Воронцов. Перезагрузка. Книга 10

Глава 14

Вечером я написал письмо Фоме, похвалив за успехи и дав новые указания по расширению экспериментов. Запечатал письмо, отдал гонцу, который должен был вернуться в Уваровку утром.

На следующий день я пригласил к себе Ивана Дмитриевича. Он прибыл как обычно — подтянутый, внимательный, с папкой бумаг под мышкой.

— Егор Андреевич, — поздоровался он. — Что-то срочное?

— Не срочное, но важное, — ответил я, указывая на кресло. — Садитесь, Иван Дмитриевич. Хочу показать вам нечто интересное.

Он устроился, положил папку на колени. Я достал оставшиеся банки, выставил на стол перед ним.

— Это что? — он удивился, разглядывая содержимое.

— Консервированные продукты, — объяснил я. — Мясо, овощи, супы. Могут храниться месяцами, не портясь. Не требуют холода, не требуют соли или уксуса. Просто герметично закрыты в стеклянных банках и стерилизованы высокой температурой.

Иван Дмитриевич поднял одну банку, покрутил в руках:

— И вы уверены, что это безопасно? Не отравится человек?

— Абсолютно безопасно, если технология соблюдена, — заверил я. — Я сам пробовал вчера. Вкус отличный, никаких признаков порчи. Хотите, можем разогреть прямо сейчас, попробуете сами.

Он задумался, потом кивнул:

— Давайте попробуем.

Я позвал Матрёну, попросил разогреть банку со щами. Через двадцать минут мы с Иваном Дмитриевичем сидели за столом, пробуя горячие щи из консервной банки.

Он ел медленно, внимательно, оценивающе. Потом отложил ложку:

— Вкусно. Свежо. Не скажешь, что это неделю в банке пролежало.

— А представьте, что это не неделю, а месяц, — сказал я. — Или три месяца. Или полгода. Технология позволяет.

Иван Дмитриевич внимательно посмотрел на меня, сложив руки на груди:

— Егор Андреевич, вы ведь не просто так мне это показываете. Какие планы?

Я усмехнулся. Он быстро соображал, это было одно из его главных качеств.

— Планы масштабные, — признался я. — Наладить массовое производство консервов. Построить специальный завод, обучить работников, организовать поставки сырья. А готовую продукцию предложить военному ведомству для снабжения армии.

Он медленно кивнул, обдумывая:

— Логично. Продовольственное снабжение — всегда головная боль любой армии. Особенно в дальних походах, в чужой стране. Везти живой скот — медленно, дорого, скот худеет в дороге. Грабить местное население — ненадежно, вызывает восстания. А консервы… — он посмотрел на банку, — компактные, долго хранятся, легко транспортировать. Один обоз с консервами может накормить полк на неделю. Разогрел на костре — и ешь. Быстро, удобно, сытно.

— Именно, — подтвердил я.

— Нужно представить это генералу Давыдову, — решительно сказал Иван Дмитриевич. — И военному министру. Если они одобрят, государство профинансирует строительство завода, даст заказы. Вы получите прибыль, армия — надежное снабжение. Все в выигрыше.

— Вот именно, — согласился я. — Но сначала нужно довести технологию до ума. Сейчас идут эксперименты в Уваровке. Когда получим стабильные результаты, составим стандартные процедуры, обучим первых мастеров — тогда и выйдем с предложением к военным.

— Хорошо, — Иван Дмитриевич поднялся. — Держите меня в курсе. Я подготовлю почву, поговорю с нужными людьми. Когда будете готовы к презентации — организую встречу с военным руководством.

Он взял одну из банок:

— Могу взять? Передам кое-кому в Петербург. Пусть тоже оценят.

— Конечно, — кивнул я. — Берите две, на всякий случай.

Письма из Уваровки приходили регулярно. Фома и Степан докладывали об успехах и трудностях. Я давал советы, корректировал процессы. К концу ноября они докладывали, что консервы, сделанные в октябре, все еще в отличном состоянии. Почти два месяца хранения — ни одна банка не испортилась.

Я решил, что пора. Написал письмо Ивану Дмитриевичу: «Готов к презентации. Технология отработана, качество стабильное, долговечность подтверждена. Прошу организовать встречу с военным руководством.»

Ответ пришел через неделю: «Встреча назначена на середину декабря. Генерал Давыдов, представители военного министерства из Петербурга, интендантская служба. Будьте готовы к серьезному разговору. Привезите образцы, отчеты, расчеты себестоимости и производственных мощностей. Иван Дмитриевич.»

