Воронцов. Перезагрузка. Книга 10

Глава 21

Эйфория после успешной демонстрации телеграфа медленно уступала место привычной, тягучей усталости. Генералы и чиновники разъехались, увозя с собой доклады для Петербурга, а мы остались с километрами проводов, требующих постоянного надзора, и горой планов, которые теперь нужно было воплощать в жизнь.

Я сидел в кабинете, просматривая сметы на расширение линии до Серпухова, когда внизу послышался знакомый громоподобный голос, от которого, казалось, даже оконные стёкла начинали вибрировать в рамах.

— Принимай гостей, Тула-городок! Да не с пустыми руками, а с прибытком!

Дверь распахнулась, и на пороге возник Фома. Следом за ним, сдержанно улыбаясь и снимая шляпу с широкими полями, вошёл Игорь Савельевич — в добротном купеческом кафтане тёмно-синего сукна, расшитом по краям золотой тесьмой.

— Егор Андреевич! — Фома шагнул ко мне, раскинув руки для объятий. — Слышали, слышали уже! Весь город гудит! Говорят, вы молнию оседлали и заставили её письма носить! Поздравляю с победой!

Я поднялся навстречу, искренне радуясь их визиту. В этом мире интриг и шпионских игр эти двое были островком надёжности и здравого смысла.

— Не молнию, Фома, а гальванический ток, — поправил я, пожимая его крепкую, как камень, руку, от которой едва не хрустнули мои костяшки. — Но суть ты уловил верно. И откуда узнали только⁈ Рад видеть вас обоих. Проходите, садитесь. Матрёна! Чаю нам, самого лучшего!

Игорь Савельевич пожал мне руку с уважительной осторожностью, словно боялся, что я теперь тоже под напряжением. Сам же окинул оценивающим взглядом мой кабинет, сам себе кивнул, переступая порог.

— Великое дело сделали, Егор Андреевич, — произнёс он серьёзно. — Я, признаться, думал, блажь учёная. А оно вон как обернулось. Купцы между собой шепчутся, что генерал Давыдов из Помахово ответ получил быстрее, чем успел трубку раскурить.

— Было такое, — кивнул я, приглашая гостей к столу. — Но давайте о земном. Как Уваровка? Как торговля?

Фома степенно уселся в кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом, и выложил на стол объёмистую кожаную папку, развязывая тесёмки.

— Уваровка цветёт и пахнет, Егор Андреевич, — начал он, доставая несколько листов, исписанных аккуратным почерком Степана. — И не только навозом, уж простите за прямоту, но и деньгами. Народ работает так, что щепки летят. Помните, как мы начинали? Десяток покосившихся изб, огороды заросшие, народ голодный и злой? А теперь… — он всплеснул руками. — Теперь у нас уже сорок дворов! Сорок! Люди идут отовсюду — из соседних деревень, из дальних губерний. Слухи разошлись, что в Уваровке барин справедливый, земли хватает, работы полно, а жизнь сытая.

Он наклонился вперёд, понизив голос до заговорщического шёпота, хотя в кабинете кроме нас троих никого не было:

— Степан наш — молодец, надо сказать. Железный мужик. Всё по расписанию, всё по науке, как вы велели. Севооборот соблюдаем строго — где в прошлом году рожь была, там нынче клевер посадили, землю подкормить. Урожай, Егор Андреевич… — он покачал головой с восхищением. — Я в жизни такого не видывал. Вырос минимум вдвое! Не просто чуть-чуть, а именно вдвое, местами втрое! Амбары, которых, к слову, построили еще два — трещат от зерна! Пшеница такая густая пошла, колосья тяжёлые, зерно крупное. Продали излишки купцам тульским — деньги хорошие выручили.

Матрёна принесла самовар, разлила чай в фарфоровые чашки, поставила на стол тарелку с пирогами.

— Теплицы как? — спросил я, когда Матрёна ушла, прикрыв за собой дверь. — Работают?

