Волчья погибель

3 Не сомневайся, не учись

Среди множества культов Механикума было немало тех, кто презирал человеческую форму. Это могла быть небольшая часть маленькой команды аванпоста или же все население облаченных в металл миров-кузниц. Они могли открыто излагать свою ненависть к плоти или же скрывать ее. Но их было несметное количество. Оппоненты возражали, что биологическую машину, отшлифованную миллионами лет эволюции сложно улучшить. Изобретатели, киберхирурги и знатоки генетики не обращали на них внимания.

В зале питания 46 станции Септа Гепталигона, главного объекта системы Трисолиан, два уроженца Марса обсуждали относительные достоинства позиций «за» и «против» forma naturalis. На этой неделе в систему прибыл магистр войны, хотя на момент их беседы прошло несколько дней.

Собеседники были техноадептами низкого ранга, возвышенными из массы рабов Механикума, но недалеко продвинувшимися в своих карьерах. Они были уроженцами Марса и приблизительно одного возраста, пройдя установку интеллектуального ядра всего пару десятилетий назад, хотя на тот момент они не знали друг друга. Их пути пересеклись вследствие назначения в систему Трисолиан. Найдя общий язык – несколько старых притонов, о которых они узнали от общих коллег – они завязали хрупкую дружбу.

Их звали Фридиш Адум Силип Кво и Велизарий Коул. По правде говоря, они во многом не соглашались, но наслаждались трениями их разногласий не меньше, чем непринужденностью сходных черт.

Когда их смены совпадали, адепты ели вместе. Они часто задерживались в зале, чтобы поспорить друг с другом. Как и в этот день. Окруженные стуком питательных кубиков о металлические подносы и постоянным гулом заряжающихся катушек плазменного элемента, их зачастую горячие споры были здесь в такой же безопасности, как и в любом другом месте.

И к лучшему, так как спор завел их на опасную территорию. Предметом обсуждения, укрытого шумом зала, была их госпожа – домина магос Гестер Асперция Сигма-Сигма. Канва разговора беспокоила Фридиша. По той же причине она будоражила Коула.

Где-то внутри домина магос Гестер Асперция Сигма-Сигма была женщиной, хотя большинство людей не увидели бы этого, потому что оболочка была настолько чуждой, что полностью скрывала ее человеческое происхождение.

– Подумай о ее внешности, – сказал Коул перед тем, как описать ее в нелестных эпитетах. – Максимальный рост домины Гестер Асперции Сигма-Сигма достигает ровно три метра. Тело, которое оно носит во благо этого мира, чудовищно, его длина за реверсивным шарнирным тазом не уступает высоте над группой механических ног. Зеркальная личина ее шлема скрывает фронтальную часть черепной аугметики, в три раза превосходящую размеры стандартной человеческой головы и в двенадцать раз ее вес. От ее затылка расходится круглый гребень из банков данных, передатчиков ближнего действия, универсальных каналов связи, групп датчиков, авгуров, вокс-анализаторов, когитаторных соединений и прочих устройств, таких же сложных, как сенсорный комплекс пустотного корабля. В знак уважения к сознательно забытым корням ее зеркальное лицо сделано в виде карнавальной маски соразмерной женщины, чья красота столь хорошо продумана в своем притворстве. Глаза и рот закрыты. На губах запечатлен намек на насмешливый нрав.

– Тебе не следует так говорить, – перебил Фридиш.

– Почему? – спросил Коул. – Это правда. Она бы сама признала ее. Эта серебряная маска настолько же человечна, как и сама домина. Она – образец киберфильного культа. За этим ироничным заявлением не осталось ничего человеческого. Если в ней и есть компоненты из плоти, они спрятаны глубоко внутри бронированной оболочки и никогда не показываются.

– Но она человек.

– Ты когда-нибудь видел ее органические элементы?

– Ну, нет…

– Ну, значит, – сказал Коул.

– Она по-прежнему является человеком, – не отступал Фридиш.

Коул покачал головой в капюшоне.

– У нее множество рук. По моему последнему подсчету – семь, но число никогда не остается надолго одним и тем же. Домина помешена на изменениях настолько, что кое-кто вознесет молитву Омниссии, но для меня это выглядит очень нездорово. – Он разболтал свой кофеиновый напиток. Он больше пах маслом, чем чем-то еще. – Ее больше нельзя называть человеком. Любое подобие на нормальную человеческую анатомию исчезло. За исключением серебряного лица, – весело заявил Коул, – которое прикреплено к этому телу, как ключевая фраза к сомнительной шутке.

