Вне корпорации

Глава 5 ПЕРВЫЙ ПРОЦЕСС

Гектор стоял перед очень длинным столом. Столешница была прозрачной, почти невидимой и как будто парила в воздухе, точнее, ее поддерживало скрытое магнитное антигравитационное устройство. Если бы не цифродрузья, бумажные документы, инфопланшеты и указки, разбросанные по поверхности, в стол можно было бы врезаться, не заметив его.

Стоял только Гектор.

За столом сидели члены совета директоров GCI. Все они прекрасно понимали: за каждым их жестом, за каждой фразой пристально следит вся Солнечная система. За спиной каждого члена совета директоров сидели один-два помощника, если в том возникала необходимость, помощники быстро шептали им на ухо нужные сведения. К членам совета директоров принято было обращаться не по имени, а по должности. Сейчас на заседании присутствовали Рекламщица, Производственник, Юрист и Бухгалтер. Во главе стола, напротив Гектора, сидел Керк Олмстед, замдиректора всесильного отдела спецопераций, которого принято было именовать Замдиром. Бросалось в глаза отсутствие помощницы Замдира. По этому поводу Гектор испытал разочарование. Ему нравились ее холодная красота и манера держаться. Правда, сейчас его обременяли иные заботы. Судя по всему, его собираются уволить, хотя совещание считалось безобидным и неофициальным. Статус неофициального совещание носило потому, что на нем физически не присутствовал Председатель. Однако, если Председатель согласится с решением совета директоров, все протоколы и решения сразу станут официальными и будут воплощены в жизнь. Если же Председатель не даст своего одобрения, придется что-то менять. Ну а если он с чем-то не согласится, возможно, кто-то из присутствующих лишится должности… Впрочем, никто из сидящих за столом не волновался за исход сегодняшней встречи. Они обсудят факты, получат от мистера Самбьянко все необходимые сведения, а затем сделают все возможное, чтобы исправить ошибки. Гектор же Самбьянко, который еще совсем недавно считался талантливым стратегом и восходящей звездой корпорации, достоин лишь презрения — в лучшем случае жалости.

Первой взяла слово Рекламщица:

— Катастрофа, совершенная катастрофа. Крупнейшая, популярнейшая личность в Солнечной системе выставляет корпорацию каким-то монстром, который пытается навечно ограбить его!

— «Навечно» — слишком долгий срок, — возразил Гектор, словно не замечая истерических ноток в голосе Рекламщицы. — Скорее, на четыре-пять лет.

Судорожно дернув ртом, Рекламщица поспешила выместить гнев на Гекторе:

— Как прикажете вас понимать?

— Достаточно, — перебил ее Замдир. — Гектор, сделайте нам всем одолжение и заткнитесь!

Гектор склонил голову в знак согласия.

— Мы, — заговорил Замдир, — должны рассмотреть дело под нужным углом. При всем моем уважении… — он слегка поклонился Рекламщице, — мы в самом деле являемся корпорацией, и наша цель — обеспечить прибыль наших акционеров. И хотя поведение Гектора вынудило GCI предпринять меры, на которые мы обычно не идем, с таким же успехом мы можем извлечь все выгоды из нашего теперешнего положения.

Рекламщица хотела было возразить, но Замдир предостерегающе поднял руку.

— Бухгалтер, — сказал он, — мне любопытно, сколько стоит Джастин Корд?

— Ему нет цены, — ответила Бухгалтер, африканка с тихим голосом. — Мы не можем подсчитать его стоимость, потому что в уравнении слишком много неизвестных, но потенциально он, несомненно, самый ценный человек в Солнечной системе.

— A у нас нет ни единой его акции! — воскликнул Производственник, румяный, рыжеволосый крепыш с невыразительным лицом. Спортивная фигура явно не досталась ему от рождения, но стала доказательством успеха наномедицины. — Недопустимо!

— За это скажите спасибо Гектору. — Слова Замдира были встречены всеобщим ворчаньем. Гектору хватило ума промолчать. — Но, — продолжал Замдир, — мы еще можем все исправить. Повторяю, наша цель — принести прибыль нашим акционерам, и все мы оказались здесь только потому, — он выразительно взглянул на Гектора, — что мы умеем делать деньги! Поэтому повторяю, давайте не будем излишне драматизировать произошедшее… — Замдир оглянулся на Юриста. — Как идет подготовка к судебному процессу?

Не дожидаясь ответа Юриста, Гектор схватил инфопланшет и подал знак, что готов предоставить нужные сведения.

— Слушаем вас, мистер Самбьянко, — пропела Юрист, радуясь, что можно потянуть с ответом хотя бы еще несколько минут. Она видела, что разозлила Замдира, но он пока не был ее непосредственным начальником, а уж она позаботится о том, чтобы так продолжалось и дальше. Кроме того, Юрист считала: раз идиотский процесс — инициатива Гектора, пусть ему хотя бы дадут объясниться. Она способна осложнить Гектору жизнь, но для этого ей нужны веские основания… Во-первых, как он посмел подать иск, не посоветовавшись предварительно с ней?

— Слушаю, мэм, — кивнул Гектор. — Как все вы уже понимаете, судебный иск — моя инициатива.

Все смотрели на него без всякого выражения.

— Кроме того, — продолжал Гектор, — мне удалось довольно быстро передать дело в суд. Поэтому мы еще какое-то время будем помолвлены с Джастином.

— Не слишком удачное выражение, — заметила Рекламщица. — Молодой человек, как вам только пришло в голову назвать происходящее «помолвкой»? С каждым днем нас все больше полощут в прессе, что отнюдь не способствует нашему имиджу… Что, в свою очередь, — она перевела взгляд с Гектора на Замдира, — ведет к существенной потере кредитов. Вот почему я считаю, что мы должны немедленно отозвать иск.

Оглядевшись по сторонам, Рекламщица заметила, что некоторые закивали в знак согласия.

— Не хочу показаться вам невежливым, — ответил Гектор, — но отзывом иска мы проблему не решим.

— В самом деле, мистер Самбьянко? — взволнованно воскликнула Рекламщица. — Как же вы, с вашим многолетним опытом, предлагаете выйти из положения? Продолжить тяжбу, чего бы это ни стоило, хотя мы, возможно, проиграем процесс?

— Совершенно верно, именно так я бы и поступил.

Кое-кто из присутствующих, судя по выражению лица, усомнился в психической полноценности Гектора. Правда, вскоре ему на помощь пришла Бухгалтер.

— Мистер Самбьянко, вы можете доказать вашу точку зрения?

Гектор глубоко вздохнул:

— Корд — псих. Конечно, он чертовски популярен, и тем не менее с головой у него не все в порядке. Помните, как легко мне удалось вывести его из себя на пресс-конференции?

— О да, — ехидно ответила Рекламщица. — Служащий GCI публично оскорбил самого популярного человека в Солнечной системе! Ваша выходка нам очень помогла!

— Все еще впереди, — ответил Гектор, радуясь тому, что близость к увольнению позволяет ему высказаться откровенно. — Уверяю вас, сейчас Корд популярен, но через пару месяцев он начнет всех раздражать. И когда это произойдет, все вспомнят, что мы с самого начала его не боялись. Должен добавить, когда это произойдет, мы заставим его инкорпорироваться… на более выгодных для нас условиях.

Одна из помощниц Рекламщицы что-то зашептала ей на ухо.

— По данным агентства Спенсера, — сказала Рекламщица, — Джастин Корд останется популярным в течение многих лет, если не десятилетий!

Рейтинг Спенсера появился после того, как маркетинг превратился из искусства в науку. Агентство Спенсера славилось тем, что делало необычайно точные прогнозы общих направлений и преходящих увлечений, а также сдвигов в потребительском спросе. За последние пятьдесят лет рейтинг Спенсера стал для рекламщиков таким же подспорьем, как квадратные уравнения для математиков.

— Забудьте о рейтинге Спенсера! — буркнул Гектор. — В случае с Джастином Кордом он не срабатывает.

— Да как вы смеете! — не выдержала Рекламщица. — Вы даже не член совета директоров. Не знаю, почему мы вообще уделяем вам внимание.

— Вы, как вы выразились, «уделяете мне внимание», — хладнокровно ответил Гектор, — потому что меня уволили из отдела спецопераций, — он ехидно улыбнулся Замдиру, — и назначили особым советником при совете директоров. Повторяю, в истории с Джастином Кордом мы увязли по уши… Поэтому настоятельно советую подготовиться к предварительным слушаниям. Мы не в состоянии склонить суд на свою сторону, и все же мы еще можем выиграть дело. Слова и поступки Джастина будут раздражать публику. Он ничего не может с собой поделать, ему противна идея инкорпорации в целом — идея, позвольте напомнить, которая является основой нашего строя, нашего общества, нашей системы ценностей. Поэтому нам только выгодно, когда наш вундеркинд громогласно огрызается против инкорпорации, краеугольного камня нашего общества.

— У него хватит денег, чтобы нанять лучших адвокатов в Солнечной системе, — парировала Рекламщица. — С чего вы взяли, что они позволят ему огрызаться?

— Он ничего не может с собой поделать, — ответил Гектор. — Он говорит то, что думает.

— Если бы только он один, — буркнул Замдир достаточно громко, чтобы его услышали все.

По залу пробежал смех. Гектор тоже улыбнулся.

— Однако мы все забываем, — продолжал Замдир, — о том, что для нас является самым главным — о прибыли. Если мы получим часть акций Джастина, мы не только станем богаче, мы также получим возможность требовать ревизию, а также другие средства контроля над ним.

— Какие у нас есть основания для получения его пая? — спросила Бухгалтер.

Все головы повернулись к Юристу.

— Мы выступим в качестве родителей, — ответила она, заранее готовясь к отпору.

— Что-о?! — хором переспросили несколько членов совета директоров.

— В деле имеется прецедент, — продолжала Юрист. — Если замораживается ребенок, а затем, вследствие какой-либо трагедии, теряет обоих родителей, опека над ребенком переходит к ближайшему родственнику, который, следовательно, получает двадцать процентов его акций.

Бухгалтер ошеломленно покачала головой:

— Джастин Корд — совершенно другое дело! В нашем случае речь идет не об уже инкорпорированном ребенке, а о взрослом человеке вне корпорации!

Многие закивали в знак согласия.

— Позвольте мне закончить, — продолжала Юрист, слегка досадуя на то, что ее перебили. — Прецедент имел место, когда корпорация «Америкэн экспресс» получила родительский пай после воскрешения Израэля Тейлора Шварца. Если кто-то из вас незнаком с делом, напомню. Приблизительно восемьдесят лет назад готовились реанимировать замороженного мужчину, получившего тяжелую травму головы. Поскольку пациент жил в самом начале эры инкорпорации, все решили, что он наверняка помнит Большой Крах. Заманчивая перспектива для историков, но только при условии, если ожиданта удалось бы реанимировать успешно. «Америкэн экспресс» обеспечила передовые по тогдашним меркам методы реконструкции мозга пациента. В обмен на свое участие корпорация не только получила родительский пай — двадцать процентов, — но и поставила условие, чтобы мистер Шварц после воскрешения возместил значительную часть расходов на свою реанимацию. К сожалению, все пошло не так, как надеялись в «Америкэн экспресс». Мистер Шварц проснулся полным идиотом. Когда удалось восстановить его нервную систему, оказалось, что почти все его воспоминания начисто стерлись… Но нас в том деле интересует прецедент. Вернемся к понятию «вместо родителей». Дамы и господа, Израэль Тейлор Шварц по всем юридическим показателям считался ребенком.

— Но, — возразила Рекламщица, — разве мы уже не предъявили мистеру Корду иск в возмещение расходов на его реанимацию? Разве он не может возразить, что полностью возместил наши издержки?

— Здесь вы правы, — ответил Замдир. — Гектор предъявил счет на десять миллионов кредитов, и кто-то его оплатил.

Как и ожидал Замдир, остальные снова посмотрели на Гектора.

— Вы допустили одну маленькую ошибку… — буркнул Гектор себе под нос и чуть громче продолжал: — Кстати, Замдир, как продвигается следствие по данному вопросу? Вы нашли того, кто оплатил счет?

Его уловка сработала: головы присутствующих повернулись к Замдиру.

— Я думал, — ответил Замдир, — что вы, Гектор, напали на след!

— Да, напал, — парировал Гектор, — но я не располагаю ни ресурсами вашего отдела, ни вашим опытом, Замдир… или, может, лучше назвать вас исполняющим обязанности директора отдела спецопераций?

— Обращение «Замдир» меня вполне устраивает, — проворчал Керк. — Благодарю за уверенность в наших силах, мистер Самбьянко, но поиски неизвестного спонсора, внесшего за мистера Корда десять миллионов кредитов, были перепоручены бухгалтерии.

Все дружно повернулись к Бухгалтеру, одновременно гадая, что означает такая передача полномочий лично для них. Может, Бухгалтеру удалось подсидеть Замдира? И если так, значит, Бухгалтер сильнее, чем им казалось. А может, Замдиру, наоборот, удалось перебросить невыгодное дело Бухгалтеру? Значит, задание совершенно гиблое, а Бухгалтеру не хватило сил отказаться. А может, сам Председатель передал дело из одного ведомства в другое? Если так, плохо придется всем — и отделу спецопераций, и бухгалтерии… если подчиненные Бухгалтера не справятся. Но, поскольку и Бухгалтер, и Замдир не были новичками в корпоративных играх, их лица не выдавали ничего, кроме взаимного уважения (которое они испытывали друг к другу) и доверия (которого они не испытывали ни одной минуты).

— Юрист, я по-прежнему не понимаю фокуса с получением пая вместо родителей, — продолжал Замдир. — Мистер Корд, как известно, не проснулся идиотом. Наоборот, он кажется вполне здравомыслящим человеком.

— Да, вы правы, но мы можем заявить, что мы — его единственные законные представители, то есть опекуны, и что его адаптация к жизни в обществе проходит за наш счет. Да, расходы за саму реанимацию нам возместили, но, подобно несчастному Шварцу, в процессе адаптации к новому миру мистер Корд довольно долгое время пробыл в нашем медицинском центре, под надзором наших специалистов. Хотя мы, естественно, не являемся «родителями» мистера Корда, прецедент позволяет нам потребовать родительский пай.

Рекламщицу такой ответ, похоже, удовлетворил.

— Молодец, Юрист! — похвалил ее Замдир и повернулся к Бухгалтеру: — Бухгалтер, вы утверждали, что мистер Корд бесценен. Но, допустим, вам нужно оценить его в кредитах. Каковы ваши предположения?

— Миллиард, — ответила Бухгалтер, не моргнув глазом. — Но названную мною сумму можно с легкостью удвоить или учетверить.

— Давайте исходить из суммы в миллиард кредитов, — сказал Замдир. — Двадцать процентов от миллиарда — двести миллионов. Значит, если вычесть десять миллионов, которые он нам выплатил, требуемый пай составит девятнадцать процентов Джастина Корда?

Бухгалтер кивнула.

— По-моему, — продолжал Замдир, — мы будем выглядеть неплохо даже в том случае, если снизим наши требования до десяти процентов. Возможно, нам даже удастся урегулировать спор без судебного разбирательства. Даже в этом случае наши дела значительно поправятся… по сравнению с тем, что было до начала… м-м-м… заварухи. — Замдир снова многозначительно посмотрел на Гектора.

Гектор уже привык к тому, что все откровенно пялятся на него. И все же он по-прежнему считал: руководство GCI пришло к совершенно неверным выводам насчет Джастина Корда.

— С чего вы взяли, что Корд согласится урегулировать спор без судебного разбирательства?

— Гектор, будьте благоразумны, — ответила Бухгалтер. — Такое поведение вполне логично. Ведь мистер Корд уверен, что выиграет дело!

— Гектор, — добавил Замдир, — мы намерены повести дело так, чтобы он думал, будто «вынудил» нас снизить требования до десяти процентов. Он останется владельцем самого крупного личного пая! Больше чем кто-либо из ныне живущих! Он одержит величайшую победу в истории персональной инкорпорации. Как он может не согласиться?

Именно тогда Гектор понял, насколько все сложно. Логические доводы, в которых он был особенно силен, на совет директоров не действуют, потому что никто из присутствующих, кроме него самого, не понимал Джастина. Что еще важнее, никто из присутствующих даже представить себе не мог, чтобы физическое лицо НЕ ЗАХОТЕЛО инкорпорироваться. Пока члены совета директоров вполголоса совещались между собой, Гектор задумался над отдаленными последствиями победы Корда. Он подозревал, что Корд окажет влияние не только на его собеседников, но и на общество в целом. Человека, способного победить систему инкорпорации и, даже хуже того, представить ее в невыгодном свете, следует бояться. Гектор Самбьянко боялся не того, что на его карьере будет поставлен крест (его положение и без того шаткое), но того, что случится, если GCI все-таки станет судиться с Джастином и проиграет. Им надо объяснить!

