Война. Часть 2

Глава 1

Бавария, Альпы,

Резиденция Гитлера "Орлиное Гнездо".

2 апреля 1939 года, 12:00.

Ева Браун, высокая белокурая девушка, со страхом приблизилась к краю обрыва, огороженному невысокой деревянной оградой и, сцепив руки на груди, беззвучно зашептала:

"Спасибо тебе, господи, за то, что ты сделал для меня. Сначала ты отослал в Дрезден эту змею Ангелу (сводная сестра Гитлера), которая, пользуясь своим положением полноправной хозяйки в Бергхофе, обворовывала брата. За то, что ты сохранил жизнь фюреру… моему возлюбленному, в этом ужасном взрыве".

Обращаясь к богу, Ева, впрочем, не была с ним до конца откровенна. На самом деле взрыв в Мюнхене и ранение Гитлера, всё это отвечало самым сокровенным её мечтаниям. Здесь в недавно построенном чайном домике, прилепившемся на вершине одноимённой горы, фюрер, наконец-то принадлежал только ей, а не тем красивым и знаменитым женщинам, что так и вьются с ним рядом на приёмах. Сколько слёз она пролила в одиночестве, в последнее время визиты фюрера в Мюнхен становились всё реже, и всё короче.

"А теперь он мой, – улыбается девушка, обводя взором великолепный вид на заснеженные вершины, – он, я и горы, не считая двух слуг. Все остальные внизу, там, куда ведёт, пробитая в скале, стометровая шахта лифта"!

– М-м-м, – стонет во сне фюрер, он полулежит в большом кресле на террасе, укрытый шерстяным пледом.

Ева заботливо поправляет сбившуюся набок подушку.

"Теперь всё изменится, – девушка ласково гладит бледную тонкую руку фюрера, – она займёт, наконец, достойное место рядом с ним, они поженятся… Тогда этот неотёсанный мужик Борман прекратит издеваться над ней, пряча от высоких гостей, заставляя безвылазно торчать в Мюнхене".

– Где Борман? – вдруг Гитлер открывает глаза, – позови его, срочно.

"Помяни дьявола, и он тут как тут"…

– Мой фюрер, – начинает рейхсляйтер, дождавшись когда "глупая гусыня" закроет за собой дверь кабинета, – вчера вечером из Парижа от высокопоставленного чиновника в правительстве Деладье я получил копию документа чрезвычайной важности. Это, конечно, не моё дело делать выводы, но я считаю, что Рейх находится в ужасной опасности…

– Мартин, давай без длинных вступлений, – морщится Гитлер.

– Конечно, мой фюрер, – послушно кивает Борман, вытирая носовым платком свой лоб с большими залысинами, – документ называется "План франко-германского сближения". Он ещё не подписан, но проходит последние согласования. С нашей стороны авторами являются крупнейшие промышленники Тиссен, Бош, Крупп и Флик, они заручились поддержкой генералитета и Дойче Банка. С французской – богатейшие люди Франции, представители, так называемых, "двухсот семейств". Проект детально проработан, предусматривает франко-германское сотрудничество во всём мире: на Балканах, в Испании, в Марокко, в Камеруне, Индии и Южной Америке, в общем всюду. Руководить этим процессом будет совместная комиссия, распоряжаясь фондом, превышающим вместе взятые бюджеты Франции и Германии. Уже составлены списки членов комиссии, начальников отделов и так далее. Сотрудничество предполагается не только экономическим, но и политическим и даже военным. Третий Рейх отказывается от поддержки Муссолини в его территориальных претензиях к Франции. Франция выступит вместе с нами против республиканцев в Испании.

– "Лягушатники" решили порвать с "томми", – едва слышно замечает Гитлер, – этого следовало ожидать, у них сейчас не лучшие времена… Мартин, ты сказал, что генералы поддерживают этот проект, откуда это известно?

– Я не совсем точно выразился, мой фюрер. Об этом плане мне стало известно только вчера вечером, просто сейчас уже ни для кого не секрет, что "денежные мешки" в недавней схватке за власть между генералами, Герингом и Гиммлером сделали ставку на генералов. Конечно, военные тоже не едины, товарищи по партии в Генеральном штабе сообщают, что в их среде есть две группировки: одна, в которой неформальным лидером является Канарис, ориентируется на англичан, другая, группирующаяся вокруг Кейтеля, резко против…

– Чего же они хотят? – Гитлер прикрывает глаза, щурясь от солнечного света.

– Непонятно, но теперь я думаю, что они за "французский вариант" с германским верховенством…

– Надо узнать об этом поточнее… Как ведёт себя Геринг?

– Он, как мне кажется, выжидает… – Борман делает паузу, в дверях появляется Ева с какой-то микстурой на подносе, и продолжает, когда та выходит из кабинета, – я думаю, что он с самого начала был в курсе подготовки этого плана. От него, как главы Рейхстага, зависит будет ли он принят.

– Будет торговаться, как на рынке…

– Полностью с вами согласен, мой фюрер!

– Что можешь сказать о Гиммлере? – Гитлер морщится от громкого голоса рейхсляйтера.

– Он точно ни к кому не примыкает, похоже, что СС, проиграв вермахту, оказалась в изоляции, он не частый гость в Берлине, предпочитает оставаться в Баварии, где у него осталось поддержка земляков…

– Понятно… похоже времени на лечение у меня не осталось совсем… Возможна ситуация, когда Рейхстаг не только утвердит "Соглашение", но и назначит нового канцлера… кого-нибудь из генералов попослушнее. Вот что, Мартин, надо срочно передать сведения о плане через наших людей из посольства в Лондоне в Форен Офис. Это позволит нам выиграть некоторое время. А самим готовиться к празднованию моего юбилея. Времени осталось чуть больше двух недель. Позвоните Гиммлеру и передайте ему, чтобы он срочно приехал в "Орлиное гнездо", пусть сделает это незаметно. Моё появление на собрании в Мюнхене должно быть для всех неожиданным, я выступлю с коротким обращением к нации… Не смотри на меня так, я справлюсь… доктор даст обезболивающих, первитина. Хотя… с другой стороны, надо будет заранее сделать магнитную запись моего выступления и включить её через громкоговоритель… это на всякий случай.

– Мой фюрер! – Гиммлер опускается на колено перед креслом, бережно подхватив слабую руку Гитлера своими двумя, – какое счастье, провидение не оставило Германию… Слёзы хлынули из глаз рейхсфюрера, он потянулся за платком чтобы протереть запотевшие стёкла очков.

– Генрих, надо усилить охрану здесь и в Бергхофе…

– Мой фюрер, уже сделано. Я распорядился дополнительно перебросить в окрестности из Судет две Айнзацкоманды группы "Дрезден", там несут службу лучшие из лучших, преданные из преданных.

– Почему из Судет? – Гитлер резко подался вперёд и скривился от боли, – они по плану уже должны быть в Праге.

– Нет приказа, мой фюрер, Вермахт топчется на месте… В генштабе окопались предатели.

– Как продвигается расследование? – Гитлер обессиленно откидывается назад.

– Следствие установило заказчиков и исполнителя взрыва. Наш агент, ведущий наблюдение за домом английского резидента в Голландии, сфотографировал входящего во двор человека, который в день покушения выехал из Германии. Им оказался столяр Иоган Георг Эльзер, позднее по фотографии его опознала хозяйка, у которой он снимал квартиру в Мюнхене и официанты из "Бюргерсброя", Эльзер там часто бывал.

– Он сделал всё в одиночку?

– Возможно, что ему помогала женщина с партийным значком, но точного её описания составить не удалось. В гестапо считают она могла быть радисткой, так как чердаке дома при обыске была обнаружена радиостанция английского производства.

– Тебе не кажется, Генрих, что это очень подозрительно… может быть гестапо идёт по ложному следу.

– На панели колонны, в которой была установлена бомба, обнаружены отпечатки Эльзера. Причем как снаружи, так и внутри. Он умел обращаться со взрывчаткой, так как раньше работал на карьере, где велись взрывные работы. На фотографии из Голландии видно лицо посетителя. Это – Эльзер.

– И на на демонстрацию тоже не похоже, – фюрер вновь надолго замолкает, повернувшись к окну, – в любом случае, мы сейчас не можем ответить им ударом на удар. Внутренний враг в данный момент страшнее внешнего, в стране зреет заговор… толстосумы и часть военных ведут тайные переговоры с кем-то из правительства Деладье о заключении торгового, политического и военного договора. Предатели, торгуя интересами Рейха, надеются узурпировать власть, заручившись поддержкой из-за границы, сделать Германию послушным орудием в руках мирового еврейства…

– Мой фюрер, только дайте приказ, СС калёным железом!…

Гитлер останавливает Рейхсфюрера жестом, тот вытягивает шею и замирает, боясь пропустить хоть слово.