— Ещё как работают! — Фома просиял. — У нас теперь семь новых теплиц построили, Егор Андреевич! Большие, крепкие, со стеклянными крышами. Семён столько стекла наделал, что хватило и на теплицы, и на продажу ещё осталось. Печи под грядками — как вы рисовали — держат тепло отменно. Снаружи уже холодрыга, листва опадает, а у нас в теплицах — лето! Огурцы свежие, помидоры, зелень всякая. Везём в Тулу — купцы с руками отрывают, цену дают втридорога. Я грешным делом подумал, не золотые ли мы огурцы продаём.

Игорь Савельевич кивнул, подтверждая:

— Это правда, Егор Андреевич. Я закупаю у Фомы Степановича овощи из теплиц. Продаю потом знатным домам, трактирщикам. Спрос огромный — зимой-то свежих овощей днём с огнём не сыщешь, а тут пожалуйста. Прибыль хорошая идёт, все довольны.

— Это отлично, — удовлетворённо сказал я. — А консервы? Как продвигается производство?

Лицо Фомы стало ещё более торжественным. Он полез во внутренний карман кафтана, достал оттуда аккуратно сложенную бумагу и развернул её на столе передо мной с видом фокусника, вытаскивающего кролика из шляпы.

— Вот, Егор Андреевич, отчёт письменный. Степан составлял, он у нас теперь грамоте хорошо обучился. Читайте. Но главное, Егор Андреевич, — он сделал паузу, многозначительно подняв палец, — это ваши банки. Те самые, с тушёнкой да кашей.

Я взял бумагу, пробежал глазами по строчкам, исписанным старательным, но неровным почерком. «Производство консервов. Месяц сентябрь. Изготовлено: мясных, овощных, смешанных (щи, рагу). Итого. Брак столько-то. Продано через Игоря Савельевича…» От цифр рябило в глазах.

Я поднял взгляд, отчётливо помня, как ещё несколько месяцев назад первые партии консервов делали с ошибками — банки лопались, крышки не держали вакуум. Но с каждой неделей результаты улучшались, и вот теперь…

— Почти пол тысячи банок за месяц? — произнёс я. — И брак всего два процента? Это отличный результат, Фома. Молодцы. Значит, технологию освоили как следует.

— Не просто освоили — научились! — Фома ударил ладонью по столу, заставив чашки звякнуть. — Мы первую большую партию, что для пробы делали, привезли на ярмарку. Народ сначала косился: мол, что за диво, мясо в стекле, да не солёное, не вяленое. Думали, обман или порча. А мы открыли пару банок, дали попробовать. Запах пошёл такой — аж с соседних рядов сбежались! Митяй банки делает теперь как орехи щёлкает, — продолжил он с гордостью. — Наладил производство — форму отливает, стекло в неё заливает, остывает — готово. За день по два десятка банок выдаёт, печи не гасит, стеклодувы в две смены работают. Семён четверых подмастерьев взял себе. Петька с Ильёй крышки клепают металлические, с кожаными прокладками. Всё как вы рисовали. Штампы для крышек новые сделал, похитрее, чтобы быстрее выходило. Бабы наши — Анфиса, Дарья, Матрёна уваровская — готовят, раскладывают по банкам, закрывают. Потом в котлах варим — час, а то и два. Остывает — готово. Стоит потом в погребе хоть полгода, не портится.

Игорь Савельевич откашлялся, привлекая внимание, и подтвердил:

— Истинная правда. Я помог Фоме Степановичу с купцами тульскими переговорить. Взяли на пробу в трактиры и для обозников. Через неделю вернулись и всё выгребли подчистую. Говорят, ямщики и приказчики, что в долгие рейсы ходят, теперь без ваших банок в дорогу и выезжать не хотят. Костёр развёл, банку в котелок вывалил — и через пять минут у тебя щи, как из печи, или каша с мясом. Удобство невероятное.