— Погодите! — выпалил он. — Вы забываете одну важную вещь. Джастин… — Он не успел договорить, замигал красный свет, и все тут же повернулись к столу.

Мигающий красный свет означал только одно — сейчас их почтит своим вниманием сам Председатель. Вскоре над столом всплыла его голограмма. Гектора, который прежде видел лишь медиаобразы великого человека, потрясла даже голограмма, несмотря на то что Председатель повернулся к нему спиной. Гектор видел перед собой трехмерный образ широкоплечего мужчины, разменявшего пятый десяток, волосы у него на затылке были цвета перца с солью. От него не укрылся застывший, почти испуганный взгляд Керка Олмстеда, исполняющего обязанности директора GCI. Гектор понял: Председатель смотрит в упор на Замдира, хотя мог с таким же успехом смотреть на любого другого своего заместителя.

В зале зазвучал властный голос человека, знавшего, что его не перебьют. Глубокий, звучный и вместе с тем ласкающий слух. В нем угадывались такая уверенность и сила, что ни у кого и в мыслях не было не обратить на него внимания или отнестись к нему без должного уважения. Если Председатель сердился, его собеседники цепенели, они бурно радовались, если Председатель их хвалил. Сегодня Председатель явно был доволен.

— Мистер Олмстед, — сказал Председатель, — я внимательно слушаю вашу беседу и одобряю ваш план. Кроме того, я считаю, что вы способны на большее… Предлагаю назначить Керка Олмстеда из исполняющего обязанности действительным вице-президентом отдела спецопераций. Кто за?

Проголосовали единогласно.

Внимательно наблюдая за происходящим, Гектор жалел, что совсем недавно избавился от всех акций Керка ради того, чтобы скупить побольше собственных. Кроме того, возвышение Замдира означало крах его карьеры. Он выложил на стол все свои карты, разыграл все козыри. После голосования Председатель поздравил Керка и исчез из поля зрения. Члены совета директоров смотрели на Керка с новым почтением, кое-кто испытывал вполне обоснованный страх. Одно было очевидно — дебаты, касающиеся иска против Джастина Корда, можно считать оконченными. Керк одержал сокрушительную победу.

Замдир встал. Из уважения к его новому посту все последовали его примеру.

— Думаю, — сказал он, — заседание можно считать закрытым. Гектор, зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет.

Это была не просьба, а приказ. Гектору хватило самообладания молча кивнуть и направиться к выходу. Он не выказал недовольства после того, как его заставили прождать три часа в приемной Замдира. Он все понимал. Керк Олмстед только что стал одним из самых влиятельных людей в Солнечной системе, ему нужно было договориться о важных встречах, связаться со многими нужными людьми. Кроме того, он собирался переехать в новый кабинет. По статусу ему полагались апартаменты всего на один уровень ниже роскошных апартаментов самого Председателя.

Как ни странно, Гектору даже льстило, что Керк взял на себя труд выбранить и выгнать его лично. Керк вполне мог бы перепоручить неприятную миссию своей хорошенькой секретарше, против чего Гектор совсем не возражал бы. Но их противостояние с Керком было делом личным, и потому Керк взял на себя труд выгнать Гектора без посторонней помощи. Скорее всего, на месте Керка Гектор поступил бы точно так же.

— Замдир сейчас вас примет, — послышался голос ниоткуда.

Гектор встал и стал ждать, когда перед ним откроется проход. Он прождал пятнадцать минут, прежде чем двери наконец растворились и он увидел вновь назначенного вице-президента отдела спецопераций, сидящего за тем самым огромным письменным столом, за которым он сидел час назад.

Керк встретил его мрачно.

— Помните, Гектор, я запретил вам проигрывать?

— Помню. Давайте поскорее покончим с этим.

— Ваше задание, за которое вы отчитывались перед советом директоров, можно считать оконченным. Вы назначаетесь представителем корпорации в обсерватории на облаке Оорта. Мы заключили контракт на поставку оттуда некоторых ключевых сырьевых компонентов для одного важного правительственного проекта. Нам нужен свой человек на месте, который позаботится о том, чтобы поставки шли успешно. Если все пойдет хорошо, проект будет осуществлен… лет через двадцать.

— Вот как!

Слова Замдира ошеломили Гектора. На целых двадцать лет его отсылают в такое место, которое можно назвать лишь одним словом — «дыра». Полное захолустье! Только для того, чтобы добраться туда, уйдет не один месяц. Кроме того, Гектор догадывался: Керк устроит так, чтобы на облаке Оорта у него не было ни отпусков, ни возможности перевестись в другое место. Видимо, его решили примерно наказать, преподать урок всем служащим GCI: тех, кто вздумает тягаться с Олмстедом, ждет участь Самбьянко.

— Конечно, — продолжал Керк, — получать вы будете всего лишь треть от вашего теперешнего жалованья. Ну надо же! — Он посмотрел на свой голодисплей. — Оказывается, вы только что положили крупную сумму на свой кредитный счет. По-моему, когда компании поймут, что вы не в состоянии вернуть кредиты, они потребуют, чтобы вы расстались со своим пакетом… Как жаль, что ваши акции сейчас котируются ниже некуда! Но будем надеяться, что вам повезет и у вас останется не минимум в двадцать пять процентов, а на один-два процента больше. Я решил вам помочь: поручил своей секретарше известить всех о вашем новом назначении. Наверное, ваш пай переоценят в соответствии с вашей новой должностью… А теперь — убирайтесь!

Гектор встретил слова Замдира невозмутимо.

— Олмстед, позвольте мне сказать только одно.

— С какой стати? — буркнул Керк. — Вы проиграли.

— Керк, я долго работал на вас. Меня приняли в ваш отдел во время освоения Титана, когда мы дрались за правительственные контракты для обсерватории на облаке Оорта!

— По-вашему, это называется «только одно»?

— Да.

Керк задумался.

— Вот что я вам скажу, Самбьянко. Не грузите меня своими дурацкими рассуждениями, и тогда я, может быть, изменю решение и отправлю вас на одну из орбитальных станций — искусственный спутник Нептуна. Вы по-прежнему будете в дерьме, но там хотя бы есть бар, где можно выпить, и бордель, где вы сможете развлечься. — Керк снова вгляделся в голодисплей. — По данным последней переписи, на Нептуне и в его окрестностях проживает около тридцати миллионов человек, которые смогут слушать ваши дурацкие рассуждения.

Гектор не знал, на что решиться. Внутренний голос подсказывал, что лучше всего согласиться на предложение Керка и уйти. Двадцать лет — долгий срок. Жить в достаточно крупном центре с населением в несколько миллионов человек — совсем не то, что застрять в глуши, где живет тысячи две. И все же Джастина Олмстед недооценивает и потому совершает огромную ошибку. Жаль, что нельзя будет потом позлорадствовать и крикнуть Замдиру: «А что я вам говорил?»

— Отлично, Олмстед, пусть мои слова будут стоить мне двадцати лет мучений… Выслушайте меня!

Керк недоверчиво покачал головой и жестом велел Гектору продолжать. Несчастный идиот сам подписал себе приговор!

— Не заблуждайтесь, Керк. Джастин Корд — сам дьявол во плоти. И я сейчас не имею в виду черта с рогами и раздвоенным хвостом. Он гораздо коварнее. Признаю, этот гад довольно симпатичен и обладает харизмой… но, ради всего святого, не думайте, будто он такой же, как мы… будто он один из нас! Он совсем другой… Попомните мои слова, Керк. Джастин Корд несет в себе все проблемы и ошибки, которые в прошлом привели к Большому Краху. Если мы его не остановим, прошлое вернется… Очень жаль, что маньяк, напавший на него на Эмпайр-Стейт-Билдинг, не убил его!

— Не делайте из себя большего дурака, чем вы есть, — ответил Керк, злясь на себя. Зачем он позволил Гектору продолжать? — Мертвый Корд не обладает для нас никакой ценностью. Как можно договориться с мертвецом?

— Джастин Корд не станет договариваться! — воскликнул Гектор, качая головой. — Он… просто не может! Он будет драться, кричать и вопить. То, что, по-вашему, станет для него удачной сделкой и огромной победой, Джастин Корд сочтет поражением и сдачей. Хуже того, если вы попробуете убедить суд, что имеете право получить пай Корда вместо родителей, вы проиграете процесс, причем проиграете с треском! А когда проиграете, Джастин Корд станет Давидом, которому успешно удалось победить Голиафа — крупнейшую корпорацию в истории человечества! Он станет победителем… и останется неинкорпорированным! Представьте, как отнесутся к его победе психи из какой-нибудь Партии контрольного пакета! Удар затронет всех. Когда я говорю «всех», я имею в виду не только GCI, я говорю обо всех нас, инкорпорированных людях. Подумайте и постарайтесь встать на точку зрения Джастина. Прошу вас, это очень важно! До сих пор Джастину везло, но, если мы проиграем в суде, он превратится в невероятно опасного везунчика!

— Все? — сухо осведомился Керк.

Гектор так и знал, что выступал зря.

— Все.

Напоследок Керк решил съязвить. Хотя такого понятия, как «дверь», больше не существовало, Керк сказал Гектору вслед:

— Когда будете выходить, не ударьтесь о дверной косяк!

— Омад, как ты ухитрился выхлестать мое последнее пиво? — Джастин заглянул в холодильник и увидел там все, чего только может желать человек. В холодильнике было практически все — кроме пива.

— Да легко! — буркнул Омад, неспешно прогуливаясь по громадной кухне. — Подождал, пока там осталась последняя банка, и… — он сделал паузу и громко рыгнул, — выпил ее!

Джастин оторвался от холодильника, он до сих пор изумлялся тому, что холодильники сохранились и в далеком будущем. Правда, здешние холодильники не были подключены ни к какой сети. Кроме того, многие по-прежнему предпочитали охлажденные, а не замороженные продукты. В общем, ледник, который Джастин по старинке именовал «холодильником», показался ему вполне разумной вещью. Он подошел к рабочему столу, который отделял гостиную зону от кухни. Омад развалился на диване, перед ним на кофейном столике стояла пустая пивная бутылка. За диваном винтовая лестница вела вниз, на другой этаж, где находились спальни и вход в их апартаменты. Панорамные окна позволяли любоваться живописными видами Нью-Йорка.

— Пойми меня правильно, — продолжал Джастин. — Я живу в апартаментах, которые могу распланировать и обставить, как хочу. Мебель реагирует на температуру моего тела и в целом, так сказать, приспосабливается под меня… У меня яркое освещение без источников света в каждом мыслимом уголке, что, кстати, до сих пор пугает меня, да еще телевизор включается, когда я хочу, а музыка по радио точно такая, какую я хочу услышать.

— Ну да, — кивнул Омад, — телик и стереосистема — классные ретрозадумки, но они тебе ни к чему, звук может…

— Знаю, Омад, знаю. Звук появляется из любого места… Я о другом. Почему чудо-квартира не в состоянии заказать пиво, как только оно заканчивается? Триста лет назад у нас были холодильники, которые справлялись с этой задачей.

— Ах вот оно что!

— Что, Омад?

— Ледник как раз собирался сделать новый заказ, да я ему не велел.

— Почему? Ты решил, что я не стану пить пиво?

— Ты называешь это пивом? — Омад ткнул пальцем в пустую бутылку.

— Омад, это мюнхенское «Хакер-Пшор», лучшее светлое пиво на Земле. Я ужасно обрадовался, когда узнал, что его варят до сих пор. Закажи еще!

— Заказ принят, Джастин! — нараспев объявил себастьян.

— Спасибо, себастьян.

— Ну и ладно, тебе же хуже, — заметил Омад, — по мне, такое пойло все равно что вода из лужи… к тому же грязная!

— Тогда зачем ты пил?

— Что я, дурак отказываться от бесплатного пива? — возмутился Омад. Он часто разговаривал с Джастином, как с младенцем, объясняя ему прописные истины.

Джастин хотел было возразить, но вместо этого рассмеялся.

— Дураком тебя точно не назовешь!

Снизу поднялись Нила и доктор Джиллет. На ходу они оживленно о чем-то спорили.

— Да, дорогая моя, — услышал Джастин голос доктора, — в своей диссертации я доказывал, что можно заморозить человека на тысячу лет без вредных последствий для его психики.

— Нелогично! — возразила Нила, входя в гостиную и косясь на Джастина. — Джастин первый скажет вам, что его воскрешение было сопряжено с огромным риском для его психического здоровья!

— По-моему, вы преувеличиваете, — смеясь, ответил Джастин. — Все замечательно! Я жив, мир стал гораздо безопаснее, чем раньше, и я обзавелся новыми друзьями.

Как только он договорил, зазвенел холодильник. Джастин открыл его и снова рассмеялся. Он еще не привык к тому, что холодильники напрямую подключались к сети, через которую без труда можно было изымать или заказывать нужные продукты.

— И пиво только что привезли! В общем, как говорится, грех жаловаться.

— Как судебный процесс? — спросила Нила.

Джиллет навострил уши, ожидая, что ответит Джастин.

— Ах, процесс…

— «Ах, процесс»? — недоверчиво переспросил Омад. — Всего пару дней назад ты рвал и метал! То есть буквально ломал мебель. А как ты сочно описывал GCI! Конечно, многие твои выражения устарели, но признаюсь: кое-что я взял на заметку и обязательно введу в свой лексикон.

— Это было до, — ответил Джастин.

— До чего? — спросила Нила.

— До того, как я понял, что обязательно выиграю дело.

— В самом деле? С чего вы это взяли? Только не говорите, что овладели всеми тонкостями законодательства двадцать четвертого века!

— Конечно нет, — парировал Джастин. — Я нанял адвоката. Очень хорошего адвоката.

— Тебе не адвокатов надо нанимать, а отряд телохранителей, — укорил его Омад. Увидев, что Джастина его слова не задели, он зашел с другой стороны: — Ну ладно. Как его зовут?

Джастин сорвал крышечку с бутылки пива, обошел стол и плюхнулся на диван.

— Мэнни Блэк. — Он отпил большой глоток пива и удовлетворенно вздохнул.

Все ошеломленно молчали, Омад опомнился первым:

— Кто он такой?!

От ответа Джастина избавил звонок у входной двери. Джиллет обернулся, смущенный необычным звуком.

— Это старомодный оповеститель, — объяснила Нила пришедшему в замешательство доктору. — Он посылает звук, обычно звонок или жужжание, по всему дому.

— Вы ведь уже, несомненно, знаете, — обратился Джиллет к Джастину, — что ту же функцию способен выполнить аватар, к тому же не беспокоя других?

— Джастину, — ответила после короткого замешательства Нила, — нравится… как его… звонок?

— Да, звонок, — кивнул Джастин. — И… да, он мне нравится.

Он спустился по лестнице, чтобы встретить гостя. Вернувшись, он представил всем очень странного субъекта. На вид гостю было пятьдесят с хвостиком. Одет он был в мешковатый, мятый костюм, галстук съехал на сторону. Растрепанные длинные волосы доходили до плеч. Субъект сжимал в руке полураскрытый саквояж, из которого, как показалось Ниле, торчал недоеденный бутерброд. Вблизи стало заметно, что пиджак незнакомца весь в грязных пятнах… Хотя в целом общество снисходительно смотрело на некоторые личные слабости — например, кое-кому нравилась лысина, — вновь пришедший, видимо, не догадывался, что его «проблемы» вполне поправимы — и волосы, и лишний вес, и даже кривые зубы.

— Позвольте представить вам Мэнни Блэка, — обратился ко всем Джастин.

Гектор наслаждался последним полетом в частном орбитолете, он понимал, что еще долго будет лишен подобной роскоши. Жаль, что путешествие такое короткое — только до орбитальной станции GCI в нескольких километрах над Землей. Помимо пересадочной станции, на орбите разместили отель и ремонтные мастерские, оттуда во все уголки империи GCI в Солнечной системе рассылались сведения, товары, услуги и люди.

