Белоруссии и на Украине. А также приказ в армейские разведотделы западных округов на откомандирование в моё распоряжение всех бойцов и командиров бывших сапёрно-маскировочных взводов, их раньше готовили по нашей программе для действий на сопредельной территории… Кроме того, выделить комплекты польской военной формы и дать разрешении на использование наших баз и тайников с оружием и продуктами на территории Польши.

– "Дайте воды попить, а то так есть хочется, что переночевать негде", – рассмеялся Берзин, – ладно готовь приказ, я подпишу. Да пропусти ты меня, Хаджи, наконец, говорю же тебе, меня Берия ждёт.

– И спецсвязь, – Мамсуров открывает дверь перед начальником.

– Ничего не осталось, – через плечо бросает тот, – мой совет, обратись к Чаганову, ты же с ним знаком, думаю, что не откажет боевому товарищу…

Москва, Большой Кремлёвский дворец.

Зал заседаний Верховного Совета.

1 сентября 1939 года, 12:00.

Увидев Сталина, входящего в зал через дверь президиума вместе с председателем Верховного Совета Ворошиловым, депутаты вскакивают с мест. "Аж уши заложило, – пропускаю вперёд Президиум из одиннадцати заместителей, который быстро проходит вниз по ступенькам и занимает места за длинным столом над трибуной, – а нам куда"? Вождь кивает нам, своим заместителям, указывая на правую ложу, состоящую из нескольких коротких рядов на четыре места, ступеньками спускающихся вниз, а сам остаётся наверху у боковой двери.

"Чтобы иметь возможность незаметно выйти покурить".

– Докладчики садятся с краю, – сзади рвёт глотку Маленков, пытаясь перекричать гром аплодисментов.

Пропускаю Вознесенского, который, недовольно хмыкнув, садится рядом на внутренне место.

"Умеет поддержать, однако, Хозяин напряжение между мной и своим первым заместителем. Вносит так сказать, дух состязательности в нашу работу. Хотя, с другой стороны, кто из нас с Вознесенским внёс больший вклад в проект указа о трудовых резервах? Во-от, выходит просто поощряет меня за хорошую работу".

– Разрешите считать совместное заседание, – зычный голос Ворошилова, усиленный микрофонами, заставляет притихнуть зал, – палат внеочередной четвёртой сессии Верховного Совета СССР открытым. Слово имеет товарищ Зверев.

Нарком финансов, сидевший внизу, лёгкой походкой спешит к трибуне.

– Товарищи, на ваше рассмотрение предлагается проект закона о сельскохозяйственном налоге.

"Всё логично, как и раньше доход колхозников в виде трудодней налогом не облагается. Но теперь вводится прогрессивная шкала налогов на доходы от личного хозяйства от 5 до 13 процентов (раньше была твёрдая ставка вне зависимости от дохода). Правильно, отлыниваешь от коллективного труда, плати больше. Закон ставит колхозников в преимущественное положение по сравнению с единоличниками. Нарком финансов старается наполнить бюджет… Чёрт, на трибуну полезли выступающие, просто повторяющие положения докладчика. Любит народ покрасоваться на трибуне".

Председательствующий быстро пресекает словоблудие, указ принимается единогласно.

После короткого перерыва на трибуну поднимается Будённый.

– Ура-а, ура-а, ура-а, – звуковые волны накатываются на президиум.

В своей привычной манере, нажимая на "героические" слова и проглатывая обычные, маршал делает небольшой экскурс в историю.

– За последние десять лет… танков в Красной Армии стало больше в 43 раза… самолётов и артиллерии в 7… противотанковой и танковой артиллерии в 70 раз. На каждого бойца наша армия ныне имеет 13 механических лошадиных сил!

"Хорошо говорит, Семён Михайлович, умеет завести аудиторию… а если без механических лошадей и кратко, то: призывной возраст в СССР понижается на один год, для тех, кто имеет полное среднее образование, – на два. Это понятно, последним предстоит осваивать сложную военную технику, стать младшими командирами, на это надо больше времени. Соответственно срок действительной службы также увеличен на год, с двух до трёх лет. Что ещё из важного? В военное время для несения вспомогательной и специальной службы могут быть призваны женщины, имеющие медицинскую, ветеринарную и техническую подготовку. В школах вводится военное дело: с 5-го по 7-ой класс начальная военная подготовка, с 6-го по 10-й – допризывная. Будённый поддержал моё предложение, что в некоторых школах вместо военного – будет радио дело".