Что Коул как раз сейчас и сделал. Фридиш был в шоке.

– Ты не можешь такое говорить! – воскликнул он. – Ни в коем случае.

Он говорил быстро. Они оба были скромными людьми, и Фридиш еще не мог позволить себе желанный бинарный аугмитер. В отсутствие режима общения с высоким быстродействием он для компенсации ускорял органическую речь. Откровенно говоря, эта манерность раздражала Коула, хотя он был достаточно великодушным, чтобы не показывать этого.

Так думал Коул. Фридиш прекрасно знал о раздражении Коула, и это в свою очередь раздражало его.

На первый взгляд Коул выглядел неаугментированным. Он принадлежал к числу тех, кто считал человеческую форму священной, как выражение совершенства Бога-Машины. Фридиш был из другой школы, считая тело врожденным недоразумением, которое необходимо улучшить. Не то чтобы его собственная аугментация шла по плану. Глазные улучшения не были подсоединены к его органическому телу должным образом. Кожа была болезненно-бледной вокруг покрытой пластеком стали и выглядела дряблой из-за хронической инфекции. Из-за неудачного самолечения Фридиша все время сопровождал запах биоцидного геля.

– Как кто-то может декларировать свою приверженность к кодексу Механикума и при этом так вольно менять компоненты? – сказал Коул. – Можно достигнуть идеальной точки, но она лежит на пересечении компромисса и амбиций.

Фридиш опустил оловянную кружку с питательной жидкостью.

– Это не совершенство, – сказал он. – Это застой.

– Это своего рода совершенство, – настаивал Коул. – Признавая наши изъяны, мы приближаемся к совершенству настолько близко, насколько можем. Изъяны необходимо принимать и приспосабливаться к ним. Их нельзя сглаживать.

Хмурому лицу Фридиша добавилось новые морщины. Они собрались на отекшей коже вокруг аугметики. Коул не мог не смотреть на них. Фридиш провел улучшение слишком рано, прежде чем обзавелся достаточным влиянием или деньгами, чтобы гарантировать работу высокого качества.

– Это… ересь, – произнес Фридиш.

– Вздор! – возразил Коул. – Человеческое соперничество нельзя удалить. Мы в Механикуме – люди. Человеческие знания, человеческая сила. Если мы откажемся от человеческой формы, мы откажемся от Бога-Машины. Как часто мы забываем об этом?

Фридиш не соглашался с Коулом. Его беспокоило, что случится с ним, если его поймают за высказыванием такой бессмыслицы, а, следовательно, что случится с самим Фридишем.

– Ты ходишь по тонкому льду, – сказал Фридиш. – Главный принцип нашей веры – улучшение человеческой формы через принятие технологии.

– Да! – согласился Коул, хотя в действительности он не соглашался. Это был риторический прием, которым он злоупотреблял. – И посмотри, чего добился Император, действуя в этом ключе. В Легионес Астартес, примархах, кустодиях и прочих Он подчеркивал мастерство природы. То, что Он сделал – грандиозно, но форму при этом сохранил. Бог-Машина, несомненно, должен быть доволен этими превосходными работами Омниссии?

– Если ты считаешь Его Омниссией.

– Ты узнаешь Его по творениям его, – процитировал Коул Приципиа Механикум. – Если ты не можешь принять Императора, как посланника Бога-Машины, то будешь ждать своего Омниссию очень долго.

– Существует слишком много разногласий относительно того, является ли Он Богом-Машиной, Омниссией или ни тем, ни другим, – сказал Фридиш. – Я оставлю для этого случая логическую схему исключающее ИЛИ.

– Я сделал выбор и имею право на свое мнение.

– Кем бы Он ни являлся, – сказал Фридиш. – Транслюди. Ты поймешь, что он создал средства для достижения цели.

– Ты и в самом деле так думаешь?

Фридиш искренне закивал.

– Прежде всего, Император желает сохранить человечество, а не придать ему новые формы. Они – инструменты, предназначенные для защиты исходных моделей. Они все бесплодны.

– Это не так, – возразил Коул. – Они просто репродуцируются более эффективным способом.

– Паразитическим. Разработанный генокод Легионов нуждается в носителе. Они не могут репродуцироваться сами, их должны вырастить.