Я начал готовиться. Заказал у Фомы новую партию консервов — самых лучших, отборных. Попросил Николая подготовить подробную презентацию с цифрами, графиками, расчетами. Сам написал докладную записку, где объяснял преимущества консервов для армии, технологию производства, планы по масштабированию.

В назначенный день я прибыл в особняк градоначальника, где проходила встреча. В большом зале собрались военные — генерал Давыдов, два полковника из Петербурга, несколько майоров и капитанов. Иван Дмитриевич был там, конечно. И представители интендантской службы — те, кто отвечал за снабжение армии.

Я вошел с Николаем, неся ящик с консервами. Поставил на стол перед собравшимися.

— Господа, — начал я, — благодарю за уделенное время. Сегодня я представлю вам технологию, которая может революционизировать систему продовольственного снабжения русской армии. Консервированные продукты длительного хранения.

Я открыл ящик, достал банки, выставил их в ряд. Объяснял технологию, показывал отчеты из Уваровки, приводил цифры по себестоимости и срокам хранения.

Генерал Давыдов слушал внимательно, иногда задавая вопросы. Полковники из Петербурга переглядывались, явно заинтересованные. Интенданты делали записи.

— А можно попробовать? — спросил один из полковников.

— Конечно, — я кивнул Николаю. Он быстро организовал разогрев нескольких банок на кухне особняка.

Через двадцать минут военные пробовали тушеное мясо, щи, овощное рагу. Ели молча, оценивающе.

— Вкусно, — признал генерал Давыдов. — Действительно, почти как свежее.

— И это хранилось два месяца? — уточнил полковник.

— Именно, — подтвердил я. — В обычном погребе, без особых условий. И может храниться дольше — мы продолжаем испытания.

Интендант, полный мужчина с седыми усами, поднял руку:

— Господин Воронцов, вопрос практический. Сколько вы сможете производить в месяц? Если мы дадим заказ?

Я достал расчеты:

— При строительстве специализированного завода, где будут одновременно делать банки, крышки… как я планирую, — до тысяч банок в месяц. Это обеспечит продовольствием армию на недели похода.

— А сроки строительства завода? — спросил второй полковник.

— Полгода, — ответил я. — При наличии финансирования и государственной поддержки.

Генерал Давыдов посмотрел на Ивана Дмитриевича:

— Что скажете?

Иван Дмитриевич встал:

— Господа, я считаю, что это стратегически важный проект. Продовольственное снабжение — одна из ключевых проблем любой военной кампании. Консервы эффективно решают эту проблему. Предлагаю военному министерству профинансировать строительство завода и дать Егору Андреевичу Воронцову первый крупный заказ на поставку консервов для армии.

Полковники переглянулись, потом один из них кивнул:

— Мы доложим в Петербург. Думаю, министр одобрит. Такие инновации нам сейчас очень нужны.

Генерал Давыдов поднялся, протянул мне руку:

— Егор Андреевич, вы нас снова удивляете. Вы делаете для России больше, чем иные генералы за всю карьеру.

Я пожал его руку:

— Я просто использую знания, господин генерал. Знания — это сила, которая может изменить мир.

Встреча закончилась поздно вечером. Я вернулся домой усталый, но довольный. Военные поняли ценность консервов. Теперь дело за финансированием и строительством.

Маша встретила меня у двери:

— Ну как? Одобрили?

— Одобрили, — улыбнулся я, обнимая ее. — Будем строить завод. Уваровка снова послужит России.

Она прижалась ко мне:

— Ты устал. Иди отдыхай.

Я поднялся в спальню, поцеловал сонного Сашку, лег, но долго не мог уснуть. В голове крутились планы. Завод. Производство. Поставки армии. Консервы в походных сумках солдат, идущих сражаться с Наполеоном.

Иван Дмитриевич не пришел, а ворвался в мой кабинет поздним вечером, нарушая привычный размеренный ритм. Обычно сдержанный, застегнутый на все пуговицы, сегодня он выглядел встревоженным — мундир сидел безупречно, но в глазах, привыкших скрывать мысли, читалось напряжение человека, который держит на плечах слишком тяжелый груз.

Захар, молчаливой тенью возникший в дверях, лишь вопросительно пожал плечами, а я жестом показал, что все в порядке. Дверь закрылась, отрезая нас от остального дома.

