Вопрос веры

Глава 35

И вдруг образ отца померк, сквозь тишину снежной пустыни послышались выстрелы, все громче и громче. Я вдохнул, содрогаясь от боли, в глазах прояснилось.

Последние триффиды, колотившие в маску, исчезли, полетели ошметки подсолнухов. Я поднял руку, стер перчаткой с маски липкую жижу и попытался приподняться, но сверху будто давила бетонная плита боли. Посрамленный, я рухнул обратно.

— Ну, ты — метеор, — подскочила Вероника. — Я даже не успела получить удовольствия.

— Прости, — выдавил я. — Впервые такое. Поможешь рукой?

Она протянула руку, и я встал, опираясь о нее. Сколько же силы кроется в этой тонкой фигурке? Уму непостижимо.

— Спина к спине! — крикнула Вероника, разворачивая меня, будто балерину. — Медленно крутись по часовой стрелке, страхуй мачете, голова закружится — скажи, меняем направление. Сколько магазинов?

— Два.

— Подавай, когда скажу.

— Заметано!

Я обнажил клинок. Опираясь друг на друга спинами, мы медленно кружились. Вероника била короткими очередями, сдерживая натиск. Я выжидал, чувствуя спиной отдачу. И как ее не сносит, легкую такую?

— Давай! — крикнула Вероника.

Я выхватил из сумки рожок, сунул его в протянутую руку и успел краем глаза заметить движение. Махнул наугад мачете — удачно. Ядовитый отросток, вертясь, улетел, а следующим ударом я перерубил толстый стебель пополам. По руке проползло приятное ощущение. Я почувствовал «вкус крови». Зеленой крови наших врагов.

Грохотали выстрелы, голосили с балконов люди. «Как гладиаторы в древнем Риме», — пришло мне в голову.

Мы вращались все быстрее, Вероника успевала срезать пулями самых наглых триффидов, а у меня чесались руки. Выловив взглядом одного, до которого не больше метра, я прянул вперед и, опередив отросток, снес подсолнух одним ударом.

— Давай! — тут же крикнула Вероника.

Я отпрыгнул назад, неудачно — врезался спиной в плечо Вероники. Она подстроилась под меня, и миг спустя я сунул ей в руку магазин. Последний.

— Еще так сделаешь — на месте стерилизую, — сказала она. — Велено страховать, а не искать подвигов.

Я промолчал, признавая ее правоту. Этот нелепый экстаз, наверное, всего лишь защитный механизм психики, убивающий страх смерти. Я пообещал себе держать его под контролем.

Выстрелы, выстрелы… Теперь Вероника била одиночными, и бошки триффидов разлетались не так красиво. Но и этому магазину пришел конец. Вероника зашвырнула автомат в толпу, и я услышал звяканье клинка о проволочную петлю.

— А теперь слушай внимательно, — сказала Вероника. — Триффиды нас не убьют, ясно? Мы сами решаем, когда нам умереть. Мы, а не эти подсолнухи.

Что-то ткнулось мне в плечо. Скосив взгляд, я увидел пистолет.

— Понял меня? Как станет невмоготу — скажи: «Viva la muerte», и я все сделаю. А следующая пуля — моя.

Тот, кто хоть раз переживал подобное, точно может сказать: это — больше, чем секс, дружба, любовь, сама жизнь. В этот миг я почувствовал, что не один. Что на всю отпущенную мне частичку вечности рядом останется она. И больше ничего не имело смысла в целом мире.

— Спасибо, — тихо сказал я. — Вероника.

— Тебе спасибо. Николас.

А в следующий миг она дернулась, и я услышал хруст стебля. Ко мне тоже приближались. Я взмахнул тесаком. Да, я решу, когда мне умирать. Немного позже, спустя сотню-другую этих тварей.

Та обманчивая легкость, с которой я начал крошить триффидов, скоро обернулась против меня. Слишком широкие замахи, слишком много силы улетает в пустоту. Трупы озверевших подсолнухов громоздились перед нами целыми кучами, приходилось наступать на них снова и снова, растаптывая в кашу.

Те, живые, что рвались к нам, корнями подминали, отбрасывали тела падших товарищей. Вот один взобрался на кучу компоста, и я, крутнувшись на месте, перерубил его у самого корня. В конце движения ощутил страшную пустоту там, где должна быть рука.

Я поднес ее к глазам. Рука на месте, все так же держит мачете. Только вот я ее не чувствовал. Кисть и предплечье стали будто чужими. Усталость? Или…

Я покачнулся, желудок сжался в панике. На перчатке — крохотная прореха, маленькая дырочка, из которой выступила капелька крови. Не веря в очевидное, я взмахнул мачете, но лезвие, соприкоснувшись с очередным триффидом, будто о бетонную стену ударилось. И упало под ноги, даже не звякнув — все усеяно стеблями.

Я тут же наклонился, поднял тесак левой рукой. Так даже лучше, — думал я. Ведь левая еще не успела устать.

Перерубив еще двоих триффидов я понял, что — все. Пустота не остановилась на предплечье, она поползла вверх по локтю, охватила плечо, протянула щупальца к груди и шее.

Мой эмоциональный двойник, визжа, метался у себя в комнатке, но я, разгоряченный боем, вырубил его ударом кулака. Значит, конец. Здравствуй, папа. Готовь дурь, заказывай девок. Твой сын погиб в подземной битве с подсолнухами, избежав стерилизации и грибных рудников. Мог ли ты вообразить подобную судьбу? А, в конце-то концов, who cares?

— Вероника, — громко и четко произнес я. — Viva la muerte.

— Поняла.

Я увидел, как она одним движением развалила целую толпу триффидов и повернулась ко мне. Ствол пистолета уперся в лоб.

— В затылок вернее, — предупредила Вероника.

— Как скажешь.

Я повернулся, но уже на середине маневра что-то изменилось. Какой-то звук, помимо треска и шелестения триффидов, помимо рева возбужденной толпы, помимо неистового ритма, выстукиваемого готовым остановиться сердцем.