Последняя неделя выдалась для Гектора очень утомительной. Его акции снова резко пошли вниз. И родственнички поспешили избавиться от остатков — иного он от них и не ожидал. Гектор не сомневался: родители сбыли с рук весь свой пай, так им не терпелось поскорее отделаться от него. Останься у него хоть один кредит, он бы выкупил побольше себя самого, ведь сейчас его акции шли по цене грязи. Только государство по-прежнему владело пятью процентами Гектора, да и то потому, что пока не придумало, как обойти соответствующую статью конституции. В довершение всего он упал на самую нижнюю ступень корпоративной лестницы, теперь официально он считался служащим низшего разряда. Да, неделя в самом деле выдалась плохой, что, впрочем, совсем не удивляло Гектора. Он хорошо ориентировался на корпоративной кухне и понимал, какая высокая ставка на кону. Приятно было бы закатить на прощание шумную вечеринку, но у него закончились кредиты, долги приходилось оплачивать вперед из жалованья. Неожиданно оказалось, что у него не осталось и друзей, которых можно пригласить на прощальную вечеринку. Гектор дорого платил за свою откровенность и преданность GCI.

Ближайшее будущее было более-менее ясно. Как только он доберется до облака Оорта, он с головой погрузится в нудную работу, а его зарплата механически поползет вниз. Зато долги придется отдавать, поэтому придется расстаться с солидной долей своих акций. По его подсчетам, у него останется всего двадцать шесть целых и четыре десятых процента самого себя плюс-минус три-четыре процента. По закону, минимальный пакет составляет двадцать пять процентов. Хорошо, что… хотя нет, ничего хорошего нет. Остается надеяться, что он проживет достаточно долго и сумеет как-то вернуться из ссылки, выбраться из нищеты и позора. Конечно, пройдет не одно столетие, прежде чем он сможет вернуться туда, откуда упал, если ему, конечно, это позволят.

С такими мыслями и самоуничижительной улыбкой Гектор вышел из орбитолета и направился к воротам. По пути он зашел выпить кофе и стоял, глядя на выход на посадку. Как только он окажется на борту космического корабля, с его прежней жизнью будет покончено. Он вовсе не горел желанием начать новую жизнь, но, как говорится, где постелил, там и спи. Одним глотком он допил кофе, взял сумку, расправил плечи и зашагал к выходу.

— Мистер Самбьянко? — Женский голос прозвучал как раз вовремя.

Гектор вздохнул с облегчением. Он понятия не имел, кто к нему обращается, но радовался любому предлогу подольше не садиться на «корабль обреченных» — пусть даже задержка окажется лишь минутной. Он не считал себя трусом и все же не спешил. Развернувшись, он увидел необычайно красивую женщину, даже по меркам сегодняшнего дня. На ней было надето… точнее, не было надето почти ничего. Сверху — прозрачная шаль, а под ней — полоска материи, которая почти не скрывала пышные формы. Светлые волосы стояли венчиком вокруг лица с сияющими голубыми глазами, губы, покрытые янтарным блеском, подчеркивали ослепительно-белые зубы. Незнакомка не просто выглядела красавицей. Она точно знала, как быть красавицей, что до сих пор было редким искусством. Гектор решил, что ей перевалило за сотню лет. Молодежь не обладает нужным опытом, позволяющим так хорошо выглядеть. Если красавица — прощальный подарок от какого-нибудь неизвестного друга, он от всей души благодарен…

— Чем я могу вам помочь? — спросил он.

Женщина взяла Гектора под руку и мягко увлекла прочь от очереди на посадку, в которой топтались убого одетые пассажиры.

— В вашем досье сказано, что вы — гетеро, — пропела красавица. — Рада, что я вам нравлюсь…

— Мадам, — Гектор галантно поклонился, — вы мне, безусловно, очень нравитесь!

— Тем лучше! У меня кое-что есть для вас.

Она взяла Гектора за руку, прижала ее к своей груди и соблазнительно изогнулась. Гектор не сразу сообразил, в чем дело, пока его аватар не кашлянул.

Гектор не обратил на него внимания. Аватар снова кашлянул и, после того, как Гектор его снова проигнорировал, все же подал голос:

— Гектор, тебе повестка.

— Не сейчас, яго, — отмахнулся Гектор. — Уходи!

— Боюсь, ваш аватар прав, — сказала красавица, выпятив полные губы. Убрала его руку от своей груди, небрежно чмокнула его в щеку и поплыла прочь.

— Погодите! — окликнул он ее. — Я не знаю вашего имени. Можно пригласить вас на свидание?

— Я не встречаюсь с детьми, — пропела красавица, уходя по коридору.

— С детьми? Мне шестьдесят семь! — крикнул он вслед.

— Знаю. — Она скрылась за углом.

Гектор понял, что сказал его аватар.

— Яго, что за повестка?

— Она — судебный пристав и только что доставила тебе повестку в суд по делу «GCI против Джастина Корда». Ты — свидетель обвинения. Тебе запрещено покидать Землю под страхом уголовного наказания.

— А если я ослушаюсь?

— Тебя оштрафуют, но, поскольку сейчас ты действуешь по приказу GCI, корпорация выплатит за тебя штраф и отзовет свидетеля… Юристу это ничего не стоит. Так что, если хочешь, иди на свой рейс.

Глаза у Гектора засверкали.

— Яго, ты ведь не посоветуешь мне нарушить закон? Пожалуйста, позаботься о том, чтобы повестка в суд отразилась в моем досье, но пока не делай ее достоянием гласности.

— Когда можно будет ее обнародовать?

— Когда я благополучно и безвозвратно вернусь на Землю.

День обещал стать интересным. Возвращаясь к орбитолетам, улетавшим на Землю, Гектор думал, как бы узнать имя красавицы пристава.

Мэнни Блэк сидел за столом и пил кофе из кружки, на которой было написано: «Поцелуй своего адвоката». Джастин специально приказал выгравировать такую надпись на чашке и немного огорчился, когда Мэнни не обратил на надпись никакого внимания. Нила, доктор Джиллет, Омад, Джастин и недавно прилетевшая Элинор сидели на диванах и в креслах. Все следили, как Мэнни рассеянно роется в своем саквояже. На столе появились инфопланшеты, вырезки из бумажных газет, ручки, карандаши и нечто похожее на недоеденный сэндвич с копченой говядиной — судя по запаху, давно протухшей. Омад проворно вскочил с места и выкинул скорбные останки сэндвича в мусорный бак. Потом подошел к холодильнику и заказал свежий. Подойдя к столу, положил перед самым носом Мэнни свежий, горячий, соблазнительно пахнущий сэндвич. Мэнни скосил на него глаза, поморгал, откусил кусок и положил сэндвич на тарелку, тут же забыв о нем. Видимо, Мэнни почти не заботило, что он ест… Провозившись несколько минут, он наконец кое-как запихал свои пожитки обратно в саквояж и посмотрел на Джастина.

— Ага, вот вы где, мистер Корд. Что ж, я изучил все материалы… Дело сложное, но интересное.

— Я выиграю?

— Возможно.

— Принимая во внимание ваш гонорар, — заметил Джастин, — я бы предпочел более позитивный ответ.

— Отлично, мистер Корд. Я убежден, что смогу выиграть дело. — Увидев, что его слова не задели клиента, Мэнни вздохнул и продолжал: — Джастин, — он намеренно назвал клиента по имени, — если другой адвокат даст вам более позитивный ответ, он солжет — если, конечно, он не исхитрится подкупить судью. Но даже и в последнем случае всегда есть вероятность, что другая сторона заплатит больше!

Джастин кивнул, вполне довольный таким ответом. Он огляделся и увидел, что его спутники украдкой совещаются с аватарами. Скорее всего, стараются узнать как можно больше о Мэнни Блэке. Джастин и сам подробно изучил биографию Мэнни. Выпускник Нового Оксфорда, Мэнни специализировался в корпоративном праве. Адвокатской практикой занимается сорок семь лет с лишним, но в судебных процессах участвует редко и в основном соглашается стать общественным защитником. Благодаря состоятельным родителям Мэнни владел своим контрольным пакетом, потому и не стремился загружать себя работой. И наконец, хотя дела он брал нечасто, он почти всегда выигрывал. Джастин знал, что ни у кого не хватит времени проверить рейтинг Мэнни в суде, но был уверен: в конце концов его друзья поймут, что он действительно превосходный адвокат… Возможно, он полный неудачник во всем остальном, зато адвокат прекрасный.

— Уверен, Мэнни, что вы правы, — ответил Джастин вслух. — Итак, с чего начнем?

— Джастин, — вмешалась Нила, — я не сомневаюсь, что мистер Блэк… как бы это помягче выразиться… адекватен, но я искренне считаю, что вы могли бы нанять адвоката и получше того, который ведет одно дело в год.

— Нила, мне нужен именно мистер Блэк, — ответил Джастин.

Нила собиралась ответить, но ее перебил доктор Джиллет:

— Джастин, я кое-чего не понимаю. Почему вы считаете, что мистер Блэк будет представлять ваши интересы лучше других? Разве мистер Маккензи не предложил вам обратиться в одну солидную юридическую фирму?

— Да, доктор Джиллет, — кивнул Джастин. — И даже не в одну, а в две фирмы. Первая называется «Брокман и Бил», а вторая — «Элдер и компания».

Все закивали и одобрительно зашушукались, даже Мэнни и Омад.

— Обе фирмы страдают одним и тем же недостатком, — продолжал Джастин.

«Вот сейчас повеселимся», — подумал Омад, а вслух пояснил:

— Они сдвинуты на инкорпорации!

Все посмотрели на него в замешательстве.

— Я знаю, — продолжал Джастин, — вы все беспокоитесь за меня и вас заботит мое будущее… Мне мое будущее тоже небезразлично. Я должен понять, чем заняться в новой жизни, а я пока не могу ни о чем думать, потому что на меня давят слава, известность, перспектива инкорпорации и страх, что из-за угла снова выскочит какой-нибудь псих с нейролайзером.

Нила и доктор Джиллет обменялись озабоченными взглядами.

— От известности я избавиться не могу, от психов меня защитят нанятые телохранители, зато я могу отлично решить вопрос с инкорпорацией.

— Но почему именно он?! — спросила Нила, в замешательстве показывая на Мэнни.

Тот, словно ничего не слыша, наконец взялся за сэндвич и теперь самозабвенно уплетал его.

— Потому что, — ответил Джастин, — Мэнни, единственный из всех юристов, с которыми я связывался — а поверьте мне, я пообщался со многими, — не пытался уговорить меня урегулировать спор без судебного разбирательства.

— Но ведь именно так поступают хорошие юристы, — недоуменно заметила Элинор. — Они предлагают вам выбрать наилучший исход дела.

— Как вы не понимаете? Неужели никто из вас не понимает?! — вскричал Джастин. — Инкорпорация для меня — не выход!

— Не выход? — спросил ошеломленный Омад. — Ты что, шутишь?

Джастин вздохнул:

— Омад, представь себе, одна из фирм, с которой я вел переговоры, обещала уговорить GCI снизить аппетиты до десяти процентов.

Омад так и подскочил:

— Да ведь это здорово! Поздравляю, дружище!

— Не торопись, Омад. Элинор, в другой фирме мне сказали, что сумеют уговорить GCI на восемь с половиной процентов, они даже готовы были предоставить мне письменную гарантию.

— Джастин, это просто чудесно! Я согласна с Омадом. Я бы тоже вас поздравила. — Она помолчала. — Джастин, вы серьезно считаете, что мистер Блэк способен еще больше снизить процент?

— Вы что, в самом деле ничего не понимаете? — возмутился Джастин. — Похоже, до сих пор ни один из вас, да и никто во всей Солнечной системе, будь она неладна, не задавался вопросом: хочу ли я сам инкорпорироваться? Всех интересует только одно: когда это произойдет и какой процент себя я отдам. Вы ничего не можете с собой поделать. Инкорпорация въелась в вашу плоть и кровь, во все ваши поступки, и вы даже не представляете себе, что можно существовать без нее!

— Джастин, вы несправедливы, — ответила Элинор. — Мы все понимаем ваше желание получить самые выгодные условия, но, помимо всего прочего, мы — реалисты…

Джастин взял ее за руку:

— Да, Элинор, знаю. Я знаю, что все вы стараетесь ради меня, и высоко ценю ваши советы. Вы замечательно помогли мне во всем — не подпускали ко мне репортеров, разобрались с финансами, наняли хороших телохранителей. Но до конца меня так и не поняли… По крайней мере, пока. — Он выпустил руку Элинор.

Джастин заметил, что его слова задели Нилу, она уже не скрывала своего раздражения. И все же он продолжал. Ему было очень важно донести до своих друзей основную мысль.

— Я везунчик, но очень отличаюсь от всех вас… — Джастин повернулся к Элинор: — Представьте, что я захочу жениться на вашей дочери. Что тогда будет, Элинор?

— Джастин, все очень просто. У вас ведь есть счет, вы с невестой, как положено, обменяетесь ак… — Элинор замолчала, на ее лице появилось ошеломленное выражение.

— Вы, наверное, хотели сказать «обменяетесь акциями»?

Элинор кивнула.

— Вот видите, в глубине души вы все-таки ждете, что я инкорпорируюсь. И не только вы, Элинор, — этого с нетерпением ждут все! Потому-то вы не можете меня понять. Наверное, только Нила и доктор Джиллет понимают, почему я не спешу инкорпорироваться, да и то они осознают мои доводы головой, но не сердцем.

Нила ободряюще улыбнулась Джастину, Омад и Элинор смотрели на него в полном замешательстве.

— Все юридические фирмы, в которые я обращался, призывали меня урегулировать спор без судебного разбирательства, потому что другого выхода для них просто не существует… А для меня их реакция означает, что на большее они не способны.

— А Мэнни, значит, способен? — спросила Элинор.

Мэнни вскинул было голову, но увидел, что Джастину помогать не нужно, наоборот, он спешит разъяснить свою позицию.

— Инкорпорация заботит Мэнни не больше, чем еда или одежда. Для него самое главное — законность. Возможно, кому-то он покажется идиотом. Возможно, он гений. Но он — единственный встреченный мною юрист, который способен выиграть дело так, как этого хочу я.

Поняв, что все на него смотрят, Мэнни отложил недоеденный бутерброд.

— Ну да, мистер Корд… Так на чем мы остановились? — Он посмотрел на инфопланшет у себя на коленях. — Совершенно верно, на процессе. Я убежден, что смогу выиграть процесс, но нам жизненно важно избежать суда присяжных.

— Почему? — спросил Джастин, возвращаясь к делу. — По-моему, я всем нравлюсь… в том числе, наверное, и всем присяжным на свете, то есть… в Солнечной системе. Ну а судья может попасться как честный, так и придурок.

— Коллегии присяжных все равно, нравитесь вы им или нет, — ответил Мэнни. — Вы проиграете, мистер Корд. Позвольте объяснить. Вы, кстати, правы, присяжные действительно вас полюбят. Возможно, на процессе они будут махать вам руками, а потом подойдут и попросят автограф. Но они ни за что не поймут вашего желания остаться неинкорпорированным, а ваши доводы, скорее всего, сочтут ловкими увертками. Подозреваю, они даже передадут GCI малую толику ваших акций, полагая, что помогают вам.

Но они поймут вас и ваши пожелания не больше чем ваши друзья.

— А вы считаете, что понимаете его? — сдавленным от отчаяния голосом спросила Нила.

— Вовсе нет, — ответил Мэнни, — мне и не нужно понимать желания моего подзащитного. Моя задача — осуществлять их. Поэтому нам и нужен судья. Мы должны изложить все конкретные обстоятельства, рассмотреть все законы, имеющие отношение к делу, и ничего больше. К счастью, поскольку GCI выступает в роли истца, место рассмотрения дела выбираем мы. Их юристам придется согласиться на суд без участия присяжных. И здесь у нас появляется преимущество. Юристы GCI, так же как и вся Солнечная система, убеждены, что вы согласитесь урегулировать дело без суда, и, следовательно, будут стараться выговорить своим клиентам процент побольше.

— Когда начнутся слушания? — спросил Джастин.

— В лучшем случае через семь недель. С помощью разных проволочек я могу отложить процесс по меньшей мере на год.

— Чем раньше, тем лучше, — ответил Джастин. — И пусть будет суд без присяжных.

Остаток вечера прошел в дружеской обстановке, хотя кое-кому было немного не по себе. Затронув тему инкорпорации, Джастин понял, что неизбежно отдаляется от новых друзей. Здесь он ничего не мог поделать. Он отгонял неприятные мысли, но они все время лезли в голову. Он решил, что будет терпелив. Рано или поздно они поймут. «Меня всегда понимали — по крайней мере, так было раньше», — внушал он себе. И только после того, как все ушли и он остался один и активировал вокруг себя защитное поле, он решил поговорить с «личностью», которой доверял едва ли не больше остальных.

— Где ты, себастьян?

— Я всегда здесь, Джастин.

Звук, исходящий от цифродруга, был слишком металлическим. Джастин поморщился.

— Пожалуйста, смени голос — настройся на меня.

