Ворожей Горин – Посмертный вестник

Глава 13

Обменявшись контактами, мы с Алисой распрощались. Ее вещи за час с небольшим высохнуть не успели, а потому она убыла восвояси все в том же пикантном виде, который ей организовала моя сестра.

— Спасибо за одежду. Постираю — верну, — натянув на себя благостную улыбку, сказала на прощанье Вере вурдалачка.

— Не трудитесь, все равно выбрасывать, — не осталась в долгу моя сестра.

Непосвященному этот обмен любезностями показался бы вполне себе дружеской перепалкой. Однако я понимал — Вере эта мертвячка не понравилась сразу. Случись такой поворот судьбы, где я привел бы Алису в дом в качестве своей новой пассии, Вера бы и месяца нам не дала. И тут уж не знаю, характер ли сестры сыграл бы свою роль или же её женская интуиция что подсказала, но факт оставался фактом — вурдалачка произвела на Веру неизгладимое впечатление. Причем впечатление крайне негативное. Вероятно, задержись моя новая знакомая в нашем доме хоть на минуту, Верка бы и в драку полезла, с нее станется. Но все обошлось. Вурдалачке хватило ума ретироваться (похоже, за ней должны были заехать на машине ее друзья из Курии), а Вере — не нагнетать.

После ухода Алисы мы с отцом Евгением еще минут тридцать выясняли отношения, причем последние десять — на повышенных тонах. Я с трудом сдерживал эмоции и каждый раз, повышая голос на священника, сам себя одергивал. Во-первых, он все же был старше меня, так что кричать на него было как минимум неприлично. Да и в целом я понимал, что криком мало чего можно добиться — так, разве что эмоции выплеснуть. А во-вторых, сдерживать свои порывы приходилось из-за Веры. Чем меньше она услышит, тем проще будет чистить ей память.

Однако сдерживать гнев в таком пикантном вопросе, как очевидное предательство, было непросто. Основная моя претензия состояла в том, что Совет меня попросту использует в своих целях. Причем пользуются они мною, не имея на то никакого морального права. Одно дело, если бы они меня спасали по доброте душевной или хотя бы из долга перед Родиной. Но ведь было иначе. Они начали спасать меня только после того, как на этом настоял бессмертный. Не вмешайся в мою судьбу Геворг со своими «особыми» знаниями о будущем, гнить бы мне сейчас где-нибудь под Калугой в компании с Василием. Очень уж сильно меня коробила мысль о том, что Совет — орган, призванный, по идее, защищать таких как я — пальцем о палец не ударил, дабы уберечь меня от произвола ворожей.

Священник внимательно выслушал мои претензии, а после привел свои контрдоводы. Как оказалось, горячился я не на пустом месте, но ситуации целиком все же не видел. Да, в том была вина Совета, этого отец Евгений отрицать не стал, но и его попросил понять правильно — дескать, организация, в которой он служит, имеет в своей основе строгое единоначалие, и выше головы конкретно он, рядовой экзорцист, прыгнуть не может. В конце своей оправдательной речи мой приятель побожился, что и без вмешательства бессмертного в мою судьбу держал ситуацию под контролем и ломал голову над тем, как будет правильнее вытащить меня из лап ворожей. Да, ему для этого пришлось бы нарушить ряд прописных истин и правил, пойти против воли Совета и даже нарушить кое-где Канон, но он был готов пойти на это ради моего спасения и уже прикидывал, в какую задницу мира его после такого демарша сошлют.

Говорил священник убедительно. Признаться, я был готов поверить ему на слово. Единственное, что мешало мне примириться с ним тут же, не отходя от кассы, — моя личная хитрожопость. Эти жуки из Совета как пить дать не станут со мной миндальничать и делиться всей имеющейся информацией. Я для них чужой. Причем чужим я стал уже в тот момент, когда мне бабка Семенова силу передала. И да, она меня обманула, но кому до этого есть дело? Принял силу, стал ворожеем — все, ты чужак и никогда больше своим не станешь. Да, среди чужих тоже можно попытаться стать своим, но «своим в доску» уже не стать никогда.

Учитывая тот факт, что меня несправедливо обидели, а я справедливо обиделся, можно было смело выжимать из сложившейся ситуации дивиденды. Как ни крути, а правда была на моей стороне, и отец Евгений чисто по-человечески это понимал. Стало быть, я мог еще какое-то время законно играть его чувствами и использовать его угрызения совести (коими, по идее, обладали все нормальные священники) в своих интересах. Думаю, пару-тройку дней открытости и честности со стороны отца Евгения я для себя выиграл.