– … Но начинать гражданскую войну, которой от нас ждут наши враги мы не станем. Мы будем воевать с предателями их руками: пусть Гейдрих встретится с Канарисом и передаст ему копию вот этого документа, – Гитлер кивает на стопку листов, лежащих на столике перед ним, – это проект соглашения…

– Слушаюсь, мой фюрер!

– А теперь давай, Генрих, обсудим место и время моего обращения к нации.

Москва, Большой Кремлёвский дворец.

Зал заседаний Верховного Совета.

2 апреля 1939 года, 11:00.

– Товарищей, выбранных в Президиум съезда, прошу занять места, – провозглашает председательствующий на первом заседании Молотов, зал вновь взрывается аплодисментами.

– Товарищу Сталину – ура! – оглушает меня, сидящий справа делегат из нашей Московской делегации.

"Одна молодёжь на съезде, – подчиняясь всеобщему порыву, тоже вскакиваю на ноги и осматриваю зал, – относительно, конечно, но четверо из пяти не старше сорока… Даже в президиуме нас не мало, взять того же Кузнецова, ему чуть за тридцать а уже второе лицо в Ленинграде".

– На съезд избрано 1574 делегата с решающим голосом, прибыло 1567, – продолжает Предсовнаркома, – ввиду этого разрешите мне, по поручению ЦК партии, объявить 18 партийный съезд открытым. Переходим к первому вопросу порядка дня: слово для отчётного доклада ЦК имеет товарищ Сталин.

– Товарищи! – спустившись вниз к трибуне, вождь неторопливо наливает в стакан "Нарзан" и делает глоток, – со времени 17 съезда прошло пять лет. За это время мир успел пережить значительные изменения. Для капиталистических стран этот период стал периодом экономических и политических потрясений…

" Да, уже скоро будет пять лет как мы с Олей здесь… можно подводить первые итоги… определённые успехи, конечно, имеются… главный, наверное, это вывоз в Союз всего добытого в мире урана из Бельгийского Конго и самой Бельгии… если ещё удастся сохранить в секрете наш урановый "котёл", то ни американцам, ни немцам получить атомную бомбу к концу войны точно не удастся… разведка месторождений урана, добыча руды и её обогащение добавит к срокам американской атомной программы несколько лет по сравнению с моей историей, а вот нашу сильно ускорит… посмотрим ещё кто будет кого догонять"…

– … Экономический кризис 1929–1933 годов перешёл в депрессию, затем началось некоторое оживление, но со второй половины 1937 года начался новый экономический кризис, захвативший в первую голову США, Англию и Францию. В области политической эти годы стали годами серьёзных политических конфликтов и потрясений. Уже второй год идёт новая империалистическая война, разыгравшаяся на громадной территории от Шанхая до Гибралтара и захватившая более 500 миллионов населения…

"…Война. Удастся ли отсрочить её… и предотвратить катастрофическое её начало для нас? "Вундервафлями", типа самонаводящихся бомб, советской "ФАУ" или даже РЛС эту задачу не решить… необходимо резкое увеличение в кратчайшие сроки выпуска высокооктанового топлива, резины, стали, цветных металлов, новой качественной машиностроительной продукции, но самое главное обучить миллионы людей – рабочих, техников, инженеров, лётчиков и танкистов, солдат и генералов… Неподъёмная задача для страны, её просто невозможно выполнить даже объединив все силы… Станки, заводы, инструменты и сырьё всё это можно купить, но где взять кадры"?

– … Для Советского Союза, наоборот, эти годы стали годами роста и процветания, годами экономического и культурного подъёма, годами роста политической и военной мощи. Вот несколько цифр: США, Франция и Италия к текущему моменту по объёму производства промышленной продукции так и не вышли на уровень докризисного 1929 года, Германия, Англия и Италия с трудом его преодолели, а рост Германии на 65 процентов не идёт ни в какое сравнения с нашим ростом 477 процентов!…

Через два человека от меня в том же ряду сидит Вячеслав Малышев, бывший директор Коломенского машиностроительного завода и ловит каждое слово вождя. По итогам недавнего бурного заседания Совета Труда и Обороны, участником которого, как главный "радист", был и я, он назначен наркомом среднего машиностроения с наказом добиться коренного перелома в деле разработки и постановки на производство новейших образцов танков.

Сведения о том, что немцы разрабатывают сразу два новых средних танка, причем второй Т4, уже пошёл в серию, заставило наше правительство реагировать. Программа разработки новой техники была пересмотрена. В самой больше степени изменения коснулись, как ни странно, разработки тяжёлых танков, СТиО прекратил работы над многобашенными танками: "СКМ" и "100". Руководству Кировского завода (Зальцману) и его СКБ-2 (Котину) было предложено сосредоточиться на однобашенном танке КВ с торсионной подвеской и микулинским двигателем мощностью 900 лошадиных сил.

В части средних танков, было решено отказаться от продолжения разработки образца на колёсно-гусеничном ходу А-32. Вместо неё харьковские конструкторы займутся двумя моделями: А-34, известной мне как танк Т-34, и А-43 с торсионами, поперечным расположением двигателя и увеличенной башней по примеру немецких танков. Скорее всего последний в моей истории в серию не пошёл, так как я что-то не припомню танка с индексом Т-43.

"А жаль, в большой башне для радиоаппаратуры значительно больше места"…

Радикальные изменения планов в Ленинграде и Харькове коснулись и московского завода 37 с его плавающим танком Т-40. Главному конструктору Астрову было предложено разработать вариант с установкой на него нового Рыбинского дизеля мощностью 120 лошадиных сил, недавно успешно прошедшего испытания на стенде и рекомендованного для применения на тяжёлом грузовике Ярославского автомобильного завода. Для этого варианта также запланирована установка авиационной 20-миллиметровой пушки ДШАК.

"Что-то я отвлёкся, – ловлю себя на том, что не слушаю речь вождя, – а, заканчивает первую часть доклада о международном положении Советского Союза".

– Задачи партии в области внешней политики… – несколько монотонный голос Сталина, многократно усиленный аппаратурой, заполняет собой всё пространство сильно вытянутого в длину зала.

"Так, для таких "внимательных" как я повтор по пунктам в порядке важности: проводить политику мира, укреплять деловые связи со всеми странами, соблюдать осторожность, не дать втянуть себя в конфликты провокаторами войны, укреплять боевую мощь Красной Армии и Красного Флота, крепить связи с трудящимися всех стран, заинтересованными в мире и дружбе… На последнем месте… Красноречиво".

В правительстве принято решение о строительстве ещё одного моторного завода по выпуску линейки дизелей Ендрашика мощностью от 45 до 175 лошадиных сил. Стройка уже объявлена ударной, её завершение запланировано на начало будущего года, оборудование завода будет закуплено за золото в Швейцарии у фирмы "Ганц".

"Надеюсь, что авиаторы не отберут завод у наркомата среднего машиностроения… на дизели Ендрашика большие надежды и у Радиопрома, мы хотим использовать мощные грузовики ЯГАЗа для размещения в из кузове РЛС "Подсолнух"… Если не удастся получить грузовики, похоже, они уже поштучно распределены в новые мехкорпуса, то хотя бы сами движки, они – идеально подходят нам в качестве мощных электрогенераторов для стационарных станций".

До конца года по плану Воронежский завод должен изготовить двенадцать "Подсолнухов", в следующем – тридцать шесть. Первый серийный образец уже отправлен в Забайкалье, где по сведениям нашего Генерального штаба японские войска в Маньчжурии готовят вооружённую провокацию против Монголии. Второй предназначен для отправки на Кавказ в район Баку, восемь станций на Запад в Особые военные округа и последние две – на защиту Москвы и Ленинграда.

– С точки зрения внутреннего положения СССР, – Сталин переходит ко второму разделу: "Внутреннее положение Советского Союза", – отчётный период представляет картину дальнейшего роста народного хозяйства, культуры и укрепления политической мощи страны…

"Сталинские выражения, однако, почти без изменений использовались вплоть до распада страны, в устах наследников превратившись в заклинания… Хм, "количество тракторов за пять лет удвоилось, количество автомобилей выросло в пять раз"… Автомобилей много, а большегрузных не хватает, как и тягачей, это сейчас головная боль у военных… Стоп, а что же они тогда не били в колокола до войны? Почему не пришли к вождю со своей болью? Самоотверженно и молча переносили её или вообще не подозревали, что есть такая"?

После войны в хрущёвские времена, да и после, но уже не так явно, некоторые из высокопоставленных военных обвиняли своего Главнокомандующего во всех грехах, что перед войной в войсках было недостаточно самолётов и танков "новых типов", что он "командовал войсками по глобусу" и даже в том, что он, видите ли, неправильно определил направление главного удара немцев в начале войны, хотя допустили этот разгром Красной Армии именно они… ну да давно известно, что у победы много отцов, а поражение всегда сирота… Но самое главное чего не простили они ему, так это своего страха, когда после войны вождь на встрече с избирателями вдруг заявил: "Говорят, что победителей не судят. Это неверно, победителей можно и нужно судить, критиковать и проверять".