— Дурные новости? — спросил я, отодвигая стопку отчетов по строительству консервного завода.

Иван Дмитриевич прошел к окну, резко дернул штору, проверяя, плотно ли она закрыта, и только потом повернулся ко мне.

— Не просто дурные, Егор Андреевич. Тревожные. Мы недооценили масштаб. То, что случилось с вами — похищение, «француз» — это была лишь разведка боем. Проба пера.

Он бросил на стол папку. Она была тонкой, но вид у нее был такой, словно внутри лежал смертный приговор.

— Мои люди перехватили курьера под Калугой. Шел в сторону австрийской границы, но шифр французский. И это не единственная ниточка. За последние две недели мы зафиксировали резкий всплеск активности вокруг Тулы. Иностранцы, Егор Андреевич. Слишком много иностранцев, которые внезапно воспылали любовью к тульским пряникам и самоварам.

— Кто конкретно? — я подобрался, чувствуя, как холодок пробегает по спине, напоминая о ледяной воде и плене.

— Франция и Австрия, — отчеканил Иван Дмитриевич. — Они действуют скоординировано, что само по себе редкость. Обычно грызутся, как пауки в банке, а тут… Видимо, страх перед вашими изобретениями объединил даже старых соперников.

Он сел напротив, сцепив пальцы в замок.

— Они ищут подходы к заводу, лечебнице и к Академии. Пытаются нащупать слабые места в охране. Подкупают трактирщиков, где обедают ваши мастера. Подсылают девок к молодым студентам. Интересуются всем: чертежами новых штуцеров, составом смеси для пьезоэлементов, устройством механических ламп. Им нужны не просто образцы, им нужны технологии. Процессы.

Я открыл папку, начал просматривать донесения. Даты, имена, описания инцидентов. Чем дальше я читал, тем холоднее становилось внутри.

«12 января. Задержан мужчина, пытавшийся проникнуть на территорию завода через задний забор. При досмотре обнаружены инструменты для взлома замков и пустые листы бумаги. При допросе признался, что работает на французскую разведку. Получил задание выкрасть чертежи новых замков для ружей. Казнён.»

Следующее донесение. «18 января. Арестован писарь городской управы Пётр Семёнович Кривцов. При обыске найдены копии документов о поставках на завод. Признался, что передавал информацию неизвестному лицу за деньги. Сослан в Сибирь, семья под наблюдением.»

Ещё одно. «25 января. Пресечена попытка подкупа охранника академии. Неизвестный предложил крупную сумму за доступ в мастерские студентов. Охранник доложил начальству. При попытке задержания неизвестный оказал сопротивление, был ранен. Умер, не приходя в сознание. По акценту и внешности — предположительно австриец.»

Я закрыл папку, потёр лицо ладонями. Это уже не отдельные попытки — это координированная кампания.

— Значит, они поняли, что украсть меня — задача сложная, и решили украсть мои знания по частям? — спросил я, чувствуя, как в груди нарастает злость.

— Именно, — кивнул Иван Дмитриевич. — И действуют они нагло. Вчера на проходной завода задержали человека, который пытался пронести эскизы станков в подкладке сапога. Оказался мелким воришкой, нанятым «добрым господином» за пять рублей. Господина, конечно, и след простыл. Но это мелочи. Меня беспокоит другое. Они пытаются внедрить своих людей внутрь.

Я встал и прошёлся по кабинету. Крепость, которую мы строили, оказалась под осадой. Невидимой, тихой, но оттого не менее опасной.

— Обычной охраны уже мало, — произнес я, глядя на пламя в камине. — Мы можем поставить по гвардейцу у каждого станка, но если предатель будет среди мастеров…

— Вот именно, — подхватил Иван Дмитриевич. — Мы не можем проверять каждого рабочего до исподнего на выходе. Нам нужно менять тактику.

Я обернулся к нему. В голове, привыкшей решать инженерные задачи, начала выстраиваться схема. Шпионаж — это та же механика, только вместо шестеренок — люди и информация. Если нельзя остановить поток, нужно его перенаправить.

— Иван Дмитриевич, — медленно начал я, возвращаясь к столу. — Вы когда-нибудь слышали о принципе «ложной цели» в фортификации?

Он прищурился:

— Продолжайте.

