Вне корпорации

Глава 13 ПАДЕНИЕ

Джастин по-прежнему находился в шоковом состоянии. Он держал в руках цифродруга и с выражением неприкрытого ужаса рассматривал изображения. Если пожарные наверху сгоревших остовов башен-близнецов стали символом одной из величайших трагедий его времени, то образ, появившийся на дисплее сейчас, символизировал современную трагедию. На переднем плане возвышался зазубренный, полусгоревший остов Эмпайр-Стейт-центра, из него вырастала оставшаяся, как ни странно, невредимой башня Эмпайр-Стейт-Билдинг. На заднем плане виднелись неровные развалины некогда самых высоких нью-йоркских небоскребов, теперь полуразрушенных. Между ними зияли огромные пустоты. Подобно лесному пожару, «серая слизь» — нанороботы — размножалась быстро и сеяла разрушения повсюду. Его собственный дом пал жертвой «серой чумы». За считаные минуты трехсотэтажное здание и все, что находилось внутри, превратилось в груду пыли. Джастин не мог оторваться от видеозаписей. На одной из них невидимые лазеры сбивали орбитолеты, улетающие прочь из города. Боясь распространения «серой слизи», правительство приказало сбивать такие орбитолеты. На земле разыгрывались не менее ужасные сцены. Зараженных людей, которые представляли опасность для человечества, безжалостно расстреливали. По всему городу в небо вздымались клубы дыма. Джастин не верил — не хотел верить — в гибель миллионов человек. Среди этих миллионов оказался и Мэнни Блэк. Джастин отказывался даже представить себя в его положении. Он гнал от себя ужасные картинки: человек сидит в запертой комнате и не может никуда бежать. Ему остается сидеть и ждать, когда его уничтожат изнутри. Каково это — понимать, что тебя ждет, и ждать неизбежного? Хорошо, что у Мэнни хотя бы была Джанет. Они были вместе?

Джастин скорбел по всем погибшим, но особенно он оплакивал нескольких друзей. Он никак не мог выкинуть Мэнни из головы. Мэнни оказал ему неоценимую помощь, Джастин привык даже к странностям Мэнни, которые так раздражали многих. Правда, до сих пор Джастин даже не осознавал, насколько Мэнни ему нравился. За несколько месяцев знакомства они очень подружились. Джастин вспоминал, как Мэнни рассеянно ел, как любил разглагольствовать на отвлеченные темы. Больше они уже не сыграют в шахматы — и пусть Мэнни много раз оставлял его в дураках…

Теракт отбрасывал на Джастина зловещий отблеск, впервые за много веков он усомнился в себе. У него были деньги, слава и любовь, но он с трудом приспосабливался к новому миру, точнее, как мудро заметила Нила, «старался приспособить мир к себе». Что ж, мир к себе он приспособил — ему удалось загнать квадратный колышек в круглое отверстие — но какой ценой? Он с радостью променял бы свои миллиарды, уважение бизнес-сообщества и даже друзей, например Моша, на возможность жить в мире с самим собой. Чего бы он ни отдал ради того, чтобы каждый день смотреться в зеркало и говорить: «Я никому ничего не должен, и мне никто ничего не должен». Но цена, включающая столько невинных жизней, слишком высока. Джастин долго бродил по тропинкам, пытаясь изгнать из головы демонов. Прошло, наверное, несколько часов. Солнце садилось, умолкли разноголосые птицы. Им на смену застрекотали сверчки. Джастин бродил в лесах Коффман-Коув (Аляска), где находился его новый дом. Здесь, вдали от Партии свободы и разглагольствований Гектора Самбьянко и ему подобных, Джастин Корд сделал неожиданный даже для самого себя шаг.

Он дрогнул.

— Джастин, она здесь! — сообщил себастьян.

Дверь открылась, и в его кабинет буквально влетела Кассандра, которую он не видел довольно давно.

— Джастин, я видела спутниковые передачи! — взвыла она. — Какой ужас, какой ужас! Мы должны выпустить бюллетень, в котором бы говорилось, что так называемое «Боевое крыло» не имеет никакого отношения к Партии свободы!

Джастин поднял голову и, стиснув зубы, бросил на Кассандру ледяной взгляд.

— Это будет непросто, учитывая, что мы их финансировали.

Вышедшие из-за пермастен охранники — роботы и люди — окружили Кассандру. Вокруг нее включили магнитное поле, сковывавшее ее движения, это поле, кроме того, разрушало любое оружие — в том числе и закрепленное на теле.

— Мистер председатель, что вы делаете? — ошеломленно спросила Кассандра.

— Беру вас под стражу до прибытия властей, — холодно ответил Джастин.

— За что?! — завопила Кассандра.

— Для начала — за гибель миллионов невинных людей.

Кассандра воскликнула:

— Но я не имею никакого отношения к «Боевому крылу»! Как вы смеете?

— Не имеете, Кассандра? Неужели не имеете? — Джастин еле сдерживал гнев. — Погибло три миллиона человек, а может, и больше. «Боевое крыло» — ваше порождение! И вы еще смеете лгать мне в лицо?

— Я невиновна! — прошипела она. — Требую немедленно освободить меня!

Джастин поднял инфокристалл и повертел его между большим и указательным пальцами.

— Кассандра, возможно, вы считаете меня комиком, который играет в политику, но вы, кажется, забыли, кем я был до того, как меня заморозили. — Он встал из-за стола и подошел к ней вплотную. — Вы действовали искусно, — продолжал он. — Перекачивали деньги на свои нужды, но всегда понемногу и всякий раз на разные счета. Вам казалось, что поймать вас невозможно. Но убийцы, которых вы снабжали деньгами — добытыми мной, кстати, — так вот, убийцы оказались не такими сообразительными. Шифровались они неплохо, но мы отследили их расходы.

Кассандра угрюмо молчала.

