Война ассасинов

Глава 3

— Отойдет, — сказал Ксавьер, когда я рассказал ему про Глеба. Мой куратор распорядился куда-то доставить Синицына, в то время как мы остались в ангаре.

— Я хочу неделю отдыха. Будет такая возможность?

— Три дня. Затем тебя переправят на Вязь-4.

— Так тоже неплохо… Это вахта на две недели?

— Далеко не факт. Ближайшее время нам всем можно забыть о каком-либо отдыхе.

— Ксавьер, ты меня пугаешь. Неужели вот-вот война?

— Она может начаться хоть завтра. В Вавилоне транслируют совсем другие новости, но, поверь, в мировой политике сейчас полный беспредел. И это если брать только то, что рассказывают простым людям.

— Три дня моего отсутствия будут критичны?

— По тревоге тебя всё равно сразу же задействуют, так что не переживай. А насчёт того, что не даю неделю — слишком нужны твои навыки в Изнанке. Без твоего бафа на память наши очень долго учат дерханский язык.

— Мой баф могут выдержать не все — у некоторых начинаются просто адские головные боли.

— Значит, будут учить язык через головную боль, — Ксавьер отправил по телефону какое-то небольшое сообщение. — Тебя должны были встречать совершенно другие люди, но так получилось, что я оказался в Москве. Сейчас телепортёр переправит тебя в основной штаб КГБ.

— Мне надо вернуть моё лицо. Вожжин в Москве?

— А чем тебе не нравится это лицо?

— Мне сейчас как-то совсем не до юмора.

— Я спросил без каких-либо шуток.

— Хочу, чтобы жена встретила своего мужа, а не какого-то незнакомого мужика.

— Вожжина в Москве нет, но есть специалист не хуже.

Фраза «не хуже» мне не особо нравилась. Но я сильно не переживал — возвращать родное лицо всегда легче, чем воссоздавать чужое. Другое дело, что надо было ждать до утра.

Мне выделили комнату внутри подземных катакомб КГБ, чтобы я отоспался. Конечно, было бы приятнее ночевать дома, но я был готов потерпеть ещё немного.

— Товарищ капитан, — постучалась девушка ровно в 7:30. — Вы уже встали?

Не только встал, но уже и собрался. Я открыл дверь.

— «Капитан»? В Вавилон я уходил старлеем.

— Магические способности у вас полностью соответствует капитанскому званию, так что неудивительно, что его уже присвоили. Я капитан Земцова. Аналитический отдел. Мне надо досконально вас опросить насчёт командировки в Вавилоне. После придёт маг по смене лиц.

Как понимаю, Земцову прислал Ксавьер…

Несколько часов я рассказывал девушке-аналитику всё самое важное, что успел увидеть в Вавилоне. Ничего секретного я, естественно, не разузнал, но мои данные были нужны для составления общей картины.

— И последнее, — открывая новую страницу журнала, сказала девушка. — Какая причина закрытия города Алшайн?

— Это лучше спросить у Глеба. Я знаю только то, что туда свезли очень много магов.

— Пожалуйста, более конкретно.

— По моим прикидкам больше двухсот человек, но я могу сильно ошибаться.

— Ассасины были?

— Если и были, то своё Ки они скрывали.

— Чем занимались прибывшие маги?

— Насколько знаю — тренировками. В Алшайне находятся учебные базы.

— Какова обстановка в городе?

— Там довольно безлюдно. Низшим классам не хочется попадаться военным аристократам на глаза.

— Как вы считаете, силы в Алшайне могут быть одной из ударных групп в грядущей войне?

— Могут. Возможно, это их точка перебазировки.

— Насколько сильные зоны кальм в Алшайне?

— С этим вопросом не помогу. Кальму я практически не чувствую.

— Хорошо. Думаю, на этом всё. Спасибо за ответы, товарищ капитан. Наверно, вам бы хотелось поскорее увидеться с семьей, а не сидеть тут, но сами понимаете — служба обязывает.

— Да, я всё понимаю.

Земцова провела меня по череде коридоров к магу, меняющему лица. Это в прямом смысле был Вожжин № 2, что меня несколько смутило.