— Ладно, — протянул я в конце разборки свою руку священнику, — на этот раз прощаю вам грехи ваши. Но помнить ваше «добро» все же буду.

— Помнить такое даже полезно, — ответил на мое рукопожатие священник, — а постоянно припоминать не советую.

Вот как он это делает? Я еще толком не воспользовался сложившейся в мою пользу ситуацией, а он уже раскусил меня и знал наперед, как я собираюсь им манипулировать. Профессионал, как ни крути. Одной этой фразой он дал мне понять, что согласен быть со мной несколько откровеннее, чем раньше, но и сесть себе или Совету на шею не позволит. Каждый сверчок знай свой шесток, иными словами. Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, без вас как-нибудь докумекаю, что в этом мире к чему. Лишь бы с сестрой ничего плохого не случилось. Как ни посмотри, а они мне сейчас были нужнее, чем я им. Совет мою семью прикрывает, причем для меня эта услуга абсолютно бесплатна. Пока.

— Ты, кстати, на вопрос не ответил мне, — упрекнул я своего (надеюсь) друга.

— На какой?

— Почему Марта послушала Геворга и решила нам помочь? Для того чтобы найти вышедшего из-под контроля собрата, мы с тобой им не нужны — это факт. Тогда зачем Курии весь этот гемор?

— Тут как раз все просто, — улыбнулся священник. — Чтобы понимать мотивы той или иной силы в мире Ночи, нужен опыт.

— Поделишься или будешь и дальше хвастаться, какой ты у нас опытный и сколько собак съел на пару с Алисой?

Укол мой священник прекрасно понял и даже изобразил на лице некое подобие смущения. Однако эта эмоция ввиду отсутствия обсуждаемой нами персоны показалась мне наигранной. Да, в присутствии Алисы отец Евгений действительно стушевался, но сейчас, когда ее вурдалачьего влияния уже не было, он мог позволить себе показывать только те эмоции, которые были ему выгодны.

— Курия в целом и Марта в частности, — начал объяснять священник, — сейчас не в том положении, чтобы вступать с Советом в открытое противостояние. Ворожеи поднимают голову и при определенных раскладах могут стать доминирующей силой в мире Ночи. Опять же, никто не знает, как на всю эту историю смотрят ведьмовские ковены и братство ведьмаков. Я уже молчу о более серьезных сущностях мира Ночи, коих, поверь, немало. Так вот, представь себе ситуацию, при которой мы опростоволосились, а Курия получает в руки карт-бланш — может предъявить Совету за упокоенных нами упырей. Смогут ли они, по-твоему, воспользоваться этим шансом?

— Эээ… нет? — неуверенно предположил я.

— Нет, ворожей, не смогут. Поскольку слабы сейчас, как никогда. Так уж вышло, что за последние годы сильно поприжали их ведьмы с ведьмаками. Здорово поприжали. Но и признавать это Курия не желает. Нажми она на Совет и получи после этого жесткий отпор (а так, скорее всего, и будет), для остальных обитателей мира Ночи это будет означать окончательное признание их слабости. Считай, сигнал к действию. Тут же активизируются ведьмы со своими давними претензиями к Курии и начнется новая междоусобная война. Это не нужно ни нам, ни вурдалакам. Могут пострадать люди, Григорий, очень много людей, понимаешь? — я кивнул, хотя ни о каких войнах между вампирами и ведьмами, разумеется, слыхом не слыхивал. — Так вот, — продолжил священник, — то, что ты видел у Геворга, это их хорошая мина при плохой игре. Они должны как-то показывать свою силу, но при этом, если и победят в нашей с ними стычке, воспользоваться этой победой не смогут, чем покажут всем вокруг свою слабость.

— Пиррова победа, — вспомнил я необходимый термин.

— Не совсем, — ответил священник, — но близко к этому. Вот и получается, что им выгоднее помочь нам найти и упокоить собственных распоясавшихся вурдалаков и сделать это (хотя бы де-юре) в честной и конкурентной борьбе с нами. Я тебе больше скажу, они, скорее всего, даже стараться не будут искать этого высшего вурдалака. В их кругах не в чести переть против своих же. Но и оставить все, как есть, они не могут — мы им бошки после такого открутим, а тем, кто после замеса в живых останется, еще и гайки завинтим по самое не балуй.