— Я надеялся, — продолжал Джастин, — что вы просто присваиваете мои деньги. Я думал, вы злитесь, что я возглавил партию, и воруете у меня средства для создания собственной партии… Однако ваши планы были куда грандиознее, да, Кассандра? Вы оборудовали подпольную нанолабораторию и наняли нужных специалистов. Господи, Кассандра, по вашей инициативе людей погибло больше, чем при Пол Поте!

— Случайность, — буркнула Кассандра, уже не скрывая своей ненависти. — Ваш кристалл ничего не доказывает.

Джастин поразился такой жгучей, откровенной животной ненависти. Но он и глазом не моргнул.

— Вы подвергнетесь психоревизии, — ответил он. — Тогда все станет ясно. Не волнуйтесь, с вами будут предельно осторожны. Психологи не допустят, чтобы с вами случилось то же, что и с вашим мужем.

При упоминании покойного мужа кровь забурлила у Кассандры в жилах. Она не выдержала.

— Самодовольный идиот! — завизжала она. — Думаешь, все так просто, да? Думаешь, корпоративные ублюдки оставят нас в покое? Дурак! Полный дурак! Да ты и десятой доли Шона не стоишь! Он понимал, что нужно делать. Он понимал, что цель оправдывает средства! — Кассандра плюнула в него, но окружившее ее поле отразило плевок и направило его на пол. Кассандра начала задыхаться, так как поле сильнее сдавило ее.

— В ходе истории, — невозмутимо ответил Джастин, — такие, как вы, попадаются постоянно. Вы ничего не поняли. Цель оправдывает средства? Вы — то, что вы делаете, и то, с чем соглашаетесь. С чего вы взяли, что нормальные люди согласятся жить в мире, построенном вами на костях трех миллионов человек?

Кассандра улыбнулась, и от ее злобы в комнате словно стало холоднее.

— Они были уже мертвы, — совершенно хладнокровно ответила она. — Да и мы… мы все тоже… уже мертвы.

Она дико расхохоталась и забилась в судорогах. Джастина передернуло от отвращения. Он жестом приказал охранникам увести ее. Еще долго он слышал из коридора ее вопли:

— Ты слышишь меня, Корд? Мы все, все — уже мертвецы!

Нила нашла Джастина в Сан-Франциско. Он сидел на диване, просматривал документы и отдавал приказы услужливым и расторопным сотрудникам аппарата Партии свободы (куда давно перешли его помощники из «Движения отказников»). Казалось, Джастин не охвачен всеобщим порывом, а держится отстраненно. Журналисты хвалили его за поимку террористки Кассандры Дугл, но он не находил утешения в своей маленькой победе. Наоборот, он во всем винил себя. Во-первых, потому, что доверял ей, а во-вторых, потому, что пропустил важные знаки, которые помогли бы раскусить ее раньше. Хотя Нила терпеливо разъясняла ему, что он ни в чем не виноват — двуличие Кассандры не разглядели и более опытные и изобретательные агентства по выявлению террористов, — Джастин по-прежнему винил себя в массовой гибели людей. А сейчас он словно вел куда-то корабль, не удосуживаясь крутить штурвал. Преданные ему люди ни о чем не догадывались, они лишь радовались тому, что судьба свела их с великим человеком. Однако Нила успела хорошо его изучить.

Увидев Нилу, Джастин выключил голодисплей, стоящий на кофейном столике.

— Мне очень плохо, милая, — тихо произнес он, чтобы никто их не услышал.

— Знаю, знаю, — ответила она. — Извини, что не радую. Я… все выжидала удобного момента.

Джастин тут же с озабоченным видом отложил цифродруга. Жестами выгнал всех из кабинета и велел секретарше отвечать на звонки. Затем он приказал комнате затемнить стекла. Поползут слухи, но он ничего не мог поделать и не мог никуда уйти, не породив еще больше слухов и не пустив по своему следу еще больше журналистов. Кроме того, после их совместной экскурсии на Луну многие и так обо всем догадались.

Джастин переключил все внимание на Нилу.

— GCI собирается нас разлучить, — сказала Нила, глотая слезы. — Мне не позволили продлить контракт с тобой.

Джастин вздохнул и привлек ее к себе.

— Это не все, — продолжала она с трудом. — Меня… меня не примут обратно в Боулдер!

Она развернула клочок мятой бумаги, который, судя по всему, давно сжимала в руке. Глаза у нее покраснели и слегка распухли.

— Что? Что такое, Нила? — встревожился Джастин. Впервые за долгое время он почувствовал, как у него сжимается желудок.

Едва слышно Нила выдохнула:

— Компании… срочно требуются мои услуги… на одном из спутников Нептуна!

— Не может быть! — воскликнул пораженный Джастин.

— Ходят слухи, — продолжала Нила, — что GCI создала там тайную исследовательскую лабораторию. Тем, кто туда попадает, щедро платят, но… они исчезают очень надолго, а посещать лабораторию имеют право только сотрудники GCI.

— Когда… тебя переводят?

— Как только истечет мой контракт с доктором Джиллетом… То есть у нас с тобой меньше трех месяцев! — Она вздохнула. — Пройдет много времени, прежде чем я снова увижу тебя, Джастин. Я знаю, ты занят, но, если не возражаешь… Я бы хотела завтра вместе с тобой пройти на яхте по заливу. Хорошо?

Джастин начал закипать:

— Нила, как ты можешь мечтать о прогулке на яхте? Эти ублюдки собираются нас разлучить! Из-за идиотской системы инкорпорации они могут приказать взрослой женщине — женщине, которую я люблю, — покинуть меня! И все потому, что ты не владеешь собственным контрольным пакетом! Ты хоть понимаешь, насколько для меня все это дико? Человек, который не владеет собственным контрольным пакетом! А ты им не владеешь, Нила Харпер! Поэтому ты вынуждена, понимаешь, вынуждена меня покинуть — покинуть своего любимого! К черту! Я этого не допущу!

— Система совсем не идиотская, — тихо возразила Нила.

— Ты что? — удивился Джастин.

— Джастин, система не идиотская. Она хорошая. Более того, ничего лучшего человечество еще не придумало!