Депутаты прения по докладу наркома обороны решили не открывать и в открытую единогласно проголосовали за законопроект о всеобщей воинской обязанности.

"Правильно решили, что закон о трудовых резервах пойдёт в связке с законом о всеобщей воинской обязанности, – в большой перерыв через служебный вход, выхожу на воздух, – немного, правда, запоздали, надо было до первого июня принимать, чтобы первый выпуск двухгодичных Ремесленных и Железнодорожных училищ произошёл до начала войны. Хотя не критично, можно по ходу дела ужать программу обучения. Набор в них будет проводиться с 14–15 лет в городах. Именно им предстоит в военные годы стать "младшими командирами" на заводах, шахтах и не транспорте. Учащиеся школ Фабрично-Заводского Обучения" со сроком обучения в полгода станут набирать и в городе, и в деревне, будут "солдатами" на производстве. Получается, что к началу войны встанет в строй целая рабочая армия численностью два миллиона человек"!

– Алексей, – слышу сзади задыхающийся голос Власика, – не угнаться за тобой, Хозяин зовёт.

В небольшой комнате отдыха у выхода в президиум зала заседаний немноголюдно, вождя обступают Киров, Ворошилов, Вознесенский и Андреев.

– Товарищ Чаганов, – мне в грудь направлен мундштук сталинской трубки, – передайте ваше выступление по закону о трудовых резервах товарищу Вознесенскому…

"Переиграл значит меня первый заместитель председателя"? – вижу довольный блеск в глазах последнего.

– … Вам, товарищ Чаганов, поручается выступить с докладом "О переходе на восьмичасовой рабочий день и семидневную рабочую неделю"…

"А почему бы самому Вознесенскому не выступить с ним? Не захотел чтобы завтра его фото в "Известиях" появилось над текстом "антинародного" закона… Высоко сидит, далеко глядит. Пусть, главное – то, что многострадальный законопроект, который был готов ещё в прошлом году, а его утверждение предполагалось сначала первого января этого года, затем первого июня… будет наконец принят первого сентября, намного раньше, чем в моей истории".

– Вы свободны, товарищи, – Сталин показывает нам с Вознесенским на дверь, – выступать будете после товарища Молотова.

– Товарищи депутаты, – лишь через пять минут после своего выхода на трибуну смог начать своё выступление Молотов, – многие из вас, конечно, помнят пророческое выступление товарища Сталина на восемнадцатом съезде ВКП(б), в котором он разоблачил происки поджигателей войны, в первую очередь Англии и Франции, стремившихся столкнуть лбами Германию и Советский Союз. Надо признать, что и с нашей стороны были некоторые близорукие люди, которые, увлёкшись упрощённой антифашистской агитацией, не замечали этой провокаторской работы наших врагов. Товарищ Сталин, учитывая это обстоятельство, ещё тогда поставил вопрос о возможности других, невраждебных отношений между Германией и СССР. Теперь видим, что Германия в общем правильно поняли заявление товарища Сталина, и сделала из него практические выводы.

Ловивший каждое слово зал взрывается смехом.

– Заключение советско-германского договора о ненападении, – в голосе Молотова послышался металл, – свидетельствует о том, что историческое предвидение товарища Сталина блестяще оправдалось!

"Неужели и его Сталин заставляет петь себе дифирамбы? Зачем это ему? Не такие у Молотова с вождём отношения. Может быть, я чего-то не понимаю и на современном этапе это осознанная политика всего высшего руководства? Возможно, что после революции в отсталой стране с полуграмотным, в основном сельским населением марксистское учение о роли личности в истории вступило в противоречие с устоявшейся в головах людей за сотни лет представлением о царе, как главе всего народа. Похоже, что это противоречие потребовало от большевиков другого подхода, опирающегося на народную традицию, идею вождя – отца народов, всезнающего и всевидящего, во имя которого можно жить и трудиться. Отсюда и идут все эти восхваления и овации… Что ж, вполне себе рабочая идеологическая схема, консолидирующая и мобилизующая народ, особенно эффективная в период тяжёлых испытаний. Пришло время и мне включаться, чтобы не прослыть белой вороной".

