Воплощенный 3. Оплот рода

Глава 2

Холодные порывы злого февральского ветра заунывно выли в скрученных, изломанных, наполовину оторванных, местами прожжённых остатках крыши одного из немногих промышленных помещений, которое смогло пережить случившийся совсем недавно Армагеддон. Ледяные крупицы снега, захватываемые ветром с улицы, кружились в стремительном танце, разбиваясь о стылый кирпич и сталь. Те же мелкие кусочки замёрзшей воды, что умудрились миновать эти препятствия, редко-редко, но забирались под тёплую одежду зябко кутающихся людей, выбивая из них вместе с ветром остатки тепла и бранные ругательства.

Но, никакой стылый ветер, никакие неудобства, никакой снег, так и норовящий забиться за шиворот, не могли оторвать бригаду ремонтников от отдыха, буквально чудесным провидением упавшего на уставших людей.

Небольшой костёр, разведённый в старой бочке из аккуратно отобранных в ближайшей куче деревянных обломков, проверенных на вложенную магию и остаточные зачарования, грел слабо. Но грел. А ещё освещал осунувшиеся мрачные лица, рождая в уставших душах тепло, покой, уют и надежду. И грея старый, закопчённый чайник.

— Семёныч! — окликнул крепкого кряжистого мужика, сидящего чуть в стороне и одетого в чуть более добротный ватник, чем вся остальная бригада, самый молодой работяга, — долго нам ещё так сидеть?

— А ты, Гвоздь, уже передохнул, значит? — не поворачивая головы к интересующемуся, глубоким басом, медленно, с лёгкой угрозой в голосе ответил Семёныч, — тогда живо зады оторвали и пошли разгребать битый кирпич и готовить площадку для завтрашнего!

На грозную тираду никто из оставшихся работяг никак не отреагировал. Только молодой, озвучивший свой вопрос.

— Семёныч, я же ни-ни! Сил уже нет, какой день не разгибаемся с утра и до ночи! Каждая минута отдыха на вес золота! Вот тебя, как бригадира и спросил, сколько нам его насыпало? А ты сразу зады рвать гонишь!

— Есть силы болтать, значит, не так и устал! — отрезал Семёныч.

В полуразрушенном здании на короткое время воцарилась тишина. Но она продержалась от силы пару минут.

— Тьфу, молотком по шляпке! — привычно ругнулся Гвоздь, — Ща, вот честное слово, встану и пойду лопатой махать, только не томи душу, Семёныч, обскажи, как знаешь, кого сидим, чего ждём?

Бригадир тяжело вздохнул, медленно выдохнув тёплый пар, глянул на мужиков своей бригады. Все шестеро смотрели с ожиданием и любопытством. Было видно, что тема интересна всем. Но озвучивать интерес бригады был выбран, как всегда, самый молодой и горячий.

— Слышали, небось, что вчера запустили второй конвейер в соседнем цехе? — буркнул бригадир

В ответ послышалось согласное мычание и несколько голов степенно кивнули. Попробуй тут не услышать.

— А повреждения там были не меньше, чем тут, — кивнул Семёныч на окружающую разруху, — и работы там по уму было почти на две недели.

Мужики снова согласно загудели.

Второй цех по производству тушёнки, в котором они уже неделю разгребают обломки и сейчас греются у рукотворного костерка, ещё неделю назад выглядел так же, как и первый, расположенный по соседству. И вот в первом цехе часть оборудования уже восстановлена, производственный процесс, худо-бедно, запущен. А у них тут, словно и не делали ничего.

— Апраксины там помогли. Скоро и к нам заглянут, — веско припечатал Семёныч.

— Так их ведь убили всех! — вскинулся один из мужиков, до этого молча слушающих бригадира, — я же своими глазами видел, сам там чуть не сгорел, еле спасся!

— Э, нет, Филимон, то-то и дело, что не всех! Не всё ты там видел.

— Зато живой остался, — смутился Филимон и не стал спорить с бригадиром.

— Выжили наши защитники, — продолжил бригадир, — И всех, кто их живота лишить пытался, убили в ответ.

— Всех? — с каким-то суеверным ужасом переспросил Гвоздь.

— Всех! — резко выдохнул Семёныч.