— Как ты можешь такое говорить? — Он ждал, что Нила будет злиться или даже расплачется. Но соглашаться? Из него как будто выпустили весь воздух.

— Как я могу не говорить этого? — возразила она. — Джастин, я очень тебя люблю, но иногда мне кажется, что голова у тебя так и не оттаяла вместе с телом. Наша система работает. И работает гораздо лучше, чем когда-либо работала твоя. Кстати, я этим горжусь. Да, вначале я не делилась с тобой своими взглядами, потому что я была твоим реаниматологом… потом твоим другом и, наконец, стала твоей возлюбленной. Предлоги находятся всегда, но, как говорится, хорошенького понемножку.

— Нила! — взмолился Джастин.

— Помолчи немного, а потом ответь на вопрос. Твоя страна, Америка, была самой богатой и самой влиятельной во всем мире до Большого Краха, верно?

Джастин кивнул.

— У всех ли граждан твоей страны было хорошее жилье?

Джастин не ответил.

— У всех?

— Нет, — нехотя ответил он.

— А на Земле в целом?

— Определенно нет, — нехотя буркнул Джастин. — У нескольких миллиардов человек не было нормальной крыши над головой.

— Джастин, в нашей системе живет более сорока миллиардов человек, ни одному не отказано в возможности иметь хорошее жилье. Ни одному! А как насчет работы, Джастин? У всех ли жителей твоей страны была работа?

— Нила, ты и сама знаешь ответ на свой вопрос.

— Да, знаю. До недавних пор я сказала бы: в нашей системе все, кому нужна работа, получают ее. Джастин, я люблю инкорпорацию со всеми ее недостатками, потому что инкорпорация — единственная система, способная обеспечить подавляющему большинству людей счастье и процветание… навсегда.

— Нила, ты несешь чушь! — сухо ответил Джастин. — Заслуга принадлежит вовсе не инкорпорации, а научно-техническому прогрессу. У вас есть промышленная база, основанная на нанотехнологии, у вас высочайшая нейрокультура, у вас термоядерная энергетика. При таких достижениях немудрено обеспечить каждому еду и крышу над головой!

— Джастин, как ты думаешь, откуда взялся наш научно-технический прогресс? Дело не в технологии. Да, согласна, наши успехи поразительны — наверное, ты помог мне лучше понять их. Согласна и в том, что мне бы не хотелось жить в твое время. Во имя Дамзаха, ты ведь умирал от рака! Но даже в ваши дни достижения науки позволяли всех накормить и дать всем приличное жилье… Только нашей системы не было ни в одной стране мира. И в конце концов все рухнуло.

— Зато в моем мире, — грустно усмехнулся Джастин, — никого не заставляли покидать любимых против воли!

— Черта с два — не заставляли! — возразила Нила. — Может, не заставляли никого из твоих знакомых, но до Большого Краха сотни миллионов людей голодали из-за идиотских войн, и у них не было работы, поэтому они вынуждены были бросать свои семьи и искать счастья в других местах. Если у нас кого-то и «заставляют», как ты говоришь, перемещаться в другое место, то за щедрое вознаграждение. Почти во всех случаях перемещаемый может взять с собой семью. Иначе ничего бы не получилось.

— Если дело в этом, — возразил Джастин, — почему я не могу полететь с тобой на Нептун?

— Помимо того что по контракту наши отношения являются отношениями врача и пациента, я — исключение из правила.

— Замечательно! Мне стало гораздо легче.

— Но я всего лишь одна из тысяч исключений на сорок миллиардов. В вашей системе были сотни миллионов подобных случаев всего на шесть или семь миллиардов!

— И все же от твоих слов ничего не меняется, — буркнул Джастин. — Тебя вынуждают уехать!

— Нет, Джастин. — Она встала с дивана и повернулась к нему лицом. — Дело в тебе. Это ты вынуждаешь меня уехать! Ну как ты не понимаешь?

От изумления Джастин вытаращил глаза.

— Милый, — продолжала она, — если бы ты мог дать мне что-нибудь, ну хоть что-нибудь во всей системе, что бы ты мне дал?

Джастин не колебался ни секунды:

— Я бы скупил все твои акции, которые тебе не принадлежат, и передал их тебе!

— Не стесняйся, — улыбнулась Нила. — Ты бы сделал из меня Женщину вне корпорации, если бы мог?

— Да, — ответил он. — Не задумываясь!

Нила покачала головой:

— Джастин, понимаю, тебе будет неприятно, но… я бы не приняла от тебя такой подарок. Не пойми меня неправильно, я буду плясать от радости в тот день, когда приобрету контрольный пакет. Созову гостей и так далее. Но, даже если забыть о пяти процентах, которыми владеет государство, как я могу выйти из корпорации? Да и зачем? Всем, что я знаю, всем, что у меня есть, и всем, чем я владею, я обязана инкорпорации — включая тебя! Кто я и что я, определилось в тот день, когда я родилась, и закончится, когда я умру. Благодаря нашей системе все люди персонально ответственны за других. Своекорыстие — вот самый мощный стимул для нашего вида! Этот стимул справедлив по отношению ко всем. Я существую благодаря инкорпорации. Мне хотелось, чтобы и ты тоже так существовал. Ты хоть понимаешь, что мы с тобой еще не обменялись?

— Чем не обменялись? Акциями?!

— Ты напрасно боишься, — ответила Нила. — Это так прекрасно! Двое влюбленных дарят друг другу по одной своей акции. Они не продают и не покупают их, а именно дарят друг другу. Вот настоящее обещание совместной жизни, и не обещание даже, а поступок.

— Нила, мне об этом известно, но мы… мы с тобой могли бы обменяться кольцами.

Нила понимающе кивнула:

— Многие из нас до сих пор соблюдают старинный обычай, но кольцо — однократный подарок. Акция же — дар, который остается с тобой на протяжении всей жизни.

Нила снова села и положила руку на колено Джастина, а другой рукой нежно погладила его по лицу.

