Военное дело для чайников

Победа? А это как?

Сейчас вроде как должен быть четырнадцатый эпизод «Военного дела для чайников», но я обозвал его нулевым. Потому что именно с него надо было начать. Короче, сегодня я хочу поговорить о том, что такое победа и в какой момент можно сказать, что мы победили.

Сразу же хочу разделить понятия «победа в сражении» и «победа в войне». Почему? Из того, сразу же вспомнилось: кампании Пирра и Ганнибала в Италии, да и в конце концов знакомая почти каждому кампания Наполеона в России как-бы намекают, что вполне возможно проиграть войну ни разу не потерпев поражения в битве. Так что (хотя и довольно редко) одно из этих понятий отнюдь не влечёт за собой другое.

Начну с войны в целом. Британский военный теоретик Бэзил Лиддел Гарт в своё время сказал, что целью войны является мир, более лучший, чем довоенный. Да, фраза хорошая, но как-то больше тяготеет то ли к философии, то ли к большой стратегии. На практике же…

Если взять например кампанию Дария I против Афин и их союзников (сойдёт и половина других провальных вторжений, но пусть будет эта), на выходе получаем полное отсутствие присутствия этого более лучшего мира. Да, для персидского царства всё просто и ясно. Земли противника не только не завоёваны, но и даже толком не разграблены, армия понесла чувствительные потери. В общем, ничего хорошего, одно плохое. Афины же, строго говоря, получили точно такой же мир, как и довоенный, только без пары сотен своих граждан. По Лиддел Гарту войну проиграли обе стороны, хотя греки до сих пор гордятся ею как своей победой. Почему? Я бы сказал так — афиняне своей цели в этой кампании (просто чтобы персы ушли и подольше не возвращались) добились, а персы своей (взять и разграбить Афины, а так же любые другие города рядом, которые получится, а их жителей обратить в рабство) — нет.

И так (да простит меня фон Клаузевиц за коверканье его слов), победа в войне есть достижение поставленных перед войной целей. Хотели захватить территорию? Мы побеждаем в тот момент, когда:

— Указанная территория полностью под нашим контролем.

— У противника начисто отбито желание (либо способность) вернуть её себе в ближайшее время.

Хотели пограбить перераспределить ценности? Точкой нашей победы станет возвращение домой с богатыми трофеями при условии отказа противника от преследования. А уж почему он отказался — занят ли другой войной, просто ленив или уже разбит нами в пух и прах — дело десятое.

Вообще ничего не хотели, а эти козлищи на нас вероломно напали? Мы побеждаем когда враги ушли с нашей земли и больше не хотят возвращаться. Ну и так далее.

Разумеется, эти цели недостижимы без установления благоприятного для нас соотношения сил и/или подрыва моральной готовности противника к продолжению борьбы. А уж самым простым с виду (Но далеко не единственным! Не забываем как про «малую войну», так и про дезинформацию!) способом достичь этого является разгром его армии в генеральном сражении.

Теперь об этом самом сражении. Кто победил? Тот, кто понёс наибольшие потери? Нет, история знает примеры (те же Фермопилы, хотя бы), когда победившая сторона теряла значительно больше своих воинов, чем проигравшая. Тот, за кем осталось поле боя? Вроде бы да, но тогда как быть с арьергардными боями, где целью одной из сторон является не разгромить, а задержать на некоторое время силы противника? Тоже не всё однозначно. Похоже, придётся вернуться к идее — победитель тот, кто выполнил поставленную перед собой задачу.

И ещё про победу, поражение и потери. И так! Битвы никогда не продолжаются до полного истребления одной из армий. Проигравшая сторона в допороховую эпоху запросто могла потерять в полевом сражении до половины (а в исключительных случаях и больше) своего состава. Но! Если у победителей к концу битвы вообще оставалась относительно свежая боеспособная кавалерия, основные потери проигравшие несли уже во время преследования. В смысле, подавляющее большинство погибших воинов проигравшей армии было зарублено/заколото в спину во время беспорядочного бегства. А до его начала потери обеих сторон могут быть вполне соизмеримыми и достаточно небольшими, в пределах 10–15 %. Вот так вот. Это я к тому, что (не смотря на то, что эти два фактора отчасти взаимозависимы) победитель определяется не столько тем, кто быстрее убивает врага, а тем, кто первый побежит.