— Молотком по шляпке…

Рабочие неуверенно загомонили, обсуждая услышанное. Загруженные свыше предела сил, брошенные на разбор завалов, уборку мёртвых тел с улиц, восстановление производства, обычные люди, выжившие в аду, накрывшем родной Екатеринбург, первые дни после случившегося не имели ни сил, ни возможности задумываться о будущем. Есть те, кто выше. Есть те, кто отдаёт приказы, распределяет работы и у кого голова болит благополучием города, а уж они, простые люди, коли выживет город, тоже не пропадут. И они, и их семьи. Выполняй то, что тебе поручено, верь и молись.

Но постепенно ситуация перестала быть предельно критической, став просто тяжёлой и люди стали смотреть по сторонам и задаваться вопросами. И об Апраксиных в том числе. О тех, на чьих плечах лежит благополучие города.

Не все были на ристалище, в тот роковой момент, но те, кто был и смог выжить… Они рассказывали разное. В том числе и о том, кто был противником Апраксиных. Уж кому служил новый директор мясной школы, знал весь город.

— Ведь не простит император, — пробормотал кто-то слишком громко.

— А это пусть голова у родовитых болит, простит их император или нет! — отрезал Семёныч, — наше дело маленькое! Сказали расчистить и ждать. Вот, расчистили и ждём! И следим за языками!

— А точно всех-всех убили? — уточнил у Семёныча Филимон, — там же девулька на ристалище была. Дюже высокородная, то ли внучка, то ли правнучка императора! Родная кровь!

На этот вопрос ответа так и не прозвучало. Бригадир зыркнул в сторону бригады и парочка мужиков посообразительнее в два тычка заткнули излишне любопытного.

— Семёныч, а чем нам тут родовитые помогут? — снова влез с вопросом Гвоздь, — тут не родовитых нужно, а кран мостовой вон восстанавливать, да железо это многотонное им подымать да фундаменты крепить.

— А то я не знаю, — хмыкнул бригадир, — что без крана мы тут ничего не сделаем, и десяток этих синемундирников Апраксиных ничем нам не помогут. Даже с оборудованием. Да и маги не сдюжат, сломают станок раньше. Я инженеру всё как есть обсказал.

— И что?

— И ничего. Первый цех заработал? И наш заработает. Сидим. Греемся. Ждём.

И снова на короткое время в помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь завываниями ветра и сухим шелестом снежинок, разбивающихся об бетон и сталь при особо сильных порывах. Сухо потрескивал костерок, в который периодически подбрасывали по паре обломков досок, негодных уже ни на что.

— А говорят, — тихим шёпотом нарушил тишину Филимон, — что и не Апраксины уже заправляют всем, а Иные. Оттуда.

На сказанное бригадир гулко захохотал, прихлопывая себя руками в меховых рукавицах по коленям. Остальная бригада замерла в ожидании. Было видно, что люди не хотят верить в сказанное, но опаска, что это может оказаться правдой, тлеет где-то глубоко внутри каждого.

— Иные! Оттуда! — отсмеявшись, передразнил Филимона Семёныч, — дубина ты. Нашёл кого слушать! Бабу свою! Всё внешнее кольцо знает, что у твоей бабы язык, что помело! И метёт она им без ума!

Филимон снова смутился, и что-то неразборчиво пробормотал.

— Всем известно! — буквально впечатывая слова в пустую голову работника веско проговорил бригадир, — что без воли и без ведома высокородного, твари из-за границы мира могут тут находиться только во время Вторжения, а когда это происходит, они одержимы только кровью таких как ты и твоя языкастая баба! А те твари, что не кидаются сразу тебя сожрать, живут тут по воле и милости высокородных. А уж занять их место… Чему тебя только в вечерней школе учили?

— Так всё-таки, — снова попытался сменить тему Гвоздь, — чего мы ждём, Семёныч? Нешто нам кран подгонят? Мужики гутарили, что вся тяжёлая машинерия, и краны в том числе, заняты на разборке стены Серого Города.

Бригадир усмехнулся, вспоминая короткий разговор со стариком Трёхпалым, его коллегой и старым другом, сейчас руководящим такой же бригадой, восстанавливающей первый цех. Вспомнил свой вопрос, почти один в один такой же, что сейчас задал Гвоздь. Вспомнил грубый смешок в густые седые усы и характерный жест, разглаживающий эти усы изувеченной в молодости ладонью с уцелевшими тремя наполовину откушенными пальцами. Грубый смешок и загадочное, хриплое, в ответ: «О да, Семёныч, о да! Помощь что надо! Тебе понравится. Только портки не намочи!»