— Мне многое хочется сделать вместе с тобой и для тебя, но это невозможно, потому что ты не можешь… нет, не хочешь принять мой мир!

— Дело не во мне, — ответил Джастин, сжав зубы, — а в GCI, которая нас разлучает.

Нила взяла Джастина за руку:

— Джастин, я хочу, чтобы когда-нибудь у меня появились дети и чтобы их отцом был ты.

Глаза у Джастина наполнились слезами.

— Нила, я… не знаю, что сказать, кроме того, что… конечно, я не знаю другой женщины, кроме тебя, с кем мне хотелось бы растить детей.

— Ты, конечно, имеешь в виду наших общих… инкорпорированных детей?

Джастин хотел ответить, но тут до него дошел смысл сказанных Нилой слов, и он замер. Он как-то не думал о будущих детях, только знал, что они у него непременно родятся и он будет к ним готов. Оказывается, и здесь не все так просто. Нила права. Если у них родятся дети, они автоматически инкорпорируются, независимо от его личного статуса. И не только это. Он будет владеть двадцатью процентами своих детей, ему придется владеть ими… по крайней мере их акциями, до тех пор, пока детям не исполнится двадцать один год… Его дети будут такими же уязвимыми, как Нила. Нет, не такими же. Они ни за что не лишатся своего контрольного пакета — если только не промотают его. Они просто будут ограничены в своих действиях вездесущими законами инкорпорации.

— Неужели ты не понимаешь, Джастин? До тех пор пока ты не примешь наш образ жизни, у нас с тобой нет будущего. Я очень люблю тебя и останусь с тобой, пока смогу, но, когда я должна буду уехать, я уеду. Причем уеду добровольно. Либо ты получишь меня, либо останешься Человеком вне корпорации. И то и другое, к сожалению, невозможно. Пожалуйста, ради меня и ради себя самого не пытайся прибегнуть ни к каким юридическим уловкам. Давай лучше постараемся провести последние месяцы как можно лучше.

Джастин крепче прижал ее к себе, вдыхая ее аромат, как будто мог таким образом забрать часть ее себе, чтобы Нила осталась с ним навсегда. Он посмотрел любимой в глаза и печально улыбнулся:

— Значит, на завтра приготовлю нам яхту.

Джастин нашел Омада в небольшом пабе, друг сидел, сгорбившись у стойки. Забегаловка оказалась самой низкопробной. Впрочем, еще совсем недавно Джастин не смог бы определить, что перед ним — дешевое заведение или дорогой ресторан. Например, здесь было безукоризненно чисто — ведь нанороботам и дронам ничего не стоило навести порядок. Обстановка казалась новенькой, но мебель сейчас стоила так же дешево, как в дни Джастина, — картонные подставки под бокалы. Так что старая примета не действовала. Все спиртное казалось безупречным на вкус, от наркотиков не сносило крышу, а кормили тут, по прежним меркам, просто восхитительно.

Но, немного привыкнув к инкорпорированному миру, Джастин заметил отсутствие класса. Во-первых, все было одинаковым — стулья, столы, стаканы и миски. Такую мебель и посуду создавали и мыли только нанороботы. Кроме бармена, который, скорее всего, был и владельцем заведения, среди обслуги не было ни одного живого человека. Роботы принимали заказы и разносили закуски и напитки. Но главное — завсегдатаи. У всех на лицах застыло выражение «я пришел сюда напиться, так что отвали, придурок!».

Судя по тому, как Омад склонился над бокалом, Джастин понял: друг пьян в стельку. Он подозвал бармена. Человек за стойкой, узнав Джастина, тут же подлетел к нему и хихикнул:

— Так это ты! Тот самый козел!

— Да, и тебя туда же, — ответил Джастин. — Выпить-то продашь?

— Это он так тебя называл, не я. — Бармен ткнул пальцем в Омада и доверительно перегнулся через стойку. — У меня, приятель, правила простые. Мне плевать, кто ты. Есть кредиты — получишь выпивку. Ясно тебе? Проще некуда. Я знаю, у тебя кредиты есть. Так что будешь пить?

— У тебя есть выдержанное, двадцатиоднолетнее шотландское виски «Спрингбэнк»?

Бармен ткнул пальцем в голодисплей.

— Чтоб меня обревизовали, — ошеломленно проговорил он, — оказывается, есть у нас такое. В моей забегаловке ни один, ну просто ни один человек ничего подобного не заказывал! Только помни, у нас не настоящее пойло, а синтезированное. Ну как, берешь?

Джастин кивнул:

— Ага… Если по вкусу здешнее пойло хотя бы отдаленно будет напоминать то, настоящее, я буду счастлив.

Бармен поставил бокал в небольшую нишу, нажал кнопку на голодисплее. Через несколько секунд в стакан полился заказанный напиток. Бармен с интересом вертел в руках хрустальный стакан. Судя по его взгляду, Джастин понял: ему тоже интересно, хорошо ли нанороботы изготовили напиток для человека, который пробовал оригинал. Джастин почтительно отпил глоток двадцатиоднолетнего (хотя можно ли так говорить?) виски. Подобно оригиналу, цвет оказался насыщенным, красновато-коричневым. «Цвет соответствует», — подумал Джастин. Кстати, задача непростая, ведь при производстве виски «Спрингбэнк» на винокурне «Кэмбелтаун», в отличие от многих конкурентов, никогда не применяли пищевых красителей. Джастин принюхался. Насыщенный аромат хереса и соленого морского воздуха… с торфяными нюансами. Он одобрительно кивнул. Пока все нормально. Он отпил глоток и ощутил тона дубовой бочки, вишни и шоколада. Послевкусие тоже полностью соответствовало «Спрингбэнку» — теплое, солоноватое, быстро переходящее из сладкого, почти как сироп, в сухое.

— Превосходно! — с довольным видом произнес он.

Хотя бармен не имел никакого отношения к производству виски, он самодовольно ухмыльнулся.

