Воронцов. Перезагрузка. Книга 10

Глава 6

Там, за поворотами реки, за холмами — мой дом. Моя крепость. Там Маша, наверное, сходит с ума от беспокойства. Там Сашка. Там мои люди.

Река петляла, уводя меня то влево, то вправо. Я старался держаться берега, но иногда приходилось забираться на холмы, обходить овраги. Каждый такой крюк отнимал силы и время.

Я не выбрасывал мысли о «французе». Если французы получат эти технологии, баланс сил в Европе изменится. Россия потеряет преимущество, которое я ей даю.

Но как он узнал обо мне столько? О моих изобретениях, о моей семье, о моем распорядке дня? Кто-то сливал информацию. Кто-то близкий. Кто имел доступ.

Я перебирал в памяти людей. Савелий Кузьмич? Нет, старый мастер предан. Григорий? Тоже маловероятно, он слишком увлечен делом. Николай Фёдоров? Новенький… Вряд ли. Мастера на заводе? Их много, не всех я знаю лично. Мастера, которых обучают? Нет — они проходят тщательную проверку конторы Ивана Дмитриевича.

Или… А что, если это не французы вовсе? Что, если это кто-то из русских, из тех, кто недоволен моим влиянием? Граф Орлов? Графиня Елизавета Павловна, ищущая мести?

Слишком много вариантов. Мне нужны факты. Улики. А для этого нужно вернуться, собрать информацию, расставить ловушки.

Но сначала — семья. Маша и Сашка должны быть в безопасности.

К середине дня я вышел к небольшой деревеньке. Пять-шесть изб, сарай, покосившийся забор. Дым вился из одной трубы. Запах дыма и чего-то съестного ударил в нос, заставив желудок свернуться в еще более тугой узел.

Я остановился на краю, прячась за стогом сена. Нужна была информация. Сколько до Тулы? В ту ли я сторону иду?

Я подождал, пока из одной избы не вышел старик. Сухощавый, с седой бородой, в латаном тулупе. Он не спеша направился к сараю, волоча за собой вязанку хвороста.

Я вышел из укрытия, стараясь двигаться медленно, не пугающе. Поднял руку в приветствии.

— Мир дому твоему, отец, — голос мой был хриплым, незнакомым. Я прокашлялся.

Старик замер, развернулся. Глаза его, маленькие и острые, как у птицы, окинули меня с ног до головы. Я видел, как они расширились, заметив кровь на рубахе.

— Господи Иисусе… — перекрестился он. — Ты кто таков, сынок? На разбойника похож.

— Не разбойник я, отец, — устало ответил я. — Жертва разбойников. На тракте перехватили, ограбили, в лесу бросили. Еле выбрался.

Старик покачал головой, сочувственно цокнул языком:

— Ох, лихо время… Проходи в дом, сынок. Раны надо промыть, а то загноятся.

— Не могу, отец, — я покачал головой, борясь с искушением. Теплая изба, еда, покой… Нет. Опасно. — Меня ищут, наверное. Погоня может быть. Не хочу беду на твой дом навлекать. Только скажи — верно ли я иду к Туле? Вдоль реки этой?

— Верно, верно, — кивнул старик. — Упа прямо к городу и ведет. Часов пять-шесть ходу, если бодро идти. А в твоем-то виде… — он посмотрел на мою хромоту и окровавленное плечо. — К вечеру доберешься, не раньше.

— К вечеру, — повторил я, словно заклинание. — Спасибо, дед.

— Погоди, сын, — старик засуетился. — Не с пустыми руками пошлю. Хоть хлеба кусок возьми.

Он скрылся в избе, вернулся через минуту с краюхой черного хлеба и луковицей.

— На, ешь. И вот, — он протянул мне какой-то узелок. — Тряпица чистая. Плечо-то перевяжи как следует, а то кровь всю потеряешь.

Я взял дары дрожащими руками. Комок встал в горле.

— Спасибо тебе, отец. Бог тебя не оставит за добро.

— Иди с Богом, — старик перекрестил меня широким крестом. — Храни тебя Господь.

Я отошел от деревни, скрылся за холмом и только тогда остановился. Сел на поваленное дерево, разломил хлеб. Он был грубым, темным, кисловатым. Но мне он показался вкуснее любых деликатесов. Я жевал медленно, стараясь не подавиться, запивая водой из фляги, которую снял с убитого охранника.