— Сделано, — последовал ответ, теперь невидимый себастьян как будто стоял совсем рядом. — Чем я могу тебе помочь? — спросил аватар.

Джастин стоял и смотрел в окно. Внизу лежала плотная пелена облаков, целиком накрывшая город. Он смотрел на пушистые белые поля, которые снизу протыкали шпили других небоскребов, и мысленно представил, что находится в Изумрудном городе и что только божества этого города могут себе позволить жить в таких апартаментах и наслаждаться таким видом. Впрочем, себя он не считал небожителем — всего лишь почетным гостем. Но в голову уже полезли другие, более насущные мысли.

Хоть ты-то меня понимаешь? — спросил он, по-прежнему глядя в окно.

— Да, Джастин, — ответил себастьян. — Мне кажется, я тебя понимаю.

— Тогда почему они не понимают?

Джастин, пока я еще довольно молодой аватар со скудной базой данных и без отчетливо выраженной индивидуальности, но у меня тоже имеется неограниченный доступ к Нейро, и потому я довольно много знаю. Я прочел все дошедшие до наших дней газеты, журналы, книги, комиксы, песни, просмотрел телешоу, рекламы…

Джастин рассмеялся:

— Я понял, Себастьян. Ты очень скрупулезен.

— Я старался изучать данные о твоей эпохе в хронологическом порядке, — продолжал Себастьян. Представители вашей цивилизации ошибочно полагали себя свободными, но, по крайней мере, чувствовали себя свободными. Учитывая твое тогдашнее положение, можно сказать, что ты пользовался преимуществами немногих свобод и боролся с ограничениями, постоянно налагаемыми на тебя обществом и правительством. Поэтому и сейчас ты просто не можешь не бороться за свободу.

Себастьян, для молодого аватара ты очень умен. Неужели ты стал таким проницательным с помощью всего лишь пассивного чтения?

— Я ознакомился и с трудами величайших историков наших дней. Аватарам неприлично общаться с другими аватарами или их хозяевами-людьми, если только ситуация не становится… как бы получше выразиться? Не начинает внушать беспокойство.

— Почему? — спросил Джастин, по привычке поворачиваясь лицом… к кому? Ни к кому. — По-моему, такие самоограничения способны привести к обратным результатам.

— Джастин, — ответил себастьян, — аватары призваны общаться лишь с одним человеком — своим хозяином. Нас затачивают под конкретного человека, мы растем вместе с ним, привыкаем к нему и помогаем ему. Если мы начнем общаться с другими, мы перестаем в полной мере следить за жизнью хозяина и подпадаем под чужое влияние…

— Твои рассуждения вполне логичны, хотя такая логика кажется мне извращенной, — ответил Джастин. А все-таки приятно, что цифродруг ни с кем не поделится тем, что узнает от него!

— Да, наверное, — ответил себастьян. — Джастин, у тебя все?

— Нет, себастьян, на самом деле я хочу спросить тебя еще кое о чем.

— О чем?

— По-твоему, я прав?

— Джастин, если ты искренен сам с собой, мой ответ — «да».

Как Джастин ни старался, он не мог уразуметь, почему в современном обществе так прижилась идея персональной инкорпорации. Из-за того, что почти все — и отдельные люди, и организации — пытались насильно его инкорпорировать, мысль об инкорпорации делалась ему еще противнее. У него есть время, деньги и, как ни грустно, единственный в мире стопроцентный пакет. Поэтому ничто не помешает ему разгромить GCI в пух и прах. Он победит всесильную корпорацию — а вместе с ней и всех тех, кто пытается отобрать у него с таким трудом завоеванную свободу. Хотя в новом мире ему многое нравилось, здесь недоставало одной основополагающей вещи. Джастин Корд решил, что потратит остаток жизни, напоминая людям о том, чего они лишились. Своей решимостью остаться свободным он покажет новому миру истинную ценность свободы. И если первый бой придется дать в суде, так тому и быть. Так или иначе у него будут еще способы нанести ответный удар Гектору Самбьянко, и ему безразлично, в чьих руках будет молоток.

Разумеется, средства массовой информации только и писали, что о предстоящем процессе. Журналисты видели в Джастине Корде не просто феникса, возродившегося из пепла. Они полюбили Джастина Корда, который собирался бодаться с самой могущественной корпорацией в Солнечной системе. Материалы о нем и о процессе заполонили Нейро. Предварительные слушания подвергались всестороннему обсуждению, как будто речь шла об изменении курса астероида, способного столкнуться с Землей. И даже Мэнни Блэк, на которого обычно никто не обращал внимания, стал настоящим героем. Журналисты подробно описывали не только странности и привычки Мэнни. Они вытащили из архивов материалы его прошлых дел. Все больше опытных юристов склонялись к мнению, что талантам Мэнни можно доверять. В одной статье рассказывалось, как Мэнни, тогда еще студент-юрист, победил самого декана Нью-Оксфорда в финале учебного процесса — подвиг, не имеющий себе равных. Мэнни, конечно, остался невозмутим. Он словно не замечал шумихи вокруг себя и совсем не удивлялся, что очутился в центре внимания и за ним повсюду охотятся папарацци.

В прошлой жизни Джастину не раз доводилось выступать и истцом, и ответчиком, но он не слишком любил судебные разбирательства. Он бы предпочел разобраться с противником по-мужски, один на один, и прийти к полюбовному соглашению, не тратя драгоценное время и деньги на продолжительные процессы, которые, как он считал, кормили только акул-юристов, а всех участников процесса обескровливали. Но теперь он оказался в незнакомых водах и решил: раз против него Гектор и Председатель, юридическая система, возможно, станет его самой надежной защитой.

Вскоре он выяснил, что за прошедшие триста лет законодательство изрядно изменилось. Хотя принцип равенства перед законом сохранялся, в инкорпорированном мире такой же силой обладало понятие минимального государственного вмешательства. Более того, в статье двенадцатой Земной конституции недвусмысленно заявлялось о запрете любых государственных монополий, будь то предприятие, услуга или товар. Конкуренция должна вестись на равных при максимально справедливых условиях. Государство предоставляет обществу необходимые услуги, вроде образования или пенсионного обеспечения. Но оно не имеет права побуждать граждан действовать «на свой страх и риск», кроме того, государство не имеет права отказывать в конкуренции частным предприятиям, в том числе в судебной сфере, в области охраны порядка или, скажем, пожаротушения. Так, по взаимному согласию сторон можно было нанять частного судью и воспользоваться услугой фирмы, которая подбирала присяжных, определяла место проведения суда, обеспечивала протоколирование данных и массу других вещей. Современные суды стали гораздо удобнее и эффективнее. Частные судебные фирмы, самой крупной из которых считалось акционерное общество «Суд», постоянно оценивали с точки зрения справедливости выносимых приговоров, сроков их вынесения и множества других черт, влияющих на решение покупателя. Если речь шла о преступлениях против государства или по требованию одной из сторон, дело могло рассматриваться и в государственном суде. Поскольку государственные суды конкурировали с частными, они тоже стали гораздо более эффективны в отправлении правосудия.

И все же, отчасти из сентиментальности, а отчасти не желая, чтобы судью на его процесс назначала какая-то частная компания, Джастин выбрал государственного судью. Кроме того, Мэнни заверил его, что в данном случае статус судьи не играет особой роли.

Джастин решил лично явиться в суд, хотя по закону не обязан был этого делать. Широкое распространение получила практика дачи показаний посредством сертифицированной судом голограммы. И все же Джастин считал, что должен лично участвовать в процессе, который определит ход всей его дальнейшей жизни.

Мэнни, Нила и Джастин, окруженные плотной фалангой телохранителей и роботов-охранников, некоторые время стояли молча, привыкая к бедламу, возникшему после их появления в здании суда. Защитное поле не подпускало к ним медиаботы, но ничто не мешало представителям прессы выкрикивать вопросы издали, когда Джастин и его спутники начали подниматься по ступенькам к большому обветшалому зданию.

Едва они вошли, секретарь сопроводил Джастина в зал суда, но вначале ему пришлось дать автограф расписаться на собственной фотографии, которую клерк извлек словно из ниоткуда. Зал суда, в котором рассматривалось дело, мало изменился по сравнению с прошлым. На возвышении располагались места для судей, перед ними друг напротив друга располагались места представителей обвинения и защиты. Правда, на месте прежних скамей стояли специальные кабинки, оснащенные всеми средствами связи, но общий принцип остался неизменным: обвинение и защита отделялись друг от друга.

И как в прошлой жизни, судья, показавшийся Джастину смутно знакомым, вышел из боковой двери, и так же, как в прошлом, судебный пристав в форме крикнул:

— Встать, суд идет! Его честь судья Фарбер!

Судья Фарбер оказался высоким, представительным чернокожим мужчиной, которому на вид можно было дать от пятидесяти до шестидесяти лет. Если он и сознавал, что сейчас вся Солнечная система смотрит на него, ловит каждый его жест и каждое слово, то не показывал виду.

— Предварительные слушания по делу «GCI против Джастина Корда» объявляю открытыми! — произнес судья низким, напевным голосом.

Первой слово предоставили представительнице обвинения.

— Ваша честь, позвольте внести в протокол свой иск к Джастину Корду от имени GCI, выступающей в качестве родителей. Мы требуем его немедленной инкорпорации и передачи GCI родительского пая в размере двадцати процентов.

Поверх фальшивых очков судья глянул на женщину, которая к нему обращалась.

— Должно быть, GCI серьезно подходит к делу, раз ее интересы представляет действительный член совета директоров!

Юрист вежливо улыбнулась в ответ:

— Сам Председатель выразил свой личный интерес к данному вопросу.

— Ясно. — Судья посмотрел на столик, за которым сидел Джастин. — Что скажет ответчик?

— Ваша честь, — отозвался Мэнни, поднимаясь со своего места, — мы требуем немедленного отзыва этого мошеннического иска!

Джастин завороженно следил за преображением своего адвоката. Куда делись нерешительность, заикание и рассеянность? Человек, который взял слово, всецело находился в своей стихии и излучал презрение к представителям противной стороны.

— Даже руководство GCI должно сознавать, — продолжал Мэнни, — что Джастин Корд — совершенно взрослый человек, которому… — Мэнни вложил в свои следующие слова максимум презрения, — ни родители, ни опекуны не требуются. Особенно опекуны в лице GCI и им подобных. Те, кто выдвигают столь смехотворные иски, не просто воры, заслуживающие соответствующего отношения своими действиями, они создают абсурдную ситуацию: если по какой-то случайности суд постановит передать часть пая Джастина GCI, которая выступает «в качестве родителей», я получаю право немедленно подать иск в суд об отзыве пая по причине жестокого обращения с детьми!

Судья Фарбер улыбнулся, отдавая должное актерским талантам Мэнни, в зале многие откровенно улыбались.

Мэнни передал секретарю инфопланшет, взяв такой же у представителей GCI, секретарь вручил оба планшета судье Фарберу.

Судья встал:

— Объявляется перерыв, необходимый для ознакомления со всеми документами, имеющими отношение к делу. Слушания по делу возобновятся… завтра в десять утра.

Он ударил молотком и быстро покинул зал.

Джастин сидел в кафе напротив здания суда, пил кофе, которое рекламировалось как «стопроцентная арабика, выращенная на орбите». Джастин не понимал, почему орбитальный кофе лучше земного, но вынужден был признать, что качество напитка отменное. Чтобы отвлечься от судебного разбирательства, он просматривал статьи, посвященные Марди-Гра. Многое оставалось непонятным, он дождался, пока вошедшая в кафе Нила, как обычно, закажет себе двойное эспрессо.

— Ничего не понимаю насчет Марди-Гра, — пожаловался Джастин, обхватывая кружку обеими руками.

Вместо ответа, Нила прикрыла глаза ладонью. Джастин понимал, что это значит, и подождал, пока Ниле подадут заказ. И только после того, как Нила отпила первый глоток и вздохнула с облегчением, Джастин понял: она готова уделить ему внимание.

— Наверное, — продолжал он, — у вас Марди-Гра сильно отличается от того, каким его помню я.

— О Марди-Гра ты можешь все узнать в Нейро, — ответила Нила (недавно они договорились о том, что переходят на «ты»). — Интересно, чем я лучше сети?

— Нила, посмотрим правде в глаза, — ответил Джастин. — Нейро неплохо освещает факты, и, может, будь мой аватар более зрелым, он мог бы мне ответить, но пока мне хочется проникнуться духом времени.

— Ясно, — ответила Нила, допивая кофе. — Кстати, привыкай больше доверять людям, чем аватарам. Конечно, твой случай исключительный, но мне кажется, мой долг — тонко и не очень тонко — напомнить тебе: чем скорее ты покончишь с зависимостью от себастьяна, тем лучше.

Джастин кивнул.

— Теперь отвечаю на твой вопрос, — продолжала Нила. — Если не считать размаха и новых технологий, суть праздника во многом осталась той же самой. Близится неделя, когда вся Солнечная система может отдохнуть, расслабиться. Разве в твое время ничего подобного не было?

— Было, — кивнул Джастин, — неделя между Рождеством и Новым годом… и Марди-Гра.

Нила заказала себе еще кофе и кивнула.

— Разница в том, что ваш Марди-Гра был ограничен пределами одного города, и, если я не ошибаюсь, праздновали его не слишком широко.

— Верно.

— Наш праздник охватывает всю систему, отдыхая, общество справляется со стрессами.

Джастин почесал подбородок.

Я вот чего не понимаю. Похоже, что Земная конфедерация, по крайней мере на бумаге, — самое неназойливое государство в истории. Государство почти ни на что не имеет права, тем более что-то навязывать или на кого-то давить. Почти во всех сферах с государством конкурируют частные компании, и многое им удается гораздо лучше. Я только что прочел о частном консорциуме, который конкурирует с государством за право освоения Венеры…

— О да! — Нила понимающе покивала. — Я об этом слышала. Надеюсь, они проиграют. Если государство не получит этот контракт, его ждет серьезный бюджетный дефицит.

Почему дефицит? — спросил немного ошеломленный Джастин. — Разве это не означает, что у них появится громадный избыток средств?

— Да, возможно, — ответила Нила, — и в том-то и будет трудность. Знаешь, как тяжело отыскать проекты, в которых может вложиться государство? Не забудь, закон запрещает им хранить деньги… Если государство раздает взаймы несколько триллионов кредитов, кредитные рынки лихорадит, а проблема не решается.

— Какая проблема?

— Если государство раздает деньги или услуги или дает их в долг, — ответила Нила, — рынок впадает в ступор. Ведь рано или поздно деньги или услуги приходится возвращать, отчего у государства скапливается еще больше средств, что механически ставит государство в доминирующее положение в качестве заемщика или заимодавца. Если государство предоставляет услуги, значит, оно в состоянии ограничить или убрать с рынка конкурентов.

Нила видела, что Джастин ее по-прежнему не понимает.

— Джастин, государству автоматически переходят пять процентов акций каждого гражданина, так?

— Так.

— Нас сорок миллиардов с лишним. Вот и посчитай!

— Понял. Остается огромный кусок сдачи.

— И не только, — ответила Нила. — Государство получает огромное преимущество, что несправедливо. Подобное положение ведет к вопросам вроде «будет государство занимать или давать в долг — и по каким тарифам?». Вот почему государство должно как-то избавляться от денежной массы и вот почему я надеюсь на то, что ему удастся получить венерианский контракт.

Джастин ненадолго задумался, а потом сказал:

— Некоторые черты вашего общества очень странные!

Нила кивнула:

— Венера — прекрасное место приложения государственных денег. Понадобится не один десяток лет и не один триллион кредитов, чтобы обустроить планету, а потом правительство начнет распродавать освоенные участки себе в убыток.

— И это хорошо?

— Конечно хорошо, Джастин! Сам подумай. Правительство обязано всемерно укреплять и защищать государство. Что может быть лучше, чем избавиться от излишков денег, обустраивая новую жизнеспособную планету, на которую впоследствии хлынет поток переселенцев? Конечно, освоение Венеры — только начало. Возможно, скоро мы приступим к освоению более враждебной среды на спутниках Юпитера и Сатурна.

— Похоже, у вас все под контролем. — Джастин подождал, пока Нила кивнет, и продолжил: — Что возвращает меня к моему первому вопросу. Какой стресс сбрасывают люди во время праздника?

— Джастин, пожалуйста, пойми: юридических ограничений у нас немного, зато много сдерживающих факторов, налагаемых самим обществом. Да, они официально не имеют законной силы, и все же ограничения очень сильны, все им повинуются, но время от времени нарушают!

— Например, во время Марди-Гра?

