Воронцов. Перезагрузка. Книга 10

Глава 20

Александр Зайцев шагнул вперёд:

— Мы разделимся на группы. Каждая возьмёт участок в десять вёрст. Пройдём за три дня, потом ещё два дня на исправление найденных проблем. Успеем.

— Хорошо, — кивнул я. — Павел, ты координируешь проверку. Следи, чтобы все участки были покрыты, чтобы никто не халтурил. Это критически важно.

— Слушаюсь, — Павел выпрямился.

Мы вернулись в Тулу поздним вечером. Григорий встретил нас у ворот особняка:

— Ну как, Егор Андреевич? Получилось?

— Получилось, Гриша, — устало, но с удовлетворением ответил я, спешиваясь. — Линия работает. Сигнал доходит до Помахово, ретранслятор усиливает его идеально.

Он широко улыбнулся:

— Так это ж праздник, Егор Андреевич! Надо отметить!

— Отметим после демонстрации, — покачал я головой. — Сейчас рано. Впереди самое сложное — показать это военным так, чтобы они поняли ценность. Чтобы убедились, что это не фокус, а работающая технология, способная изменить систему связи в армии.

Маша встретила меня в холле, и по её лицу я увидел, что она волновалась:

— Ну как? — спросила она, обнимая меня. — Все получилось, работает?

— Работает, Машенька, — я поцеловал её. — Твой муж только что отправил сообщение на шестьдесят вёрст и получил ответ за минуту.

Она прижалась ко мне:

— Я так рада, что у тебя все получилось.

— Ещё не конец, — предупредил я. — Впереди демонстрация. Если она пройдёт хорошо, государство даст деньги на строительство линии до Москвы, а потом и дальше — до Петербурга, до границ. Россия получит систему связи, которой нет ни у кого в мире.

В кабинете меня ждал Николай Фёдоров. Он сидел у окна с чашкой остывшего чая, и вид у него был измождённый, но счастливый.

— Егор Андреевич! — он вскочил, увидев меня. — Я получил ваши сообщения! Все, до единого! Сигнал шёл чётко, только на последних верстах стал слабеть, но ретранслятор решил проблему!

— Я знаю, — кивнул я, опускаясь в кресло и чувствуя, как накатывает усталость. — Николай, теперь нужно подготовиться к демонстрации. Я хочу, чтобы всё было организовано идеально. Военные и чиновники должны увидеть не эксперимент, а готовую, надёжную систему.

Он достал блокнот, приготовился записывать:

— Слушаю вас.

— Первое, — начал я, собирая мысли. — Нужно подготовить два пункта для демонстрации. Один здесь, в Туле — в моём кабинете или в зале академии, где больше места для гостей. Второй — в Помахово, на ретрансляторе. Мы покажем, как сообщение, отправленное из Тулы, доходит до Помахово и возвращается обратно.

Николай записывал, кивая:

— В академии будет лучше — там большой зал, можно разместить десятка два-три гостей с комфортом.

— Согласен, — кивнул я. — Второе — подготовить демонстрационные сообщения. Не технические тесты вроде «точка-тире», а осмысленные фразы. Например, генерал отправляет приказ условному полку о выдвижении. Или запрос о подкреплениях. Что-то, что наглядно покажет военное применение.

— Хорошая мысль, — Николай быстро писал. — Можно даже разыграть мини-сценарий. Один офицер в Туле отправляет приказ, другой в Помахово его получает и отвечает рапортом. Как в настоящей военной операции.

— Именно, — одобрил я. — Третье — пригласить нужных людей. Генерал Давыдов обязательно, он наш главный сторонник в военных кругах. Представители военного министерства из Петербурга. Иван Дмитриевич с людьми из тайной канцелярии. Градоначальник Дубинин. Возможно, кто-то из придворных, если удастся.

— Иван Дмитриевич уже обещал организовать приглашения, — заметил Николай. — Он говорил, что постарается привлечь самых влиятельных лиц.

— Отлично, — сказал я. — Четвёртое — техническая надёжность. Студенты проверят каждый метр линии. Александр возглавит проверку. Ни одного слабого соединения, ни одного повреждённого изолятора. Батареи в Туле и Помахово должны быть свежими, полностью заряженными. Реле отрегулировано идеально. Запасные части на случай непредвиденных поломок.