— Мы пытаемся построить стену, через которую никто не перелезет. Но они все равно будут лезть. Будут рыть подкопы, искать щели. А что, если мы сами откроем им дверь? Только дверь эта будет вести не в сокровищницу, а в яму с кольями.

Я взял чистый лист бумаги и начал быстро чертить схему, выстраивая систему защиты как инженерную конструкцию.

— Нам нужна система внутренней безопасности. Жесткая. Но не только снаружи, а внутри. Первое: сеть информаторов. На каждом участке, в каждом цеху, в каждой учебной группе Академии должны быть ваши люди. Не жандармы в мундирах, а свои. Рабочие, студенты. Те, кто будет слушать разговоры в курилках и за кружкой пива.

— Это уже делается, — кивнул Иван Дмитриевич. — Но процесс небыстрый. Вербовка требует времени.

— Ускорьте, — жестко сказал я. — Платите двойную цену. Обещайте льготы, защиту. Мне нужно знать, если кто-то из мастеров вдруг начнет тратить больше, чем зарабатывает. Или если студент начнет задавать вопросы не по теме лекции. Мне нужно знать о каждом подозрительном разговоре, о каждом новом знакомстве с приезжими купцами или «торговцами».

— Принято, — он сделал пометку в блокноте. — Что второе?

— Второе — это игра на опережение, — я постучал пальцем по столу, чувствуя, как идея кристаллизуется в четкий план. — Вы сказали, они охотятся за чертежами?

— Да. Особенно за замком штуцера и устройством вакуумного насоса и составом газа для ламп.

Я усмехнулся. Злая это была усмешка.

— Так давайте дадим им эти чертежи.

Брови Ивана Дмитриевича поползли вверх:

— Егор Андреевич, вы в своем уме?

— В полном, — я призадумался на секунду. — Мы создадим фальшивки. Качественные, детальные, красивые фальшивки. Чертежи, которые выглядят как настоящие. С печатями, с подписями, с пометками «Секретно».

Я начал объяснять, чувствуя азарт инженера, конструирующего сложную ловушку:

— Смотрите. Берем чертеж пьезоэлектрического замка. Оставляем внешний вид без изменений. Но меняем угол удара молоточка по кристаллу всего на два градуса. И меняем марку стали для пружины на чуть более жесткую. А еще кристалл якобы на самом деле стекло.

— И что это даст? — Иван Дмитриевич подался вперед, и в его глазах появился хищный блеск понимания.

— На бумаге все будет выглядеть идеально. Любой шпион, даже с техническим образованием, купится. Они передадут чертежи в Париж или Вену. Там потратят месяцы, огромные деньги на изготовление опытных образцов, на переоснащение станков. А когда соберут ружье… Стекло будет рассыпаться в пыль после первого же применения. Искры вообще не будет как таковой.

Глаза Ивана Дмитриевича загорелись:

— Саботаж… Руками самих врагов.

— Именно, — подтвердил я, донося до него глубину замысла. — То же самое с лампами. Мы изменим формулу сплава для нити накаливания или форму колбы. Пусть они строят заводы, пусть вкладывают миллионы. А на выходе получат пшик. Мы выиграем самое главное — время. Пока они будут разбираться, почему их копии не работают, мы уйдем вперед еще на пять шагов.

Иван Дмитриевич откинулся на спинку кресла, и впервые за вечер на его лице появилась тень улыбки:

— Это дьявольски хитро, Егор Андреевич. Это… изящно. Превратить их жадность в их же поражение.

— Но для этого нам нужна строжайшая дисциплина, — я вернул его к реальности. — Настоящие чертежи должны храниться в сейфе, доступ к которому имеют единицы. Мастера должны работать только с копиями отдельных узлов, не видя всей картины целиком. Так как мы и планировали ранее, как делаем сейчас. Принцип разделения знаний. Токарь точит деталь, но не знает, куда она пойдет. Сборщик собирает узел, но не видит чертежа всего механизма.

Иван Дмитриевич встал и прошелся по комнате, явно обдумывая план.

— Мы начинаем большую игру, Егор Андреевич. Игру умов. И ставки в ней выше, чем просто деньги. Это вопрос выживания Российской империи в надвигающейся буре.

Когда он ушел, я долго стоял у окна, глядя в темноту тульской ночи. Где-то там, в тенях, рыскали чужие агенты, вынюхивая, высматривая. Раньше это пугало меня. Теперь — злило. Это был мой мир, мои идеи, моя семья. И я не собирался отдавать их никому.