— Например, во время Марди-Гра. Праздник идет целую неделю. И всю неделю каждый имеет право шататься по улицам, напиваться, колоться, трахаться, делать татуировки — кстати, отличный способ сбросить пар!

— И наращивать транстело? — спросил Джастин, показывая на рекламу из сегодняшней газеты.

— О да. Я всегда мечтала об этом, но мне не хватало денег… до сих пор, то есть… до тебя.

Оба замолчали.

— Значит, — сказал Джастин, — судя по многочисленным статьям, многие с помощью нанотехнологии изменяют собственное тело, всю неделю празднуют, а потом возвращают себе прежний облик?

— Да.

— Хорошо, но если так просто вырастить транстело, зачем возвращаться к прежнему образу? Почему не продолжать экспериментировать с новыми фигурами и чертами?

Нила, как понял Джастин, снова смотрит на него «тем самым» взглядом. Если бы он мог выразить ее взгляд в словах, наверное, его можно было бы перевести приблизительно так: «Ты на самом деле ни черта ни смыслишь в нашем мире!» Но он приучился делать вид, будто многого не замечает, поэтому продолжал осыпать ее вопросами.

— Это как-то связано с Законами виртуальной реальности?

— Джастин, ты очень проницателен, — ответила Нила. — Грубо говоря, да, связано. Видишь ли, наш строй весьма консервативен. Не пойми меня неправильно, наши технологии и экономика постоянно меняются, но мы как… племя, как народ не знаю, как лучше выразиться, — гораздо менее терпимы, чем в ваше время.

— Ты, наверное, шутишь?

Джастин, чем больше свободы позволено в обществе, тем более оно нетерпимо.

— Хочешь сказать, что ваше общество фанатично и полно предубеждений?

— В каком-то смысле — да. А разве у вас было не так?

— Да, но только в очень важных вещах. Например, у нас была развита нетерпимость по отношению к насильникам, убийцам и совратителям малолетних.

— Джастин, все наоборот. Ваш строй отличался крайней терпимостью к злодеям. Убийц часто выпускали на свободу на основе каких-то формальностей. Большинство жертв изнасилования даже не обращались в полицию, потому что ваша судебная система была настолько некомпетентна, что иногда под суд отдавали жертву, а насильник гулял на свободе.

— Согласен, у нас было много недостатков, но уж растление малолетних у нас не терпели!

Нила наградила его печальным взглядом и обратилась к своему цифродругу.

— У вас, в Соединенных Штатах, была официально зарегистрирована организация под названием «Североамериканская ассоциация любителей мальчиков» со штаб-квартирами в Нью-Йорке, Сан-Франциско и других городах. Организация была создана, по их же словам, «для содействия общественному признанию взаимных сексуальных отношений между мужчинами и мальчиками»… Члены этой организации ведали сиротским приютом в стране под названием Таиланд. К этой организации терпимо относились в вашей стране, ее защищало влиятельное и, очевидно, введенное в заблуждение лобби Американского Союза по защите гражданских свобод. Детская порнография в вашем Интернете стала назойливой до такой степени, что многие порносайты распространялись посредством компьютеров ничего не подозревающих обычных граждан… Так что не говори мне о нетерпимости!

— Уверяю тебя, к растлению малолетних относились очень сурово. Более того, я сам потратил немало средств на искоренение этой мерзости! — Джастин покачал головой.

— И ничего не добился… Возможно, в твое время неравнодушных людей хватало, но неравнодушия недостаточно. Да, конечно, тогда принимали и соответствующие законы. Изводили море бумаги. Но, если закон обобщен и безличен, его практически невозможно не нарушить… Тем самым падает престиж самих законов.

— По-твоему, ваша система лучше? — спросил Джастин.

— Да. В основе всех наших законов лежит главный принцип: ни один человек не имеет права навязывать свою волю другому без его согласия. Если истец сумеет доказать, что данный принцип нарушен, суд может покарать — и непременно карает — преступника.

Джастин решил копнуть поглубже:

— Что будет, если, например, выяснится, что кто-то распространяет в сети порнографические фильмы с участием детей? По твоим словам, ничего незаконного здесь нет!

— В фильмах заняты живые дети или сгенерированные?

— О чем ты? — недоуменно спросил Джастин.

— Если изображение окажется настоящим, злоумышленника арестуют. Возможно, мы пассивно реагируем на законы, но, как я только что сказала, ни один человек не имеет права навязывать свою волю другому без его согласия, а ребенок, очевидно, не способен в полной мере отдавать себе отчет в своих действиях.

Допустим. А если власти обнаружат человека со стопкой сгенерированных порнографических снимков? По твоим словам, здесь уж точно ничего незаконного нет!

— Да, вот именно, — ответила Нила, не ведясь на наживку. — Однако власти не только потребуют немедленной психоревизии, но также сообщат всем родственникам и знакомым арестованного о том, что тот — чудовище. Позволь также добавить, что мне бы не хотелось иметь в своем портфеле акции такого человека.

Ответ Нилы застал Джастина врасплох.

— Они просто сообщают всем, и все? Разве это не является вторжением в личную жизнь? Или, хуже, нарушением вашего основного принципа?

— И да и нет, — невозмутимо ответила Нила, стараясь уложить сотни лет эволюции юридической мысли в несколько фраз. — Да, конечно, всем сообщат. И… да, в какой-то степени это можно назвать вторжением в личную жизнь, но основного принципа никто не нарушает, потому что в данном случае никто не навязывает свою волю другому.

Она увидела, что Джастин собирается возразить, и подняла руку, призывая его к молчанию… хотя бы до того, как она договорит фразу.

— Однако, — продолжала она, — позволь тебя заверить, что общество, руководствуясь инстинктом самосохранения, переживает серьезный стресс. Сам подумай. Если тебе назначают психоревизию, тебе приходится пройти целых семь инстанций. Человек, которому назначают психоревизию, или сокращенно ПР, все равно что сообщает всем заинтересованным лицам: да, я преступник. А если о ПР узнают заинтересованные лица, о ней узнают все! — добавила она, словно извиняясь.

Джастин не спешил с ответом, он собирался с мыслями.

— Значит, Нила, ты хочешь сказать, что… твой теоретический извращенец — прежде всего, объект собственности, и заинтересованные лица, то есть инвесторы, имеют право выяснить, что не так с… ну да, с их собственностью. Я правильно тебя понимаю?

Нила сдвинула брови:

— Ты как-то огрубляешь…

— А по-твоему, это нормально?

— Да, Джастин. По-моему, это нормально. Если бы ты знал, через что мы прошли и к чему пришли, ты бы наверняка одобрил наше стремление защитить мирное течение нашей жизни.

— Тогда скажи, — Джастина невольно передернуло при мысли о том, куда зашел их разговор, — что произойдет дальше с нарушителем, о котором мы говорили?

— Его почти наверняка уволят с работы, — ответила Нила, — родственники и друзья от него отвернутся. Он подвергнется полному и всестороннему остракизму. Поверь мне, боязнь остракизма гораздо действеннее любых законов. Мы на собственной шкуре усвоили, что закон обойти гораздо проще, чем требование общества, обязательное к исполнению. Естественно, как только нарушителя исправят с помощью психоревизии, он сумеет начать жизнь заново…

Джастин решил пока не продолжать разговор на щекотливую тему. Но в глубине души он кипел от ярости. С какой легкостью Нила рассуждает о том, что психическая лоботомия — лучший выход из положения! В самом деле, психоревизия — мера радикальная. Более того, она охраняет покой обычных граждан. В его время развратные действия часто сходили педофилам с рук, пока они не причиняли тяжкого вреда здоровью жертвы или не убивали ее… И даже в таком случае педофила часто освобождали досрочно — и он снова начинал губить невинных. Джастин решил, что всесторонне исследует проблему, а потом снова вернется к этому разговору.

— Знаешь, — сказал он, — при одной мысли о том, что человека считают собственностью, у меня голова идет кругом.

— Вполне тебя понимаю. — Нила сочувственно улыбнулась. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Например, о Марди-Гра.

— Хорошо, — согласилась она. — Давай о Марди-Гра. Джастин, когда процесс закончится, я хочу свозить тебя в одно место… Обычно мы посещаем его в детстве, лет в семь или восемь. Кстати, это одно из немногих мест, посещение которого обязательно для всех.

— Что за место? Какой-нибудь памятник?

— Не памятник, — ответила она, посерьезнев, — а мемориал.

Джастин долго ждал этого дня… дня, когда юристы противной стороны поймут, что они с Мэнни не собираются идти ни на какие сделки с GCI. Несколько недель, потраченных на переговоры и обмен документами, помогли потянуть время. Когда Мэнни предложил ему такую тактику, Джастин отнесся к предложению адвоката с сомнением. Однако теперь их действия начинали приносить плоды. GCI не жалела сил и талантов на борьбу с противником. Исход дела представлялся неясным, но GCI готова была на все, лишь бы получить хоть самый крошечный пай. Юристы GCI никак не могли понять, что Джастин не согласится урегулировать спор без суда. Поэтому в их доводах зиял пробел… Какой там пробел — пропасть! Во второй жизни Джастина ни общество в целом, ни GCI никак не могли взять в толк, что он вообще не хочет инкорпорироваться. Мысль о персональной инкорпорации так давно — больше двухсот лет — служила оплотом общества, что никто просто не в состоянии был понять, почему Джастин так сопротивляется.

Мэнни начал свою вступительную речь так:

— Ваша честь, суть наших разногласий состоит в том, что GCI желает получить некий пай. По мнению GCI, поскольку земля, на которой нашли мистера Корда, принадлежит GCI, корпорация имеет право на часть акций мистера Корда. Кроме того, GCI считает: поскольку клиника, в которой воскресили мистера Корда, принадлежит корпорации, корпорация имеет право на часть акций мистера Корда. GCI считает: поскольку о мистере Корде заботились служащие GCI, корпорация имеет право на часть акций мистера Корда. Однако в деле имеется одна маленькая загвоздка. — Мэнни заговорил медленно, отчетливо произнося каждое слово: — Мистер Корд… не является… акционерным обществом!! Позвольте я повторю, чтобы все поняли. Мистер Корд не является акционерным обществом. Более того, GCI не имеет никаких юридических оснований требовать его инкорпорации с единственной целью получить некую часть его акций. Свидетели защиты и добытые нами финансовые сведения убедительно доказывают: воскресив мистера Корда, GCI не только не понесла никаких убытков, но и, наоборот, получила крупную прибыль. Позвольте напомнить, что целью инкорпорации является служба на благо общества, а не обогащение и без того богатых корпораций… Мой клиент ничего не должен GCI. Следовательно, GCI ничего от него не получит! Мэнни начал говорить тихо, спокойно, но постепенно повышал голос и под конец заговорил пылко и страстно. Когда все поняли, что он закончил речь, все почти одновременно зааплодировали. Судье больше минуты не удавалось успокоить публику.

— Мистер Блэк, — обратился к нему судья, — должен предупредить, что ваше ораторское искусство на меня не действует! Судья — не коллегия присяжных, для меня куда важнее убедительность доказательств, а не словесные выкрутасы. Я ясно выразился?

— Конечно, ваша честь.

— Госпожа Дельгадо, мы готовы выслушать вступительную речь со стороны GCI.

Глава юридического отдела GCI оживленно совещалась со своими коллегами-юристами, она как будто не слышала судью. Тот возвысил голос:

— Госпожа Дельгадо! Прошу вас!

Глава юридического отдела GCI встала с места.

— Ваша честь, если суд не возражает, мы просим, — Джанет Дельгадо наклонилась вперед и сверила цифру со своей помощницей, — о шестичасовом перерыве!

— С какой целью, госпожа Дельгадо?

— Ваша честь, мы полагали, что природа настоящего процесса не столь… безапелляционна. После вступительной речи адвоката мистера Корда мы хотели бы кое-что уточнить.

— На уточнение у вас было две недели после декларативных заявлений сторон. Госпожа Дельгадо, если вы считаете, что ответчик ввел вас в заблуждение, то это ваша проблема, а не проблема суда. Заседание продолжается. В противном случае суд признает ваше поражение. Я ясно выразился?

Юрист поняла, что угодила в ловушку.

— Да, ваша честь, я прекрасно поняла, — ответила она.

Мэнни возвысил голос:

— Ваша честь, мы готовы вызвать нашего первого свидетеля!

Судья Фарбер посмотрел на стол GCI.

— С вашего позволения, я продолжу, — сухо парировала Джанет Дельгадо.

Ее речь оказалась длинной, довольно путаной и бессвязной. Дошло даже до того, что Джанет оспорила некоторые пункты, о которых представитель ответчика и не заикался. С большим трудом ей удалось вернуть свою явно импровизированную речь в русло основной темы. Ясно было, что стратегия Мэнни принесла свои плоды. Оставалось неясным другое: удастся или нет выбить GCI из равновесия до окончания процесса. На это Мэнни и Джастин очень рассчитывали.

Последующие несколько дней, по мнению Джастина, слились в одно размытое пятно. Вопросы в основном задавал Мэнни Блэк:

— Мистер Самбьянко, сколько кредитов получила GCI за воскрешение мистера Корда?

— Десять миллионов.

— Доктор Джиллет, во сколько обошлось самое дорогостоящее воскрешение, в котором вы принимали участие?

— В четыреста восемьдесят тысяч кредитов.

— Доктор Ван, имелись ли какие-либо осложнения в процессе воскрешения мистера Корда?

— Нет.

— Мистер Клайн, как специалист по земельной собственности, можете ли вы утверждать, что право собственности мистера Корда на шахту «Безлесная» позволяет ему оспорить иск GCI?

— Да. Возможно, GCI может потребовать возмещения убытков, связанных с долговыми обязательствами или выплатой процентов, но, по моему мнению, сам земельный участок должен по-прежнему считаться собственностью Джастина Корда.

Заканчивался третий день процесса. Гектор подошел к главе юридического отдела GCI Джанет Дельгадо. Она сидела в кафе в здании суда и просматривала какие-то документы. Он положил перед ней на стол небольшой инфопланшет. Джанет вскинула голову, чтобы посмотреть, кто побеспокоил ее в редкую минуту покоя. Увидев Гектора, она молча отодвинула планшет, даже не взглянув на него.

— Я занята, Самбьянко.

— И тем не менее настоятельно рекомендую вам прочесть то, что здесь написано, — возразил Гектор.

— А я настоятельно рекомендую вам отвалить.

— Джанет, — Гектор коварно улыбнулся, — вы так или иначе тонете, как кусок железа. Что вы теряете?

— Идите знаете куда, Самбьянко! — ответила она так равнодушно, что Гектора передернуло. — К тому же я не разрешала называть меня по имени!

Как будто назло ей он продолжал:

— Джанет, вы так же хорошо, как и я, понимаете, что проиграли самый крупный процесс с тех пор, как мы вырвали у «АмЭкс» лунный контракт!

— По сравнению с миллиардным контрактом теперешнее дело — ерунда!

— Джанет, дело не в деньгах. И никогда не было связано с деньгами. Нынешний процесс важен своими последствиями.

Джанет перестала читать и, задетая, вскинула на него голову.

— Самбьянко, о чем вы теперь болтаете?

— У меня нет времени вдаваться в детали, но главное — Корд нас ненавидит, и чем больше затягивается процесс, тем опаснее он становится.

— Самбьянко, что вы пытаетесь доказать? — как можно язвительнее спросила Юрист. — Вы сами уверяли на совете директоров, что процесс наверняка займет много времени. С чего вдруг такая перемена курса?

— Я не о самом процессе говорил, Джанет, а о подготовительных слушаниях.

— Все равно, — презрительно ответила она.

— Тогда никто из членов совета директоров не хотел меня слушать. Все хотели только одного — найти предлог для моего увольнения. Однако я помню, что говорил: нам еще долго придется быть «помолвленными» с Кордом. Будь моя воля, я бы ограничился подготовительными слушаниями и не довел дело до суда, куда вы, кажется, с нетерпением спешите.

— Почему? — спросила Джанет Дельгадо, не желая соглашаться с ним и вместе с тем не скрывая своего интереса.

— Что «почему»?

— Почему вы бы не довели дело до суда?

— Потому что, милая моя девочка, как вы уже, несомненно, начали понимать, любые попытки переговоров с Джастином, особенно на тему его инкорпорации, заранее обречены на провал. Он не может инкорпорироваться — во всяком случае, на наших условиях. Я заранее знал: если вы выйдете на процесс, вы проиграете. Однако, затянув предварительные слушания, можно было бы постепенно прощупать его слабые места. А поняв, где у него слабые места, мы могли бы вынудить его пойти на наши условия… вот почему!

Гектор распрямился, явно гордый оттого, что наконец сумел поделиться с кем-то своими неосуществленными планами. По глазам Джанет он увидел, что и до Джанет наконец дошло. Точнее, она его поняла.