Николай дописал последние строки и посмотрел на меня:

— Когда назначим демонстрацию?

Я задумался, прикидывая сроки:

— Группам нужно три дня на проверку линии, два дня на устранение возможных дефектов. Ещё день на финальную настройку аппаратуры и репетицию. Итого неделя. Назначим на восьмое августа. Это даст нам запас времени на непредвиденные обстоятельства.

— Восьмое августа, — повторил Николай, записывая. — Хорошо. Я начну подготовку с завтрашнего утра.

Он поднялся, но у двери остановился:

— Егор Андреевич, мы создали то, чего нет нигде в мире. Англичане экспериментируют с гальваническими токами, французы строят оптические телеграфы с башнями и сигнальными флагами. А у нас — электрический телеграф, способный передавать сообщения на десятки вёрст за секунды. Это…

Голос его сорвался от переполнявших эмоций.

— Это революция, Николай, — тихо закончил я за него. — Революция в связи, в управлении войсками, в координации действий. Если мы докажем это военным, если они поймут потенциал… Россия получит преимущество, которого не будет ни у кого из противников.

Он кивнул, не находя слов, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Я остался один в полутёмном кабинете. За окном сгущались сумерки, где-то внизу, на улице, слышались голоса редких прохожих, стук копыт по булыжной мостовой. Обычная, размеренная жизнь провинциального города. Но здесь, в этих стенах, создавалось будущее.

Я встал, подошёл к окну. Где-то там, за крышами домов, тянулась линия. Медный провод, натянутый на деревянных столбах, казавшийся таким хрупким и уязвимым. Но по этому проводу бежал ток, несущий закодированную человеческую мысль быстрее самого резвого скакуна.

Через неделю в зале академии соберутся люди, от решения которых зависит судьба проекта. Генералы, привыкшие к традиционным методам ведения войны. Чиновники, консервативные и недоверчивые к новшествам. Придворные, ищущие выгоду в каждом начинании.

Я должен был убедить их. Показать не просто технический фокус, а стратегическое оружие. Доказать, что вложенные деньги вернутся сторицей в виде спасённых жизней, выигранных сражений, победоносных кампаний.

Наполеон где-то там, за западной границей, собирал армии. Его маршалы тренировали войска, готовясь к новому походу. Но у него не было телеграфа. Его приказы скакали на лошадях, теряя драгоценные дни и недели. Его координация войск зависела от случая, от того, успеет ли курьер доехать до адресата вовремя.

А у нас будет телеграф. Мгновенная связь от столицы до фронта. Приказы, летящие со скоростью молнии. Разведывательные данные, поступающие в штаб за минуты, а не за дни.

Это было огромное преимущество.

Я отошёл от окна, зажёг лампу на столе — ту самую механическую лампу, которая когда-то казалась мне вершиной достижений. Теперь она выглядела почти примитивной по сравнению с телеграфом. Но обе они были звеньями одной цепи. Цепи прогресса, которую я тянул вперёд изо всех сил, звено за звеном.

Взял перо, обмакнул в чернильницу. Начал писать подробный план демонстрации. Каждая минута должна была быть продумана. Каждое слово — взвешено. Каждый жест — точен.

Через неделю я либо войду в историю как человек, давший России телеграф, либо останусь чудаком-изобретателем, потратившим казённые деньги на бесполезную игрушку.

Третьего не дано.

Утро восьмого августа выдалось прохладным, с той особенной, хрустальной прозрачностью воздуха, которая бывает только в конце лета, когда зелень ещё густа, но в небе уже чувствуется приближение осени. Ретрансляционная станция в Помахово — наш главный форпост на пути к Москве — была подготовлена так, словно мы ждали визита самой императрицы.

Впрочем, гости, чьи экипажи один за другим въезжали на утоптанный двор станции, по важности уступали разве что монаршей особе.

Я стоял на крыльце, поправляя манжеты сюртука. Волнение, которое я давил в себе последние дни, никуда не делось. Оно свернулось тугим, холодным узлом где-то под солнечным сплетением. Сегодня решалось пусть и не всё, но очень многое. Либо мы триумфаторы, открывшие новую эру, либо шарлатаны, потратившие казённые деньги на бесполезную игрушку из проволоки и деревяшек.