Как только вождь узнал от меня о проблеме с тяжёлым транспортом в наших мехкорпусах, он сразу же принял меры, вызвал Вознесенского, наркома Семёна Гинзбурга, дал им конкретные поручения по строительству Рыбинского моторостроительного завода и жилья для рабочих. За две недели Наркомстрой утвердил типовой проект завода, город выделил площадку на берегу Волги, Внешторг связался с фирмой "Ганц" и, не торгуясь, договорился об оплате оборудования золотом, потому что для Сталина боеспособность Красной Армии превыше всего, а время – дороже денег.

Решение о строительстве нового завода далось не просто, мнения в Совете Труда и Обороны разделились.

– Будем размещать завод в Ленинграде на "Красном Октябре", – безапелляционно заявил Вознесенский, – всё равно к концу года прекращаем производство запчастей для Т-26 и БТ, освободятся мощности.

– Правильно, а дублёром сделаем Уфимский завод комбайновых моторов, – поддакнул Федоренко.

– Позвольте, товарищи, – краска бросилась в лицо наркому Хруничеву, – "Красный Октябрь" обещан нам под моторы Рыбинского авиазавода, а Уфимский – завод-дублёр Рыбинского.

– Кто вам дал такие обещания, товарищ Хруничев? – мрачно посмотрел на него заместитель председателя Совнаркома.

– Это записано в мобилизационном плане, – не отводит взгляда нарком авиационной промышленности.

– План – не догма, – в голосе Вознесенского появились угрожающие нотки, – а инструмент государственного управления, появилась новая задача – меняется план.

"Во время войны Ленинград будет слишком уязвим для авиации противника, даже если и удастся избежать блокады. Рыбинск в общем-то тоже, но будет находится от линии фронта значительно дальше… больше тысячи километров, кажется, а если ещё включить Рыбинск и Ярославль в зону ответственности Московского ПВО, то вообще эвакуация может не понадобиться".

– Но мой-то план по выпуску моторов останется неизменным, – твёрдым голосом возражает Хруничев, – где мне взять мощности?

– У нас большая страна, – начинает Вознесенский, – стройте заводы в Сибири…

– Мы сейчас тут в начале заседания, – Сталин поднимает голову, отрываясь от чтения какой-то бумаги, – прослушали доклад Госплана о размещении промышленности на Востоке страны… намечается развернуть в Сибири большое числа военных заводов. Этот план нереальный, для того, чтобы его выполнить надо население Сибири увеличить на 20–30 миллионов человек. Вы хотите знать, как я это посчитал? Я взял максимальную производительность труда Ленинградских рабочих и разделил цифры плана на эту производительность. Чтобы выполнить такое задание каждому рабочему в Сибири надо либо работать в четыре раза дольше, что невозможно, либо увеличить во столько же раз свою производительность труда, что также невозможно. Остается завести в Сибирь новых жителей, с семьями будет как раз столько, сколько я сказал.

– Я ещё раз проверю контрольные цифры плана, товарищ Сталин, – с трудом разжимает побелевшие губы Вознесенский.

– Позвольте мне слово сказать, – пользуясь возникшей тишиной, поднимается с места Будённый, – у нас в Красной Армии стоят на вооружении, и ещё долго будут стоять, тысячи Т-26 и БТ. Без запасных частей "Красного Октября" завтра нечем будет их ремонтировать. Одно лечим, другое калечим… так выходит.

"М-да, два таких прилюдных щелчка по носу, – смотрю, в глазах Молотова заиграли весёлые огоньки, – с его то самолюбием… как поник сразу Николай Иванович".

– Разрешите мне, товарищ Сталин?

– Говорите, товарищ Малышев, – вождь чиркает спичкой, прикуривая "Герцеговину", – не вставайте.

– Я недавно вернулся из Уфы, – краснеет от волнения нарком среднего машиностроения, – инспектировал, значит, наш завод комбайновых двигателей. В городе начинается большое строительство, рядом на берегу Белой строится огромный нефте-химический завод, имеется нефте-перерабатывающий завод, расчищается площадка под авиамоторный. Наш комбайновый, зажатый между ними, по сравнению с этими гигантами совсем маленький, но производит больше половины двигателей "Форд-НАТИ" мощностью 28 лошадиных сил для всех типов комбайнов. Если мы начнём сейчас перепрофилировать его под выпуск автомобильных дизелей, то Ростсельмаш останется без моторов. Производственные площади там небольшие, поэтому, я думаю, если мы хотим разместить завод по автодизелям в Уфе, то лучше строить его на другой площадке, на новом месте, там где будет возможность расширения.

Вождь одобрительно кивает, выпуская через нос табачный дым.

– И ещё одно, вот вы, товарищ Сталин, – приободрился нарком, – указали на важность учёта наличия людских ресурсов при выборе места для новых заводов. Исходя из этого, я думаю, что лучше разместить дизельный завод в Рыбинске. Почему в Рыбинске? Потому что его население сравнимо по численности с населением Уфы, чуть меньше, правда, около ста пятидесяти тысяч, но зато рядом Ярославль, где проживает больше трёхсот тысяч. Мы ведь грузовики собрались производить, так? В Ярославле находятся автомобильный и шинный заводы, а если под боком будет моторный, то вообще хорошо… Кроме того, в Рыбинске третий год ведётся строительство ГЭС, металл из Сталинграда по Волге или по каналу имени Москвы станем завозить…

"Третий щелчок… даже жалко его, надо бы вмешаться".

– Что хотите возразить, товарищ Чаганов? – чутко улавливает мои мысли вождь.

– Да, то есть не совсем… не по поводу этого конкретно случая. Просто хочу отметить, что задача наивыгоднейшего размещения объектов, например, как в данном случае заводов или там станков в цеху, особенно если таких объектов и мест размещения много, очень трудная математическая проблема, которая в общем виде не решена до сих пор…

Вознесенский поднимает голову.

– … но учёные во всём мире работают над этим, у нас в Ленинграде над этим работает профессор Канторович. Скоро у него выйдет книга "Математические методы организации и планирования производства", там один из параграфов посвящён этому вопросу. В этой книге он разбирает множество конкретных экономических задач, таких как распределение деталей по станкам, дающее наивысшую производительность…

– Поставь за каждый станок стахановца, вот и будет у тебя производительность, – Молотов поворачивается к Шапошникову, говорит негромко, но так чтобы все слышали.

– … да, товарищ Молотов, в идеале такое возможно, только на деле станки будут иметь разную производительность, они разные по устройству, какие-то детали можно сделать на фрезерном станке, какие-то только на револьверном, не все детали можно поручить автомату и так далее… Невозможно понять что выгоднее, дать каждому рабочему одинаковое задание точить весь ассортимент деталей для комплекта готового изделия или каждый рабочий будет изготавливать свою, а может быть один будет точить только одну деталь, второй – две, а третий – четыре. Вариантов тысячи! Какой из них наилучший, который обеспечивает наибольший выпуск готового изделия, а не просто количества деталей? А если стоит условие, что отходы производства или затраты энергии на единицу продукции должны быть наименьшими? Или, например, возникла задача построить кратчайший маршрут трактора МТС, при обработке колхозных полей. Таких проблем в народном хозяйстве тысячи и все их можно решить при помощи метода разрешающих множителей профессора Канторовича.

– Кто же будет рассчитывать все эти графики, задания и маршруты, товарищ Чаганов? – вождь тушит сигарету в пепельнице.

– Релейная вычислительная машина, товарищ Сталин, профессор Канторович, кстати, в своей работе использовал РВМ и даже привёл в книге некоторые программы, позволяющие быстро произвести расчеты. Мы на одном из московских радиозаводов уже начали эксперимент по использованию вычислительной машины в производстве…

– А вы знаете сколько стоит эта ваша машина? – цедит Молотов, не глядя на меня, – как бы не вышло так, что полученная выгода не сможет покрыть расходов на неё. Получится так, что овчинка выделки не стоит.

– РВМ стоит сейчас 70 тысяч рублей. Сейчас мы её используем в основном для оптимального раскроя медных пластин. Если, как ожидаем, мы получим за год экономию меди на пять процентов, то эффект составит полмиллиона рублей…

– А как вы считаете этот эффект, – перебивает меня Вознесенский, – отходы меди ведь снова идут в дело.

– Считаем разницу между ценой, по которой сдаём отходы и ценой, по которой получаем листовую медь… Вы, кстати, задали, Николай Алексеевич, отличный вопрос. Дело в том, что радиозавод имеет план по сдаче отходов, который в новом году будем не в состоянии выполнить. Прошу вас отменить этот показатель для завода имени Орджоникидзе и других заводов, которые перейдут на эту сберегающую технологию.