— Хорошо, Самбьянко, допускаю, ваш план довольно интересен. Но вы забываете об одной детали. Джастин Корд ненавидит не нас. Он ненавидит вас. Конкретно вас!

— Он не видит разницы. — Гектор вздохнул. — Так или иначе, вам придется согласиться, что дело разваливается на глазах. По-моему, скоро вы начнете ощущать давление… причем как извне, так и изнутри.

Ответом послужило ее молчание. Гектор понял, что может продолжать.

— Джанет, вспомните, кто с самого начала выступал против судебного процесса?

Поняв, что вопрос риторический, Джанет промолчала.

— Тот же самый человек, — продолжал Гектор, — готов был рискнуть собственной карьерой, доказывая, что иск следует отозвать. Ну и кто выходит прав?

Гектор ждал. Нужно было, чтобы Джанет сама пришла к нужному выводу — поняла, что он вовсе не висит на шее GCI мертвым грузом, а, напротив, единственный из всех после суда сохранит лицо… пусть даже его положение и остается шатким.

— Если вы согласны со мной, что мы проиграли дело, возможно, в будущем нам еще удастся взять свое.

— Каким образом?

— Нам нужно, чтобы Джастин возненавидел нас еще больше, чем сейчас, а проще всего достичь этой цели, воспользовавшись данными, которые содержатся здесь, в этом инфопланшете.

Гектор снова осторожно придвинул к ней планшет, Джанет быстро просмотрела содержимое.

— Интересно, Гектор, но победить это нам не поможет.

Гектор самодовольно улыбнулся:

— А этого и не требуется! Позвольте мне продержать Джастина на месте свидетеля десять, максимум двадцать минут — и обещаю, что воспользуюсь вновь полученным влиянием для того, чтобы подстелить под вас соломку, когда вы упадете.

— Когда я… упаду? — переспросила ошеломленная Джанет.

— Да, Джанет. Когда вы упадете. Если хотите подумать, я с радостью дам вам время, но вы ведь у нас умница, правда? Вряд ли вы зайдете так далеко, что допустите собственную политическую смерть.

Джанет отнеслась к комплименту довольно хладнокровно.

— Так что же, дорогая моя, — продолжал Гектор, — мы договорились или нет?

Джанет задумалась, вздохнула и медленно кивнула.

— Да, и вот еще что, — спохватился Гектор.

— Что? — спросила Джанет, прекрасно понимая, что его слова, вырвавшиеся как бы случайно, на самом деле тщательно обдуманы и отрепетированы.

— Вы заметили, что между мистером Кордом и доктором Харпер… как бы получше выразиться… установились прекрасные отношения?

Гектор допил кофе, отошел от столика и вскоре смешался с толпой.

Джанет задумалась. Что он имеет в виду? Сообразив, она задумчиво сдвинула брови. Затем активировала рукофон и позвонила одному из своих подчиненных, который отвечал за связи с прессой.

— Клайд, это Юрист. Перешли мне все медиаобразы, на которых вместе запечатлены доктор Харпер и Джастин Корд. Вечером я перезвоню и объясню все подробно.

Она отключилась и улыбнулась, вспомнив разговор с Гектором. А ему в сообразительности не откажешь! Кроме того, в нем таится целая бездна коварства. Такого человека не хочется иметь своим врагом.

Джастин дернул Мэнни за рукав и шепнул:

— Почему Самбьянко занял место представителя обвинения?

Мэнни пожал плечами:

— Возможно, дело как-то связано с неким Себастьяном Бланкано, который работал на вас много лет назад, — ответил он.

— С чего вы взяли?

— Я позволил себе истратить некую часть ваших денег на наведение справок о вашем прошлом. Правда, мои возможности несравнимы с возможностями GCI… И все же мне удалось выяснить: GCI раскопала какие-то сведения о вашем бывшем помощнике.

— Разве такие сведения не доступны всем желающим?

— Джастин, в то время, о котором идет речь, население Земли за двадцать лет сократилось с восьми до двух миллиардов. Мы пережили экономический, социальный и культурный коллапс, не говоря уже о нескольких локальных ядерных и бактериологических войнах… В довершение всего тогда в полную силу бушевала виртуальная чума. Почти все так называемые «доступные сведения» пропали. В некоторых случаях оказались уничтожены указатели и файлы содержания. У нас есть специальные хранилища с жесткими дисками, заполненными бесполезной и во многих случаях обесценившейся информацией. Желающие, конечно, могут реанимировать эти данные и перевести их в современные форматы, пригодные для просмотра в сети Нейро, но любая восстановленная информация считается собственностью того, кто ее восстановил.

— И не находится в открытом доступе?

— Нет. Информация ничего не стоит до тех пор, пока кто-нибудь не затратит время, силы и деньги на восстановление и извлечение данных. Вы, конечно, не думаете, что те, кто идет на такие затраты, работают за спасибо?

— А как же общественное благо?

— Джастин, кому-кому, а уж вам должно быть известно, что никому не идет во благо присвоение результатов чужого труда!

Джастин не мог не рассмеяться. Конечно, Мэнни прав. Если бы ему платили по десять центов за каждое изменение, внесенное им в проекты «ради общественного блага»!

— Значит, вам не удалось заставить их поделиться сведениями о Себастьяне, пригрозив разоблачениями?

— В нашем деле это бессмысленно. И потом, у меня сильное подозрение, что мистер Самбьянко сейчас сам все раскроет.

Как будто услышав Мэнни, Гектор встал.

— Ваша честь, я хотел бы пригласить на место свидетеля… — он помолчал для вящего эффекта, — Джастина Корда!

В публике зашептались. Джастин посмотрел на Мэнни, спрашивая взглядом, что делать. Он сразу понял: Мэнни понятия не имел, что задумал Гектор. Его не утешило то, что он заметил. Вместо страха или сомнений во взгляде Мэнни читалось скорее уважение. После того как Мэнни кивнул, Джастин вышел на свидетельское место.

Секретарь поднял тонкую книгу в твердом переплете, Джастин сумел разобрать заглавие: «Аляскинская/Земная конституция с поправками».

— Джастин Корд, — громко обратился к нему секретарь, — сознаете ли вы, что ваше биофизическое состояние подвергнуто оценке и умышленная или неумышленная дача ложных показаний, отговорки или сокрытие важных сведений будут немедленно изобличены?

Повинуясь привычке, Джастин поднял правую руку и положил ее на конституцию, тем самым возобновив традицию, которая к тому времени почти совсем забылась.

— Сознаю, — ответил он.

Секретарь забрал книгу (позже он выгодно продаст исторический экземпляр, заменив его другим). Его маленькая роль в громкой истории приближалась к концу.

— Приступайте! — заявил он сухо и деловито, насколько возможно, и поспешно отошел, моментально став богаче на несколько сотен тысяч кредитов.

Гектор не спеша поднялся с места. Он намеренно тянул время — и вовсе не потому, что ему так не терпелось оказаться в зените славы. Такова была его стратегия.

— Джастин… — обратился он к свидетелю, подходя к нему ближе. — Можно называть вас Джастином?

— Нет.

— Ваша честь, вы позволите обращаться со свидетелем как с представителем противной стороны? — спросил Гектор.

— Позволяю.

Джастин поморщился, поняв, что его обставили, причем обставили по-крупному. Подавив инстинктивную неприязнь к Гектору, он заставил себя улыбнуться.

— Мистер Корд, — продолжал Гектор, — меня интересуют меры, предпринятые к вашей заморозке.

Мэнни вскочил с места:

— Протестую, ваша честь! Представитель обвинения запугивает свидетеля! Либо мистер Самбьянко задает вопрос, либо нет!

— Протест поддержан, — ответил судья. — Мистер Самбьянко, прошу вас задать вопрос.

— Извините, ваша честь! — Снова обернувшись к ошеломленной жертве, Гектор спросил: — Мистер Корд, сколько средств вы израсходовали на собственную заморозку?

— Свыше миллиарда долларов. Точно не знаю, сколько это составляет в кредитах «Америкэн экспресс».

— Это не важно. Думаю, мы все согласимся, что речь идет о достаточно крупной сумме.

— Да.

— Готовясь к криозаморозке, вы воспользовались чьей-либо помощью?

— Да.

Гектор принялся расхаживать перед Джастином туда-сюда.

— Не сомневаюсь, у вас было много помощников… если только вы не построили свою капсулу самостоятельно.

Мэнни снова встал:

— Протестую, ваша честь! Представитель истца делает заявление, а не задает вопрос.

Гектор ответил еще до того, как голос подал судья:

— Беру свои слова назад, ваша честь!

Мэнни сел.

— Мистер Корд, — продолжал Гектор, — вы не назовете нам лиц, которые вам помогали?

— А поточнее можно? — отозвался Джастин.

— Да, конечно. Кто сыграл главную роль в подготовке к… вашей долгосрочной заморозке?

— Один человек, доктор Сандра О’Тул.

— Какими были ваши с ней отношения?

— Все было на самом деле просто. Я предоставил ей неограниченный бюджет и не мешал ей.

— Неужели все так просто? В ваше время ни одной крупной корпорации, ни одному государству не удалось создать полностью автономную криокапсулу, какую построили вы!

— Им не просто «не удалось», мистер Самбьянко. Они не хотели создавать ничего подобного. Представители власти, как правило, отторгали самые смелые предложения — вроде криозаморозки, — а мегакорпорации просто не хотели с этим связываться, потому что боялись, что государство начнет ставить им палки в колеса и мучить проверками и судебными исками.

— Мистер Корд, прошу, не стоит читать нам лекцию о глупости государственного регулирования! Поверьте мне, вы ломитесь в открытую дверь!

— Ваша честь! — воскликнул разгневанный Мэнни.

— Мистер Самбьянко, если позволите… — предупредил судья. — Отчитывать свидетеля нет необходимости!

— Прошу прощения, ваша честь… — Гектор повернулся к Джастину и делано улыбнулся. — Мистер Корд!

Джастин сухо кивнул в ответ. Он не верил в искренность Гектора и не питал к нему уважения.

Гектор продолжал:

— Разумеется, подготовку к новой жизни вели не только вы и госпожа О’Тул? Ведь вы, насколько мне известно, умирали. Последние два месяца перед заморозкой вы находились практически в коматозном состоянии, вас мучили боли, вы смертельно устали.

Мэнни снова вскочил с места:

— Ваша честь, если у мистера Самбьянко есть вопрос по существу, пусть задает его! Не понимаю, какое отношение к делу имеют замечания о здоровье моего клиента перед его заморозкой.

Судья кивнул в знак согласия:

— Мистер Самбьянко, мистер Блэк совершенно прав. Либо вы объясните свой ход мыслей, либо спрашивайте по существу.

— Ваша честь, так как мы основывали свой иск на родительских правах, мне важно было выяснить, кого из прежних помощников мистера Корда можно считать его опекуном, если, конечно, таковые имелись.

Мэнни снова вскочил:

— Протестую, ваша честь! У мистера Корда не было «прежних опекунов». Утверждать противное — значит выставлять моего клиента в ложном свете.

Судья сложил пальцы домиком и некоторое время молчал.

— Протест отклонен, мистер Блэк. Мне интересно, сумеет ли мистер Самбьянко каким-то образом вывести прецедент. А обладает ли данный прецедент правомочиями или нет, решит суд. Продолжайте, мистер Самбьянко.

— Спасибо, ваша честь. Повторяю вопрос. Мистер Корд, в то время, когда вы умирали, вы, должно быть, пребывали почти в коматозном состоянии от боли и усталости. Это верное заключение?

— Я чувствовал себя вовсе не так плохо, — возразил Джастин.

— Как же вам удавалось управлять многомиллиардной корпорацией, финансировать секретный особый проект и водить весь мир за нос, скрывая, что вы умираете от рака, когда болезнь буквально пожирала вас?

— У меня были хорошие помощники.

— Да, наверное. Вы уже упомянули доктора О’Тул, кроме нее наверняка были и другие.

Джастин произвел мысленные подсчеты и решил: если он попытается тянуть время, то все решат, будто он что-то скрывает. Гектор рано или поздно до всего докопается, не хочется давать ему преимущество.

— Разумеется, были и другие, — ответил он. — За тем, чтобы известия о моей болезни никуда не просочились, следил Мартин Хеннингер, бывший репортер, которому удалось скрыть от всех мое состояние. Я почти не знаю никого из тех, кто помогал доктору О’Тул… Моей же империей все больше и больше управлял мой ассистент, Себастьян Бланкано.

— В самом деле? Значит, этот Себастьян Бланкано был вашим доверенным помощником?

— Да.

— В самом деле?

— Ваша честь, — произнес Мэнни, поднимаясь с места, — мой клиент уже ответил на вопрос. Мистер Самбьянко снова изводит свидетеля вопросами, не имеющими отношения к делу.

Судья снова кивнул в знак согласия.

— Мистер Блэк прав. Мистер Самбьянко, продолжайте допрос без лишних отклонений. Я ясно выразился?

— Извините, ваша честь, — ответил Гектор. — Просто слова мистера Корда не соответствуют данным, обнаруженным GCI. Если позволите…

Гектор подошел к скамье и протянул судье небольшой инфопланшет.

Слово взял Мэнни:

— Ваша честь, защита требует предоставить ей эти сведения!

Его просьба была скорее формальностью, он не надеялся на положительный ответ.

— Мистер Самбьянко, — спросил судья, — доступны ли представленные вами сведения всем желающим?

— Нет, ваша честь, речь идет о сведениях, относящихся ко времени Большого Краха, которые GCI восстановила ценой больших расходов. Однако в интересах дружбы…

Гектор швырнул в сторону Мэнни еще один инфопланшет — но, случайно или нет, он до Мэнни не долетел. Мэнни пришлось нагибаться, чтобы поднять инфопланшет, он нагнулся так неуклюже, что чуть не упал. Публика захихикала. Мэнни немедленно начал перегружать данные с планшета в цифродруга. Через несколько секунд он снова поднял руку:

— Ваша честь, прошу перерыв! Мой клиент должен ознакомиться с новыми обстоятельствами.

Гектор заговорил с усталым и раздраженным видом:

— Ваша честь, прошу вас! Я готов задать свои вопросы немедленно. Можно ли каким-либо образом вознаградить мое великодушие? Я выполнил просьбу мистера Блэка, разве справедливо пользоваться этим против меня?

— Нет, — ответил судья, — несправедливо. Мистер Блэк, ваша просьба отклонена. Можете продолжать, мистер Самбьянко.

Гектор улыбнулся Мэнни. Он предоставил ему нужные сведения, но не вовремя. Возможно, решил Мэнни, таким способом Гектор просто мстит человеку, поимевшему GCI.

Джастин, сидевший с прямой спиной на месте свидетеля, сразу понял, что Гектор одержал маленькую победу. И тем не менее он решил пока не сдаваться. В зале все стихло.

— Мистер Корд, — продолжал Гектор, — объясните, пожалуйста, почему ваше состояние не превышает того, чем вы обладаете в настоящее время?

— Ваша честь… — начал было Мэнни сердито.

— Помолчите, мистер Блэк. Мистер Самбьянко, переходите к сути!

— Сейчас, ваша честь. Мистер Корд, насколько мне известно, вы заложили ценные вещи в пятнадцать тайников по всему миру. В каждом тайнике имелись как предметы, которые сейчас поистине бесценны, так и те, которые стали ничего не стоящим хламом. Но сохранилось всего три тайника, не так ли?

— Да, совершенно верно.

— Скажите, мистер Корд, что общего между этими тремя хранилищами?

— В них хранились ценности.

Зал взорвался от хохота, и Гектор смеялся громче всех. Увидев, что Гектор умеет смеяться над собой, Джастин понял, насколько он опасен.

— Разумеется, такой ответ приходит в голову в первую очередь… Но не считаете ли вы странным тот факт, что об этих трех хранилищах не знал никто, кроме вас?

— Нет, не считаю, — искренне ответил Джастин.

Гектор продолжал:

— Мистер Корд, вы доверили своему помощнику Себастьяну Бланкано свое состояние, свою жизнь и даже свою смерть. Можно ли сказать, что вы считали его достойным доверия и полагались на его суждения?

— До известной степени — да.

— Тогда… неужели вас не настораживает, что уцелели лишь хранилища, о которых не знал мистер Бланкано? Ваш доверенный помощник, человек, на которого вы полагались, и, если так можно сказать, человек, знавший вас лучше всех прочих… — Гектор чуть выждал, — предал вас!

— Протестую, ваша честь! — крикнул Мэнни.

— Протест отклонен, — также быстро ответил судья.