– Ты куда сейчас, Алексей? – на выходе из Большого Кремлёвского дворца сбоку пристраивается Малышев, – остаёшься в Кремле, ну тогда нам по пути. Слушай, ну ты и выдал в конце, голос такой как у диктора Левитана, у меня аж мурашки по коже побежали…

– В смысле?

– Ну когда: "Наше правительство не посягает на революционные завоевания советского народа. Некоторое увеличение продолжительности труда на предприятиях будет сполна оплачено, таким образом доходы рабочего человека даже вырастут. Мы совершенно уверены, что наш народ поддержит нас, так как цель принимаемых в новом законе мер в укреплении обороноспособности советского государства. Ведь как неоднократно отмечал товарищ Сталин, "всё что создано советским народом – должно быть надёжно защищено"!".

"Блин, ну что на меня такое нашло? Брежнев, конечно, как и другие уличить меня в плагиате не смогут, а вот Сталин уж точно не упустит возможности проехаться по мне, мол, когда это я такое говорил"?

– Вот бы мне так, – с завистью вздыхает Малышев.

– Научишься, Вячеслав Александрович, это дело не хитрое… Постой, чувствую я, дело у тебя ко мне есть, так?

– Есть, Алексей Сергеевич, – хитро подмигивает он, – не знаю помнишь ли ты, то совещание в кабинете товарища Сталина в конце прошлого года, где мы обсуждали проект нового среднего танка?

– А это когда товарищ Сталин послал харьковчан домой дорабатывать проект…

– Именно, – Малышев было направился к лифту, заметив что я иду к лестнице, последовал за мной, – тогда ещё товарищ Будённый раскритиковал конструкторов, что башня тесная, а командир танка перегружен обязанностями…

– Что-то припоминаю.

– Вот, – мой попутчик переводит дух после третьего пролёта, – башню-то Кошкин с Морозовым сделали трёхместной, увеличив её погон до 1600 миллиметров, но это в чертежах…

– Постой, что за погон? – сбавляю скорость, чтобы совсем не загнать заместителя Предсовнаркома.

– Если по-простому, то это два стальных кольца, – охотно поясняет Малышев, – верхнее кольцо закреплено на башне, нижнее – на бронекорпусе, между ними шарики, чтобы уменьшить трение, возникающее при повороте башни, понял?

– Понял, и в чём проблема?

– В станках. Чтобы точить погоны нужны специальные станки – карусельные, причём такие, которые способны обрабатывать крупные детали. Дело в том, что станки харьковского завода не могут обрабатывать погоны 1600 миллиметров.

– А купить нельзя? – первое, что приходит на ум.

– Купить можно в Америке или Германии, – вздыхает Малышев, – но это не так просто, и тут ещё надо учитывать, что от заказа до получения такого станка может пройти несколько лет.

– А я-то, Вячеслав Александрович, чем могу помочь?

– На "Красном путиловце", Алексей Сергеевич, есть нужные станки.

– Отлично, дайте указание Зальцману, – непонимающе трясу головой.

– Карусельные станки находятся в башенной мастерской…

"Теперь начинаю понимать, – перед глазами возникло высокое здание красного кирпича с большим витражом над воротами, – "Красный путиловец" – это не завод, это комбинат. Там есть не только танковое производство, но металлургическое и много других. Там производят турбины, артиллерийские системы, паровозы, вагоны, двигатели, краны… проще перечислить чего там не делают. Соответственно и командуют на нём сразу несколько наркоматов, из них два моих – вооружения и судостроительной промышленности, последний как раз и управляет башенной мастерской, где с дореволюционных времён производят артиллерийский башни для флота".

– А вот когда ты говоришь, что не харьковчане не могут обрабатывать большие погоны, это что значит, станки плохие или станочники?