– Мы тоже хотим такую машину в наркомат строительства, – вступает Гинзбург, – наши отходы вообще идут в печку. Вот если бы пересчитать на ней наши стандартные деревянные домостроения…

– Кхм, – кашлянул Малышев, – мы бы тоже нашли такой вычислительной машине применение, когда можно её получить?

– Так, товарищи, – поднимает руку Сталин, прерывая возгласы с мест, – это вопрос серьёзный, по нему надо собирать отдельное совещание, из Академии наук, заинтересованных представителей из наркоматов. Пусть товарищ Чаганов выступит с докладом. Кстати, то у нас производит РВМ?

– Опытный завод при Ленинградском Физтехе…

– Вот, пригласим академика Иоффе, профессора Канторовича. Товарищ Малышев, готовьте обоснование для строительства моторного заводы в Рыбинске. Товарищ Гинзбург вы должны согласовать этот документ и представить план строительства в плановую комиссию и в Совнарком. Товарищ Чаганов, вы тоже подключайтесь к этой работе, будет интересно научное обоснование решения о строительстве.

"Фу ты, со своими воспоминаниями совсем потерял счёт времени, что такое? – мои соседи вдруг повскакивали с мест, – А-а, перерыв тридцать минут". В центральном проходе на красной ковровой дорожке между рядами стульев с откидными сиденьями встречаемся с Ленинградской делегацией, чуть не сталкиваюсь с невысоким блондином лет тридцати со знакомым лицом.

– Здравствуйте, товарищ Чаганов, – вырывается у него от неожиданности.

– Здравствуйте, товарищ Устинов, – на автомате отвечаю я, будущий член Политбюро зависает.

"Блин, ну что такое со мной, что за ребячество, – опасливо кручу головой по сторонам в поисках Берии, сидевшего неподалёку, – ложная тревога, остановился с Богданом Кобуловым".

– Вы то мне и нужны, голубчик, – сбоку берёт меня локоть командарм 1-го ранга Шапошников, – нужно поговорить.

"Согласно языку жестов, которому меня обучила Оля, взять за локоть кого-то означает предложение посекретничать… сходится".

– Пойдёмте лучше на воздух, – начальник Генштаба, недовольно осматривает толпу страждущих, бросившихся в курительную комнату.

– Борис Михайлович, вам вообще курить вредно, а на морозе вдвойне. К тому же в гардеробе будем стоять до конца перерыва.

– Поздно мне менять свои привычки, голубчик, – командарм тяжело кашляет, прочищая горло, – ну ладно, давайте поговорим внутри, я знаю на первом этаже один закуток… что я увас хотел спросить, как у вас продвигаются дела с управлением железнодорожными перевозками?

– Хорошо продвигается, установили в здании НКПС вычислительную машину, – усаживаемся на стулья под какой-то лестницей, – пока мы работаем только с Октябрьской железной дорогой, получаем заявки на грузовые первозки, машина обрабатывает их, увязывает с расписание пассажирских поездов и предлагает наилучший вариант. Затем в девять вечера передаём общее расписание по станциям: пока по телеграфу, но вскоре заработает фототелеграф, причём с шифрованием, чтобы нельзя было перехватить кому-либо постороннему.

– И об этом подумали, – кивает командарм, стуча себя по карманам, – в шинели остались… Как же быть с воинскими эшелонами, для них нужна своя машина?

– Нет-нет, вычислительная машина остаётся той же самой. Каждому составу наряду с номером задаётся ещё и свой приоритет, воинским, как я понимаю, будет присваивается наивысший. Машина будет, кроме того, знать примерный вес эшелона, чтобы не допускать его по устаревшим путям и, естественно, не пустить его по узкоколейке.

– Серьёзно всё у вас… а вот проследить где находится в настоящее время нужный состав можно?

– К сожалению нельзя, Борис Михайлович, машина лишь может указать где он в данный момент должен находиться. Но если будет поставлена такая задача, то надо будет создавать специальное подразделение диспетчеров. Они будут вносить на носитель информации сведения о прохождении каждым поездом узловых станций. Тогда машина по запросу сможет выдавать на печать список составов, отстающих от расписания.

– Понимаю, Алексей Сергеевич, – задумывается на минуту Шапошников, – надо предусмотреть возможность, на случай войны, менять расписание движения поездов в любой момент, а не только раз в сутки: на случай разрушения мостов, участков пути…

– А это осуществимо и сейчас в течение трёх-четырёх часов, всё пока упирается в скорость передачи сообщений на места и выучку диспетчеров. Машина считает быстро, люди учатся и работают значительно медленнее и к тому же ещё ошибаются.

– Люди… – согласно кивает командарм, – я думаю, что пришла пора прикомандировать к вычислительному центру наркомата путей сообщения наших людей из управления военных сообщений. В угрожающий период они должны будут встать к рычагам вашей счётной машины.

– Мне кажется, Борис Михайлович, что не только ВОСО должно приобщиться к вычислительной технике. Вот представьте, что началась война, необходимо одновременно проводить мобилизацию, эвакуацию промышленности и населения из прифронтовой полосы и переброску частей Красной Армии к фронту. Нагрузка на транспорт возрастёт многократно, столкнутся два потока с запада и востока. Многие тысячи поездов мешают друг другу, блокируют пути, становятся легкой добычей германской авиации…

Командарм хмурится, его остановившийся взгляд направлен внутрь.

– … Никакой человек, будь он семи пядей во лбу, не в состоянии справиться с возникшим хаосом, а машине неведомы усталость, она не впадает в панику от трудности задачи, считает себе варианты и выбирает наилучший. Используя вычислительную машину, можно сделать армейские штабные учения более приспособленными к реальности. К примеру, такая задача: перебросить войска из внутренних округов к границам, сколько времени на это потребуется? Как я понимаю, сейчас эта задача решается приблизительно на основе средних чисел по округам и железным дорогам, ведь провести действительную переброску сотен тысяч людей к границе трудно по политическим и экономическим причинам, а вычислительная машина за несколько минут скажет вам более или менее точно, так как знает сколько паровозов, вагонов, платформ у неё в наличии, какая пропускная способность каждой ветки и сколько времени у каждой конкретной части пошло на погрузку и выгрузку на последних учениях.

– Это в идеальных условиях… – командарм внимательно смотрит на меня, будто бы увидел в первый раз.

– Действительно, Борис Михайлович, в идеальных… предположим к примеру, что на развёртывание на границе у нас уходит тридцать дней, – взгляд Шапошникова становится подозрительным, – на самом деле, учитывая противодействие противника: вывод из строя авиацией и артиллерией мостов, паровозов и участков пути, больше. Оператор, в данном случае работник Оперативного управления и одновременно оператор вычислительной машины, задавая ей различные вводные, сможет в течение получаса получить ответ сколько на самом деле уйдёт: тридцать пять, сорок или сорок пять суток..

– Заманчиво, заманчиво… – проводит рукой по волосам командарм, – думаю, что не только ВОСО и Оперативное управление следует подключить к этому делу, но и мобилизационное, и, вновь образованное, тыла и снабжения. Выходит, необходимо и нам в Генштабе иметь такую машину. Когда вы, Алексей Сергеевич, сможете передать нам такую?

– Месяца через три-четыре, – прикидываю в голове кого можно подвинуть в уже приличной очереди заказчиков, – но уже прямо сейчас надо принимать организационные меры: выделить большую комнату под вычислительный центр, примерно сто квадратных метров, командировать людей, желательно с высшим техническим образованием, к нам на учебные курсы, составить перечень задач, которые вы хотите решать с помощью вычислительной машины. Наш отдел программного обеспечения совместно с представителями управлений Генштаба составит требования к этим задачам…

– Хорошо, голубчик, – поднимается с места Шапошников, – пойдёмте, негоже опаздывать, перерыв кончился.

Через не очень широкие ворота Спасской башни делегаты 18 съезда проходят плотной толпой под оглушающий бой курантов. Высокопоставленные москвичи, подбадриваемые морозным ветерком, бегом бросились по направлению к Васильевскому спуску, где ввиду запрета остановки машин на Красной площади, их дожидались водители. Гости столицы направились в сторону гостиницы "Москва".

– Здорово, сосед, – чувствую тяжёлую руку на своём плече, – а я тебя, Алексей, весь день ищу, ты куда прятался в перерывах, курить начал?

Мне крепко жмёт мне руку Лихачёв, директор ЗИСа, который расположен рядом с новыми корпусами радиозавода имени Орджоникидзе.

– Ни за что на свете, – засмеялся я, вспомнив как тот отчитывал при первом знакомстве нас с директором Волковым, за то, что он закурил в неположенном месте, – не поверите, Иван Алексеевич, совещание у себя на заводе на Большой Татарской проводил…

– Тебе хорошо, – завистливо присвистнул Лихачёв, – а я до своего в обеденный перерыв не успеваю обернуться. Ты куда, пешком к себе? Давай, что ли я тебя провожу, ноги разомнём, а то сидели сегодня весь день.