Джастин не сказал бармену, что напиток оказался даже превосходным. Он отпил еще один глоток. Теперь можно где угодно заказать двадцатиоднолетнее виски «Спрингбэнк»… и всякий раз получать одно и то же. Где его ни закажи, вкус не изменится ни на йоту. В том-то и беда! Виски, как вино, слегка меняется с возрастом. А «Спрингбэнк» можно пить всего день-два после того, как откроют бочку. И оно продолжит изумлять с каждым последующим открытием. Ничего удивительного, что люди готовы платить любые деньги за настоящее… за нечто подлинное. Человечеству нужна стабильность, но вместе с тем люди тоскуют по разнообразию. Настоящие знатоки ценили «Спрингбэнк» благодаря разнице во вкусовом и ароматическом восприятии. Здесь никто не может себе этого позволить. И никогда не позволит за всю свою долгую жизнь. Джастин впервые по-настоящему понял, что значит быть бедным в инкорпорированном мире. Он придвинул стакан к Омаду. Тот, почуяв, что рядом кто-то есть, вскинул голову:

— Ты чего здесь забыл, придурок?

— Понятия не имею, Омад, — ответил Джастин. — Ты позвонил и велел встретиться с тобой. Сказал, что у тебя хорошая новость. Типа «пойди и напейся с приятелем».

— Приятель Джастин, старый ты козел, ты полный придурок. — Омад вдруг нахмурился и задумался. — Джастин, лопни мои глаза, ты мой друг! — Омад обвел рукой бар. — Слышите, эй, вы? Он мой друг!

Никто не повернулся к ним, но Омад продолжал оглушительно хохотать.

— Эй, слышите, вы все? Вот мой друг…

Завсегдатаи, на время выйдя из ступора, разразились гневными замечаниями. Джастин и Омад услышали много советов, куда им надо отправляться.

— Пошли отсюда, — предложил Джастин.

— Согласен, друг. — Омад, шатаясь, встал и повернулся к стойке. — Мы с другом Джастином Кордом, великим и могучим Человеком вне корпорации, больше не нуждаемся в вас. Мой друг — вот и все, что мне нужно. Он может уничтожить вас одним взглядом!

Завсегдатаи отозвались шквалом новых предложений. Кое-кто как будто узнал Джастина. Похоже, всем было все равно.

Джастин усадил Омада во флаер, ему удалось без приключений довезти друга до своего отеля. К сожалению, организм Омада взбунтовался, протестуя против жестокого обращения, и в результате он не успел добежать до туалета… К счастью, дроны-уборщики быстро ликвидировали беспорядок.

Джастина так и подмывало запустить несколько роботов-чистильщиков в кровеносную систему Омада, чтобы изгнать оттуда алкоголь и другие инородные вещества, но он решил этого не делать. Омад мог бы сам сделать себя нечувствительным к инородному воздействию, прежде чем начал пить. Очевидно, он хотел напиться до потери сознания, а Джастин достаточно знал жизнь и понимал: иногда надо позволить человеку делать то, что хочется. Он постарался позаботиться об отключившемся друге. Уложил на чистый диван лицом вниз, рядом поставил тазик, снял с него туфли и накрыл Омада легким одеялом. Потом Джастин позвонил Ниле, объяснил, что Омад перебрал и что он, наверное, вернется только на следующее утро. Очень не хотелось лишать себя возможности побыть с ней лишний час, ведь им остались считаные месяцы, а не десятилетия. Но Омад был его другом — а друзей у него тоже не так много. Нила все поняла и пожелала ему удачи. Джастин снял туфли и лег в кресле рядом с диваном. Неожиданно для себя он вскоре крепко заснул.

Проснулся он от стонов и увидел Омада, который сидел на диване.

— Во рту как будто кошки нассали. — Омад скривился. Видимо, его тошнило, но в желудке уже ничего не осталось.

Джастин налил ему горячего кофе.

— Тебе так кисло и мерзко из-за тебя самого, — сказал он. — Не нужно было мешать столько всякого бухла.

— Ш-што такое бухло?

— Спиртное, — уточнил Джастин.

— А-а-а… — Омад отпил кофе, с сомнением оглядел чашку и отпил еще глоток. — Что я вчера делал… и говорил?

— Не знаю, что ты делал и говорил весь вечер, но, когда я пришел, ты назвал меня придурком и попытался со мной подраться.

— Вроде все верно. — Омад заулыбался. — Насчет придурка — извини. Хотя нет, ты ведь и в самом деле придурок, но вряд ли ты что-то можешь с этим поделать!

Джастин рассмеялся:

— Да и кто может?

— Верно подмечено, — снова улыбнулся Омад.

Джастин снова сел в кресло и вызвал официанта. Заказал в номер простой завтрак: овсянку и апельсиновый сок. В ожидании завтрака оба дружелюбно молчали. Потом также молча принялись за еду. Поев, Омад по-прежнему остался непривычно немногословным.

— Ничего не говори, сейчас сам угадаю, — сказал Джастин. — Тебе предложили шикарную работу и шикарную зарплату, только очень далеко от Земли… точнее, от меня.

Омад оторвался от тарелки:

— Что-то подсказывает мне, что ты угадываешь уже не в первый раз.

— Что-то похожее произошло с Нилой — только у нее нет выбора.

Омад отложил вилку и нож.

— Черт… представляю, как тебе хреново.

— А поподробнее можно? — попросил Джастин.

— Мне предложили возглавить горнодобывающую экспедицию. На поясе астероидов. Полное руководство проектом, квартальная оплата плюс проценты от всех валовых прибылей, если мы что-нибудь найдем.

— Звучит заманчиво, — сказал Джастин, прекрасно понимая состояние друга. — Когда улетаешь?

— Пошел ты знаешь куда? И они вместе с тобой… Могут засунуть свою взятку в свой переходной шлюз!

Очередная долгая пауза.

— Омад, я чего-то не понимаю, — заметил Джастин, отпив кофе. — Ты ведь тоже не одобряешь мое решение не инкорпорироваться, верно?

— Да, ты ведешь себя как-то не по-людски.

— И все-таки хочешь остаться со мной.