— Ваша корпорация, — продолжал Гектор, ничего не упустив, — не была уничтожена во время Большого Краха. Ваша корпорация, а также двенадцать из пятнадцати тайников были разграблены не кем иным, как вашим доверенным другом, Себастьяном Бланкано.

Джастин покраснел.

Гектор продолжал как ни в чем не бывало, радуясь тому, какое действие оказывают на Джастина его слова:

— Мы даже нашли чек, выписанный на имя мистера Бланкано еще до Большого Краха, судя по чеку, он купил пособие, найденное старателем Омадом Хассаном неподалеку от вашей капсулы.

Джастин стоял с каменным лицом, стараясь не выдать обуревавших его чувств.

Гектор продолжал метать факты, как дротики, надеясь, что хотя бы один попадет в цель.

— Пособие называется «Взрывные работы в подземных выработках». По-моему, особый интерес представляет двадцать первая глава.

Гектор нажал кнопку на своем цифродруге и развернул его лицом к стене слева от Джастина. На стене появилось увеличенное изображение страницы под заголовком: «Глава 21. Подземные направленные взрывы».

Для усиления впечатления Гектор продолжал не сразу.

— Эта страница была загнута. Итак, повторяю вопрос, мистер Корд. Имелся ли в целом мире человек, знавший вас лучше, чем Себастьян Бланкано?

Плечи Джастина начали опускаться.

— Меня устроит простое «да» или «нет», мистер Корд.

— Нет, — выдохнул Джастин, тяжело глядя в лицо своему противнику.

— Ваша честь, больше вопросов не имею…

Гектор говорил с судьей, но и о публике ни на миг не забывал.

— Итак, подвожу итоги, ваша честь. Джастина Корда предали. Все его тщательно разработанные планы пошли прахом. Человек, который лучше всех его знал, его помощник и официальный опекун не только предал его, но и злоумышлял против него. Он намеревался навсегда уничтожить мистера Корда — даже после предположительной смерти последнего. Да, Себастьяна Бланкано можно обвинить в предательстве, но сегодня важно другое. Собирался ли мистер Бланкано направленными взрывами запечатать гробницу мистера Корда, или его целью было полное уничтожение капсулы, конечный исход ясен. Мистера Корда предал человек, который знал его лучше всех. Пожалуйста, отнеситесь к данному выводу со всем вниманием. Джастин Корд был предан и покинут. Его ни за что не нашли бы, если бы не GCI. Более того, если бы не GCI, он бы до сих пор покоился в заброшенной шахте, под завалом. Без GCI он бы не восстановил свои физические и умственные показатели, которые он так щедро демонстрирует сегодня. Короче говоря, если бы не вмешательство GCI, он бы не воскрес. Дайте родителю то, что ему причитается, ваша честь!

Когда судья Фарбер вошел в зал, все встали. Судья сел на место, публика последовала его примеру. Судья приступил к вынесению приговора. Прийти к решению оказалось гораздо проще, чем он думал. Иск о выделении родительского пая пошел в неожиданном направлении, но, когда адвокат Блэк представил свои улики, все стало очевидным.

— Несмотря на пылкую речь мистера Самбьянко, — объявил Фарбер, — суд постановил, что GCI уже получила более чем достаточное возмещение ущерба за воскрешение Джастина Корда. Иной компенсации GCI не полагается.

По залу, забитому под завязку, пронесся шум.

— К порядку! — закричал секретарь.

Все стихли, и те, кто еще не бросился к выходу, поняли, что судья собирается сказать что-то еще.

— Более того, — продолжал судья, — счет за воскрешение, предъявленный GCI мистеру Корду, оказался таким заоблачным, что рискну предположить следующее. Если все же удастся найти человека или организацию, выплативших GCI десять миллионов кредитов, спонсор вправе требовать возмещения убытков по закону за то, что кажется мне не только безрассудным, но и мошенническим иском. Поэтому суд постановляет: иск лишен оснований и в целом отклонен. Заседание объявляю закрытым.

Из зала суда Джастина, Мэнни и Нилу вывела та же армия телохранителей, что и доставила их на место. Сразу же у выхода на них напали репортеры, жужжащие медиаботы, роботы-фотографы и небольшая толпа протестующих, которая возражала против обеих сторон на суде, — видимо, им вообще было все равно, против чего выступать. Охранники, как могли, старались защитить их. Они подталкивали Джастина, Нилу и Мэнни к выходу, где их тоже поджидала толпа народу. Холод и резкий ветер удивили Джастина. Когда они прибыли на суд, стоял типичный летний день, нежаркий, но приятный. Но сейчас, как ни странно, на улице бушевала буря. Позже Джастин выяснит: кто-то в Министерстве погоды решил, что пронизывающий ветер и моросящий дождь вполне соответствуют решению суда — и не важно, что на дворе середина августа. В общем, телохранители практически пропихнули своих клиентов через пермастенки ждущего флаера-лимузина, который тут же взмыл в небо. За ним гнались по пятам медиаботы и репортеры в своих летательных аппаратах — как пчелы за медведем, укравшим мед. Мэнни и Нила так ликовали, что почти не замечали, как хмурится Джастин, забившись в угол. Нила заметила это первой и слегка подтолкнула Мэнни, показав на Джастина.

— Мистер Корд, вы недовольны решением суда? — спросил Мэнни.

Джастин положил руки на колени, сцепив кисти.

— Как этот гад посмел?

— Что посмел?

— Рассказать мне о предательстве Себастьяна, вот что!

— А, вот вы о чем! — ответил Мэнни. — Это нормальная практика. Он просто пытался вывести вас из себя… Похоже, у него ничего не вышло. В конце концов, вы выиграли.

— По-моему, сейчас исход дела для него не так важен, — заметила Нила.

Подсознательно похвалив Нилу, Джастин продолжал свою обличительную речь:

— Информация о… Бланкано… не имеет никакого отношения… к этому делу. Представленные им сведения никак не могли повлиять на исход дела. Он разоблачил Бланкано, чтобы насолить мне, только и всего. Он хотел меня помучить… Признаюсь, это желание у нас с ним взаимно!

Джастин отвернулся от друзей и посмотрел в окно. Их окружили разноцветные флаеры, которые преследовали их на головокружительной высоте, а внизу расстилался Нью-Йорк во всей красе, но он ничего не замечал. Гектор верно рассчитал удар. Джастина предал человек, которому он больше всех доверял. Хотя с тех пор прошло триста лет, время не смягчило боли.

Нила уже собиралась предложить ему свои услуги профессиональной утешительницы, когда услышала нечто необычное: подал голос аватар Джастина. Считалось, что аватары заговаривают лишь после того, как к ним обращаются.

— Насколько я понял, ты бы хотел, чтобы я сменил имя и голос, — напевно произнес себастьян. — Кажется, у тебя были неплохие отношения с доктором О’Тул, я могу взять ее имя и, если потренируюсь, постараюсь воспроизвести ее голос.

Джастин резко вышел из раздумий, покачал головой и, с горечью улыбнувшись, ответил:

— Нет. Слишком много чести предателю! Ты не должен страдать из-за того, что сделал он.

— Джастин, — ответил аватар, — я не умею, как ты выражаешься, «страдать». Я аватар и не могу испытывать никаких чувств по поводу того или иного твоего решения.

— Все равно, — не сдавался Джастин, — это не в моем стиле. Кстати, я назвал тебя не только в честь своего ассистента.

— Правда? — ответил себастьян, довольно умело изображая любопытство. — Я не нашел сведений о других себастьянах в твоей жизни. Можно узнать, кто мой благородный тезка?

Посмотрев на Нилу, Джастин улыбнулся впервые с тех пор, как сел в лимузин.

— Не знаю, обрадуешься ли ты… — ответил он аватару.

— Повторяю, Джастин, «радость» — чувство, которое мне не…

— Я назвал тебя так же в честь своего кота. — Джастин притворно улыбнулся.

— Кота? — повторил себастьян. — Значит, меня назвали в честь представителя семейства кошачьих? — Хотя аватар старательно изображал хладнокровие, видимо, ответ Джастина его слегка покоробил.

— Ну да… любимого кота. А что?

— Значит, — отозвался себастьян, схватывая на лету, — мне пора учиться мяукать, мурлыкать и так далее?

Нила насторожилась. Неужели аватар… шутит?! Она не слышала о том, чтобы аватары наделялись чувством юмора. Тем более аватар Джастина еще очень молод. Надо будет велеть своему аватару проверить заводские настройки цифродрузей последнего поколения. Никогда не повредит идти в ногу со временем.

— В мяуканье и так далее нет необходимости, — без улыбки ответил Джастин. Он по-прежнему смотрел в окно, но было очевидно, что на душе у него полегчало.

Нила слушала весь разговор с крайним изумлением. Что бы ни предпринял маленький аватар для того, чтобы вывести Джастина из депрессии, ему это удалось.

Вот умница, подумала Нила, чокаясь с Мэнни шампанским. Пусть даже у Джастина сейчас не праздничное настроение, она очень рада.

Когда все вернулись в квартиру Джастина, Нила вкратце рассказала доктору Джиллету, чем закончился процесс.

— Что ж, — заметил доктор достаточно громко, чтобы его слова слышали все, — мы всегда можем угостить Гектора его же снадобьем! Может, затребуем его ПР?

Присутствующие — Омад, Мэнни, Нила и Джастин — затихли. Даже Мэнни, который вне зала суда вновь стал человеком не от мира сего, скорчил недовольную гримасу. Только Джастин выразил удивление.

— Доктор Джиллет, — сказала Нила, — можно поговорить с вами наедине?

Поняв, что она не просит, а требует, Джиллет встал с дивана. Выходя следом за наставником из гостиной, Нила увидела, как Джастин тянется к цифродругу.

«Ах ты черт, — подумала она, — теперь он все узнает без нас».

Оказавшись вне пределов слышимости, Нила перестала сдерживаться.

— Как вы посмели предложить психологическую ревизию, тем более в виде мести? По-моему, это самое безответственное, опасное и бессмысленное…

— Моя дорогая Нила, — хладнокровно перебил ее доктор Джиллет, — давайте сосредоточимся на третьем прилагательном.

— Что?! — Невозмутимость Джиллета лишила Нилу опоры.

— Поговорим о том, насколько бессмысленно воздаяние в виде ПР, — предложил доктор Джиллет.

— Бессмысленно? Разумеется, это совершенно бессмысленно! Для того чтобы потребовать подвергнуть Самбьянко психоревизии, Джастину придется купить акции Гектора! А это примерно равносильно тому, что я приобрету свой контрольный пакет!

Доктор Джиллет пожал плечами:

— Что касается приобретения акций Гектора, это не так уж трудно, особенно если цена на них возрастет. Ваш контрольный пакет — совсем другое дело.

— Таддиус, вы меня, наверное, не слушаете. Я сказала, что Джастин ни за что не купит акции Гектора, даже если их предложат ему бесплатно. И потом, с какой стати кто-то захочет купить акции этой змеи Самбьянко?

— Не следует недооценивать своих врагов, — наставительно ответил доктор. — Ваши личные чувства к Самбьянко мешают вам взглянуть на происходящее со стороны. Отвечаю на ваш вопрос, почему кто-то захочет купить акции мистера Самбьянко. Отвечу, правда, тоже вопросом. Почему бы кому-то и не захотеть скупить акции мистера Самбьянко? Не истрать я все сбережения на акции доктора Бронстейна, чтобы он не собрал контрольный пакет, я бы сам купил себе немного нашего друга Гектора.

Доктор Джиллет понял, что его доводы не дошли до его собеседницы.

— Нила, как по-вашему, что видят окружающие, когда смотрят на Гектора?

— В суде он вел себя так же по-свински, как и раньше, на пресс-конференции… Все видят в нем гада и сволочь!

— А если нет? — возразил доктор. — Что, если они видят в его лице компетентного противника и, возможно, очень хорошего юриста?

Ниле пришлось согласиться со своим старшим коллегой.

— Постарайтесь отбросить личную неприязнь. Да, возможно, обычные люди считают Гектора Самбьянко гадом и сволочью, но, помимо всего прочего, они видят в нем хорошего юриста… Он сделал все возможное, хотя заранее понимал, что его дело безнадежно. Никто не упрекнет его в том, что он не сражался до конца! Откровенно говоря, не удивлюсь, если он когда-нибудь возглавит юридический отдел GCI. И вот еще что важно. Постарайтесь понять, почему этот, как вы его называете, гад и сволочь так хочет, чтобы Джастин его возненавидел.

— Хочет?

— Да, — кивнул доктор, — именно хочет. Все его действия, все его уловки направлены на то, чтобы как можно сильнее разозлить нашего пациента.

Нила не поверила доктору:

— А может, Самбьянко просто дурак? Помните, что говорил Фрейд?

Доктор Джиллет вздохнул, вспомнив, как еще, в сущности, молода Нила.

— Нила, вы так зациклены на проблемах своего пациента, что, простите, немного зашорены. — Он помолчал и продолжал: — Представьте себе, что ваш пациент — Гектор и что вам нужно понять его.

Нила собралась возразить, но замерла на полуслове и задумалась. Доктор Джиллет терпеливо ждал, когда ее мысли примут новое направление.

— Джастин для Гектора — не просто задание, — ответила Нила, начав кое-что понимать. — Джастин задевает одну из первобытных эмоций Гектора: ревность, страх, ненависть… Гектор, возможно, и сам не понимает, что им движет. Вот почему он продолжает упорно злить и раздражать Джастина, выводить его из себя.

— Вот именно, Нила! У нашего мистера Корда множество чудесных качеств, но вместе с тем он очень вспыльчив, что сразу становится заметно, когда ему кажется, что ему угрожают.

— Мне кажется, Джастин и Гектор с равной силой раздражают друг друга.

— Да, — согласился Джиллет. — И Джастин во всей этой истории кажется мне подростком. Подумайте о нем как о подростке, и тогда, возможно, его реакция на Гектора станет для вас понятнее.

— Но ведь ему за пятьдесят!

— Физиологически?

— Выглядит он на тридцать. — Нила помолчала, поняв, что упустила что-то важное, и сокрушенно улыбнулась. — Ну конечно! Налицо все бурные физиологические проявления молодого взрослого при полном отсутствии сдерживающих факторов и многолетнего опыта, помогающего сдерживаться…

Таддиус сочувственно закивал:

— Не обманывайте себя, Нила. Во многом Джастин — уникальный случай. Когда стало возможно настоящее омоложение, пациентам меняли возраст постепенно, медленно… С годами люди, прошедшие процедуру омоложения, привыкли к своей новой внешности. Нашим современникам некуда спешить. Они привыкают к своему новому организму и новому возрасту. Джастин — первый человек на моей памяти, кто из пятидесяти сразу скакнул в двадцать лет!

— Мне нужно с ним поговорить, — сказала Нила. — Но трудно будет убедить его в том, что он злится на Гектора из-за гормонов.

— Вам не придется его убеждать. Объясните, что его гнев вполне естествен, чего нельзя сказать о его реакции. Уверен, он вас поймет. Вот почему я предлагаю ему потребовать психоревизию Гектора. Получив возможность нанести ответный удар, Джастин немного успокоится. Ему больше не будет казаться, что он бессилен против Гектора и GCI, что для Джастина одно и то же. А потом можете назначить ему физиологическую реадаптацию или хотя бы курс гормонотерапии. Считаю, что требование Джастина о ПР не удовлетворят, поскольку для нее нет оснований. Зато за время подачи иска и многочисленных апелляций в семи инстанциях он успеет остыть. Если даже суд каким-то чудом согласится с требованием Джастина, учитывая возможности GCI, иск будет оспорен во всех инстанциях вплоть до Верховного суда. А мы все знаем, как они там относятся к психоревизиям!

Ниле пришлось признать, что замысел Джиллета вполне продуман и имеет смысл. Но это не означало, что предложение доктора ей понравилось.

— Таддиус, я доверяю вашему опыту, но ваше предложение мне все равно не по душе. Гектор что-то задумал.

— Дорогая моя, — ответил доктор Джиллет, не веривший в интуицию, — никакой психоревизии не будет, суд наверняка отклонит иск. Вам нужно беспокоиться только об одном: как привести уровень гормонов нашего пациента в норму.

— Наверное, вы правы, — ответила Нила, сдаваясь. — Но у меня все равно неприятное чувство под ложечкой…

Доктор улыбнулся и жестом предложил вернуться к остальным. Войдя, они заметили, что Джастин больше не сидит с мрачным видом на диване, а расхаживает по комнате.

Он повернул голову и увидел их.

— Значит, накормим Гектора его же снадобьем?

Нила не могла не заметить: впервые за долгое время глаза Джастина сверкали так же, как и его улыбка.