– Значит, ты не считаешь их усовершенствованием человеческого генома?

– Они не таковы. А если да, то почему Совет Терры состоит из исходных людей? Если Император – Бог-Машина…

– Или его Омниссия, – вставил Коул. Он не мог сопротивляться своему желанию постоянно перебивать Фридиша.

– Или его Омниссия, почему Он не принимает машину, как это делаем мы? – Фридиш наклонился поближе. – Шторм стихает. С Терры начали прибывать сообщения. Механикум расформирован. Теперь новый генерал-фабрикатор, на Земле, не на Марсе. Они называют эту новую организацию Адептус Механикус. Другими словами это переворот, который заведет наш народ в еще большее рабство Терре.

– И? Келбор-Хал – предатель. Его действия должны повлечь последствия, – сказал Коул, пожав плечами.

– Он законно избранный посланник Бога-Машины, не Императора! – прошептал Фридиш. – Он поступил неправильно, хорошо. Пусть его судят равные ему и казнят, если будет вынесен соответствующий судебный приговор. Никто за пределами марсианской иерархии не имеет права сменить его.

– Омниссия имеет.

– Если Император – Омниссия.

– Если Он и есть, – допустил Коул.

– А Он не Омниссия, – сказал Фридиш.

Наступил короткая напряженная тишина. Рядом потрескивали генераторы. Звенели освященные маслораздаточные механизмы. Торопливо прошли трое высокопоставленных адептов, щебеча друг с другом на бинарике.

– Давай вернемся к обсуждаемому вопросу, – сказал Коул.

Фридиш устало согласился.

– Итак, ты стоишь на позиции, что Император не верит в улучшение всей человеческой расы. Он сотворил свои создания ради одной единственной цели.

– Да это очевидно, Коул!

Коул поднял палец, призывая его к тишине.

– А вот я считаю, что мы, наоборот, слишком полагаемся на насыщение человеческого тела этой грубой аугметикой. – Он намеренно указал на собственную ошибку Фридиша. – Если ты прав, я не могу сказать, у кого лучшая цель. Ты можешь честно ответить, что твои дополнения улучшили тебе жизнь?

– Ну, я… – вопрос смутил Фридиша. – Импланты были проблемными. Есть спектральное зрение нижнего диапазона. И ночное зрение. Я очень хорошо вижу в темноте. Пикт-функция переносит насыщенные данными изображения прямиком в сердечник памяти без необходимости их прохождения через шунты зрительных нервов, что высвобождает больше полос пропускания моей естественной нейрологии для…

– Но это и в самом деле тебе что-то дало? – перебил Коул. Снова. – Помимо ряда грибковых инфекций?

Он быстро и нервно улыбнулся, снисходительно продемонстрировав белые зубы и указав своей кружкой на воспаленную кожу Фридиша.

Фридиш вздохнул. Отсутствие у Коула такта сводило с ума. Как только он начинал говорить, становилось исключительно сложно вклиниться в поток данных, пока он не доносил свою точку зрения, часто несколько раз подряд.

– Нет, – ответил Фридиш. – Но даст. Эта аугметика всего лишь начало.

– Именно, – сказал Коул, соглашаясь только на словах. Снова. – А теперь давай предположим, что домина чувствовала то же самое в отношении своих первых имплантов и до сих пор испытывает то же самое? Почему, по-твоему, она постоянно себя обновляет? Чего она добилась? Ничего! – заключил он, ответив на собственный вопрос.

– Ну, ничего за исключением пятисот лет жизни, возможности управлять боевым флотом одной мыслью и большей интеллектуальной мощи, чем у любого мыслящего существа в этой системе. Совсем никакой пользы, – саркастично заметил Фридиш. – Она контролирует все военные силы Трисолиана. Я бы не сказал, что это ничего .

Коул проигнорировал его издевку, тем самым расстроив Фридиша.

– Давай даже не будем касаться того, что у нее под этими мантиями, – сказал Коул.

Они оба немного вздрогнули.

– Что ж, мой друг, – продолжил Коул. – Запомни мои слова: ты никогда не дождешься от меня подобных изменений. Я – человек. Я знаю, кто я. Есть гораздо более эффективные способы продления жизни, сила мысли и прочие бесчисленные возможности Бога-Машины вполне подходят, чтобы одарить нас без уродования изначального тела до неузнаваемости.

– Ты – еретик, Коул. Биогенез – не деяние Бога-Машины.