— Вот же сложно у вас в мире ориентироваться, — посетовал я.

— Не сложнее, чем в мире людей, — ответил мне на это отец Евгений. — Политика она что у нас, что у вас — дело грязное. Не хочешь испачкаться — не суйся.

— Ладно, — решил я завершить этот разговор, — мне-то что теперь делать? Когда мы в следующий раз встретимся? Тренировки будут?

— А какой смысл? — пожал плечами отец Евгений. — Сегодня ты доказал и мне, и самому себе, что способен за себя постоять. Не скажу, что этого хватит в дуэли с Пелагеей, но мне тебя больше учить определенно нечему.

— То есть всё, наши встречи сворачиваются?

— Думаю, да. Разумеется, ты можешь всегда приехать ко мне и побеседовать о том, что придет в твою тревожную голову, но делать это на регулярной основе уже необязательно.

— И что мне делать? — повторил я свой вопрос. Скорее для себя самого повторил, поскольку не рассчитывал вот так просто прямо сейчас расстаться со священником. Я привык за эти месяцы к его постоянному присутствию в своей жизни. Привык к тому, что есть у кого поинтересоваться тем или иным вопросом. Что мне теперь, по каждому поводу википедию шерстить, что ли? Отсеивать зерна от плевел в мире никем не фильтруемой информации?

— Поиск вурдалака может завершиться сегодня вечером, а может затянуться на несколько недель. Никто не знает, в каком состоянии новообращенная и зачем все это затеял неизвестный высший вурдалак. Посему просто продолжай жить и тренировать свои навыки. Ходи на работу, появляйся в ординатуре — у тебя там, как я понял, скоро экзамены, — я кивнул. — Вот, к ним и готовься. Как только Алиса что нароет, она нас вызвонит. Тогда и будем планы строить.

— Понятно, — мне почему-то стало грустно. Привык я к почти ежедневным тренировкам с этим хоть и скрытным, но все же добрым человеком. — Слушай, отец Евгений, — вспомнил вдруг я мысль, второй день сверлившую мне мозг. — А нет у тебя ощущения, что вся эта канитель с упырями, залетным вурдалаком, полицией и так далее — какой-то спектакль? Причем спектакль, разыгранный спецом для нас?

— Нет у меня такого ощущения, — спокойно ответил мне на это отец Евгений. — Ощущения нет, а уверенность есть. Мы там у себя тоже не баранки сушим. Аналитики уже давно пришли именно к этому выводу.

— И что они думают, твои аналитики?

— Пока трудно сказать. Может быть, это твои ворожеи воду мутят. Сами они связаны клятвой тебе не вредить, но чужими руками вполне могли и поднасрать.

— И зачем им это?

— Вот ты сегодня чем занимался? — внезапно спросил меня священник. Я даже опешил немного.

— Ну как, с тобой встречался, потом с Геворгом, после мы ругались с тобой и даже в аварию попали — ты, кстати, прости меня… — священник только рукой махнул: мол, забыли. — Потом я с вурдалачкой дрался и даже уделать ее умудрился. Ну, ты и сам все знаешь, а что?

— А то, что ты чем угодно занимался, только не готовился к дуэли. Понимаешь, к чему клоню?

— Они типа мне так мешают подготовиться?

— Они отвлекают твое внимание от чего-то более важного. Разумеется, если это они все подстроили.

— От чего же?

— А это мне уже неведомо, Григорий. Мы все время анализируем книги, Писание, литературу и всевозможные источники. Должно быть нечто такое, что даст тебе неоспоримое преимущество перед ворожеями. Какой-то артефакт, какое-то знание или же источник силы — то, до чего при нормальном процессе подготовки ты дошел бы своим умом. А так ты занят упокоением душ упырей, а теперь еще и погоней за неким высшим вурдалаком, который начал из этих упырей других вурдалаков делать. Именно поэтому занимайся-ка ты лучше подготовкой к дуэли. Все остальное мы берем на себя, обещаю.

— Ну хорошо, — задумчиво протянул я, — по рукам. До связи.

Священник ушел, погруженный в собственные мысли. Даже с Веркой не попрощался. Она, правды ради, тоже не горела желанием с ним общаться, а потому выехала из своей комнаты сразу после того, как за отцом Евгением закрылась дверь.