Лук я съел тоже, целиком, жмурясь от горечи. Но он давал энергию.

Я размотал старую повязку на плече. Рана выглядела мерзко — рваные края, запекшаяся кровь, грязь. Но, к счастью, не гноилась. Пока. Я промыл ее водой из фляги, стиснув зубы от боли. Затем обмотал чистой тряпкой, которую дал старик, затянув узел зубами.

Передохнув минут десять, я двинулся дальше. Хлеб и лук сделали свое дело — я шел увереннее, боль притупилась. Но это был временный эффект, я знал. Организм работает на последних резервах, на чистой воле и адреналине.

Дважды мне встречались люди. Первый раз — баба с коромыслом. Я спрятался в кустах. Второй раз — мужик на телеге с дровами. Я тоже не стал показываться. Меньше свидетелей — меньше следов.

Паранойя стала моей второй натурой. Каждый куст мог скрывать засаду. Каждый силуэт вдалеке мог быть всадником. Я шел, постоянно оглядываясь, прислушиваясь, анализируя.

Солнце клонилось к закату, когда я вышел на холм и увидел впереди, вдалеке — серую громаду города. Тула. Стены, купола церквей, дымы из труб.

Дом.

Сердце забилось сильнее. Я ускорил шаг, забыв про усталость. Но тут же одернул себя. Осторожность. На подходах к городу может быть засада. «Француз» не дурак, он просчитал, что я пойду сюда.

Я остановился, присел на корточки, оглядывая местность. Дорога вела к заставе — там будет проверка, стража. Безопасно? Или наоборот, опасно? Если «француз» подкупил кого-то из городской стражи, меня могут схватить прямо у ворот.

Нет. Я пойду в обход. Через огороды, задворки. У Тулы нет сплошной стены, есть участки, где можно проскользнуть незамеченным. Я знал эти места — однажды с Захаром мы обходили город, оценивая оборону на случай беспорядков.

Я спустился с холма, держась подальше от дороги. Обошел заставу широкой дугой, пробираясь через пустыри и заброшенные огороды. Собаки лаяли на моё появление, но я проходил мимо, не обращая внимания.

Стемнело окончательно, когда я оказался на окраине Тулы. Улицы были пусты — поздний час, да и погода не располагала к прогулкам. Моросил дождь, превращая грязные улочки в месиво.

Я брел по узким переулкам, держась теней. Каждый встречный заставлял меня прижиматься к стенам, прятать лицо. Я не знал, кто может быть врагом, а кто — просто случайным прохожим.

Наконец я вышел на знакомую улицу. Мой особняк был в трех кварталах отсюда. Я остановился, прислонившись к стене, переводя дух. Почти дома. Почти.

Но тут я увидел их.

Двое мужчин стояли напротив моего особняка, в тени здания напротив. Они не прятались особо, но и не выделялись. Просто двое мужиков, вроде как о чем-то разговаривают. Но что-то в их позе, в том, как они поглядывали на мой дом, выдавало их.

Наблюдение. Они следили за домом.

Сердце ухнуло вниз. Значит, «француз» уже здесь. Он выставил дозор, ожидая моего возвращения.

Я отступил в переулок, размышляя. Войти через парадный вход нельзя — заметят. Через задний двор? Тоже рискованно, там могут быть еще дозорные.

Но мне нужно было попасть внутрь. Нужно было увидеть Машу, убедиться, что с ней и Сашкой всё в порядке. Нужно было связаться с Захаром, с Иваном Дмитриевичем.

Я знал свой дом. Знал каждую дверь, каждое окно. Был запасной вход — через подвал, с черного хода, который выходил в узкий проход между домами. Туда можно попасть, если перелезть через забор соседнего двора.

Я сделал крюк, обошел квартал. Подобрался к нужному забору. Он был высоким, но не настолько, чтобы я не мог через него перелезть. Правда, плечо горело огнем при попытке подтянуться. Я стиснул зубы, нашел опору для ноги — торчащий гвоздь, — и перевалился через забор. Упал на ту сторону, едва не вскрикнув от боли.

Двор был пуст. Я крадучись пробежал к стене своего дома. Нашел дверь подвала. Заперта. Но ключ я знал где — под третьим камнем у порога. Захар настаивал на такой «тайной» заначке на случай чрезвычайной ситуации.

Нащупал камень, поднял. Ключ был на месте.