Так вот об этом самом бегстве и почему оно вообще начинается. Для начала ещё пара простых истин:

— 99 % воинов древних армий шли на войну вовсе не за тем, чтобы их там убили. Прославиться, поддержать свой социальный статус (куда-то сюда входит, кстати, и «не стать чьим-то рабом»), забрать чужие ценности и по возможности не отдать врагу свои — это пожалуйста. Рискнуть за всё это своей, единственной и неповторимой, жизнью можно. В конце концов, на то и война. Но гарантированно гибнуть? Ну уж нет! Отсюда вытекает и вторая идея:

— 99 % воинов сражаются ровно до тех пор, пока верят в победу. Потому что никому даром не нужно рисковать жизнью зазря. Если воины не верят в победу в битве — они бегут. Если они не верят в победу в войне — они дезертируют.

Это всё к тому, что всегда важно укреплять веру в победу среди своего личного состава и всячески подрывать её среди вражеского.

До начала собственно битвы на это сильно влияет, внезапно, репутация военначальников. Если, к примеру, солдатам предстоит сразиться против местного Александра, Цезаря или Велизария, они уже заранее потеряют уверенность. И наоборот, под командованием «непобедимого» полководца они при прочих равных будут сохранять её гораздо дольше.

Ещё важной тут становится относительная численность армий. Если врагов в несколько раз больше, это опять же серьёзно подрывает боевой дух. Беда в том, что визуально пересчитать количество вражеских воинов невозможно. Так что приходится оценивать «по фронту» и «по знамёнам». Первое означает, что чем шире вражеский строй, тем он (при равной глубине, но кого это волнует) многочисленнее. Второе. Вместо того, чтобы пересчитывать тысячи отдельных воинов, проще сосчитать значки отдельных таксисов, когорт и прочих кюганов. Ну и примерно зная, что из себя представляют указанные подразделения составляется представление о силе войска в целом.

На этих моментах, кстати, можно сыграть. Вроде бы малочисленные отряды, растянув строй в ширину (прикинуть глубину этого строя даже с высоты головы всадника мягко говоря затруднительно) и подняв ложные значки/знамёна, кажутся могучей армией. Так что создав таким образом видимость, например, подходящих в разгар боя сильных подкреплений, иногда можно обратить неприятеля в бегство.

Далее. Опять же, каждый отдельный солдат очень слабо представляет картину сражения в целом. Так что пока он видит рядом (сбоку, сзади) с собой своих товарищей, свои знамёна (они показывают ему, что соседние отряды тоже на месте), слышит/видит командира и имеет ясную боевую задачу — он чувствует себя настолько уверенно, насколько это вообще возможно в бою. В принципе, пошатнуть эту уверенность может просто достаточно большое количество убитых рядом с ним однополчан, однако ещё сильнее подействуют:

— Вражеские воины или просто вражеские знамёна за спиной. Никто не любит сражаться в окружении врагов. Хотя… Даже если враг и не дрогнет, обходы с тыла всё равно полезны, так что стоит применять их как можно чаще!

— Бегство соседних отрядов. Сразу появляется мысль, что это уже разгром и пора бежать самому. Кстати, именно по-этому притворное бегство с целью, скажем, выманить врага с выгодной позиции — очень опасный манёвр! Зрелище бегущих союзников очень сильно подрывает мораль солдат, так что притворное бегство очень легко превращается в настоящее.

— Гибель или бегство своего командующего. Спокойно воспринять такое вообще непросто, а уж если погибает не просто назначенный из далёкой столицы генерал, а царь и харизматичный лидер, это и вовсе может лишить всю войну смысла в глазах солдат. И да, после такого известия они начнут скорее думать только о спасении собственной жизни. С закономерным результатом.

Всё это открывает простор для подлых трюков, и речь сейчас не о фланговых охватах и лихих кавалерийских атаках на вражеского полководца (хотя Александру Македонскому против Дария III и этого хватило). В нашей истории найдётся пара случаев, когда заранее назначенные воины одной из армий по сигналу начинали кричать на языке противника что-то вроде «*имя командующего* убили! Всё пропало! Бежим!» — и враги действительно обращались в бегство.

Опять же, на сегодня пока всё. Плюсуйте, минусуйте, а главное пишите, что бы хотели видеть в следующей статье. Всем побед и котиков!