Первым из кареты вышел генерал Давыдов. Он был в парадном мундире, при орденах, и выглядел внушительно, но в его взгляде я уловил тень беспокойства. Он поставил на меня свою репутацию перед военным министерством, и провал ударил бы по нему не меньше, чем по мне.

Следом показались чиновники из Петербурга. Их было трое — господа в строгих вицмундирах, с лицами, на которых застыло выражение вежливого, но глубокого скептицизма. Они приехали не восхищаться, они приехали проверять и, возможно, закрывать. Среди них выделялся статский советник Корф — сухой, желчный человек, который, по слухам, считал даже паровые машины «дьявольским искушением».

Замыкал процессию Иван Дмитриевич. Он вышел из своей неприметной коляски, кивнул мне едва заметно. Его лицо было непроницаемым, как маска, но я знал: его люди проверили каждый куст вокруг станции на версту в окружности. Безопасность была обеспечена.

— Господа, — я шагнул навстречу, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Добро пожаловать на станцию связи «Помахово». Сегодня мы покажем вам будущее.

Мы прошли внутрь. Просторная изба была переоборудована в аппаратную. В центре стоял длинный стол, на котором располагалось то, ради чего мы не спали ночами последние месяцы: передающий ключ, приёмный аппарат с бумажной лентой, массивная батарея вольтовых столбов, тихо пахнущая кислотой, и сложное хитросплетение медных проводов.

Александр Зайцев стоял у приёмника. Он был бледен, на лбу выступила испарина, но руки, лежащие на столе, не дрожали. Студенты, обслуживающие батареи, замерли у стен, словно часовые.

— Итак, Егор Андреевич, — генерал Давыдов оглядел аппаратуру, задержав взгляд на катушках электромагнитов. — Вы утверждаете, что можете отправить приказ в Тулу, находящуюся в шестидесяти верстах отсюда, и получить подтверждение немедленно?

— Именно так, ваше превосходительство, — подтвердил я. — Не с нарочным, не с голубиной почтой, а по проводам. Мгновенно.

Статский советник Корф подошёл к столу, брезгливо тронул пальцем в перчатке медный провод:

— Мгновенно — слово громкое, молодой человек. Даже свету нужно время, чтобы дойти от солнца до земли. А вы говорите о шестидесяти верстах. Сколько времени займёт передача? Час? Два?

— Минуты, — ответил я, глядя ему в глаза.

По залу прошел шепоток. Кто-то хмыкнул. Представители науки — двое профессоров из Москвы, которых тоже пригласили, — переглянулись с сомнением.

— Что ж, — сказал Корф, доставая массивные золотые часы на цепочке. — Давайте проверим. Какое сообщение вы хотите отправить?

— Любое, — я жестом пригласил его к столу. — Продиктуйте. Чтобы не было сомнений в том, что мы заранее договорились с принимающей стороной.

Корф задумался на мгновение, потом усмехнулся тонкой, змеиной улыбкой:

— Хорошо. Пишите: «Гвардия выступает на рассвете. Ждать подтверждения». Фраза военная, точная.

Я кивнул Александру. Тот взял перо, быстро записал фразу на листке, разбивая её на буквы.

— Прошу внимания, господа, — громко сказал я, садясь за передающий ключ. — Сейчас я отправлю это сообщение в Тулу. В здание академии, где сидят ваши коллеги. Там, на приёмной станции, дежурит мой помощник Николай Фёдоров. Он примет сигнал, запишет его и немедленно отправит ответ.

В комнате повисла тишина. Такая плотная, вязкая тишина, что было слышно, как жужжит муха, бьющаяся о стекло. Все взгляды были прикованы к моей руке.

Я положил пальцы на деревянную головку ключа. Глубокий вдох.

Так-так-тааак… Так-тааак…

Стук металла о металл разнёсся по комнате, резкий, ритмичный. Я выбивал буквы, превращая слова статского советника в серию электрических импульсов. Точка, тире, точка…

Г… В… А… Р… Д… И… Я…

Я будто чувствовал, как ток бежит по проводам. Через леса, через овраги.