Отпер дверь, скользнул внутрь. Темнота подвала обняла меня, сырая и холодная. Я стоял, прислушиваясь. Тишина. Только капает вода где-то в углу.

Я двинулся на ощупь, зная маршрут наизусть. Лестница вела наверх, в кухню. Поднялся осторожно, стараясь не скрипеть. Толкнул дверь — она поддалась.

Кухня была темной, пустой. Слабый свет пробивался из коридора. Я прислушался — голоса. Тихие, встревоженные.

Я вышел в коридор, держа нож наготове. Голоса доносились из гостиной. Я узнал один из них — Захар. Второй — Ричард.

Я толкнул дверь гостиной. Оба мужчины вскочили, оборачиваясь. Захар выхватил пистолет из-за пояса, Ричард схватился за кресло.

— Стой! Кто… — начал Захар, но осёкся, вглядевшись в мое лицо. — Барин⁈ Егор Андреевич⁈

— Я, — хрипло сказал я, входя в круг света от камина. — Дошёл.

— Господи Иисусе! — Ричард бросился ко мне. — Что с вами случилось⁈ Вы ранены! Где вы были⁈

— Долгая история, — я покачнулся, и Захар подхватил меня под локоть, усаживая в кресло. — Где Маша? Сашка? Они в безопасности?

— В спальне, — быстро ответил Захар. — Под замком, я приказал никого не впускать и не выпускать. С ними Анфиса и две служанки. И охранник на этаже. Когда вы пропали, я поднял весь дом на уши. Иван Дмитриевич уже какой день город да ближайшую округу прочёсывает.

Ричард, развязал мою повязку на плече. — Господи, да это же серьёзная рана! Нужно срочно обработать, а то начнётся гангрена!

— Займись, — я отмахнулся. — А пока расскажите — что здесь происходило? Кто-то приходил? Угрожал?

Захар и Ричард переглянулись.

— Никто не приходил, — медленно сказал Захар. — Но… наблюдение есть. Я заметил людей напротив дома. Меняются посменно. Думал, это Иван Дмитриевич выставил охрану, но когда спросил — он ничего не знал.

— Это не наши, — я кивнул. — Это те, кто меня похитил.

— Похитили⁈ — переспросили оба в один голос.

Я рассказал. Коротко, но по существу. Нападение в переулке. Пробуждение в телеге. Допросы «француза». Побег. Погоню. Драку. Блуждание по лесу. Возвращение.

Они слушали, бледнея. Когда я закончил, Ричард выругался по-английски, а Захар так сжал кулаки, что побелели костяшки.

— Французский шпион, — процедил Захар. — Сволочь. Если бы я знал, что такое может произойти, ни на шаг бы не отпустил!

— Это моя вина, — устало сказал я. — Я расслабился. Думал, что в Туле безопасно. Ошибся.

— Нужно немедленно сообщить Ивану Дмитриевичу, — сказал Ричард. — И усилить охрану дома.

— Согласен, — кивнул я. — Захар, пошли гонца к Ивану Дмитриевичу. Пусть приезжает сюда, срочно. Скажи, что я вернулся и мне есть что рассказать. Ричард, ты раной давай занимайся. Не хочу загнуться от заражения крови после того, как выжил в этой передряге.

Захар кивнул и выскочил из комнаты. Ричард засуетился, отправляя слугу за горячей водой, чистыми тряпками и своим медицинским сундуком.

Пока они готовились, я сидел в кресле, глядя в огонь камина. Я дома. Я выжил. Но это только начало. Враг знает, где я. Он не отступит. Теперь это война. И я должен быть готов. Нужно подняться к моим.

— Егор! — раздался крик, и в гостиную влетела Маша. Лицо её было бледным, глаза красными от слез. Она бросилась ко мне, упала на колени рядом с креслом. — Господи, ты жив! Ты жив!

Она обхватила мою здоровую руку, прижалась лицом, всхлипывая.

— Я здесь, Машенька, — тихо сказал я, гладя её по голове. — Я вернулся. Всё будет хорошо.

Но даже произнося эти слова, я знал — ничего не будет хорошо, пока угроза не устранена. Пока «француз» на свободе, моя семья в опасности.

И я сделаю всё, чтобы защитить их.

Всё, что потребуется.

Ричард закончил обрабатывать рану на плече, затягивая бинт так туго, что я невольно зашипел сквозь зубы. Боль, притупившаяся было от адреналина и радости возвращения, вернулась тупой, ноющей пульсацией, расползаясь от плеча к шее.