— Нет, я не Вожжин, — сходу заявил дубликат. — Но мы имеем схожие лица.

— Не совсем понимаю смысл такого действия.

— Мне просто нравится эта парсуна, — со сладостью в голосе произнёс мужчина. — Здесь очень правильные черты лица. Для Вожжина, к слову, эта парсуна тоже не родная.

— «Парсуна»? Это вы так лица называете? Но вас же из-за этого будут путать с Вожжиным.

— Пускай путают. Работу мы делаем одинаковую.

Расспрашивать дальше я не стал. На мой взгляд, носить чужое лицо — это крайне неприятно, но находились люди, которые считали иначе. Для них неважно, настоящие они или фальшивые.

— Как результат? — Ставя передо мной зеркало, спросил Вожжин № 2. Колдовал он чуть меньше часа.

— Вроде похож… Надо признать, немного непривычно видеть своё прежнее лицо.

— Не понравится парсуна — её всегда можно сменить.

— Нет уж, спасибо. Полгода с вавилонской рожей мне вполне хватило, — я встал с кушетки. — На этом всё? Я могу одеваться?

— Тело, кожа и, главное, лицо возвращены в первоначальный вид, но если хочется, могу приделать третью сиську.

— У вас даже юмор с Вожжиным одинаковый…

Голодный, немного злой, но при этом счастливый, я покинул штаб КГБ. Время уже было близко к полудню. По идее, у Сони уже закончились уроки, и Юля должна была пойти её забирать.

К Юле, как к приёмной матери, вопросов не было, а вот меня уже вполне можно назвать плохим отцом. За полтора года, как мы забрали Софью из детдома, больше года я был в командировках. Вахтовые, по две недели, на Вязь-4 и полугодичная в Вавилон.

Но Соня не жаловалась. Она была очень умной девочкой и не по годам взрослой. 12 августа 2038 года погибли её родители во время теракта в пригороде Москвы. Тогда ей было всего пять. Из родственников только бабушка в Краснодаре, но к ней девочка не захотела. Прям наотрез отказалась.

Соня категорически не хотела никого видеть и лишний раз с кем-то разговаривать. В компании детей она всегда старалась уйти в сторонку, а когда к ней приезжала бабушка, Соня как партизан молчала, прося периодически уйти.

Причём все эти попытки социализировать девочку проходили очень болезненно. Если Соне начинало казаться, что вокруг неё слишком много людей, или что с ней слишком часто разговаривают, она объявляла бойкот и переставала есть. Истерики у неё не было, лишь две простых просьбы — «оставьте меня одну и дайте рисовать или читать».

По этой причине Соня жила в детдоме чуть ли не отдельно. Еду приносили прямо к ней, а единственными, кто с ней контактировал, были воспитательница и учитель по рисованию, которая по совместительству являлась психологом.

Так продолжалось три года. В школу Соня не пошла, хоть уже давно умела читать и писать. Была надежда, что время залечит психологическую травму девочки, но ситуация не улучшалась, а даже становилась хуже. Соня научилась манипулировать взрослыми, делая всегда так, как хочет она. Сильных капризов не было — всё в рамках старого «оставьте меня одну».

Ради эксперимента, психолог Оксана стала ходить к Соне реже, но девочка на это никак не отреагировала. Её настроение не изменилось даже, когда уроков по рисованию не было месяц. Казалось бы, человек провел с ней три года и стал близок, однако Соня совсем так не считала. Для неё ровно ничего не поменялось.

Оксане из-за этого было очень обидно, но рук из-за проблемной девочки она не опускала. Её супервизор подал идею сменить тактику. Оксана перестала пытаться мелкими шажками вернуть девочку в социум и стала идти в сторону расширения интересов Сони.

Психолог осторожно предлагала различные занятия и игры, не связанные с обычными увлечениями девочки. Один день это могло быть пение и прослушивание песен, ещё через пару дней — лепка из пластилина, затем игра в шахматы.

Попытки чем-то увлечь Соню помимо рисования и чтения уже были, но девочка всегда отказывала. До смены тактики Оксана думала, что лучше не идти в этом направлении, однако, как оказалось, именно здесь находились самые большие перспективы.