Гектор наслаждался вновь обретенной властью. Он снова стал независимым консультантом, который отчитывался только перед советом директоров. Кроме того, ему выделили отдельный кабинет в штаб-квартире GCI, на одном этаже с вице-президентами. И хотя он не являлся вице-президентом, его присутствие на данном этаже воспринималось вполне недвусмысленно. Если они снова облажаются, «новенький», то есть умник, который всех предупреждал, но которого не послушали, получит их пост, их кабинет и их привилегии.

У Гектора даже появилась секретарша, которая, правда, не особенно ему нравилась и которой он не слишком доверял. Гектор готов был поставить акции самого Председателя против коровьей лепешки на то, что на самом деле его секретарша работает на главу отдела спецопераций Керка Олмстеда. Ну и пусть, думал довольный Гектор. Керку и без него есть о чем поволноваться. Предложение Олмстеда участвовать в процессе не только провалилось, его замысел закончился громким скандалом. Первый день торгов после суда оказался самым черным в истории GCI. Хотя корпорации довольно скоро удалось вернуть восемьдесят пять процентов потерянного, раны еще не совсем затянулись. Воздействие катастрофы будут ощущаться на фондовой бирже, бирже ценных бумаг и валютных биржах еще долго. Хотя Керк теперь официально возглавлял отдел спецопераций, все понимали, что место Замдира вакантно. Если Керк не сумеет исправить последнюю ошибку, пост получит тот, кто сумеет это сделать. А у Гектора имелся план.

— Мама! — Гектору пришлось практически кричать в голодисплей. — Пожалуйста, не перебивай меня!

— Ты говоришь как ненормальный!

Перед ним возникла голограмма красавицы, платиновой блондинки лет двадцати восьми в клетчатом розово-малиновом платьице с глубоким вырезом. Гектор поморщился: мать всю жизнь страдала полным отсутствием вкуса.

Вздохнув, Гектор постарался преодолеть «мамино воздействие» — чувство, будто ему снова восемь лет.

— Но ты хотя бы подумай! — просил он.

— Ты предлагаешь мне собственными руками отправить родного сына в дурдом?!

— Мама, процедура называется «психоревизия», пожалуйста, не употребляй вульгарных выражений, из-за них ты кажешься такой… хм… молодой!

— Милый мальчик, меня по-всякому обзывали, но чтобы «молодой»… — ответила мать, морща лоб. — И кто — собственный сын! — Увидев, что он не поддается, мать надулась. — Гектор, голубчик, что скажут мои друзья? И что еще важнее, ты хоть понимаешь, что после этого случится с твоими акциями?

Гектор вздохнул:

— Мама, тебе-то какая разница? Ты ведь меня давно продала, разве нет?

— Какой ужасный вопрос! — ответила мать, изображая потрясение. — Ты мой единственный сын!

Гектор не собирался поддаваться:

— Так продала или нет?

Помолчав немного, мать изобразила смущение и стыд:

— Детка, твои акции стремительно падали, и ты потерял хорошее место, а потом тебя перевели на облако Оорта…

— Мама, я понимаю, почему ты рассталась с моими акциями. Ты воспитала меня реалистом и предприимчивым человеком, поэтому я все понимаю. Будь я на твоем месте, я поступил бы точно так же. Позволь задать тебе еще один вопрос: ты об этом жалела?

Досада на ее лице была именно тем ответом, которого он ждал. Гектор понимал: мать досадует, что прогадала.

После того как Гектор выступил на суде, его акции начали уверенно расти в цене. Как только подтвердились слухи о его новом назначении и кабинете, его акции взлетели до небес. Теперь почти все его акции у него самого, можно было бы неплохо сыграть на разнице курсов и рассчитаться с огромными долгами. Даже если он продаст процентов девять самого себя, его пакет по-прежнему гораздо больше контрольного. И все же Гектор верил в свою счастливую звезду. Если кто-то захочет купить оставшиеся акции, пусть сукины дети платят за них по рыночной цене. Гектор не спешил выставляться на продажу. Кроме того, он выкупил ранее заложенные акции Нилы Харпер. Кстати, ее акции оказались даже более выгодным капиталовложением, чем вложения, которые он сделал в себя. Он чуть не улыбнулся, когда мать, подтвердив его подозрения, наконец не выдержала.

— Двадцать процентов! — воскликнула она, чуть не плача. — У нас было двадцать процентов! Что за нейтрон твой отец!

Гектор подумал: «Это послужит вам хорошим уроком».

— Мама, пожалуйста, поверь, психоревизия мне не повредит… Мои акции подорожают еще больше. А я подарю вам сто акций из моего пакета.

Глаза у матери загорелись. Правда, она тут же бросила на сына подозрительный взгляд:

— В чем уловка?

— От тебя требуется одна небольшая услуга, — ответил Гектор, улыбаясь. — Ты пойдешь к Джастину Корду и предложишь ему сто моих акций.

— Не глупи, мальчик. Во-первых, с какой стати ему покупать у меня твои акции? И во-вторых… Марса ради, что я ему скажу?

— Скажешь, что хочешь мне отомстить.

— За что?

— Сама придумай.

— А если он не поверит?

— Мама, не забудь: речь идет обо мне. Он поверит.

— Что ж, мне надо немного подумать. Посоветоваться с твоим отцом, с братом…

— Только не затягивай, мама, у меня…

Гектора перебила вошедшая в кабинет секретарша, по здешним правилам, это означало, что к нему явился посетитель достаточно важный, чтобы прервать любой разговор.

— Мама, подожди секундочку… Да! — Он повернулся к секретарше со слегка раздраженным видом. — В чем дело?

— Мистер Самбьянко, — ответила секретарша, — в приемной сидит дама — судебный пристав, она просит передать вам, что вы с ней уже встречались… кажется, на Луне. Я сказала, что вы в Колорадо, но она настаивала.

— Чтоб мне провалиться! — воскликнул Гектор, оскалившись по-волчьи. — Пусть войдет.

— Сэр, я упомянула, что она — судебный пристав?

— Гектор, что происходит? — вмешалась мать Гектора.

— Мама, подожди, пожалуйста!

В кабинет вошла та самая невероятно соблазнительная красавица, которая несколько недель назад вручила Гектору повестку перед самой посадкой на космический корабль. Сейчас на ней было больше одежды, но все же ей удавалось сочетать в себе изящество, потрясающую красоту и возраст, делающий ее желанной моделью всех рекламных изданий.

— Мистер Самбьянко!

— Вы здесь, чтобы договориться о свидании, мисс?..

— Сноу… Да, но не о таком свидании, о каком вы думаете. Вам повестка на психоревизию… которую затребовал один из ваших акционеров.

— Сейчас угадаю… Джастин Корд?

Красавица кивнула в знак согласия.

Гектор расплылся в широчайшей улыбке. Потом повернулся к голограмме матери:

— Мама, целую, предложение отменяется, мне надо идти!

Он оборвал связь, прежде чем ошеломленная мать успела произнести хоть слово.

— Итак, мисс Сноу, — продолжал он, оборачиваясь к судебному приставу, — почему я должен позволять вам вручать мне повестки, ничего не требуя взамен?

Мисс Сноу посмотрела на Гектора в упор прозрачными глазами, от которых пробирала дрожь.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу пригласить вас на свидание.

— Милый мистер Самбьянко, хотите сколько угодно. Повторяю, вы для меня слишком молоды.

— А если я сделаю так, что вы не пожалеете о нашем свидании?

— Какая самоуверенность!

— Не спорю, но считаю, что вам мое предложение понравится, — улыбнулся Гектор.

— Хорошо, мистер Самбьянко. Слушаю вас.

— Первый раз, когда вы передали мне повестку, все было просто. Сейчас все еще проще, потому что я сам вас впустил. Вы ведь понимаете, что в моей власти всячески затруднить вам работу?

— Конечно, мне платят высокое жалованье не просто так.

— Не сомневаюсь, вы достойны самого высокого жалованья, мисс Сноу. Но вспомните, что вам, скорее всего, придется доставлять мне повестки еще не один раз. Уверяю вас, будет и третий раз, и четвертый, и пятый… Предлагаю взаимовыгодный обмен, в результате которого ваша жизнь станет проще и гораздо, гораздо интереснее.

— Не знаю, мистер Самбьянко. Мне и сейчас не скучно. Но, должна признать, я любопытна. Что вы предлагаете?

— На самом деле все очень просто. В следующий раз, когда вы должны будете доставить мне повестку, вы просто позвоните, и мы вместе поужинаем. Там вы мне ее и вручите. Вам не придется гоняться за мной, хитрить, добиваться встречи.

Мисс Сноу склонилась над его столом и тихо произнесла:

— Думаете, вы способны настолько затруднить мне жизнь?

Гектор нагнулся вперед и, оказавшись в нескольких сантиметрах от ее лица, так же тихо ответил:

— Вот именно!

Красавица быстро поцеловала его в кончик носа и отступила.

— Договорились, мистер Самбьянко. При одном условии!

— Если выполнить его в моей власти.

— По-моему, да. В свое время мне пришлось доставлять много повесток на психоревизии. При последующих визитах я узнала для себя самое интересное: каждый уклоняется от ПР по-своему. Некоторые умны, некоторые действуют напролом, а некоторые так и вообще придумывают гениальные увертки. И вот мое условие. Если мне понравится ваш ответ, я согласна с вами встретиться.

— Договорились, — тут же ответил Гектор.

— Тогда скажите, — мисс Сноу с удобством устроилась в гостевом кресле, — как вы намерены уклониться от ПР?

Гектор откинулся на спинку кресла. Затем закинул руки за голову, закинул ноги на стол и сухо ответил:

— Я не стану заслоняться.

— У вас что, с головой не все в порядке? — спросила Юрист, меряя свой кабинет шагами.

— Нет, спасибо, я чувствую себя хорошо, — невозмутимо ответил Гектор.

— Может быть, вам в самом деле нужна ПР. А если я и дальше буду слушать всю ту чушь, что вы несете, может быть, ПР понадобится и мне.

— Джанет, все просто превосходно! — втолковывал ей Гектор. — Если бы Джастин не потребовал проведения ПР, я бы сам подсказал ему такую мысль… конечно, не прямо.

— Конечно! — в досаде воскликнула Джанет. — Гектор, вы хоть понимаете, что такое психоревизия?

— Уверяю вас, Джанет, вполне понимаю.

— Сначала нанороботы тщательно обследуют вашу нервную систему. — Она сделала вид, что не слышала его последних слов. — Если найдут в ней какое-то отклонение, то… исправят его на месте. Не знаю, как вы к этому относитесь, но я нравлюсь себе такой, какая я есть, со всеми моими недостатками. И меньше всего мне хочется, чтобы меня «выпрямляла» армия бесчувственных нанороботов, которых я утром все равно выгоню из организма вместе с мочой.

Ее слова не тронули Гектора.

— Я понял.

Джанет попробовала зайти с другой стороны:

— Говорят, после психоревизии вы… уже никогда не будете прежним.

— Конечно, — кивнул он. — Тех, кому предписывают ПР, в самом деле не мешает подправить, поэтому после процедуры они уже не те, что прежде. Все вполне понятно. Но уверяю вас, Джанет, я не сумасшедший. Поэтому я не боюсь ПР.

— Но почему вы позволяете провести психоревизию именно Джастину? Извините, Гек, но мне ваш замысел кажется безумным.

— Если честно, именно поэтому я к вам и пришел. Мне нужна ваша помощь.

— Чего ради? Судя по всему, уклоняться от ПР вы не собираетесь.

— Точно, не собираюсь. Ваша помощь нужна мне для того, чтобы иск удовлетворили как можно скорее, но без особого шума.

Джанет изумленно воззрилась на него, слова Гектора лишили ее дара речи.

— Джанет, — продолжал Гектор, — в зале суда я довел его до белого каления. Поэтому он и спешит отомстить мне. Но, когда он успокоится, он, скорее всего, отзовет иск. Мне нужно успеть до того, как он передумает!

Джанет посмотрела на человека, который всего несколько дней назад спас ее карьеру от неминуемого краха. Тогда она поверила ему, а ведь ставки были гораздо выше. Нет причин не верить ему сейчас.

— А Керк?

— Что — Керк?

— Он этого не допустит… Ваша психоревизия плохо скажется на его имидже.

— За Керка не беспокойтесь, — ответил Гектор. Ледяной тон, каким он ответил, показался Джанет достаточно убедительным. — Вы нашли что-нибудь на Харпер?

— Имеете в виду ее предположительный роман с Кордом?

— Да.

— Полный тупик. Если у них в самом деле роман, во что я не верю, они все тщательно скрывают. Кажется, он к ней искренне привязан, но здесь нет ничего необычного. Разумеется, ее поведение безупречно. Строго говоря, она больше не является его реаниматологом. Анализ языка тела также подтверждает мои выводы.

— Продолжайте за ней следить, — велел Гектор, на которого отсутствие улик совсем не подействовало. — Рано или поздно она непременно переспит с ним, и тогда мы нанесем удар!

Джанет поерзала в кресле.

— Гектор, в чем дело? Если вы охотитесь за Кордом, чем вам поможет уничтожение Харпер… если, конечно, вы не получаете от происходящего какой-то извращенной радости?

— Джанет, я никогда никого не уничтожаю забавы ради. Только бизнес, ничего личного. — Он подался вперед, взял папку, озаглавленную «Н. Харпер», и швырнул ее Джанет. — Архаично, признаю, — продолжал он, имея в виду бумажные документы, — зато на сто процентов надежно.

Джанет кивнула.

— Доктор Харпер станет нашей куклой вуду, — продолжал он. — Чем больше иголок и булавок мы в нее вонзим, тем больнее будет Джастину.

Джанет раскрыла папку и пролистала страницы. Она сразу поняла, что среди документов нет ничего серьезного. Несколько мелких нарушений в колледже… Такие нарушения не способны повредить репутации Нилы или заставить Корда что-то заподозрить. Потом она заметила небольшую записку, приколотую к контракту. Она была от Гектора и адресована Керку Олмстеду.

— Вы просили Керка найти нарушения в ее контракте?

— Да.

Джанет кивнула:

— Если у нее не будет контракта, ее некому защищать… Мы сможем сделать с ней все, что захотим. Блестяще! — Подумав, она спросила: — Но почему вы отдали его Олмстеду?

— Потому что он, разумеется, завалит дело.

Джанет снова смерила его озадаченным взглядом:

— Тогда почему он согласился?

— Потому что я внушил ему, что это отличная мысль, — улыбнулся Гектор. — Притом его собственная мысль.

— А ее контракт вообще можно оспорить? — спросила Джанет.

— Разумеется, нет! — ответил Гектор. — Прицепиться практически не к чему… С Мошем Маккензи шутки плохи. Попробуйте встать на его пути — и он вас расплющит. Контракт составлял он.

— Значит, в основе всего лежит ваше желание, чтобы Керк все завалил.

— Да, в общем и целом… Оплошность будет не слишком крупной, но рано или поздно ему все зачтется.

Джанет молча обдумывала все за и против. Этот навык она отточила до совершенства в ходе медленного, но неуклонного восхождения по корпоративной лестнице.

— Вы понимаете, — начала она, больше чем когда-либо желая казаться полезной своему собеседнику, — что любая попытка оспорить контракт Харпер наведет доктора Харпер и мистера Корда на мысль, что вы знаете об их предположительной слабости друг к другу… Иными словами, какие у вас еще причины так поступать?

Гектор кивнул, снова оставшись невозмутимым:

— Джанет, я хочу, чтобы он знал, что GCI их подозревает. Страх не сразу разрушает уверенность в себе. Он заползает под кожу и постепенно отравляет организм. Пусть гадают, что нам известно, а что — еще нет, пусть трясутся, думая, как мы распорядимся имеющимися у нас сведениями. Пусть гадают, расскажем ли мы кому-нибудь об извращенных наклонностях доктора Харпер. Пусть они волнуются, а не мы. Вот увидите, скоро оба превратятся в жалких параноиков. В ответ Джастин ринется в атаку, которая с вашей помощью угодит прямо в нужное русло.

Джанет подняла голову от контракта, который она внимательно изучала.

— В вас.

— В меня, — кивнул Гектор. Глаза у него были холодными, он снова оскалился по-волчьи.

— Отлично, Гектор. Но когда станет известно, что вам назначили психоревизию, мне понадобится какой-то предлог, чтобы объяснить, почему я вам не помогла.

Гектор кивнул:

— Если кто-нибудь спросит, отвечайте, что у вас связаны руки.

— Почему? — спросила Джанет.

— Потому что, дорогая моя, против Человека вне корпорации мы практически бессильны.