— Жить будете, Егор Андреевич, — констатировал англичанин, вытирая руки влажным полотенцем. В его голосе слышалась профессиональная сухость, за которой он неумело прятал огромное облегчение. — Рана глубокая, мышца рассечена, но кость цела. Главное — покой и чистота. Никаких резких движений, никакой верховой езды минимум две недели. И молитесь, чтобы не началось воспаление.

Я хмыкнул, осторожно пошевелив пальцами левой руки. Слушались, хоть и с трудом, каждое движение отдавалось болью.

— Покой нам только снится, Ричард. Сейчас начнется самое интересное.

Маша, всё это время сидевшая рядом, сжимая мою здоровую руку, всхлипнула и прижалась ближе. Я чувствовал, как она дрожит — не от холода, а от пережитого страха. Я обнял её, стараясь успокоить, хотя сам ощущал, как накатывает запоздалая реакция на всё произошедшее. Организм требовал покоя, но мозг продолжал лихорадочно работать, перебирая детали, строя планы.

Дверь гостиной распахнулась без стука — не вошел, а влетел Иван Дмитриевич. Обычно сдержанный, застегнутый на все пуговицы чиновник Тайной канцелярии сейчас выглядел так, словно сам пробежал марафон по лесам. Плащ расстегнут, на сапогах грязь, лицо серое от усталости, а в глазах — такая ледяная ярость, что даже мне, сидевшему в кресле у камина, стало не по себе.

За ним тенью скользнул Захар, тут же вставший у двери и положивший руку на эфес сабли. Вид у моего верного стража был виноватый, но решительный — словно он готов был перегрызть глотку любому, кто косо посмотрит в мою сторону.

Иван Дмитриевич остановился посреди комнаты, тяжело дыша. Окинул меня быстрым, цепким взглядом — от забинтованного плеча до грязных, израненных сапог, задержался на лице, оценивая степень измождения.

— Живой, — выдохнул он. Это прозвучало не как вопрос, а как констатация факта, принесшая ему невероятное облегчение. Плечи его чуть опустились, напряжение слегка отпустило. — Слава Богу.

Он прошел к столу, налил себе воды из графина, выпил залпом. Руки у него дрожали — едва заметно, мелкой дрожью перенапряжения, которую он пытался скрыть.

— Я готов был перевернуть всю губернию, — тихо произнес он, ставя стакан на поднос со стуком. Голос звучал хрипло, устало. — Мы прочесывали леса, проверяли каждый постоялый двор, каждую придорожную корчму. Я поднял всех агентов, всех осведомителей, обещал золото за любую зацепку… Как они посмели?

Он резко повернулся ко мне, и ярость снова полыхнула в его взгляде, уже не холодная, а обжигающая.

— Средь бела дня! Похитить дворянина, государственного человека, консультанта при Тайной канцелярии! Это не просто дерзость, Егор Андреевич. Это вызов. Плевок в лицо Империи. Это война, объявленная нам на нашей же территории.

— Это была разведка, Иван Дмитриевич, — устало ответил я, прислоняясь спиной к креслу. — Профессионалы высшей пробы. Они следили за мной и подгадали время, когда я буду один. У них был план вывоза меня в Европу, подготовленный до мелочей. Карета, смена лошадей, явочные квартиры. Это не случайная акция бандитов.

— Я знаю, — процедил он сквозь зубы. — Мои люди нашли следы кареты на северном тракте, в двадцати верстах от города. Мы шли по следу, опрашивали крестьян, но… опоздали. К тому времени вы уже выбрались сами.

Он подошел ближе, оперся руками о спинку свободного кресла, глядя на меня в упор. В его глазах читалось не только облегчение и ярость, но и что-то ещё — уважение, смешанное с беспокойством.

— Вы понимаете, что это значит?

— Понимаю, — кивнул я, встречая его взгляд. — Моя голова теперь стоит дороже, чем всё золото в подвалах казначейства. Я стал стратегическим активом, за который воюют державы.

— Именно, — жестко подтвердил он, выпрямляясь. — До этого момента мы рассматривали вас как талантливого изобретателя, полезного для государства. Человека, который приносит прибыль и даёт технологическое преимущество. Теперь… Теперь вы — стратегический ресурс. Актив, потеря которого недопустима ни при каких обстоятельствах. Французы это поняли раньше, чем некоторые наши чиновники. И они действовали.