– Так может быть лучше я вас провожу?

– Нет, я на завод потом поеду, – Лихачёв зашагал рядом, широко расставляя ноги и чуть косолапя по старой матросской привычке, – вот о чём я хочу поговорить, браток, слыхал, что ты у себя организовал что-то, кружки качества какие-то, будто бы Отдел Технического Контроля сократил?

– Мы сократили штат ОТК, а не сократили отдел совсем, поскольку изменились его обязанности. Мы решили не сажать рядом с каждым сборщиком и наладчиком контролёра, а развивать самоконтроль работников, причём ОТК ведёт лишь выборочную проверку…

– Вон оно значит как, – директор ЗИСа недоверчиво смотрит на меня.

"Что-то среднее между БИПом – системой Бездефектного Изготовления Продукции и СБТ – Системой Бездефектного Труда, работавших на советских предприятиях в 50-60-х годах".

– … Наш метод предусматривает полную ответственность непосредственного исполнителя за качество, неукоснительное исполнение технологии производства и за полное соответствие изделия технической документации…

– Смело, – хмыкает Лихачёв, – а не боишься, что без строгого контроля твои рабочие брак начнут гнать?

– Как на бояться, Иван Алексеевич, боюсь, но просто другого пути у нас нет. Нет у нас такой возможности приставить грамотных радиотехников к каждому регулировщику и радиомонтажнику. Остаётся рассчитывать на сознательность последних, в конце концов, они работают на себя, а не на капиталистов…

– Так-то оно так… – грустно качает головой директор.

– Выходной-то контроль у нас есть, товарищ Лихачёв, готовые изделия проходят обязательную военную приёмку, то есть в армию идёт проверенная продукция, опасность мы видели в увеличении процента изделий, не прошедших этот последний барьер. В первый месяц так оно и было, приходилось разбираться в причинах брака, поднимать карточки изделия, всех деталей, входящих в него, находить виновных, но вот уже по итогам первого квартала завод имени Орджоникидзе сравнялся по проценту брака с заводами, работающими по старой системе. Прежде всего мы выделили работников, работающих без брака, для этого стали еженедельно вычислять "Коэффициенты Качества Труда" для каждого работника, то есть получили количественную меру качества труда работника. Передовикам вручили личные клейма, которыми они стали маркировать свою продукцию, подняли им зарплату в рамках фонда заработной платы, прогрессивку стали распределять только среди работников, работающих бездефектно, учитывая ККТ, соответственно бракоделы сильно потеряли в оплате, многих из них это подстегнуло работать лучше, некоторых неисправимых пришлось уволить по статье…

– Материальное и моральное поощрения все используют, Лёша, только вот работают они далеко не всегда.

– Согласен, Иван Алексеевич, но мы на этом не остановились. Вникая глубже в причины брака, выяснили, что значительный вклад в процент брака вносит конструкторский и технологический отделы: имеются случаи некачественно выполненных чертежей, небрежно составленные техпроцессы. Тогда мы решили включить в эксперимент и иженерных работников, организовать на каждом участке из наших передовиков во главе с инженером "кружки качества". В этих кружках разбираются случаи брака, произошедшие на их участке. Есть предложения включить в процесс и служащих.

– А их то зачем? – даже останавливается Лихачёв.

– Чтобы чувствовали себя причастными к общему делу, к борьбе за качество продукции. Плановики, снабженцы, кладовщики все они участвуют в создании благоприятных условий труда, улучшении социально-бытовых условий работников. Порой предложение рядового снабженца имеет больший экономический эффект, чем рабочего и инженера…

– Это да, тут я согласен, – Лихачев делает призывный знак своему водителю, остановившемуся у въезда на мост, – спасибо за урок, Алексей, так я зашлю своих плановиков к тебе? Пусть получше разберутся в этом, похоже, дело стоящее.

Бегом поднявшись по лестнице, с удивлением в столь поздний час обнаруживаю в приёмной "Грымзу".

– Алексей Сергеевич, – недовольным тоном говорит она, кивком головы указывает на щуплого молодого парня с густыми бровями, сидящего в углу, – тут к вам товарищ Кошкин, третий час сидит говорит по очень важному делу…

"Кошкин? Это который танк Т-34 сконструировал? Я думал, что он постарше"…

– Проходите, товарищ Кошкин, – открываю дверь в кабинет.

– Я телефоны на вас переключила, – бросает мне в вдогонку секретарь.

– Прошу вас присаживайтесь, – вешаю пальто на вешалку, – вы же из Харькова с паровозостроительного завода?

– Нет, я из Ульяновска, – смущается посетитель, – с патронного, имени Володарского…

"Патронного, странно… моего возраста, лицо какое-то знакомое. С патронного это хорошо, а то Оля в последнее время стала на меня вопросительно поглядывать, типа, есть ли новости по "Гренделю"?".

– … Я – Лев… Николаевич, – краснеет парень, – Кошкин, конструктор-механик.

– Рассказывайте, – подбадриваю я его.

– Бригадир конструкторов, – его голос зазвучал увереннее, – приехал в наш Наркомат Боеприпасов с предложением, построить автоматическую линию по производству патронов…

"Ну конечно, Лев Кошкин! – расплываюсь в улыбке, – создатель роторных линий, будущий руководитель КБ Автоматических Линий… Вот откуда его я помню, где-то в середине 80-х он выступал по телевидению, в дискуссии легко разгромил оппонентов, ратовавших за замену автоматических линий роботами. Просто привёл одну цифру, что производительность роторных линий в тысячу раз больше, чем у самого совершенного робота".

– Ну вот, вы тоже улыбаетесь, товарищ Чаганов, – роняет голову конструктор, – как наш нарком…

– А кто посоветовал вам ко мне обратиться? – любопытствую я.

– Так нарком товарищ Сергеев и посоветовал, у нас, говорит, наркомат боеприпасов, мы делаем боеприпасы, а не станки, всякими фантазиями не занимаемся, как у Чаганова… ой, – замолкает он и краснеет.

– Правильно сказал ваш нарком, – подмигиваю я, – вам ко мне, товарищ Кошкин, продолжайте про вашу автоматическую линию.

– В общем автомат построен по принципу барабана, – зачастил конструктор, – или ротора, на внешней стороне которого быстросъёмные рабочие инструменты…

– Покажите на рисунке, Лев Николаевич, нет на вашем чертеже слишком мелко, – отдёргиваю занавеску на стене, за которой оказывается ученическая доска.

Кошкин берёт в мелок и точными движениями начинает быстро чертить.

– Это – инструмент, это – заготовка, копир, ролик ползуна, ползун… В секторе питания ротора каждый инструмент получает заготовку; в рабочем секторе инструмент получает движение, обеспечивающее выполнение операции; в секторе выдачи обработанная деталь освобождается и удаляется; последний сектор нерабочий, он может быть использован для проверки состояния инструмента или его замены, а также его очистки, промывки, охлаждения и смазки. Меняя радиус ротора, число позиций для монтажа инструментов в каждом секторе и скорость вращения барабана можно теоретически добиться изготовления детали любой сложности за один оборот ротора. Основное преимущество роторных линий заключается в том, что процессы перемещения детали и её обработки совмещены, это обеспечивает их исключительную производительность. На такой линии можно добиться, что операционный цикл обработки детали, цикл инструмента и темп машины, определяющие производительность не зависят друг от друга…

– Я правильно понял, товарищ Кошкин, что на одной и той же линии можно изготовлять разные детали, просто меняя рабочие инструменты? Отлично, но тогда для неё нужно разрабатывать особые, легко съёмные инструменты, ведь так?

– Именно так… – конструктор вытирает ладонью пот со лба, размазывая на нём мел.

– Хорошо, быть может это позволить решить экономическую проблему таких линий, ведь ваша машина будет стоить очень дорого и сможет быстро окупиться только при изготовлении достаточно простой и очень массовой продукции, как, например ваши патроны… или, скажем, мои электролитические конденсаторы, но тут надо считать в каждом конкретном случае.

– Я как-то не думал над экономикой…

– А это очень важно, товарищ Кошкин, смотрите, высокая производительность машины – необходимое условие быстрейшей окупаемости затрат на изготовление вашей линии. Но может статься так, что для данного производства такая производительность избыточна, тогда линия будет какое-то время простаивать, что увеличит время окупаемости. Если же часто переналаживать линию на изготовление других деталей, то это потребует дополнительных затрат и потерь времени, что также приведёт к увеличению срока окупаемости. Ещё надо учитывать, что для обеспечения экономически необходимой производительности в немассовых производствах будет связано с одновременным использованием завышенного количества рабочих инструментов, что приведёт к замораживанию дополнительных средств. И наконец, применение машин с очень высокой производительностью, способной, например, обеспечить выпуск годовой программы за несколько дней тоже невыгодно, так как будет замораживать оборотные средства в готовой продукции. Поэтому я и говорю, что надо семь раз отмерить, чтобы один раз отрезать.