Перепробовав очень-очень много всего, психолог нашла занятие, которое сильно заняло Соню — это было собирание кубика Рубика. Девочке до этого предлагали различные головоломки, от обычных пазлов до собирания конструкторов, но заинтересовал её именно кубик Рубика. Она очень сильно загорелась желанием научиться его собирать.

И вроде бы мелочь такая стала большим сдвигом. Соня наконец стала потихоньку открываться.

После получения кубика Рубика, девочка на несколько дней забыла буквально обо всем — ей хотелось решить головоломку, причём исключительно своими силами. Оксана предлагала помощь, но на это она получала резкий отказ.

Психолога такая реакция сильно напугала — Соня даже спать ложилась в обнимку с кубиком. Вернее, она просто засыпала в процессе решения головоломки. Иногда девочка просто бездумно крутила грани, а иногда минутами всматривалась в цвета, пытаясь найти верную комбинацию.

На утро четвёртого дня воспитательница нашла Соню в слезах, калачиком сидящую возле кубика. На памяти женщины это был первый раз, когда она плакала. Психологу Оксане за это достался сильный втык, но зато затем девочка стала меняться.

Она попросила научить её собирать кубик Рубика, и к ней пригласили специалиста в этой области. Через два дня у Сони получилось собрать кубик самостоятельно — её счастью просто не было предела. Как оказалось, кубик Рубика умел собирать отец Сони, и он обещал обучить девочку этому навыку. Несмотря на малый возраст, Соня это отчетливо запомнила.

Рисование и чтение не ушло из сферы интересов девочки, однако у неё наконец стал появляться интерес и к другим вещам. Постепенно она даже стала общаться и играть со сверстниками.

В какой-то момент в приемную семью забрали из её друзей сначала двух мальчиков, а потом девочку. Соню это заинтересовало, и она спросила воспитательницу про удочерение. Для нее стали подбирать приемных родителей, но все, кто приходил, девочке не нравились. Она уходила буквально через минуту общения.

Когда в детдом пришли мы с Юлей, то ни на что особо не рассчитывали. О проблемной девочке мы уже были предупреждены, однако от нас она не уходила ни через минуту, ни через пять, ни даже через полчаса.

Соню заинтересовало, что я тоже из детдома, и она попросила рассказать, каково мне было без родителей. Я отвечал честно, но очень тщательно подбирал слова, чтобы не сказать чего-то лишнего.

— Вы такие молодые. Почему вы хотите приемного ребенка? — задала Соня очень взрослый вопрос, после моего рассказа о детдоме.

— У меня не может быть детей, — ответил я отчасти правдиво. — Но мне хочется побыть отцом.

— А почему вы, будучи в детдоме, не захотели в приемную семью?

— Мне это было не нужно. Однако некоторым детям в приёмной семье гораздо лучше.

Через день нам позвонили и сказали, что Соня хочет к нам в семью. Мы с Юлей были очень рады, хотя и понимали, что такой ребенок — это повышенная ответственность.

Юля как раз перед этим окончила институт и мучилась с работой — у магов после высшего образования вариантов немного. Либо военным, либо учителем магии, либо в резерв — так делают многие аристократы. Тут же для Юли появился вариант заниматься Соней. Параллельно с этим жена решила немного подрабатывать репетиторством по магии огня, хотя деньгами я спокойно мог обеспечивать нас троих.

За год, что был до командировки, Соня стала мне и Юле как родная. Непривычная роль родителя стала для нас постепенно полностью естественной. Отсюда, правда, родилось чувство, что я не могу уделять дочке должного внимания, но с этим уже ничего не поделаешь.

Профессия военного предполагала определенные лишения.

Кроме одежды, предоставленной в штабе КГБ, мне дали немного налички и смартфон для коммуникации. Телефон, правда, мне был не нужен — я не любил звонить перед приездом. А вот наличка очень даже понадобилась — во-первых, оплатить проезд, а во-вторых, купить Соне книгу и цветы для жены.