– И то, и другое, – морщится Малышев, – на "Красном путиловце" станки прецизионные немецкие и вдобавок новые. Куплены они в Германии в 1932 году для производственной программы по выпуску танка Т-28, а в Харькове на 183-ем заводе станки вроде бы тоже новые, отечественные, но менее точные. Для вагонных колёс, что на них точили, погрешность в плюс-минус миллиметр-другой терпима, а для погонов, то есть по сути больших подшипников качения, уже брак. Чем больше диаметр погона, тем выше процент брака. Ну и квалификация у путиловцев, конечно, также повыше будет…

– М-да, дела… ну хорошо, я попробую поговорить с Тевосяном чтобы он давал твоим заказам "зелёный свет", но уверен, что одна мастерская с этим справится?

– Не справится, Алексей Сергеевич, это точно. Вопрос этот всё равно надо как-то решать, либо покупкой зарубежных станков, либо улучшением характеристик отечественных. Но хотя бы на первых порах запуска танка в серию…

– Сказал же, Вячеслав Александрович, попытаюсь, завтра я с ним встречаюсь, пойдём скорее, а то, может быть, нас хозяин уже с собаками ищет. Послушай, а чего бы тебе кооперацию не замутить? Башню пусть делает Ленинград, пушку Горький, чего-то там в Сталинграде, а в Харькове движок и ходовую, окончательная сборка, ну а на Урале организуй завод-дублёр. В любом случае, кооперация уменьшает издержки и повышает производительность труда.

– В теории ты, Алексей Сергеевич, прав, но только в теории, а на практике любой сбой в поставках приведёт к срыву выпуска продукции… Вот поэтому у нас каждый директор завода и стремится всё делать у себя, за исключением случаев, когда сам никаким образом не может чего-то сделать.

– Вот эту систему и надо ломать. Каждый директор у себя на заводе создаёт избыточные мощности, а это приводит к простою оборудования…

– А планы, – не сдаётся Малышев, – они же каждый квартал меняются и всегда в одну сторону – к увеличению.

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

7 сентября 1939 года, 14:30.

– Как проходит подготовка к операции "Заяц"? – вождь подходит к окну и потянув за верёвку выше поднимает тяжёлую штору, – товарищ Берзин…

– По плану, товарищ Сталин. Полковником Мамсуровым сформированы две диверсионно-разведывательные группы для действий в тылу польской армии: одна – в районе Брест-Литовска на востоке Польши, другая – в окрестностях города Стрый, это почти на границе с Румынией. Состав групп – по пять человек. Они составляют командный костяк боевых отрядов численностью 20–30 бойцов, которые будут сформированы на месте из бывших партизан. Группы находятся уже на Центральном аэродроме в готовности к погрузке на самолёты…

– Заходите, Алексей Алексеевич, – Сталин поворачивается к появившемуся в дверях Игнатьеву, – что у вас?

– Расшифровка радиограммы, только что получена. Из английского посольства в Бухаресте в Лондон, отправитель военный атташе…

– Что в ней?

– Сообщается, товарищ Сталин, что началась эвакуация польского генерального штаба из Варшавы, пункт назначения Брест-Литовск. Кроме того, 5 сентября из столицы в направлении на юг вышла большая колонна, состоящая из грузовиков и автобусов. Атташе докладывает, что из Банка Польши, откуда начала свой путь колонна, вывозится золотой запас и иностранная валюта…

– Похоже, что события развиваются быстрее, чем мы ожидали, – вождь, поморщившись, вождь начинает медленно покачиваться с пятки на носок и обратно, – продолжайте, товарищ Игнатьев.

– … он также, ссылаясь на источник в окружении маршала Рыдз-Смиглы, полагает, что в случае необходимости польское золото может быть переправлено в Румынию и дальше по морю во Францию, либо Великобританию. Далее атташе отмечает, что, по его мнению, сделать это будет непросто, так как в Чёрном море появились германские подлодки, которые были переброшены либо из Австрии по Дунаю, либо через проливы из Средиземного моря.

– Это на самом деле так, товарищ Берзин? – взгляд Сталина впивается в начальника Разведупра.

– По линии моего морского атташата такого сообщения не было, – твёрдо отвечает Берзин, на секунду задумавшись, – но может быть оно проходило по линии разведуправления Главного Морского Штаба.