"Задумался… это хорошо, с патронами всё действительно просто, но таких массовых изделий не так уж и много".

– Тогда, товарищ Чаганов, – лицо конструктора озаряется вдохновением, – надо сразу делать многономенклатурную роторную машину!…

– Это как?

– … это когда на одном роторе, – мелок замелькал в руках Кошкина, – в разных позициях выпускаются разные детали. Одновременно подаются разные заготовки, каждая обрабатывается в нужной позиции своим инструментом и выходной сектор для каждого изделия свой.

– Понимаю-понимаю, Лев Николаевич – вы гений! Переходите ко мне на работу…

– Я же по распределению, – лицо Кошкина заливается краской.

– С вашим наркомом я вопрос о переводе или длительной командировке решу, здесь к вашему распоряжению будет опытный инструментальный участок, если сами не сможем изготовить, закажем на любом заводе по вашему выбору, конструктора дам и двух чертёжниц. Для начала, чтоб вам было проще, сконструируйте и изготовьте роторную линию по одновременному изготовлению патронов калибром 7.62 и 6 миллиметров. Если вы согласны, товарищ Кошкин, то я прямо сейчас звоню вашему наркому.

– Мне нужно только двое суток, товарищ Чаганов, в Ульяновск съездить, дела передать, в общежитии рассчитаться.

– Конечно, сколько нужно времени, столько и берите, – берусь за телефонную трубку "вертушки", – сейчас распоряжусь подготовить вам комнату, это напротив через дорогу отсюда…

Поворачиваю ключ в замке и открываю домашнюю дверь, из гостиной доносится звон бокалов.

– А вот и муж с работы пришёл, – слышу голос слегка подвыпившей супруги.

"Кто сегодня? Что-то у нас в последнее время много гостей, – не снимая ботинок обречённо плетусь в комнату, – так, понятно, кинематографическая богема".

– Здравствуйте, товарищи…

"Слишком официально начал, – гляжу на вытянувшиеся лица, подскочивших с места мужчин. – надо бы разрядить обстановку и лицо сделать попроще".

– … выездное заседание творческого совета кинофильма "Трактористы"?

"Не вышло, теперь у всех округлились глаза".

– Это я рассказала Алексею Сергеевичу о предстоящих съёмках, – приходит на выручку Оля, незаметно показывая мне кулак.

– Да точно, ну, главных героев мне представлять не надо, – улыбаюсь я, обходя круглый стол и пожимая руки Николаю Крючкову и Марии Ладыниной.

– Я – Иван Пырьев, режиссёр, – слегка кивает блондин лет тридцати пяти, – по совместительству муж главной героини.

– Маша Пастухова, актриса, – представляет свою юную спутницу Крючков.

– А вы, Алексей Сергеевич, правы, – берёт инициативу в разговоре Пырьев, – именно заседание…

Я выразительно смотрю на открытые бутылки и подмигиваю, все смеются.

– … решаем, что делать. Госккино требует подправить сценарий, а у нас уже натура снята. Вы знакомы с сюжетом, Алексей Сергеевич?

– В общих чертах, – киваю я, – молодой танкист после окончания службы едет в колхоз, где работает стахановка, о которой он знает из газет, так?

– Так, но нам предложили немного расширить тему военной службы главного героя. Вместо простого упоминания, что тот служил на Дальнем востоке, добавить батальные сцены событий на озере Хасан. Конечно, придётся кое-что доснимать, но мы, весь наш творческий коллектив, готовы, просто рассматриваем это как открывшиеся возможности сделать фильм интереснее. Решили встретится с участниками событий…

" Не понял, Оля проболталась, вроде официально о нас не сообщалось"? – скашиваю глаза в её сторону.

– … в частности, с героем Советского союза Мошляком, когда он приезжал к нам в Киев…

– Понимаю, товарищ Пырьев, но мы с женой не танкисты…

"Стоп, фильм ведь увидят миллионы людей… среди них, наверняка, будут военные и конструкторы танков… что если показать на экране то, как должна выглядеть башня танка изнутри? Не технические подробности, которых я толком не знаю, а взаимодействие экипажа, с чем у нас в начале войны были большие проблемы. Командир танка был явно перегружен обязанностями, так вместо того, чтобы наблюдать за полем боя, искать цели и руководить экипажем, он должен был ещё и стрелять из пулемёта и пушки… Хотелось бы избежать этой ошибки в новом среднем танке, который идёт на замену Т-28… но как, думал я? Моя роль в процессе создания нового танка строго определена рамками, установленными АБТУ: размещение в нём радиостанции и переговорного устройства".

– … Хотя, – обвожу взглядом поникший творческий коллектив, – есть одна идея… поговорю со знакомыми танкистами, может быть, кто-то согласится проконсультировать вас.

– Спасибо, Алексей Сергеевич, – Пырьев расплывается в улыбке, – у нас в фильме есть финальная сцена, где трактористы в поле поют песню о трёх танкистах, сейчас я подумал, что хорошо бы устроить перебивку со сценой в танке, где они поют её же в бою, но кабина у трактора открытая…

– Вам нужна башня танка в разрезе, но вы не знаете как там всё устроено… – понимающе киваю я.

"Устроим в лучшем виде, в Подлипках от Лавочкина остался макетный участок… трёхместная башня будет, ну чтобы танкистам было удобнее петь"…

– Я вам помогу с башней, товарищи… А что за песня у вас такая?

– Коля, – подскакивает Ладынина, – неси баян…

– Он у меня тут, в кустах, – под общий смех Крючков спешит в прихожую.

– все вместе подхватываем куплет, оборачиваюсь назад и вижу застывшую в дверях Розалию Землячку в домашнем халате.

Москва, Большой Кремлёвский дворец.

Зал заседаний Верховного Совета.

6 апреля 1939 года, 18:00.

""Появление в зале членов президиума делегаты встречают бурными аплодисментами", – ноги сами подбрасывают тело вверх, а ладони начинают бить друг дружку, – эх, как было бы здорово, если б я мог отменить этот ритуал, ведь сколько времени пропадает зря? Не менее 20 %, я думаю… О, сегодня на вечернем заседании председательствует Киров".

– Объявляю заседание съезда открытым, слово для доклада имеет товарищ Молотов.

"Блин, и снова понеслось на пять минут".

Доклад Молотова во многом повторяет доклад вождя, просто в нём больше разных цифр. Киров опускает голову, видимо что-то читает, его примеру следует Вознесенский, он сидит в длинном ряду президиума слева, почти у выхода.

"Мне, конечно, почитать во время речи Предсовнаркома не удастся, люди не поймут, – устраиваюсь поудобнее на стуле, – а следовало бы"…

Две недели назад на "кировских посиделках" в его квартире Сталин с чувством повозил меня носом по столу: я оказался совершенно не знаком с трудами немецких философов 18–19 веков. Слыхал, конечно, фамилии Кант, Ницше, Шопенгауэр, Гёте, Гегель… Маркса даже давно изучал, как бы… Короче, мне было предложено в кратчайший срок ликвидировать этот пробел в образовании. Решил начать изучение первоисточников с "Фауста" Гёте, всё-таки стихи, попроще будет для начинающего, чем философский тракт, написанный заумным языком.

Начал читать вдумчиво, но через десять минут перешёл на скорочтение, запихав в себя текст. Затем перешёл к Гегелю, он хоть и идеалист, но хотя бы объективный, красиво звучит: "всё действительное – разумно, всё разумное – действительно". Встретив в процессе изучения почти родные понятия, "отрицание отрицания" и "диалектика", проникся к Гегелю уважением, при этом Шопенгауэра, как противника его учения, отверг с порога. Канта и Ницше оставил на потом, так как информация уже потекла из ушей.

"Скорее всего "посиделки" сегодня не состоятся, ведь съезд идёт, у секретарей ЦК горячая пора".

Сосед справа суёт мне в руку многократно сложенный клочок бумаги с надписью "Чаганову", разворачиваю её: "Встречаемся как обычно, Киров".

"Верный признак того, что в верхах всё спокойно. Не знаю уж какая обстановка была на прошлом съезде, но в дни пленумов Киров был очень занят, встречаясь за день с десятками людей".

Мельком взглянув на лампочку рамки металлодетектора, знакомый сержант ГУГБ, стоящий у входа на этаж, кивает мне и я по ковровой дорожке быстрым шагом по широкому коридору со сводчатым потолком спешу к двери новой квартиры Кирова, которая примыкает к кремлёвской квартире вождя. Стукнув ради приличия пару раз и не получив ответа, прохожу в маленькую пустую прихожую, из неё по узкому проходу в кабинет, откуда доносится взволнованный голос Кирова.