— Я друзей не бросаю… никогда.

Джастин кое-что заподозрил.

— Ведь это не все?

— С каких пор ты заделался психоревизором?

— Омад, что тебя гложет? — спросил Джастин, не обращая внимания на колкость.

Омад встал, подлил себе кофе, сел.

— Джастин, я знаю, ты говоришь, что никем не владеешь, ты первый отказался владеть акциями и все такое, но у тебя, случайно, не завалялись мои акции, которые ты придержал?

— Почему ты спрашиваешь?

— Скорее всего, их у тебя нет.

— Нет, — ответил Джастин. — Разве ты не владеешь своим контрольным пакетом?

— Владею, но его может не хватить.

— На что не хватить? Я думал, контрольный пакет есть контрольный пакет.

Омад посмотрел на Джастина усталыми, налитыми кровью глазами.

— Хоть я на память не жалуюсь, но иногда забываю, каким ты бываешь идиотом.

— Нила, скорее всего, с тобой согласится… Омад, уверяю тебя, все из-за невежества. Пожалуйста, просвети меня.

Омад вздохнул:

— Если у тебя контрольный пакет, ты можешь во многом распоряжаться своей жизнью.

— Но…

— Но не всей, особенно если перевес небольшой. У меня всего пятьдесят три и семьсот тридцать семь тысячных процента. Ублюдки, которые владеют остальными сорока шестью процентами, имеют право требовать законного возмещения своих капиталовложений. Если я откажусь от их предложения, они страшно огорчатся, потому что не получат дивидендов, которые вправе от меня ожидать.

— Но что они могут сделать? В конце концов, ты — свой собственный мажоритарный акционер. Почему не поставить вопрос на голосование?

— Во-первых, они подадут на меня в суд. Если смогут доказать «преступную халатность» или «сговор с целью мошенничества», я могу проиграть дело.

— Ты богатый, заплатишь штраф.

— Джастин, ты не понял. Иск-то подадут на мой пай!

— Ничего себе! — Джастин задумался. — Вот почему ты спрашивал, не завалялись ли у меня твои акции! Какой процент сделает тебя пуленепробиваемым?

— Если я правильно тебя понимаю, — ответил Омад, — обычно достаточно семидесяти процентов.

— Омад, можно тебя спросить?

Омад кивнул.

— Только ответь честно. Не шути, не виляй — в общем, без твоей обычной ерунды.

— Моя больная голова ждет не дождется твоего вопроса.

— Если бы не я, ты бы согласился на эту работу?

— Еще бы!

— Тогда не валяй дурака и соглашайся! — посоветовал Джастин.

— Не могу. Во-первых, я такое место не заслужил. Мне предлагают работу только для того, чтобы убрать меня подальше от твоей невежественной, примитивной задницы. Во-вторых, как я уже сказал, я друзей не бросаю… ни за что!

Джастин поставил чашку на стол.

— Во-первых, полная чушь! Если тысяча кредитов выпадет из кармана Гектора, а ты их поднимешь, ты что, побежишь за ним возвращать деньги или найдешь меня, пойдешь в бар, и мы пропьем его денежки?

— Джастин! — ухмыльнулся Омад. — Да мы с тобой на них через час упьемся вдрызг!

— Хороший ответ. Так вот что я тебе скажу, чувак. Гектор Самбьянко и GCI только что обронили кейс, набитый деньгами. Да-да, ты друзей не бросаешь, так ведь это взаимно. Ты тоже мой друг, и я не я буду, если дам тебе упустить охренительную возможность выбить из GCI энную сумму!

— Слышь, Джастин, решать-то все равно мне.

— Нет, если верить законам инкорпорации, про которые ты мне все уши прожужжал. Сам же говоришь, если ты останешься, тебя поимеют по полной программе. Сделай мне любезность — разбогатей! Пусть GCI пожалеет о том, что предложила тебе такую выгодную сделку.

— Ладно, — согласился Омад, сдаваясь.

— А потом, — продолжал Джастин, — возвращайся сюда со всеми заработанными кредитами и купи мне что-нибудь стоящее.

— Стоящее, говоришь? Что у тебя на уме?

— Не знаю. Почем сегодня дают Токио?

— Токио? Друг, Токио тебе не понравится. По сравнению с Шанхаем Токио — стыд и позор. Вот Шанхай — дело другое.

— Ладно. — Джастин вспомнил, что читал, как во время Большого Краха плотину «Три пропасти» разрушили и больше не отстроили.

— Может, Бангор? — неуверенно предложил Омад.

— Бангор? Бангор… В штате Мэн, что ли? Пошел ты, Омад! Оставайся на поясе астероидов, дешевка! Мог бы хоть Гавану мне предложить!

Омад пришел в замешательство.

— Гавана на Кубе, — подсказал Джастин.

— А где это — Куба?

— Господи, что случилось с Кубой?

Омад захохотал:

— Джастин, обожаю, когда ты такой! Опять купился!

— Ах ты, сукин…

Вернувшись в свой новый дом, Джастин с удивлением увидел над подъездной дорожкой незнакомый флаер. Нежданные гости… Оказалось, что к ним прилетели Мош и Элинор. Он вошел через солярий и услышал в библиотеке голоса. Нила, Мош и Элинор расположились на кожаном диване и, видимо, душевно беседовали.

— Гил снова вернулся ко мне, а доктор Ван открыла собственную практику.

Нила рассмеялась вслух:

— Ну кто бы мог подумать? Сколько они обсуждали, что сделают с…

— Да, — продолжал Мош, едва заметно улыбаясь, — их акции так резко упали, что они… — Он вскинул голову, услышав, что Джастин входит в комнату. — Джастин, рад видеть, что ты хорошо выглядишь. А мы тут сплетничаем о сослуживцах.

Джастин сел рядом с Нилой.

— Мы вам всегда рады.

Элинор подошла к Джастину и поцеловала его в щеку. Мош не сдвинулся с места.

— Мы узнали про Нилу и поспешили предложить ей помощь.