– Никаких немецких подлодок в Чёрном море нет, это моя резидентура в Румынии распускает такие слухи, – делает эффектную паузу Берия, наслаждаясь растерянным видом Берзина, – мои люди уже почти три недели готовят операцию в Констанци по захвату польского золота на случай, если его повезут через Румынию по морю.

– Откуда вам три недели назад было известно, что поляки повезут свой золотой запас через Румынию, товарищ Берия? – вождь тянется к коробке с папиросами, – тогда ещё не было известно начнётся ли в этом году война между Германией и Польшей, а если и начнётся, то как будет проходить.

– Этого я, конечно, наверняка не знал, товарищ Сталин, – довольно улыбается нарком, – но изо всех своих соседей Польша больше всего доверяет Румынии, король Кароль Второй пытается угодить и Англии, и Франции, и Германии и нам, в отличие от Венгрии, выполняющей все прихоти Гитлера.

– А какой смысл в распускании всех этих слухов? – трясёт головой начальник Разведупра, – чтобы Англия прислала в Констанцу за золотом вместо гражданского судна военный корабль?

– Румыния не позволит войти в свои воды кораблю Англии или Франции из-за войны между ними и Германией, – щёлкает спичкой вождь, раскуривая трубку, – кроме того турки, придерживаясь конвенции Монтрё, не разрешат проход через проливы кораблям воюющих держав.

– Поэтому забрать польское золото из Констанци, – кивает Берия, – сможет только гражданское судно.

– Пусть так, – кривится Берзин, – вы что предлагаете по-пиратски захватить английское гражданское судно?

– Зачем по-пиратски, – смеётся нарком, – мы вообще не будем никого захватывать… команда судна сама приведёт его в Севастополь.

– Товарищ Берия планирует заменить в порту английскую команду судна на свою, – пыхнул табачным дымом вождь, – напугать старую подводными лодками и подставить капитану своих людей.

– Хорошо, – набычился начальник Разведупра, – а что делать с капитаном, первым помощником, другими англичанами? Они-то не испугаются и никуда не разбегутся. Что сказать немцам? Что судно потопила их подводная лодка?

– Запереть в трюме, – отстранённо, как бы рассуждая вслух, замечает Игнатьев, – после выгрузки золота у нас в порту судно и оставшийся экипаж следует отпустить. Золото принадлежит Польше, Британия к нему никакого отношения не имеет. В полном соответствии с обычаями войны, мы можем рассматривать золотой запас, не существующего более государства, как военный трофей.

– Во-первых, вооружённый захват их судна англичане расценят как пиратство, – не сдаётся Берзин, – а во-вторых, немцы потребуют свою долю в польском наследстве. Мы, таким образом, поссоримся и с теми, и с другими…

– Великобритания не сможет обвинить в пиратстве нас, товарищ Берзин, – вождь поднятием руки заставляет всех замолчать, – необходимо, чтобы захватчики английского парохода были иностранцами. Товарищ Берзин, скажите, среди ваших "испанцев" есть моряки? Желательно поляки. Очень хорошо, в ответ на это обращение английской стороны наши компетентные органы смогут начать расследование происшествия… А что касается германцев, то их требование своей доли в польском золоте будет нам даже на руку. Это станет нашим главным козырем на торговых переговорах с ними. Германия сейчас отчаянно нуждается в валюте, а польское золото станет ключом, который поможет открыть все её запертые двери. Мы получим доступ к их новейшему промышленному оборудованию, вооружению и технологиям. Приступайте к выполнению плана немедля, руководителем операции будет товарищ Берия.

Москва, ст. Лихоборы,

Лихачёвское шоссе, НИИ-3.

7 сентября 1939 года, 15:00.

Миновав высокие дощатые ворота с нарисованной на них краской звездой, мой ЗИС мягко зашуршал по дорожке мимо недостроенного здания с колоннами к длинному, серого кирпича, двухэтажному зданию Реактивного института.

– Добро пожаловать, товарищ Чаганов, – у входа нас встречает высокий подтянутый директор в строгом костюме, – товарищ Ванников, как вы и приказывали, я собрал красном уголке начальников отделов и заведующих лабораториями.