— Уймись, Гвоздь. Утихни, грейся и жди. Сказано тебе, будет помощь — значит, будет!

И ещё не успело эхо сказанных чуть громче, чем обычно, слов утихнуть под переломанной крышей, как гулкий, тяжёлый удар сотряс ворота цеха.

Закрытые ворота цеха!

Пока бригада ремонтников на секунду замерла в испуге, что-то огромное и сильное ещё раз мощно ткнулось в металлические ворота, заставив их дрожать, скрипеть и стонать, и требовательно заревело, оглашая небеса, скрытые тяжёлыми свинцовыми тучами обиженным утробным рёвом.

Семёныч вдруг отчётливо вспомнил, как инженер на утренней планёрке несколько раз ему повторил, чтобы ворота цеха они сегодня не закрывали. Совсем. Категорически. И не просто не запирали замки, но даже и не думали задвигать огромную тяжёлую шестиметровую створку, перекрывающую доступ внутрь и так насквозь дырявого помещения порывам ледяного февральского ветра. Напоминал несколько раз, вдалбливая в забитую заботами и проблемами голову, что именно сегодня, к обеду, к ним направят помощь от Апраксиных, что именно сегодня им поднимут в воздух многотонное оборудование производственной линии и придержат его в воздухе столько, сколько нужно кристалло-бетону, чтобы схватиться, застыть и набрать эксплуатационную прочность. Да, эта ядовитая алхимическая смесь песка, слюны и, как говорят люди, мочи и потрохов совсем уже неведомых созданий, застывает очень и очень быстро, но не мгновенно же. Час с мелочью, но касаться этой смеси в этот момент нельзя, присохнет — вовек не отдерёшь.

И всё это произойдёт именно сегодня.

А он забыл. Замотался, задёргался. Сначала решил, что откроют ближе к обеду, а пока, чтобы совсем не выстудить людей, пусть ворота постоят закрытыми. Решил, дал команду закрыть, а команду открыть дать забыл.

Третий удар сотряс ворота. Рёв повторился.

Нужно вставать, идти, открывать. Нужно идти самому, никого из парней не пошлёшь.

Противной дрожью страх заставил коротко задрожать колени. Грубый смешок Трёхпалого словно напоминанием раздался в ушах. Грубый смешок и его хриплый голос: «Только портки не намочи, Семёныч!»

Бригадир дошёл до ворот на негнущихся ногах. Пока трясущимися руками крутил ворот лебёдки, и трос, насмешливо неторопливо наматываемый на барабан, совсем уж не спеша сдвигал металлическую створку ворот, мысли старого ремонтника, подстёгиваемые нетерпеливым сопением, чего-то живого и огромного, хрустом снега и странными подзвякиваниями, доносившимися из-за ворот, судорожно метались в сознании.

Сожрут его или не сожрут?

Слухи последнее время ходили один другого краше, но Семёныч не верил всему, что болтают глупые малообразованные люди. Пытался выделить из всего, о чём судачат кумушки, факты, пытался рационально подойти к проблеме. Выходило плохо. Да и не до этого было, по уму. Дел было невпроворот, к ночи голова была уже совершенно неподъёмная. Забота была лишь пожрать да поспать. Силы, они из воздуха не берутся. А без сил он свою работу не сделает.

А слухов этих ходило — море. И о произошедшем в тот самый день. И о том, что было после. Свидетелей, как всегда, было много, потому слухи очень сильно разнились. И додумывали, само собой, тоже очень и очень много. Поэтому, что случилось с Апраксиными, кто теперь у них Патриарх и под кем они теперь будут жить, так как Порядок канул в Лету в прямом смысле этого слова, точно не знал никто.

Чувствительные к проявлениям магии шептались, что План, победивший Порядок, близкий родственник ему. Видевшие новых созданий — потрясённо перешёптывались о каких-то там скелетах, плодя новые, ещё более пугающие слухи.

Первые страхи, что город падёт, быстро были развеяны — первым делом новые хозяева кинулись ладить стену вокруг города. Разбирать старую стену, отделявшую внутренний сектор от второго, промышленного, кольца и возводить новую, за границей третьего кольца, одним этим давая понять всем, пережившим Армагеддон, что в планах — только усиление города.