— Ты можешь помешать ее переводу? — спросил Джастин, в душе которого затеплилась искра надежды. Правда, он прекрасно понимал, что разозлит Нилу. Она ведь недвусмысленно объяснила ему свое отношение к происходящему.

— И хотел бы, да не могу. Я даже кое-кому позвонил, чтобы узнать, нельзя ли вернуть ее в Боулдер. Пришлось задействовать старые связи. Ничего не выходит. Они не соглашаются.

— Почему? — спросил Джастин. — Ведь раньше ты был важной фигурой в GCI.

— Вот именно — раньше. И потом, если они и раньше уважали Председателя, то сейчас боготворят землю, по которой он ходит. Председателя и его проклятого апостола Гектора Самбьянко. Председатель-то все и придумал, а совет директоров только исполняет его волю.

— Кто он вообще такой, что так нахально ломает мне жизнь?

Мош вздохнул:

— Джастин, Председатель — самый умный, коварный и хитрый руководитель из всех, кого я знаю. Он разбирается в инкорпорированном мире лучше всех живущих в Солнечной системе. Начал «мелкотой» и взлетел на самый верх. Лично мне он никогда особенно не нравился. Внешне он держался достаточно дружелюбно, но сомнет все и вся на своем пути. Вот почему я вышел в отставку. Возможно, я бы и смог добиться поста Председателя GCI, но не хотел этого так страстно, как он. Джастин, я тоже умею играть в корпоративные игры. Но я бы стал просто «Мошем Маккензи, председателем GCI». Я бы ни за что не стал Председателем с большой буквы.

— И все-таки я не понимаю, зачем он охотится за мной.

— Джастин, — ответил Мош, — все не так. Председатель не охотится за тобой. Ему кажется, что ты охотишься за ним. Ты ломаешь его любимую систему. Вносишь смуту в его Вселенную. Позволь напомнить, что ты уклонился от всех попыток инкорпорировать тебя. И теперь вся Солнечная система в смятении. По-моему, ты первый на моей памяти сумел так его напугать.

— Но он мне вовсе не нужен! То есть… начал он, а не я!

Мош вздохнул:

— Джастин, я уважаю все, что ты делаешь. Но это полная чушь!

Джастин устало улыбнулся:

— Ладно, Мош, по-моему, ты тоже имеешь право высказаться. Остальные уже излили мне душу. Так что — вперед, расскажи, какой я плохой.

— Джастин, — ответил Мош с явной усталостью в голосе, — ты не плохой. Наоборот, я считаю тебя замечательным человеком. Просто ты немного эгоистичен, капельку лицемерен и, как я подозреваю, чуть-чуть боишься. Вот почему, по-моему, ты так упорно отказываешься от инкорпорирования. Ты считаешь, что точно знаешь, кто ты и что ты, по-твоему, инкорпорация несовместима с твоим мировоззрением. Поэтому ты говоришь: «Оставьте меня в покое, а я оставлю в покое вас». Только таким образом ничего не выйдет. Ты прекрасно понимаешь, какое действие оказываешь на Вселенную. Если, конечно, ты не слепой, не идиот или не то и другое вместе.

Джастин слушал не перебивая. Он прекрасно понимал, какое действие оказывает на систему. Почему же все так давят на него, вынуждая признать себя корнем всех зол?

— Ты представляешь угрозу, — продолжал Мош, — и мне бы очень хотелось ненавидеть тебя за это, но я не могу. На самом деле я надеюсь, что Председателя ждет успех. Я искренне полагаю, что ты должен инкорпорироваться — если не ради себя самого, то хотя бы ради нас. Ты не отдашь ничего из того, что у тебя есть на самом деле, зато приобретешь все, чего только может желать человек.

Джастин сидел молча и, не скрываясь, держал Нилу за руку.

— Извини, — сказал Мош, — возможно, я сказал слишком много. Тебе жить, тебе выбирать. — Он встал, явно собираясь уходить.

— Мош, — Джастин жестом попросил друга сесть, — ты имеешь полное право говорить, что думаешь. Возможно, меня ты своим другом не считаешь, но я считаю вас с Элинор хорошими друзьями, а Нила — тем более. Как говорится, положение обязывает.

— Да-да, — перебила его Нила. — И потом, кому-то надо поговорить с моим упрямым, как осел, другом, кроме меня. — ЕЙ по-прежнему не хватало храбрости назвать его «спутником жизни» или «приятелем», но все присутствующие понимали, что она имеет в виду.

Мош решил сделать вид, что не слышал ее слов. Он по-прежнему немного негодовал на то, что за одной из его сотрудниц кто-то ухаживает — видимо, раздражение плохо отражалось на его суждениях. Но, кроме того, он прожил достаточно и понимал, что любовь не спрашивает позволения. И даже ему пришлось признать, что обстоятельства, при которых его сотрудница влюбилась, обычными не назовешь.

— У меня для тебя в самом деле хорошая новость, — сказал он, решительно меняя тему. — Я устроил так, что ты будешь работать под началом моего старого друга, Хильдегард Рунсфельд. Она очень талантлива и к тому же многим мне обязана. Нила, ты будешь в надежных руках. Время от времени и я буду наведываться в твою исследовательскую лабораторию — чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

— Наверное, тебе пришлось воспользоваться кучей старых связей. Мош, в самом деле, не нужно было так стараться ради меня.

— Нет, нужно! — возразила Элинор.

Мош с трудом изобразил самодовольную улыбку.

— Если бы я не позвонил кое-кому, — сказал он, косясь на жену, — она бы меня со света сжила!

Элинор торжествующе улыбнулась:

— Кстати, вот еще одно совпадение! Когда тебя переведут, мы поедем в отпуск!

Джастин понятия не имел, при чем здесь их отпуск.

— Мы решили потратить часть денег, заработанных тяжелым трудом, на частный космический корабль — такую космояхту, — продолжала Элинор. — Наконец-то мы отправимся в большое путешествие по Солнечной системе и захватим с собой тебя. Мы с радостью довезем тебя до места назначения.