— Так, Гриня, а теперь по порядку и без брехни, — строго сказала она, — рассказываешь мне все от начала и до самого конца.

— Да я уже рассказал тебе все, — начал было оправдываться я, но тут сестра выдала мне ментальный апперкот, от которого я уже не смог бы оправиться. Разумеется, по ее мнению не смог бы.

— Я все слышала, Гриня. И про вурдалаков, и про упырей, и про охоту. Не делай из меня дуру, братик, врать ты как не умел, так и не научился.

— Прям все-все слышала? — уточнил я на всякий случай.

— В какое ты говно вляпался, Гриня? Это как-то связано с тем нашим похищением, ведь так?

— Так, Вер, все так, — выдохнул я, усаживаясь поудобнее в кресло.

— Ну, я слушаю, — прижала она меня своей коляской. — И на этот раз чтобы никакой брехни про озеро.

— Слушаю и повинуюсь, — улыбнулся я, закрыл глаза и вышел из тела.

Несмотря на общую усталость, накатившую на меня после ухода моих гостей, мне предстояла долгая и кропотливая работа по чистке памяти сестренки.

По обычным земным меркам прошло буквально полчаса, но там, за пределами земного бытия, я провозился с сознанием сестры, по ощущениям, не менее трех часов. Делал я это далеко не в первый раз, а потому сам процесс шел абсолютно штатно. Удивило меня другое — как оказалось, многое из того, что я уже чистил ранее из ее памяти, каким-то образом небольшими разрозненными порциями там сохранилось. Как именно могла уцелеть эта информация, я не знал, равно как и не знал, что с этим делать. Пришлось тратить время на то, чтобы удалить из ее памяти не только сегодняшний день, но и то, что не удалось подчистить ранее, а именно все мои посиделки и разговоры с Василием о мире Ночи, подслушанные Верой, ранние визиты отца Евгения и прочую мелочь, так или иначе просачивающуюся в ее мир из-за любого не в кассу произнесенного мной слова.

Вымотался я изрядно. Веркина голова — это тот еще Клондайк сумасбродных идей и конспирологических теорий, одних только версий убийства наших родителей там штук сорок. Как оказалось, она посвящает этому вопросу почти все свое свободное время. Разумеется, в эту ее сферу психики я заглядывать не стал. Во-первых, по причине того, что банально не хотел делать из Верки свою марионетку, думающую так, как мне угодно. А во-вторых, это просто было неэтично, все равно что подсматривать за ней в душе. Это ее мир и ее жизнь. Ее психика именно так отреагировала на смерть наших родителей, и она с этим живет уже несколько лет. Да, все это грустно и печально. Да, возможно, это станет для нее и для меня проблемой в будущем, но это и делало мою сестру тем, кем она являлась. Это все равно что взять и вычеркнуть из моей головы все упоминания о женском поле. Да, я стану лучше, и может, даже чище, но это буду уже не я. Мы — это концентрат не только наших положительных черт и качеств, но также и всего того говна, что в нас живет и копится с самого нашего рождения. Грубо? Согласен, но это факт. И не мне разбираться с Веркиными тараканами, а ей самой.

Именно поэтому я не стал заглядывать еще глубже в сознание и память своей сестры и ограничился лишь чисткой любого упоминания мира Ночи и меня в нем. Уж чему-чему, а этой информации в голове моей сестры делать нечего.

Остаток выходного дня мы с Веркой провели душа в душу. Заказали пиццу, скачали на торренте какой-то сопливый фильм, а после еще долго обсуждали его незатейливые сюжетные ходы. Я даже проникся таким домашним уютом. Всегда бы так, а не это вот все…

Спать легли пораньше. Мне завтра нужно было в ординатуру заскочить и получить материалы для экзамена — как-никак, я переходил на второй год обучения. Священник был прав, экзамены у нас через неделю уже. Попутно нам нужно было закрыть все текущие дела и передать свои палаты ординаторам первого года, которых уже прислали из нашего института постдипломного образования. Трое наших всадников апокалипсиса — Шпага, Курица и Борщ — уже успели разобрать этих несчастных и вовсю примеряли им кликухи и обидные прозвища. Не отставала от них и наша Жаба. Доктора прощупывали новобранцев на предмет психологической устойчивости, и что-то мне подсказывало, что не все из новичков пройдут это испытание. В группе новеньких был как минимум один мажор, не привыкший к такому обращению, и два не самых уравновешенных на первый взгляд ординатора. Выглядели эти двое довольно безобидно, я бы сказал, даже болезненно, а посему им я отводил главную роль терпил и их же считал первыми кандидатами в жалобщики. То есть эти первыми побегут жаловаться руководству ординатуры на тот ужас, который творится у нас в больничке.