В том, что планы у новых хозяев города на всех, кто пережил тот самый день, самые что ни на есть большие, стало понятно довольно быстро. По тому, с какой скоростью и чёткостью были организованы тёплые ночлежки, горячее питание, в первые дни одноразовое, но уже на третий день — полноценное трёхразовое для всех, кто принимает участие в восстановительных работах. По тому, с какой скоростью и чёткостью была организована перепись выживших, с опросом умений и навыков, вызнаванием опыта и квалификации. И по тому, с какой целеустремлённостью проводились работы по восстановлению промышленных цехов. Продовольственных. И тех, что обеспечивают их работу.

А значит, не так уж и важно, кто у них теперь Патриарх и какой План сумел победить там, где Порядок сгинул под ударами извне. Важно, что они выжили и для тех, кто будет править городом, рабочие люди, такие, как бригадир Семёныч, ценный ресурс. А значит, никто его не сожрёт!

Когда в щель попыталась протиснуться огромная морда неведомой твари, Семёныч не намочил портки только потому, что его на долгие мгновения просто парализовало от ужаса.

Огромная пепельно-серая клиновидная морда чудовищной рептилии, попыталась протиснуться в цех почти под самой крышей, а это, на минуточку, почти десять метров! Чудовищу удалось втиснуть в щель между стеной и массивным торцом двери небольшую часть длинной пасти. Огромные трёхпалые лапы просунулись в щель намного ниже головы. На высоте метров пяти от земли. С тихим рыком когти зацепили дверь и потянули её в сторону, пасть твари, издавая мерзкие щёлкающие звуки, провернулась в щели и попыталась открыться, добавляя давления на механизмы двери и седых волос в уже окончательно белую шевелюру Семёныча. С жалобным стоном дверь ещё сильнее прогнулась, а тросы лебёдки зазвенели, как струны на гитаре.

— Да что же ты творишь, ссаный хаос! А ну, осади, тупорылая тварь! Назад, я сказал!

Под чей-то окрик тварь тихонько зашипела, но подчинилась. Аккуратно разжались и исчезли в стылой метели мощные лапы, с лязгом закрылась полная огромных зубов пасть, очень медленно и аккуратно повернулась обратно и тоже растворилась в заснеженном мареве зимнего дня.

— Эй, мужики! Вы там живы? Ворота шустрее открывайте, а то этот идиот снова пойдёт на штурм, — снова раздалось из-за ворот, — и добьётся своего, тварь такая!

Из-за ворот раздался звук удара и неведомое чудовище обиженно заревело.

Семёныч ругнулся, в сердцах поминая хаос и всех его тварей, и с максимально возможной скоростью закрутил ворот лебёдки.

То, что с торжественным шипением ворвалось в цех, как только ворота были открыты на достаточную ширину, сложно было назвать подъёмным краном. Ещё сложнее было назвать помощью. Мужики, в напряжении ожидающие развязки, ещё до того, как дверь цеха была открыта, аккуратными перебежками заняли безопасные места, и когда окончательно узрели что к ним пришло «помогать» совершенно тихо и незаметно, сказывался опыт переживших Вторжения, попрятались окончательно.

Огромный длинный то ли крокодил, то ли дракон, то ли ещё какой ящер, Семёныч плохо разбирался в неведомых чудовищах, стремительным рывком ввинтился в помещение, за несколько десятков секунд, буквально по стенам оббежал его целиком, тут и там осыпая хлипкие остовы стен. Оббежал, будто проверяя на неведомые для такого чудовища опасности и, немного успокоившись, неохотно повинуясь скупым жестам поводыря, восседающего в подобии седла, закреплённом у самого основания головы твари, выбрал кучу битого кирпича побольше и свернулся на ней в мощный высокий клубок.

Поводырь что-то шепнул своему зверю, крепко с размаху засветил ему по голове, так, что звон пошёл по всему помещению, от чего чудовище довольно зажмурило свои янтарные глазищи, и спрыгнул вниз.

С высоты более трёх метров.