– Товарищи, я вот что предлагаю, давайте эту встречу отложим на час, а пока втроём поговорим о других вопросах.

– В таком случае, прошу в мой кабинет, – Слонимер машет рукой в сторону узкой деревянной лестницы, с покрытыми зелёной ковровой дорожкой ступеньками и шепчет стоящему неподалёку помощнику, – передайте, чтобы ожидали моего звонка у себя в отделах.

– Товарищи, – обвожу строгим взглядом сидящих напротив меня, – в связи со сложной международной обстановкой, опасностью, что начавшаяся в Европе война вскоре непосредственно затронет и нашу страну, правительство приняло решение об ускорении и расширении научных и опытно-конструкторских работ в областях, связанных с укреплением обороны государства. Сделать это необходимо за счёт, в первую очередь, внутренних резервов институтов и конструкторских бюро. Скажу прямо, задачу эту надо решать имеющимися кадрами, на наличном оборудовании, при текущем финансировании…

"Поскучнели лица моих слушателей".

– … Чтобы справиться с ней, придётся провести ревизию всех работ института, – подхожу к школьной доске, мода на которые, с моей лёгкой руки, быстро распространилась у ответственных работников Спецкомитета и за его пределами, и беру в руки мел, – в соответствии с вашей, Борис Михайлович, докладной запиской в Ракетном институте на данный момент имеется пять отделов, не считая лабораторий…

Рисую на доске пять прямоугольников в ряд.

– … Итак, отдел Победоносцева, около 30 инженеров и техников, занимается реактивными двигателями и снарядами на твёрдом топливе, которым служит баллиститный порох. Изучение свойств баллиститов ведёт отдел Александрова, самый малочисленный в нём всего 10 работников. Двигателями на жидком топливе занимается отдел Душкина в нём около 30 человек. Следующий отдел Щетинкова, проектирует ракетопланы на жидком топливе, в его составе 20 инженеров и техников. И наконец последний, самый большой, отдел Люльки который занимается воздушно-реактивными двигателями…

– Он территориально находится в Ленинграде на заводе "Красный путиловец", – вставляет Слонимер, – поэтому к нам относится только формально.

– Да я знаю, я вчера говорил по телефону с Архипом Михайловичем. Сейчас рассматривается вопрос о переводе его отдела в Москву.

– Но у нас совершенно нет для него помещений и производственной базы, – насторожился директор.

– Отдел будет преобразован в конструкторское бюро при Тушинском авиамоторном заводе и возвращён в наркомат авиационной промышленности, – перечёркиваю последний квадрат, – его объединение с Реактивным институтом признано нецелесообразным. Теперь поговорим об изменении планов самого НИИ-3. Во-первых, закрывается тематика, связанная с проектированием ракетопланов, она также уходит к авиаторам. Значительно расширяются планы по твердотопливным двигателям. Коллективом Спецкомитета под руководством профессора Кнунянца создано принципиально новое твёрдое топливо, которое, я надеюсь, скоро заменит шашки баллиститного пороха в реактивных снарядах, созданных в вашем институте. Энергетические характеристики этого топлива значительно превосходят баллистит, в производстве оно не требует длительной сушки, не гигроскопично, сохраняет отличные механические свойства в широеом диапазоне температур от минус 50 градусов до плюс 125. Это, по сути, один из видов синтетического каучука, который в расплавленном состоянии может заливаться в снаряд любого калибра полностью занимая весь предназначенный ему объём, что выгодно его отличает от существующего снаряда с набором баллиститных шашек.

– То, что РСы получат запасное топливо, это, конечно, хорошо, – осторожно замечает Ванников, – только меня опаска берёт справится ли с его выпуском наркомат боеприпасов. Только б хуже не стало, знаете как бывает: погнались за журавлём в небе, выпустили синицу из рук.

– Действительно, такая опасность существует, – согласно киваю я, – тут успокаивает одно, что сырьё и мощности для производства нового типа топлива и баллиститов разное. План по порохам никто снижать не собирается, поэтому в худшем случае если не освоим новое топливо, то останемся со старым. Ракетный же институт должен подготовить и снаряды и пусковые установки к работе с любым из этих двух типов топлива.