– А я верю в это. Даже если и нет, то что с того? Весь этот металл непродуктивен, неэффективен. Если я должен быть усовершенствован, пусть это будет сделано наукой чистых биологистов, а не генеторов-механиков. Ты никогда не убедишь меня стать таким, как домина.

Фридиша обеспокоила позиция Коула.

– Человеческое тело неэффективно. Сплав с машиной – это лучшее решение.

– А я говорю, что улучшение на основе чудес природы. Механизмы – неэффективная часть, и после подключения они совсем не освобождают, но ограничивают. Боевой доспех Легионов – лучший выход. Надевай его в случае необходимости, снимай, когда дело сделано. Меняй согласно роли и функции.

– Ты помешан на чертовых Легионах! – Фридиш попытался засмеяться, чтобы скрыть свое раздражение. Получилось натянуто.

– Мой дорогой собрат, мы – адепты Механикума. Механикуса. Неважно. Я считаю, что мы все на чем-то помешаны. О, ты закончил?

Фридиш кивнул с набитым последним куском ртом. Они вернули тарелки и стаканы фабрикаторам, где каждый фрагмент органики до последней бактерии будет изъят для повторного использования в новых питательных кубиках. Тарелки расплавят и изменят. На станции было много энергии и крайне мало воды. Повторное использование было более эффективным, чем мытье посуды.

– Тез-Лар! – произнес Коул.

Массивный сервитор отсоединился от гнезда зарядки и тяжело направился к техножрецам.

– Тебе не следует давать им имена, – посоветовал Фридиш, тем не менее, посмотрев на сервитора Коула с завистью. Он не достиг достаточного статуса или влияния, чтобы позволить себе собственного.

– Почему нет? – спросил Коул. – У тебя должно быть немного больше духа, больше индивидуальности.

– Просто так не принято, – сказал Фридиш. – Я хочу, чтобы ты иногда думал о своем будущем. Каким образом? Следуй принципу: не сомневайся, не учись. Это предупреждение.

– Это не предупреждение не сомневаться, это предупреждение, что если мы не сомневаемся, мы не учимся! – пояснил Коул.

– Но только определенным образом, Коул.

– Ты затыкаешь мне рот, Фридиш?

«Не так как ты все время затыкаешь мне», – подумал Фридиш.

– Имеются в виду оба значения, – сказал он. – Ты не понимаешь этого, и из-за этого попадешь в неприятности.

– Ах, мой друг. Однажды тебе удалят эмоции, и ты больше не будешь беспокоиться о том, что станет со мной, хотя я тронут. Кому нужна иерархия, вот что я имею в виду. – Он наклонился к Фридишу и поднял руку, что скрыть театральный шепот. – Иерархия мешает добиваться целей. Гоняйся за статусом, сколько тебе угодно. А мне оставь великие деяния!

«Заносчивый болван», – подумал Фридиш о Коуле.

«Нудный энергетический паразит», – подумал Коул о Фридише.

– В любом случае, – сказал Коул. – Тез-Лару нравится его имя, правда, Тез-Лар?

– Да, хозяин, – прогудел киборг. Голос раздавался из аугмитера, встроенного в его левое плечо. У Тез-Лара не было нижней челюсти.

– Он назван в честь легендарного повелителя Движущей Силы, великого Српскана-Мурикана, – снисходительно пояснил Коул.

Фридиш заскрипел зубами. Коул рассказывал ему об этом всего лишь дюжину раз.

– Он был эрудитом, – Коул похлопал массивного сервитора по добытому обманом плечу. – Имя Тез-Лара – это знак моего уважения к тем, кто освоил больше чем одну сферу деятельности. Это знак моих амбиций сделать то же самое.

– Нет ничего плохого в амбициях, – сказал Фридиш. – Но неправильно направленные амбиции погубят тебя – вот от чего предостерегает максима.

– Мой дорогой Фридиш, в эту ужасную эпоху тебя убьет все что угодно. Мои амбиции отвлекают меня от мысли, насколько ужасна жизнь. Тебе стоит попробовать относиться так же.

Фридиш был амбициозен! У него был заготовлен острый ответ, но он так и не последовал.

– Увидимся в последний перерыв дежурства? – спросил Коул.

– Да, – ответил Фридиш, собираясь сказать «нет». Он этого так и не сделал, потому что, вопреки самому себе, радовался компании Коула.