В общем, дел было невпроворот, и в мыслях о них я быстро отключился от реальности. Утро меня приласкало теплым солнечным лучом и бодростью. Ран на своем лице от вчерашнего тесного знакомства с вурдалачкой Алисой я не заметил. Росла, росла во мне сила — такие порезы были жуткие, а зажили менее чем за сутки. Круто, ничего не скажешь. И кто сказал, что ворожеями могут быть лишь женщины? Оказывается, и я на что-то способен. Авось, и выживу через месяц на дуэли?

Из дома мы вышли на пару с котом — Василий наотрез отказался сидеть в четырех стенах и ждать у моря погоды, мотивировав свое желание сопровождать меня тем, что без него я бы слежку полиции за собой никогда не обнаружил. А теперь на нас еще и вурдалачье сообщество косо смотреть будет, так что без его глаз и нюха мне никак не обойтись.

И да, я совсем забыл о том, что мне так и не удалось стереть из памяти капитана Вилкиной все упоминания о мире Ночи. Большой проблемы в том не было — я сильно сомневался, что прагматичная и приземленная девушка-следователь поверила в то, что я ей наплел в кофейне. Скорее, она сейчас уверена в том, что я дурачок нестабильный. Другой вопрос, зачем в таком случае шарахать меня и моего кота электрошокером? Неужели она почувствовала опасность? В нормальном мире душевнобольных лечат, а не истязают током. Ранние этапы становления психиатрии как науки не в счет — там не только током лечили, но и до лоботомии дело доходило. В современной психиатрии дела обстоят иначе, во всяком случае, я на это очень надеюсь.

Взвесив все за и против, я пришел к выводу, что мой кот прав по всем пунктам. Без него мне было гораздо труднее выживать в этом странном мире Ночи.

— Ладно, пошли, — кивнул я ему, — куда ж я без тебя?

Перед выходом я еще раз аккуратно заглянул в комнату к Вере, убедился, что сеструха спит без задних ног и, мысленно поцеловав ее в щечку, вышел из дому. Неделя обещала быть трудной.

Веру разбудил телефонный звонок.

— Да, — заспанным голосом ответила девушка, толком не разглядев, кто звонит.

— Доброе утро, Вера, — сухо поприветствовал ее мужской голос в трубке.

— Ой, привет…

— Без имен, ты же помнишь уговор… — предупредил ее голос.

— Ой, да, прости, не сориентировалась со сна.

Девушка наконец проснулась и только сейчас поняла, насколько важным был этот звонок.

— А ты чего звонишь в такую рань?

— А ты ничего не помнишь?

— В каком смысле?

— Вера, просыпайся уже, ты узнала меня?

— Да, узнала.

— Точно?

— Точно, точно… Как их там? Ах, эти, «лепреконы».

— Все, верю, — ответил голос, услышав условное слово. — Итак, что вчера было, помнишь?

— Ну, да… Утром я завтрак готовила, потом спала, потом в интернете сидела. А после пришел Гриня и мы чудно провели вечер. Пиццу ели, фильм какой-то скучный смотрели. Потом спать пошли.

— И никого постороннего в квартире ты не видела?

— Эмм… нет, — девушка смутилась. — Блин, что, опять?

— Опять, Вер.

— Кто-то был?

— Был.

— Черт! — выругалась младшая Горина, а затем, собравшись с мыслями, ответила. — Я поняла. Сейчас проверю и перезвоню.

— Давай, жду звонка.

Экран телефона погас — абонент на другом конце дал отбой.

— Вот же скотина! — выругалась Вера и решительно спихнула свои ноги с кровати. — Долбаное кресло… Ну давай же!