Он поправил кафтан, сложил руки на животе — классическая поза купца, готового вести серьёзный разговор о деньгах:

— Товар хороший. Очень хороший. Я сначала, признаться, сомневался. Думал — кто ж это покупать будет, еду в стекле? Народ наш недоверчивый, привык к солонине, к квашеной капусте. А тут — новинка непонятная. Но попробовали, распробовали — и пошло-поехало! Трактирщики берут охотно — удобно им, открыл банку, разогрел, подал. Богатые дома заказывают — барыни довольны, что мясо свежее, не солёное до горечи. Купцы, которые в дальние поездки собираются, тоже интересуются — в дороге-то такая еда золото.

Он наклонился вперёд, и голос его стал деловитым, расчётливым:

— Я уже нашёл покупателей в Москве и Петербурге. Крупных. Готовы брать партиями по пятьсот, по тысяче банок за раз. Цену дают хорошую. Но… — он поднял палец, — нужно увеличить производство. Мы, Егор Андреевич, сейчас на консервах зарабатываем больше, чем на лесе и стекле вместе взятых. Пол тысячи в месяц — это капля в море. Спрос растёт быстрее, чем предложение.

Я откинулся в кресле, постукивая пальцами по столешнице. Проблема была очевидной — Уваровка просто физически не могла производить больше при нынешних мощностях. Митяй с Семёном делали банки, бабы три человека готовили и раскладывали, котлов для стерилизации было всего четыре.

— Фома, — обратился я к нему после паузы, — а сколько ещё людей можно привлечь к производству? Есть желающие?

— Желающих — пруд пруди, — тут же ответил Фома. — Половина деревни готова работать, лишь бы платили. Были бы деньги, а руки найдутся. Но вот проблема — помещение маловато. У нас всё в одном сарае делается, тесно. И оборудования не хватает — котлов больших нужно, печей дополнительных, столов рабочих.

— Значит, нужно строить отдельное здание, — решительно сказал я, уже формулируя план. — Специализированный цех. Большой, просторный, с несколькими печами, с большими котлами для стерилизации. Разделить производство на участки — один участок подготовка продуктов, второй раскладка по банкам, третий закрытие, четвёртый стерилизация, пятый контроль качества и упаковка. Поточное производство.

Фома слушал, кивая, явно не вполне понимая все детали, но постепенно вникая суть. Игорь Савельевич, напротив, схватывал на лету — купеческая жилка работала:

— Разумно, Егор Андреевич. Это ускорит процесс и увеличит выход. Сколько времени займёт строительство?

— Месяц-полтора, если работать быстро, — прикинул я. — Лесопилка у нас работает круглосуточно благодаря лампам, досок хватает. Мастера есть. Печи сложить — дело не хитрое, Петька с Ильёй справятся. Котлы большие… — я задумался. — Котлы придётся заказывать здесь, в Туле. Можно на заводе. У нас есть мастера, которые делают котлы для паровых машин, они и для консервов сделают. Нужны новые цеха, новые автоклавы для варки.

— Сделаем, — уверенно кивнул Фома. — Были бы деньги, а руки найдутся.

— А деньги? — прямо спросил Игорь Савельевич. — Строительство, оборудование — это всё требует вложений.

Я усмехнулся:

— Деньги есть. Завод приносит прибыль, академия финансируется государством, телеграф получил финансирование после демонстрации. На консервный цех в Уваровке средства найдутся. Тем более, что это стратегически важный проект — военное ведомство заинтересовано в снабжении армии консервами. Иван Дмитриевич обещал помочь с финансированием от казны. Скоро пойдёт военный заказ. Там объёмы будут такие, что нынешняя торговля покажется детской забавой. Готовьтесь расширять производство.

Фома облегчённо выдохнул:

— Ну слава Богу! А то я уж думал, где денег брать. Так что, начинаем строить?

— Начинаем, — твёрдо сказал я. — Фома, ты возвращаешься в Уваровку, передаёшь Степану — пусть выбирает место под цех, начинает подготовку. Я нарисую подробные чертежи, пришлю с нарочным. Митяю с Семёном отдельное задание — увеличить производство банок вдвое. Пусть делают ещё формы, набирают и работают с помощниками. Петьке и Илье — заказ на дополнительные печи и приспособления для цеха.