– Если того пожелает Бог-Машина, – ответил Коул и ушел.

Жилище, оно же рабочее место Коула, было таким же скромным, как и его чин. Оно находилось на нижних уровнях Септы, возле огромной шахты, привязывающей станцию к ее хозяйке-луне. Обитель техноадептов представляла лабиринт пересекающихся коридоров, расположенных по определяемых машинами алгоритмам, но сбивающих с толку неулучшенный человеческий разум. Узкие двери вели в маленькие комнаты. В каждой, в том числе и принадлежащей Коулу, имелось одно воздушное отверстие, для тех, кто нуждался в воздухе. Вращающаяся кровать с обратной стороны была рабочим местом, ящик с инструментами находился близко к ее изголовью. Восстановительная колыбель Тез-Лара еще больше стесняла комнату Коула. Адепт был высок, как и большинство марсиан. У уроженцев красной планеты были тонкие кости, удлинившиеся за тысячелетия жизни в условиях низкой гравитации. Но кровати рабочей станции были сделаны под усредненные физиологические размеры, взятые с сотен миров-кузней, поэтому она была слишком короткой для него. Во время работы за маленьким верстаком на складной скамье, Коул ударялся левым локтем о колыбель Тез-Лара. Механикум гордился своей ролью стража знаний, но в макромасштабе он был подвержен идиотизму грубой универсальности. Все это было так чертовски неэффективно. Коул предпочитал обходить эту проблему.

Причины, по которым Фридиш завидовал из-за Тез-Лара были ложными. Коул не сказал ему, что сам собрал сервитора из мусорных деталей. Как и колыбель, в которой тот отдыхал. Как и многие уникальные инструменты, которые загромождали его рабочий стол. В основном они были изделиями самого Коула. Ни один из них он не купил, некоторые были подарены, а для остальных большую часть деталей приобрел при сомнительных обстоятельствах.

По сути Механикум функционировал на основе принципа открытия или, проще говоря, «что нашел, то твое». Коул вложил свою жажду приобретения в индивидуальное выражение принципа, которым руководствовались все общества миров-кузней, и упрямо отказывался признавать свои приобретения кражей.

Технически Коул не должен был красть бионику Тез-Лара из свалки повторного использования Гамма-Гамма-Гамма, когда находился там. Технически, чтобы претендовать на труп бедняка, который снабдил Тез-Лара органическими компонентами, он должен был заполнить кучу разных бланков.

Что нашел, то твое. При желании это можно было назвать кражей. Коулу было виднее.

У него не было времени на разные общественные условности, вроде обычая или закона. Они только мешали. Поиск знаний был безупречным призванием, которое перевешивало любой моральный принцип, хотя жречество не отличалось моральностью.

Он искренне верил в то, что говорил Фридишу. Слишком многие из его коллег были сфокусированы на собственном успехе. Продвижение по службе было результатом прогресса человеческих знаний, обратный метод был контрпродуктивным для общих усилий Механикума.

Так часто желания одного человека подрывали общие человеческие усилия. Коул мог с легкостью сделать карьеру в жречестве. Для этого надо было выбрать специализацию, поклясться в верности одной из бесчисленных фракций Механикума и всем вытекающим из этого ограничениям. На высших уровнях его работа будет более серьезно контролироваться. Настанет час, когда ему придется продвигаться по службе. Но пока рано. Ему еще столь многому необходимо научиться. На данный момент он предпочитал действовать вне зоны действия ауспика.

Трисолиан был крупным транзитным центром Механикума. На Гепталигоне находились биологисты, астроманты, генеторы, ремесленники, магосы, логосы, трансмеханики, лексмеханики, киберисты, когитатосы… Техножрецы всевозможных видов. Коул провел последние несколько лет, обращаясь к каждому интересовавшему его специалисту. Он лестью завоевывал их доверие, узнавал у них все, что мог, после чего с огромным сожалением заявлял, что его таланты не подходят их специализации, и он должен смиренно уйти.

Затем он отправлялся к следующему и заново начинал свое обучение.

Коул был достаточно сообразителен, чтобы понимать, что его действия привлекут внимание. Некоторые техножрецы не спешили выбирать подходящий им культ, так что подобное поведение не было необычным. Если только, конечно, оно не длилось годами. Коул относился к последней категории. До поры до времени не имело значения, что его заметят. Для талантливого адепта определенная склонность к планированию была необходимым условием. Кроме того при очередном переводе по службе данные о его передвижениях часто терялись. И он к этому не имел никакого отношения. Виноватой была организационная неэффективность. Данные будут существовать вечно, но наказание на Гепталигоне последует, только если кто-то будет искать их и преуспеет в этом.