– Я думаю, Коба, что ты находишь у Булгакова глубину там, где её попросту не существует, – заметив меня, хозяин квартиры кивает на небольшой кожаный диван, – этот его роман есть ни что иное, как бульварное чтиво, где переплелись приключения, мистика и злобная сатира…

"Это он о каком романе"? – довольный как школьник, которого не вызвали к доске, тихонько опускаюсь на скрипучее сиденье.

– … у него там вообще нет ни одного положительного героя, только полюбившиеся ему образы жуликоватых управдомов, театральных администраторов и буфетчиков, для которых главное – деньги и иностранная одежда. Прямо второй Зощенко. Но особенно ему ненавистны его коллеги из театрально-писательского цеха. Он им и головы отрубает и квартиры громит и в Ялту забрасывает из Москвы нагишом…

"Мастер и Маргарита".

– … не роман, а кляуза в домоуправление, всё у него крутится вокруг "квартирного вопроса". Булгаков обыкновенный обыватель, которого начальство обошло при распределении благ и он затаил злобу на весь мир. Алексей, ты прочёл этот роман, что я послал тебе на прошлой неделе?

– Прочёл, Сергей Миронович.

– Интересно, что думает вы о нём думаете, товарищ Чаганов? – чиркает спичкой Сталин, прикуривая папиросу.

"Надеюсь, не раскрытый мною текст, что послал Киров, не сильно отличается от того, что давали мне почитать в середине семидесятых".

– Кхм, попробую изложить… Я как раз только что закончил "Фауста", товарищ Сталин, поэтому мне сразу бросилось в глаза схожесть даже не сюжета, а его затравки…

– … Сделка с дьяволом… доктора Фауста и Мефистофеля, похожа на сделку между Воландом и Мастером, в первом случае – Фауст получает дар познания, во втором – Мастер получает возможность закончить свой роман; у Фауста с Мастером их подруги носят одинаковое имя – Маргарита…

– Постой, Алексей, что-то я не припомню, чтобы Мастер заключал сделку с Воландом.

– А это подразумевается, Сергей Миронович, они были знакомы до момента начала повествования в книге. Мастер в беседе с Бездомным проговаривается: "Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее", хотя Ивану Воланд своего имени не называл. Откуда взялись сто тысяч рублей в корзине с грязным бельём? Как раз столько чтобы хватило на жизнь до окончания романа. Откуда у Мастера вдруг появилась эта уверенность: "Вчера на Патриарших прудах вы встретились с сатаной"? Логичнее предположить, что это преступники подстроили гибель Берлиоза… Поэтому делаю вывод, что Воланд нанял Мастера, чтоб тот написал роман.

– Железная логика, – Сталин тянется за новой папиросой, – только Мастер пишет не роман, а евангелие, евангелие от Воланда. Воланд дьявол, так зовут падшего ангела, а ангел – просто вестник. По православному учению человек поставлен выше ангелов, так как он способен творить. Творчество связано с нашей телесностью. Чтобы наша душа могла повелевать телом, бог дал человеку дар творчества. Поэтому сатана и нуждается в человеке… Воланд просто использует Мастера, создаёт ему все условия для работы, даёт деньги, подсовывает музу. После написания книги она ему уже не нужна, он хочет вечного покоя.

"В один из дней она взяла жёлтые цветы и вышла на улицу, чтобы он узнал её"…

– И в "Фаусте" так же, доктор бросает Маргариту, – вырывается у меня.

– Булгаков изобразил в романе себя, – продолжает Сталин, – а меня – в Воланде. Вот я у него такой получился в книге, как"… часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо". Спасибо и на этом.

"Знакомое что-то… давно, выходит, приклеилось к вождю это слово "вопреки"".

– Вот я что не пойму, Коба, – Киров достаёт беломорину, – к кому Булгаков обращается? Если к потомкам, то зачем было давать его почитать друзьям, среди которых, он знает, есть секретные сотрудники, лежал бы и лежал в письменном столе. Выходит – к тебе, а это значит, что роман только для тебя. Он же этим самым сделку "дьяволу" предлагает: возвысь меня, изгони этих "жалких и ничтожных личностей" из храма литературы. Я нужен тебе, не они, только от меня, истинного творца, будет зависеть каким ты останешься в памяти поколений.

"Сталин – дьявол… впрочем, чего можно ожидать от племени литературных "цеховиков", готовых вцепиться друг другу в глотку и вдруг как по команде встающих плечом к плечу, если дело касается святого – денег"?

– Не надо меня за Советскую власть агитировать, Мироныч, – морщится Сталин, – я сам кого угодно разагитирую. Ты пойми, Булгаков – талантливый художник, ему многое подвластно, он в своих произведениях может изобразить то, что неподвластно другим…

– Жаль только, что он не видит дальше своего мелкого мещанского кружка… – перебивает его Киров.

– … Он разоблачает и саморазоблачается перед читателем и этим он полезен и важен!

"Разошлись не на шутку… Дьяволы, ангелы… А кто я сам? С одной стороны ангел, так явился в этот мир бестелесным, но стал человеком, убив чужую душу… Та сила, которая стремилась к добру, но совершила зло? А может быть совершает зло? Добрыми намерениями устлана дорога в ад. Что если в этой истории, почуяв растущую мощь нашей страны против СССР ополчатся и англичане с американцами… Что это вожди так подозрительно смотрят на меня? Я что всё это произнёс вслух? Нет, вроде"…

– Я вот, что хочу спросить, товарищ Сталин, – с замиранием сердца прохрипел я, – как вы думаете, не будет ли издание этого романа с отрывками евангелия от дьявола возвращением к старой политике борьбы с церковью или по тексту так просто не понять, что его настоящий автор Воланд?

"Ясно, попы поймут, Исус у Булгакова получился не канонический с человеческими недостатками… к старой политике партии возврата нет… фу-ух, вроде бы нигде не налажал, но всё равно, уж лучше про философию Ницше… блин, а вот последнюю фразу я точно сказал вслух".

– Действительно, – соглашается Киров, – хватит спорить о несуществующем романе, у нас немецкие философы по программе. Хочешь, Алексей, начать с Ницше?

"Почему я сказал Ницше, я же его не читал"?

– Ницше – в своей идее о смерти бога и пришедшем ему на смену "сверхчеловека" в своей книге "Воля власти" стал идеологом фашизма…

"И это всё о нём"…

– Слышал звон, но не знает где он, – грустно протянул Киров и стал яростно тушить в пепельнице папиросу, – во-первых, никакую книгу "Воля власти" он не писал, это творчество, в кавычках, его сестры, по трагическому совпадению тоже Ницше, которая надёргала цитат, к месту и не к месту, из произведений брата, благо автор он и в самом деле афористичный…

"Стыдно-то как, – провожу ладонью по вспыхнувшим щекам, – хорошо ещё, что нос у меня при этом не растёт, как у Буратино. Но у меня совершенно нет времени на эту философию, я работаю двадцать четыре часа, семь дней в неделю".

– … во-вторых, – продолжил рубить слова хозяин дома, – Ницше, наверняка, после того как фашисты воспользовались его понятием "сверхчеловек", крутится в своём гробу. Они, судя по словам Гитлера, действительно вообразили себя сверхлюдьми, "высшей расой". Если он в сверхчеловеке видит диктатора и завоевателя, то Ницше – свободного мыслителя и интеллектуала, который созидает, а не разрушает. У фашистов же "сверхчеловек" – раб, зависим и подчинён, он господин только по отношению к "низшим расам".

– Как же так, Сергей Миронович, – в голове мелькают обрывки мыслей, – он же говорил там о "сильной расе", которая повелевает другими…

– В это понятие Ницше вкладывал другой этический смысл, – Сталин поднимается на ноги, – имеется в виду интеллектуальная элита, безотносительно к национальности. Войну и насилие философ понимал метафизически, как духовную войну, а не призыв к боевым действиям.

"Ну где взять на это всё время? Предложить Оле совместное изучение, за счёт?… – не могу сдержать улыбку, – интересно, она поддержит меня в этом? Фу-ух, то в жар, то в холод бросает"…

– Что с тобой, Алексей? Ты весь горишь, – маленькая холодная рука вождя касается моего лба.

Москва, Большой Кремлёвский дворец.

Зал заседаний Верховного Совета.

7 апреля 1939 года, 11:00.

Утреннее заседание съезда, как обычно, началось с гимнастики: с подскакиваний и хлопков в ладоши. Сталин, как обычно, занимает крайнее место справа в длинном ряду президиума у самого выхода и внимательно смотрит в зал, в сторону где расположилась московская делегация. Наши глаза встречаются, он едва заметно кивает.