Я взял чистый лист бумаги со стола, начал набрасывать быструю схему:

— Цех должен быть вот такой формы — длинное здание, разделённое на зоны. Тут кухня с печами, тут рабочие столы для разделки и раскладки, тут котлы для стерилизации — их нужно минимум шесть штуков, больших, чтобы помещалось по двадцать банок за раз. Тут зона охлаждения, тут склад готовой продукции. Всё должно быть чисто, как в операционной у Ричарда — помнишь, я тебе рассказывал?

Фома кивал, пытаясь запомнить, но я видел, что детали ускользают. Ничего, чертежи всё объяснят.

— А я, Егор Андреевич, могу взять на себя организацию сбыта, — вклинился Игорь Савельевич, с надеждой на моё одобрение. — Если производство вырастет до нескольких тысяч банок в месяц, я найду покупателей не только в Москве и в Петербурге, но и в Киеве. Создам сеть. Буду возить партиями, регулярно. Организую прохладные склады, чтобы товар не залёживался.

— Хорошо, — согласился я. — Но с одним условием. Приоритет — военные заказы. Если военное ведомство даст заказ на консервы для армии, он выполняется в первую очередь. Коммерческие поставки — во вторую. Договорились?

Игорь Савельевич на мгновение поморщился — купцу всегда жалко упускать прибыль, — но кивнул:

— Договорились. Дело государственное, понимаю.

Мы ещё немного обсудили детали — цены, сроки, логистику. Фома записывал основные моменты в свою потрёпанную записную книжку, Игорь Савельевич делал пометки в аккуратном гроссбухе. Я видел, что дело двигалось, механизм работал, каждая шестерёнка вращалась, как задумано.

Но тут Игорь Савельевич отложил перо, посмотрел на меня с хитрецой, и я увидел, как в его глазах загорается тот особый блеск — верный признак коммерческой идеи:

— Егор Андреевич, а можно ещё один вопрос задать? Не по консервам, а по другому делу?

— Спрашивайте, — разрешил я, интригуясь.

Он откашлялся, поправил ворот кафтана:

— Вот купцы шепчутся, что вы телеграф этот ваш построили. Слова по проволоке гоняете. Я на демонстрации не был, но слышал от людей — говорят, чудо настоящее. Из Тулы в Москву сообщение за минуты доходит. Это же живая река денег!

Он подался вперёд, и глаза его заблестели азартом:

— Вот смотрите. Я торгую зерном, пенькой, железом. Цены в Туле одни, в Москве — другие, в Нижнем Новгороде на ярмарке — третьи. Пока я узнаю, что в Москве цена на пшеницу подскочила, пока обоз соберу, пока довезу — цена уже упасть может. Или, наоборот, повезу товар, а там его и так завались. Риск, убытки, время потерянное.

Я кивнул, слушая внимательно. Игорь Савельевич озвучивал то, что в моём времени было основой биржевой торговли. Информация — это деньги. Самые быстрые деньги.

— А если бы я мог узнать цену в Москве не через три дня, а через минуту? — продолжил он, понизив голос с драматическим эффектом. — Представляете, Егор Андреевич? Я сижу здесь, в Туле, получаю весточку по вашей проволоке: «В Москве мука подорожала на гривенник». Я тут же скупаю всё здесь и отправляю обоз. Я буду всегда на шаг впереди конкурентов. Всегда!

Фома слушал, открыв рот. Для него, тоже купца, такие скорости были в новинку, но коммерческую жилку это задело мгновенно.

— И не только цены! — распалялся Игорь Савельевич. — Договоры заключать, о наличии товара узнавать, векселя подтверждать! Егор Андреевич, да купцы за такую возможность золотом платить будут! Если вы протянете линию до Москвы, а потом до Нижнего, до Петербурга… Создайте коммерческую сеть, Егор Андреевич. Пустите нас, торговых людей, к вашей проволоке. Мы вам такую пошлину платить будем за каждое слово, что никакие казённые заказы не нужны станут.