Коулу было нужно решить неотложные вопросы прежде, чем придется принять малопонятные игры за власть Механикума.

Все накопленные им данные нуждались в хранилище. Если знания давали человеку королевскую власть, хранилище было его королевством. Коул хотел быть могущественным королем, а значит, нуждался в большом королевстве.

Именно по этой причине Коул извлек свое интеллектуальное ядро из разъема в голове, и теперь оно лежало разобранным перед ним на столе.

Устройство было разделено ровно пополам. Вычислительная часть слева, запоминающее устройство – справа. Не доверяя своим пальцам, Коул работал с крошечными деталями при помощи тонких мехадендритов, которые выскочили из пазов на его кисти.

Главной особенностью его стола было массивное увеличительное устройство на креплении сбоку стола. На интегрированном с оптическим прибором дисплее бежал поток данных о состоянии. В центре сложная структура схематических графиков направляла действия Коула.

Без мысленной помощи и с головной болью из-за извлечения улучшений, Коул взялся за настолько сложную работу, которую ни один адептов более высокого ранга не доверил бы ему. Он рисковал механизмами точной памяти. Одна ошибка могла уничтожить годы заработанных тяжелым трудом навыков.

Иногда адепт подумывал, что лучше будет иметь два мозга, чем продолжать эту работу.

Дыра в его голове отдавала холодом. Асептические гели, наполнявшие ее для защиты от заражения, холодили мозг испарениями. Он не решился накрыть голову. Его капюшон мог сместить стерильную пластековую накладку, закрывающую отверстие. Подобная операция на самом деле должна была проводиться только в одной из операционных генеторов.

Коул наслаждался вызовами.

Он улыбнулся при мысли о своей смелости. Совсем чуть-чуть, так как малейшие движения могли помешать его тонкой работе.

До колокола ночной вахты Коул выполнил четырнадцать нелегальных процедур на своем мозгу. Когда прозвучал следующий после ночной вахты сигнал, означавший начало его рабочей смены, он переставлял расширение.

Адепт взглянул на хронограф, когда последняя панель со щелчком встала на место, а его механические придатки втянулись в отверстия на кистях.

Коул поднял руки и встряхнул их, после чего осторожно поднял интеллектуально ядро. Твердость рук была важна. Коула всегда удивляло, насколько тяжелым было интеллектуальное ядро. Он сунул руку в ванну с биоцидом на своем столе, удерживая ее в холодной жидкости достаточно долго, чтобы убить все живые организмы на устройстве, но вынув, прежде чем кожа начала растворяться.

Затем он наклонился вперед, чтобы зеркала, разложенные им на столе, четко отражали гнездо в его черепе. Он очень осторожно снял пластековую накладку левой рукой.

Далее быстрым и четким движением вставил интеллектуальное ядро внутрь. Было важно сделать это точно. В мозгу проскочил электрический разряд. Щелчок вставленного на место ядра отразился в кости за носом адепта.

– И вот, – сказал он. – Момент истины.

Кончиком ногтя Коул нажал кнопку перезапуска, спрятанную под черно-белым знаком «Махина опус», украшавшим верхушку ядра. Адепт либо будет вознагражден большим объемом памяти или же его мозг сварится изнутри.

По кромке ядра засветились красные диоды. Образовав круг, они мигнули и сменили цвет на зеленый.

Коул расслабился. Он даже не заметил, что был напряжен. Адепт радостно улыбнулся, когда машина снова соединилась с его мозгом, накладывая на его зрения нужные данные. Объем памяти был заполнен на двадцать пять процентов.

– Трехкратный рост, Тез-Лар! – радостно воскликнул он. А затем нахмурился.

У него не осталось времени, чтобы убрать свои инструменты. Придется понадеяться, что за время отсутствия Коула никакой любопытный адепт не заглянет в комнату.

Коул выскочил из своих комнаты, следом топал Тез-Лар.

Адепт уже опоздал.

Он оставил другой важный труд на краю стола – серебряную сферу, после завершения работы над которой, ее мощь не уступит энергии домины.

Сфере придется подождать. Коул должен был выполнить свои служебные обязанности.