Вчера вечером Оля послушала мои легкие, в них всё чисто, дала аспирин. Через пару часов полегчало, а через четыре – был как новенький, покидал гирю и принялся за Шопенгауэра.

"Хорошо быть молодым".

Сегодня весь день будем обсуждать доклад Молотова, записалось для выступлений сорок человек, в основном пока – совершенно пустые речи ни о чём: люди хотят произвести впечатление на вождя, а он довольно часто незаметно уходит со сцены, где расположился президиум через боковой выход.

– Слово имеет товарищ Косыгин, – голос Жданова, председательствующего на этом заседании, многократно усилен динамиками.

"Косыгин – один из ярких представителей партийной молодежи, сидящей на этом съезде, те кому сейчас тридцать-сорок лет, через десять-пятнадцать выйдут на ведущие роли в партии и государстве, а ещё через десять – на первые. Это они погубят коммунистическую идею в СССР"… Поднявшийся было со стула Сталин, садится, слушает энергичное выступление наркома текстильной промышленности, Микоян что-то одобрительно говорит на ухо вождю.

"Чем отличается речь Косыгина от других? Да ничем… всё по шаблону: ритуальная хвала Молотову, вставляет модную на съезде сталинскую фразу о "постепенном переходе от социализма к коммунизму"… Дальше о своём, сравнил количество веретён в Англии, США, Германии и СССР… Не знаю, может быть он и на своём месте, но на должность Председателя Совета Министров он явно не годился, чего только стоила стране реформа Косыгина-Либермана… начало дрейфа от социалистической системы народного хозяйства к капиталистической… началось с прибыли, самостоятельности предприятий, а закончилось"…

– Нами повседневно руководит, нам помогает, – повышает голос оратор, – глава советского правительства, ближайший соратник великого Сталина – товарищ Молотов, а также соратники великого вождя, учителя и друга – товарищи Микоян и Жданов!

"Прошу прощения, если кого-то не назвал"…

– Товарищи из Московской делегации! – кричит молодая симпатичная девушка со строгим лицом, пытаясь перекричать шум хлопающих сиденьев, – по окончанию утреннего заседания останьтесь на местах, будет короткое собрание делегации.

"Чёрт, в три пятнадцать я должен быть в Академии Наук".

Мой сосед слева, совершенно седой мужчина в очках с толстыми стёклами, понимающе улыбается в усы, прочитав досаду на моём лице.

– Я – Василий Петрович Никитин, товарищ Чаганов…

"Академик, секции технических наук, директор и заведующий кафедрой сварки металлов в МММ (Московском Механико-Машиностроительном институте, ака МВТУ). Повезло, теперь мне уже к Вавилову не надо"…

– Алексей Чаганов, очень приятно. Василий Петрович, у вас есть сейчас время? Мне очень надо с вами поговорить… Я знаю тут тихое место.

– Извольте…

– Товарищ Никитин, – усаживаю академика на "шапошниковский стул", – я недавно из Америки от одного сотрудника "Амторга" получил очень интересную информацию…

" Почти правда, сообщение получено из Америки, но от Ахилла, (нашего с Олей милого старичка, брошенного в чужой стране военного разведкой) устроившегося поработать в "Нэшинал Тюб Компани"".

– … кстати, вы знакомы с таким способом автоматической сварки под флюсом, который за океаном называется "Юнионмелт"?

– Да, конечно, – оживляется академик, – некто Робинофф взял в 1936 году на него патент, потом продал его в "Националь Тюб", а те в "Линде Эйрпродукт"…

"А у учёных-то, похоже, сбор сведений поставлен не хуже, чем Разведупре".

– …Патент-то я посмотрел, – сокрушается Никитин, – но, вы же знаете, что толку в нём немного, технологии сварки и состав флюса там не найти. Понимаете, товарищ Чаганов, очень трудно изготовить электродную проволоку с толстым покрытием, очень сложен также токоподвод к нему. И мы в Московской лаборатории в Москве, и наши коллеги на заводе "Электрик" в Ленинграде, и в институте Сварки в Киеве второй год безуспешно бьёмся над этой проблемой.

– Может быть, Василий Петрович, у меня есть ответы на ваши вопросы…

– Но откуда?

– Из Америки, точнее сказать не могу… Я изучил чертежи, посмотрел описание к ним, технологические карты. Насколько можно судить, одно из устройств – это автомат, предназначенный для электросварки толстых стальных плит встык…

– А технология изготовления электродов с толстой обмазкой там есть?

– … Я понял, что там используются тонкие электроды, проволока на бобине и механизм подачи…

– Как же флюс подаётся в сварочную зону? – вновь перебивает меня академик.

– … с этим я не разобрался, но точно не из электрода… а во втором полуавтоматическом устройстве для сварки труб, там рисунок более понятный, флюс покрывает поверхность изделия, под ним шлаковая корка, ещё ниже – сварной шов.

– Мне надо срочно посмотреть на эти чертежи! – поднимается со стула Никитин.

– Пожалуйста, приглашаю вас, Василий Петрович, ко мне в КБ на Большую Татарскую… в обеденный перерыв.

– А можно также с вашими материалами познакомится мой коллега, профессор Хренов? Константин Константинович лучший специалист здесь в Москве…

– Нежелательно, товарищ Никитин, расширять круг посвящённых… – морщусь я.

– Дело в том, товарищ Чаганов, – волнуется академик, – что подписано постановление о включении вашего покорного слуги в комиссию Госплана, кроме того, я директор МММИ, боюсь, что мои административные дела будут мешать научной работе…

"Толкач в Госплане – это очень хорошо"…

– Ну хорошо, – вздыхаю я, – только вы должны будете поручиться за него… речь идёт о жизни нашего сотрудника, добывшего эту документацию.

– Я ручаюсь за Константина Константиновича, это честнейший и порядочнейший человек. Вы не знаете, товарищ Чаганов, откуда здесь можно позвонить?

– Да, конечно, обратитесь к коменданту это здесь по коридору у главного входа, только ничего не говорите о нашем разговоре профессору по телефону, просто пусть он нас ждёт у Спасской башни в три часа.

– Вот ты где, Алексей, – в фойе прямо на меня, расставив широко руки, движется Кузнецов, в идеально отглаженной форме флагмана второго ранга, – который день не могу тебя поймать, избегаешь боевого друга?

– Как можно, Николай Герасимович, не знал, что вы тоже на съезде… вы из Приморской делегации?

– Из Приморской, – разжимает свои объятия моряк, – только я уже полгода как уехал с Дальнего Востока, сначала меня направили в составе нашей делегации на переговоры в Испанию…

"Слыхал, что между СССР и республиканцами заключено новое соглашение о поставках боевой техники. Расплачиваться Мадрид будет, в том числе, и своими кораблями, крейсером "Сервантес" и тремя эсминцами", для содержания которых у республиканского правительства попросту нет средств.

– … а по возвращению оттуда был в отпуске, потом съезд и вот вчера получил новое назначение – командующим Северным флотом.

– Поздравляю! – крепко пожимаю руку Кузнецову.

– Спасибо, а о твоих успехах, Алексей, не спрашиваю, так как газета "Правда" меня регулярно информирует, – смеётся своей шутке командующий, но заслышав первый звонок, зачастил, – ты ведь депутат Верховного Совета от Архангельской области, так? Давно там был на Судострое?…

– В Молотовске? Месяц назад.

– … Ну и как дела на заводе?

– Дела идут по плану, построены железная и шоссейная дороги, достраиваются коробки заводских корпусов, общежития, жилые дома. Летом будет пущена ТЭЦ, а осенью ожидаем завершения монтажа большого стапеля для закладки линкора. А почему вы спрашиваете, Николай Герасимович?

– Нарком поручил проверить возможность уже в ближайшее время ремонта крупных кораблей на Северном Флоте, – заметив мой недоумевающий взгляд, Кузнецов шепчет мне на ухо, – хочет перебросить на Север "испанцев" и кое-что с Балтики и Черного моря. База в Ваенге только начала строиться, для приёма больших кораблей ничего не готово…

– Хотите у нас в Молотовске базироваться?

– … может быть временно, частью сил, – качает головой он, – основную ставку делаем на Ваенгу, там неподалёку уже идёт строительство аэродрома морской авиации. Времени у нас в обрез, решать надо быстро, я предложил наркому перебросить пока корабли на Тихоокеанский флот, оттуда в случае чего их к нам можно провести по Северному морскому пути, но он хочет рассмотреть все возможности.

– Второй звонок, Николай Герасимович, пора, приглашаю вас вечером к себе в гости… тут недалеко, Первый Дом Советов на Берсеневской набережной, с женой познакомлю, поговорим подробно.

– Идёт, только я с твоей Аней знаком, это она поставила с ног на голову штаб флота, требуя дополнительный транспорт для раненых… боевая девушка, запугала всех, тебя не обижает? – ехидно подмигивает мне Кузнецов.