Выражение неподдельного удивления на лице Нилы растрогало даже скупого на эмоции директора.

— Мош, Элинор, это уж слишком! — не сдавалась Нила. — Я обойдусь вам в целое состояние!

— Все уже оплачено, — ответил Мош. — И потом, — глаза у него сверкнули, — отказывать Элинор даже не думай. Поверь мне, я пробовал. Так или иначе, она всегда добивается своего, и раз она хочет, чтобы ты полетела с нами… как и я, конечно…

Джастин нагнулся и пожал руку Мошу. Тот нехотя улыбнулся.

— Да, да! Она полетит!

Нила сопротивления не оказала. Мысль о совместном путешествии была соблазнительной. У нее появится время разобраться в своих мыслях.

— Спасибо, спасибо! — Джастин неуклюже обнял Элинор. — Я стольким обязан вам обоим!

— Я не ради тебя стараюсь, сынок, — укоризненно ответил Мош. — Но раз ты настаиваешь, я сочту долг полностью оплаченным, если ты хорошенько подумаешь над моими словами.

— Мош, я не могу тебе лгать, — ответил Джастин. — Инкорпорация для меня не имеет никакого отношения ни к Гектору, ни к Председателю, ни к GCI, ни к государству. Она относится к тому, кем я являюсь изначально.

— Знаю, — ответил Мош. — Но не забывай, мы все в одной лодке. И не сбрасывай со счетов Председателя. Ты еще не сталкивался с ним по-настоящему. Пока ты имел дело только с его подчиненными и их неуклюжими планами. Рано или поздно он сам явится по твою душу, причем задействует крупный калибр. Для него слишком многое поставлено на карту. К тому же сейчас он сосредоточил в своих руках больше власти, чем когда бы то ни было, и не остановится, пока ты не инкорпорируешься. — Мош улыбнулся. — Извини. Я рассуждаю как в шпионском голофильме. Мы вас покидаем. У вас осталось совсем немного времени, и меньше всего вам сейчас хочется слушать стариковское брюзжание.

Джастин и Нила не возражали. Мош и Элинор вышли, пожелав Джастину удачи. Когда летательный аппарат директора взмыл в ясное голубое небо, Джастин помахал им рукой. Все его друзья по одному уходили от него.

Недели летели слишком быстро. Из-за того, что приходилось руководить Партией свободы, участвовать в митингах и разбираться с почти постоянными безжалостными нападками на его собственность, у Джастина и Нилы почти не оставалось драгоценного времени друг на друга. Возможно, так будет легче расстаться, думал Джастин. Легче не встречаться, чем проводить вместе каждую свободную минуту — все равно это было бы невозможно, учитывая общественные предрассудки, их известность и разнообразие новых обязанностей.

Неожиданно подошел срок отлета. Джастин проводил Нилу до межзвездного порта в Оаху на Гавайях, где Мош и Элинор арендовали яхту для путешествия по Солнечной системе. Порт находился неподалеку от Пёрл-Харбора, милях в пяти к западу от Гонолулу. Джастин заметил, что жилые отсеки огромного корабля прекрасно оборудованы. Им предстояло расположиться на площади более трех тысяч квадратных футов, и они разместили на этом пространстве гостевые комнаты, смотровые площадки и роскошные апартаменты.

По пути в порт Нила и Джастин почти не разговаривали, они просто держали друг друга за руку. Перед отъездом они в последний раз занялись любовью, распили бутылку вина — в последний раз. Прижались друг к другу — тоже в последний раз.

И вот они стоят лицом друг к другу у ворот, не обращая внимания на пробки, шум и общую обстановку космопорта. Мош и Элинор уже поднялись на борт и терпеливо ждали.

Джастин взял руку Нилы в свою.

— Нила…

— В твоих силах все вернуть! — взмолилась она.

— Нила, ты уже прошла через это, — ответил он, и в его голосе слышались нотки отчаяния. Он чувствовал, что нужен ей, угадывал ее желание остаться. — Я не могу, любимая, — тихо сказал он. — Пожалуйста, прости меня. Очень хотелось бы сделать как ты хочешь, но цена слишком высока.

Нила грустно улыбнулась. Она побеждена! Единственный человек во Вселенной, с которым ей хотелось быть рядом, жить вместе, смеяться… единственный, кого она способна полюбить, — не для нее.

В ее глазах плескалась невысказанная боль.

— Из всех предрассудков, которые тебе понадобилось тащить с собой из прошлого, — жалобно сказала она, — ты выбрал самый идиотский! Ну почему ты не мог поверить в какой-нибудь «изм»? — Ответа она не ждала. — Как было бы прекрасно! — продолжала она, смахивая слезы, которые градом катились по лицу. — Любой был бы прекрасен… ведь «измов» так много! — Она внезапно охрипла.

«Может, у нее нервный срыв?» — подумал Джастин.

— Или, — продолжала Нила, — ты бы мог быть… религиозен, да Дамзах знает что… был бы буддистом… да, совсем неплохо. Ах, Джастин! — Перед ее глазами все поплыло. — Ты мог бы строить храмы… храмы для нас. — Голос у нее стал унылым, потерянным. Она помолчала, собираясь с духом, и решительно вытерла мокрое лицо.

Лицо Нилы, которое до тех пор выражало сплав разных чувств, вдруг превратилось в сосредоточенный маяк ясности. Джастина настолько потрясла мгновенная перемена, что его так и подмывало попятиться.

— Но ты, — нежно продолжала Нила, — ты непременно должен был вбить себе в голову идиотский принцип, который не действовал даже в твое время и не действует в наше. Ты, Джастин Корд, Человек вне корпорации… Один свободный человек… надо же было тебе поверить в свободу!

С этими словами Нила вышла на летное поле, и ее подняли на борт корабля. Джастин ждал, что она обернется, посмотрит на него в последний раз, но она так и не обернулась.

Теперь Джастин Корд остался совершенно один — на планете с населением свыше двадцати миллиардов человек.