Как-то так сложилось, что возвращаясь из командировки, я всегда покупаю ей что-нибудь почитать. Ну и стандартно букет жене, хотя за полгода отсутствия стоило бы отметиться чем-то и большим.

Погода в Москве стояла солнечная и морозная. Я был в приподнятом настроении ещё когда вышел из штаба, но чем больше находился на улице, тем сильнее радовался.

Это и предвкушение встречи с семьей, и просто радость от возвращения в родную страну. Атмосфера здесь и в Вавилоне кардинально отличается. Нет страха, нет молчаливого повиновения, нет постоянных криков «слава императору». Если подумать, то для счастья надо совсем немного — после командировки в Вавилон это ощущается наиболее остро.

Все покупки были сделаны, и я, с двумя пересадками на метро, приехал домой. Подъездную дверь мне открыл вышедший жилец, так что даже не пришлось ждать, пока кто-то придёт — в домофон звонить не хотелось.

Ки Юли и Сони я почувствовал заранее. В квартире раздался громкий троекратный звонок — такой я всегда даю после командировки.

Дочка открыла дверь, не заглядывая в глазок. Без стула она туда даже не дотягивалась.

— Папа! — бросилась обнимать меня Соня.

Я был несколько ошарашен. Это первый раз, когда Соня назвала меня папой. Раньше я был «дядей Женей».

— Привет, привет! Очень рад тебя видеть! Ты по-моему сильно подросла!

— Мама меня вчера мерила — на четыре сантиметра с твоей командировки!

Да и Юлю собственно она никогда раньше не называла мамой. Интересно, с каких пор она начала так говорить?

— Я тебе книжку купил — «Волшебники Санкт-Петербурга».

— О, спасибо! Мне, правда, дядя Антон такую недавно подарил. Но я перечитаю! Мне она понравилась.

— Значит, дядя Антон меня опередил… Хороших книг он знает много — постоянно в студенчестве чем-нибудь зачитывался по ночам.

— А Антон говорил, что это ты всегда ночью с книгой, — сказала Юля, улыбаясь, а затем с небольшими слезами добавила: — Я очень рада, что ты вернулся…

Я быстро скинул ботинки и подошёл к жене. Поцеловал и немного приподнял в объятиях.

— Ты не представляешь, насколько рад я.

— Пап, ты букет помял!

— Ой… Сонь, поставишь, пожалуйста, в вазу.

Дочка взяла букет и убежала на кухню. Я ещё раз поцеловал Юлю и затем аккуратно дотронулся до её щеки.

— Чего плачешь?

— Тяжело было? — шепотом спросила Юля.

— Будет неправдой сказать «нет».

— Я надеюсь, ты в Москве на пару недель?

— Даже неделю не дали. Три дня.

Юля укусила костяшки пальцев правой ладони.

— Как мало…

— Я бы тоже хотел больше, но время сейчас такое… Сама понимаешь.

Из кухни прибежала Соня.

— Пап, я поставила букет! — девочка, видя наши лица, погрустнела — А ты ещё будешь уезжать в командировки?

— Буду. Профессия военного очень сильно это требует.

— На войне умирают…

— Да, но войны пока, к счастью, нет.

— Говорят, она скоро начнётся…

— Если начнется, то мы — военные — будем защищать свою Родину. Это наша главная обязанность

— А ты при этом не умрешь?

— Надеюсь, что нет.

— Но ты же не можешь наверняка это обещать?

— Не могу. Ладно, Соня, закрыли тему. Давай не будем думать о плохом.

— Хорошо… Пап, а на каток сходим? Я хочу научиться кататься на льду.

— Конечно, сходим! Но на льду, при желании, можно кататься и на голой жопе.

— Хочу на коньках!

— Да я понял. Просто пошутил. Ты же не уточнила, на чём именно хочешь научиться кататься.

В нашу дверь позвонили.

— Это, наверно, дядя Антон! — радостно сказала Соня.

— Нет, это не он, — ответил я. Ки было совершенно другим.

Я открыл дверь — там стоял курьер очень серьезного и делового вида.

— Доставка, — сказал он, протягивая конверт.

Королевская печать. Похоже, приглашение поговорить от Екатерины VIII.