– Проходите, товарищ Люлька, – пожимаю руку высоколобому худощавому брюнету лет тридцати, с интересом разглядывающему мой кремлёвский кабинет, – присаживайтесь. Вы что-то пытались мне рассказать о вашей работе, но я предпочитаю серьёзные вопросы по телефону не обсуждать.

– Спасибо, товарищ Чаганов, что пригласили меня, – проводит рукой по своим волнистым волосам он, – не знаю с чего начать.

– Начните с вашей работы на "Красном путиловце", почему со своим коллективом хотите уйти оттуда? Не торопитесь, рассказывайте всё обстоятельно.

– Обстоятельно. Коллектив наш сборный, одна половина из Харькова, другая – из Ленинграда. Обе два года работали на "Красном путиловце" над паротурбинной установкой ПТ-1 мощностью 3000 лошадиных сил для самолётов, теоретически начала прорабатываться ПТ-2 удвоенной мощности. В начале этого года ПТ-1 прошла 50-часовые испытания в ЦАГИ…

– Как вы сказали, установка паротурбинная? Я считал, что вы испытываете воздушно-реактивный двигатель.

"Точно помню, что Хруничев говорил о ВРД… Неужели он перепутал"?

– Именно паротурбинный, товарищ Чаганов. Так вот, на основе экспериментов и исследований стало понятно, что ввиду габаритов паротурбинного двигателя, в частности из-за невозможности разместить на борту эффективные конденсаторы, и его сравнительно низкого кпд, использование двигателя в авиации не имеет перспектив. В это же самое время в начале года постановлением правительства на "Красном путиловце" произошла реорганизация: был прекращён выпуск тракторов, расширено производство тяжёлых танков главного конструктора Котина, цеха переоборудованы под выпуск авиационных дизелей главного конструктора Яковлева. Наше большое КБ расформировали, часть людей ушло в ЦИАМ, часть – в новое КБ по морским турбинам. Со мной остались лишь небольшой коллектив энтузиастов воздушно-реактивных двигателей. Мне удалось через наркомат оформить их в НИИ-3, при этом мы лишились почти всей опытно-экспериментальной базы на заводе и нас разместили в филиале в Лесном. К настоящему моменту отдел работает над чертежами опытной установки…

"Вот это да, а я, грешным делом, считал, что мы скоро полетим".

– Архип Михайлович, – опускаю взгляд, пытаясь скрыть от собеседника своё раздражение, – хоть какой-то толк от разработки паротурбинной установки вышел?

– Конечно, товарищ Чаганов, – разгорячился конструктор, – большой толк. Конденсаторы для ПТ-2 почти без переделки пошли как радиаторы дизелей танка КВ, основные идеи конструкции компрессора сейчас используем для ВРД и турбонаддува авиамоторов, но главное люди, проектировавшие ПТ-1 и 2 выросли в техническом плане. Помню, сколько труда нам стоили термодинамические расчёты, две бригады вычислителей трудились от рассвета до заката. А в конце прошлого года получили из ЛФТИ вычислительную машину, наш сотрудник Лозино-Лозинский составил программу для тепловых расчётов и расчётчики нам стали больше не нужны, всю их работу выполняет РВМ, причём без ошибок и во много раз быстрее…

"Развернулся, однако, академик Иоффе с "цифровизацией" научного труда".

– … Конечно, когда мы в начале года начали работу над ВРД многое нам было вновь, но если сравнивать со сложной схемой паротурбинной установки, воздушно-реактивная – довольно проста: компрессор – камера сгорания – газовая турбина – реактивное сопло. Рабочим телом служит набегающий в компрессор поток воздуха и керосин, сжигаемый в камере сгорания. Поднялись правда максимальные температуры внутри установки, особенно на лопатках турбины, но теперь институт авиационных материалов решил вопрос с жаропрочными сталями…

"И вновь избранный академик Сидорин не подвёл".