Я смотрел на него и видел рождение телекоммуникационного бизнеса. Он был абсолютно прав. В будущем телеграф станет кровеносной системой экономики. Но сейчас…

— Идея ваша, Игорь Савельевич, правильная, — медленно произнёс я, взвешивая каждое слово. — И мыслите вы масштабно, по-государственному, я бы сказал. Но есть одно «но».

— Какое же? — насторожился купец.

— Сейчас телеграф — это стратегическое оружие, — я постучал пальцем по столу для усиления фразы. — Линия принадлежит государству. Охраняется казаками и жандармами. Каждая передача — под контролем военных. Иван Дмитриевич и слышать не захочет о том, чтобы по проводам, где идут секретные приказы, передавали цены на овёс или поздравления с именинами.

Игорь Савельевич сник, но только на секунду.

— Так ведь война не вечна, Егор Андреевич. И приказы не каждую минуту идут. Проволока-то висит, есть не просит.

— Верно, — согласился я. — И я уже думал об этом. Мы не можем сейчас строить отдельную коммерческую сеть — на это нет ни сил, ни ресурсов, да и разрешения мне никто не даст. Но…

Я сделал паузу, видя, как они оба подались вперёд, ловя каждое моё слово.

— Когда линия до Москвы будет закончена и протестирована, когда военные наиграются и поймут, что канал связи большую часть времени простаивает… Вот тогда можно будет говорить о выделении «эфирного времени».

— Эфирного? — не понял Фома.

— Свободного времени, — пояснил я. — Например, час утром и час вечером, когда линия свободна от казённых депеш, мы можем принимать частные и коммерческие сообщения. За очень, очень хорошую плату. Аргумент будет простой: содержание линии стоит денег, так пусть купцы помогают казне эти расходы покрывать.

Глаза Игоря Савельевича снова загорелись:

— Это дело! Это разговор! Даже пары часов в день хватит, чтобы узнать главные новости с рынка. Казна убытка не любит, а тут — чистая прибыль из воздуха.

— Но это дело будущего, — остудил я его пыл, поднимая предостерегающий палец. — Сначала мы должны закончить стройку. Сдать линию военным. Доказать её надёжность. И только потом, когда система заработает как часы, я смогу пойти к Ивану Дмитриевичу с предложением о коммерческом использовании. Думаю, этот довод он поймёт.

— Золотые слова! — воскликнул Игорь Савельевич, потирая руки. — Когда хоть какие-то новости будут — сразу же мне сообщите. Ну а я уж найду заинтересованных лиц с обеих сторон вашего этого телеграфа.

— Вот и договорились, — я поднялся, давая понять, что аудиенция подходит к концу, хоть и в дружеском ключе. — А ты, Фома, в Уваровке с людьми наращивайте производство консервов. Готовьтесь к большим объёмам. А вы, Игорь Савельевич, прикиньте пока, какие города нам важнее всего связать в будущем. Составьте список, подумайте о тарифах. Когда придёт время — у нас должен быть готовый план.

— Будет сделано, Егор Андреевич! — Фома поднялся, крякнув, и пожал мне руку так, что кости снова хрустнули. — Ну, пора нам. Дела не ждут. Сегодня с Сашкой поиграюсь, а завтра с утра выезжаю обратно в Уваровку, передам всё Степану, начнём строить цех!

— Удачи, Фома, — я похлопал его по плечу. — И передавай от меня всем привет. Степану, Митяю, Петьке, Илье, бабам. Скажи, что я ими горжусь. После сбора урожая, объяви в деревне, что на этот год тоже от подати освобождаю.

Фома чуть не поперхнулся воздухом, но, улыбнувшись, сказал:

— Хорошее дело, Егор Андреевич. Передам обязательно.

Игорь Савельевич поклонился учтиво, надевая шляпу:

— И я благодарю, Егор Андреевич. Очень рассчитываю, что телеграф для коммерции всё-таки разрешат. Это было бы… это изменило бы всю торговлю в России!

Я проводил их до дверей, наблюдая, как они спускаются по лестнице — Фома тяжело, вразвалку, Игорь Савельевич лёгко и быстро, несмотря на возраст. Они ушли, оставив в кабинете запах хорошего табака и ощущение кипучей энергии.