Она с трудом дотянулась до своего средства передвижения, подтянула его к краю кровати и рухнула в каталку. Усевшись поудобнее, она первым делом направилась не в ванную, а в комнату брата. Убедившись, что ни его, ни Васьки дома нет, проследовала на кухню. Там она уже отточенным движением поддела ножом старенькую, неработающую уже лет десять розетку радиоточки и вынула ее из стены со всеми потрохами. В образовавшуюся дыру едва пролезали два пальца, но этого хватило, чтобы уместить в ней небольшой диктофон. Вера отсоединила его от проводов микрофона и покатила к себе в комнату, где стоял ее старенький ноутбук. Уже через минуту она открыла программу обработки звука, увидела по звуковым пикам минуты активности и включила запись.

«А ты молодец, Григорий, — послышался в динамиках незнакомый мужской голос. — Я думал, не успею, а ты и сам справился. Без какой-либо подготовки уделать вурдалака второго порядка — это дорогого стоит»…

Вера прослушала всю запись дважды, затем сохранила файл в необходимом аудиоформате, заархивировала его и переслала по электронной почте своему недавнему собеседнику. Через минуту ее телефон вновь ожил.

— Получил.

— Послушай, там просто треш.

— Хорошо. Ты помнишь, где остальные записи?

— Да.

— Хорошо. Послушай их, освежи в памяти всю картину и жди звонка. Я ознакомлюсь с новыми данными, и тогда решим, как поступить.

— Хорошо. Спасибо тебе.

— Пока не за что. Помни, ты должна вести себя так, словно ничего не знаешь. Твой брат, судя по всему, в большой опасности и не хочет тебя впутывать в свои проблемы.

— Мой брат, судя по всему, дебил, каких свет не видывал. А еще у меня в голове не укладывается, ну неужели вся эта бесовщина с вурдалаками, бессмертными и ведьмами — реальна?

— Не знаю, Вер. Но ты же сама ко мне обратилась. Сама поняла, что у тебя из жизни выпадают целые дни, что ты забываешь какие-то отрезки времени. После общения с Гришей я тоже многое не помню и многое не понимаю. Кажется, твой брат теперь… — мужчина не знал, как правильнее построить фразу, — ладно, неважно. Все, что нужно знать — он любит тебя, Вера. Любит и старается уберечь от чего-то, а мы должны помочь ему. Я понятия не имею, куда он вляпался и как глубока на самом деле кроличья нора, но обещаю тебе, что разберусь. Разберусь, и мы вместе сможем придумать выход. Все, до связи.

— Пока.

Еще с минуту Вера пустыми глазами смотрела в экран монитора, обдумывая то, что услышала на диктофонной записи. Если бы не ее личные ощущения, если бы не эти странные провалы в памяти, она бы решила, что ее брат попросту свихнулся или попал под влияние какой-нибудь секты. Это чувство и эти выводы посещали ее каждый раз после участившихся «провалов». Все изменилось лишь тогда, когда она начала делать эти записи. На это ее надоумил Влад Борис. Участковый не стал спускать на тормозах ту историю с похищением и каким-то шестым чувством понял, что Гриша темнит и недоговаривает. Поговорив об этом с Верой и узнав, что она периодически забывает целые дни, он предложил этот хитрый план с прослушкой и даже рассказал, где и как установить в их квартире необходимую аппаратуру. Во избежание влияния Григория на себя Борис отказался ото всех контактов с Гориными и общался с Верой лишь по телефону. Идея была простая: он следит за их домом и, когда видит нечто необычное, звонит на следующее утро Вере. Если та говорила, что ничего экстраординарного не происходило, а его личные наблюдения с этим утверждением не совпадали, он просил ее прослушать аудиозапись с диктофона, установленного на кухне. Именно так заговорщики открыли для себя мир, сокрытый от посторонних глаз. Мир, в котором вурдалаки, упыри, ведьмы и какие-то ворожеи были обыденностью.

Да, Вера понимала, что все это звучит, как бред сумасшедшего, но записи, чтоб их! Записи разговоров ее брата с котом и незнакомцем, который, судя по контексту, был священником, кричали об обратном. Все, что они с Борисом нарыли, было реальностью, а вчера ее брат имел глупость привести в дом настоящую вурдалачку. Жесть как она есть!

Ну и еще у Веры пропала футболка с Микки Маусом. Она ее терпеть не могла и носить не собиралась — видимо, именно ее и дала той сучке Алисе, когда об этом попросил братик.

Ладно. Вера взяла себя в руки и полезла в свой ноут искать предыдущие разговоры брата. Нужно вспомнить, нужно понять, нужно спасти Гришку!