– … Мы твёрдо определились с конструкцией двигателя, выбрали многоступенчатый осевой компрессор, хотя в авиации сейчас применяются только центробежные. Именно сможет обеспечить нужную производительность, степень сжатия и высокий КПД, но, главное, вписывается в сигарообразную форму двигателя, необходимую для скоростных самолётов. Проверили наши решения, испытали основные части установки на уменьшенных моделях, отработали способ изготовления лопаток с переменным профилем на обычном токарном станке… Я, наверное, товарищ Чаганов, много лишних деталей привожу?

– Нет-нет, мне очень интересно, но давайте, Архип Михайлович, сконцентрируемся больше на трудностях, с которыми вам приходится сталкиваться. Скажите, в чём бы я мог помочь вам в работе?

– Шарикоподшипники, – не задумываясь отвечает Люлька, – мы намучились с ними, когда отлаживали паровую турбину, из-за них и ресурс установки такой низкий и часто лопатки разрушаются. Просто наши стандартные подшипники качения не рассчитаны на большие нагрузки, поэтому и пришлось нам переходить на подшипники скольжения, а для них, сами понимаете, нужна высококачественная смазка, с которой у нас не всё благополучно…

"Подшипники, подшипники, подшипники… Щупальца шведской фирмы СКФ пущены по всему миру, два государственных подшипниковых завода в СССР тоже выросли оттуда. В 1937 году шведы закрыли своё представительство в Москве и наши ГПЗ ушли в свободное плаванье. А вот с немцами и англичанами шведы отношений не прервут, даже когда те начнут воевать друг с другом. Тоже самое касается и Америки… Слышал, что в войну в немецких самолётах, танках, автомобилях и пулемётах до 40 процентов подшипников было шведского производства, это не считая тех, что выпускались в самой Германии на заводах СКФ в Швайнфурте, принадлежащих семейству Валленбергов… Вот настоящая цель для нашей авиации. А если вывести из строя шведские и немецкие заводы, то война бы, по исчерпанию стратегических запасов, закончилась? Возможно, только сделать это будет непросто. Даже ковровые бомбардировки Швайнфурта американскими стратегами в 1943-44 годах смогли лишь сократить выпуск продукции на четверть. Выйти на их уровень нашей бомбардировочной авиации пока нереально, да и ПВО у Германии ого-го. Но шведов-то можно… после начала войны, особенно если летать на бомбёжку с территории Финляндии".

– Я так понимаю, Архип Михайлович, что вам для экспериментов нужны шведские подшипники? Хорошо, пишите марку. Если у вас всё получится, то будем организовывать производство у себя. Насчёт лопаток турбин: вытачивать десятки или сотни лопаток, а затем вручную доводить профиль по шаблону слесарем-лекальщиком, даже несмотря на огромную трудоёмкость и высокий процент брака, может быть и терпимо, но для массового производства такой способ не годится. Кажется, на Ижорском заводе у нас делают лопатки судовых турбин, вы с ними консультировались по этому вопросу?

– Консультировались, ничем помочь не могут, нет у них такого опыта, их лопатки для осевых компрессоров не подходят. Всё что нам удалось обнаружить в технической литературе по теме – это описание газо-турбокомпрессорной установки швейцарской компании "Браун-Бовери и Си", которая произвела её для американской химической компании "Маркус Гук"…

"Тесен мир… "Маркус Гук" – это же один из наших подрядчиков, наряду с "Стандарт Ойл", по производству полиэтилена в Мексике"!

– Попробую и в этом вам помочь, саму установку достать не обещаю, но чертежи попробую. Правительство придаёт вашей работе первостепенное значение и заинтересовано в её ускорении. Вы подумали над моим предложением, Архип Михайлович?

– Переехать в Москву? – вздыхает Люлька, – звучит заманчиво, но ведь вся экспериментальная и производственная база у нас в Ленинграде. Пока в Москве всё это получим время пройдёт. Нам бы на "Красный путиловец" вернуться?

– Ну как хотите, неволить не стану… А если сделать так, подчинить вам КБ, что занимается на заводе судовыми турбинами на заводе, его начальник станет вашим заместителем, вернём все помещения, что отобрал у вас Котин…

– Согласен, Алексей Сергеевич, – выпаливает конструктор.

"Не дослушал… а я собирался ещё штатных единиц подкинуть. Ну нет, так нет".

Конец второй части пятой книги.