Семёныч было снова напрягся, пытаясь рассмотреть под надвинутым на глаза капюшоном черты лица гостя, уж больно пугающе смотрелись зелёные огоньки, горящие в глубине тьмы, но гость скинул тёплые рукавицы, ловким движением сбросил меховой капюшон на спину, явив бригаде почти обычное лицо почти обычного человека. Широко улыбнулся и почесал согнутым указательным пальцем ямочку на подбородке.

Вся чертовщина, почудившаяся Семёнычу, куда-то пропала. Перед бригадиром стоял обычный молодой пацан, годков шестнадцати — восемнадцати, просто подвергнутый магическому улучшению. Слышал Семёныч о таком. Видел даже пару раз. Явно из родовитых.

— Прива, мужики! — поздоровался гость, — к работе всё готово?

— А чего надо то? — аккуратно уточнил Семёныч.

— Я не знаю, мужик, серьёзно, — нахмурился парень, — я в ваших делах не спец. Мне сказали, что вас проинструктируют и всё объяснят.

Парень задумчиво осмотрел покосившуюся линию по производству мясных консервов

— Вчера почти то же самое тягали. Но вчера нас не держали у ворот. Жадюга, — гость похлопал по боку своего крокодилища, — жуть как не любит открытые пространства. Расстраивается, нервничает…

Семёныч гулко сглотнул вязкую слюну. Свою вину он осознавал и был готов на всё, чтобы проступок никак не повлиял на дальнейшую работу.

— Ссаный хаос, мужик, не тупи! Я всё понимаю, Жадюга — не пушистый котик, но нам дела нужно делать, а не ссать от ужаса. Соберись! Можешь соображать?

Бригадир кивнул, снова сглотнув и про себя матом кроя скотину Трёхпалого. Ишь ты! «Только портки не намочи», старый ты хрыч!

— Отлично, раз ты можешь соображать, то сделаем так, — кивнул парень, — я тебе сейчас поясню, что и как мы делаем. А ты сообразишь, что нам в этом может помешать. Идёт?

И снова Семёныч смог только кивнуть. Мысли медленно разгонялись в голове, интонации парня настраивали бригадира на рабочий лад, возвращая спокойствие и присутствие духа.

— Этот экземпляр, найденный в бесконечных закромах наших шефов, имеет чудовищно сильные инстинкты. Когда-то давно, когда он был ещё жив, основной бедой в его мире были жуткие мелкие жучки, лавиной сметающие всё, что расположено на земле. Траву, деревья, зверей, и даже их какашки. Вообще всю органику. Чтобы пережить такие набеги, много раз прадедушка вот этого вот Жадюги научился парить в воздухе. А так как смысла выживать в одинокого нет, он научился поднимать ещё и собственное гнездо вместе с супругой и детишками. Магия, фиг ли! А так как самочка его вида в несколько раз крупнее самца и весит соответственно, да и само каменное гнездо, способное вместить самочку с детишками не пушинка, то поднять в воздух вот эту вот железяку, — парень указал рукой на промышленное оборудование, — ему ничего не стоит. Нужно только его немного обмануть. Его вообще нетрудно обмануть. Парень простой, как полено. Ага?

— Что нужно делать? — смог выдавить наконец из себя Семёныч, — парень, спасибо, что дал прийти в себя, но давай к делу.

— Отлично, — заулыбался гость, — к делу, значит к делу! Сейчас я измажу этот изумительный агрегат вот этой дурнопахнущей гадостью и Жадюга, приняв его за гнездо, кинется на его охрану. Потом я напугаю зверя другой, ещё более дурно пахнущей гадостью, и у нас пойдёт жара! Жадюга твёрдо, жадно, но нежно поднимет в воздух, ваш агрегат на высоту примерно трёх метров. Строго вертикально вверх. И продержит так ровно шесть часов. Ваша задача сделать так, чтобы к моменту, как силы этого парня закончатся, а линия будет опущена вертикально вниз, она встала ровно туда, куда нужно. На правильный фундамент. Ага?

Бригадир кивнул и облегчённо вздохнул. Звучало всё просто. Именно к этому они и были готовы, вот только кран оказался неожиданно пугающим. Покосившись на свёрнутого в большой клубок «Жадюгу» бригадир не стал криком собирать бригаду, а вздохнул и пошёл вытаскивать парней пинками. Кто его знает, как отреагирует на громкий крик это страшилище. Уж если у него такие сильные инстинкты.