…Н… А… Р… А… С… С… В… Е… Т… Е…

Никто не дышал. Генерал Давыдов подался вперёд, сжав эфес сабли. Иван Дмитриевич стоял неподвижно, но глаза его цепко следили за каждым моим движением.

Я закончил передачу фразы и добавил в конце код запроса ответа. Убрал руку с ключа.

— Передано, — сказал я в тишину.

Корф посмотрел на свои часы:

— Прошло полторы минуты. Теперь ждём? Сколько? Пока курьер доскачет обратно?

— Смотрите на приёмник, — тихо сказал Александр Зайцев.

Все повернули головы к аппарату на другом конце стола. Бумажная лента медленно ползла, чистая и белая.

Секунда. Две. Три.

Вдруг пишущий стержень дрогнул. Щёлк! Щёлк-щёлк!

Звук был тихим, но в этой тишине он прозвучал как выстрел. Стержень начал отбивать ритм, оставляя на бумаге чёткие чернильные зигзаги.

— Принимаю! — голос Александра сорвался на фальцет, но он тут же взял себя в руки. — Идёт ответный сигнал! Чёткий, сильный!

Он схватил ленту, которая выползала из аппарата, и начал читать вслух, переводя на лету:

— «П… Р… И… К… А… З… П… О… Н… Я… Т…»

Генерал Давыдов охнул. Корф застыл с открытым ртом, забыв закрыть крышку часов.

— «…Г… В… А… Р… Д… И… Я… Г… О… Т… О… В… А…» — продолжал читать Александр, и его глаза сияли таким торжеством, что на него больно было смотреть. — «…К… О… Н… Е… Ц… С… В… Я… З… И…»

Аппарат замолк. Лента остановилась.

Прошло, может быть, десять секунд полного оцепенения. Люди в мундирах и сюртуках смотрели на бумажную полоску так, словно это было письмо от Господа Бога, упавшее с небес.

Шестьдесят вёрст. Туда и обратно. За три минуты.

— Невероятно… — прошептал один из московских профессоров, протирая пенсне дрожащей рукой. — Это просто невероятно. Пространство… оно исчезло.

Генерал Давыдов медленно подошёл к столу. Взял ленту, посмотрел на загадочные значки, потом на Александра, потом на меня.

— Егор Андреевич, — голос его был хриплым. — Вы понимаете, что вы сейчас сделали?

— Понимаю, ваше превосходительство, — ответил я, поднимаясь. Ноги были ватными, но я стоял прямо. — Мы дали русской армии возможность видеть и слышать на любом расстоянии.

— Это меняет всё, — генерал резко повернулся к чиновникам из Петербурга. — Вы видели? Вы осознали? Если бы у нас была такая штука под Аустерлицем… Если бы я мог знать, что происходит на флангах, за минуту, а не за час…

Корф молчал. Он всё ещё смотрел на аппарат, и в его глазах скептицизм медленно, неохотно уступал место страху. Страху перед новым, непонятным, но неоспоримо могущественным.

Иван Дмитриевич отделился от стены. Он подошёл ко мне, и я снова увидел на его лице не просто вежливую маску, а искреннюю, глубокую эмоцию. Это была смесь гордости и какого-то хищного удовлетворения.

Он протянул руку, и рукопожатие его было железным.

— Поздравляю, Егор Андреевич, — сказал он громко, так, чтобы слышали все. — Сегодня вы не просто передали слова. Вы передали победу. Это стратегическое оружие, равного которому нет ни у одной державы мира. И оно — в наших руках.

— Спасибо, Иван Дмитриевич, — ответил я, чувствуя, как отпускает напряжение.

— Я немедленно отправляю курьера к Императрице, — заявил генерал Давыдов, ударив кулаком по ладони. — Это нельзя откладывать. Финансирование, расширение линии до Москвы, потом до Петербурга… Чёрт возьми, мы должны опутать этой проволокой всю империю!

В тесном помещении станции поднялся шум. Все заговорили разом. Скептики превратились в энтузиастов, профессора спорили о физической природе явления, военные обсуждали тактику.

Я посмотрел на Александра. Он стоял у аппарата, уставший, взмокший, но абсолютно счастливый. Мы переглянулись и улыбнулись друг другу. Мы сделали это. Мы победили расстояние.