Что ж, слухи про Аману и меня явно померкнут перед новыми, где в главных ролях окажется дана Беата — кем бы она ни была — и, к сожалению, опять я. Сама перспектива стать темой для сплетен меня не заботила, но не повредят ли они моему социальному статусу здесь, в клане аль-Ифрит?
Ладно, это забота для меня-будущего.
Я вернулся в ванную комнату и наконец погрузился в горячую воду. Прикрыл глаза, обдумывая то, что произошло.
Когда я сказал Беате, что считаю принесенные ею слухи скучными и предсказуемыми, то был искренен. В самом деле, о чем больше всего любят болтать слуги, как не о личной жизни хозяев? Особенно если сестра главного хозяина возвращается после длительного отсутствия, в новом статусе вдовы, и приводит двух гостей мужского пола, молодых и достаточно симпатичных?
Я тихо хмыкнул. Конечно, фантазии об Амане у меня появлялись — учитывая то, какая она красавица, было бы странно, если бы их не было — но эти фантазии были более, так сказать, телесного свойства. О чем-то серьезном я даже не думал. По крайней мере не думал до слов фальшивой служанки.
Я — жених Аманы?
Муж Аманы?
Конечно, это было вряд ли возможно. Потому что, несмотря на слова Аманы об аль-Ифритах, заключающих браки только по любви, я очень сомневался, что глава Старшего клана будет рассматривать как потенциального мужа непонятно откуда взявшегося парня с дырой вместо памяти, да еще и разыскиваемого за убийство. Но все же, если забыть о нереальности подобного, хотел бы я?..
Я попытался представить себя в роли мужа Аманы. Отчима Зайна. Консорта главы Старшего клана.
Картина, на удивление, соткалась легко, хотя в ней и имелось множество пробелов.
Первый момент, насчет «мужа», представить было проще всего. И представлялась эта часть с большим удовольствием.
М-м-м…
Так бы представлял и представлял…
Так, ладно, второй момент, насчет «отчима».
Ну-у… Я вполне мог следить за тем, чтобы Зайн не влипал в неприятности. Собственно, все наше путешествие я этим уже занимался. Правда, роль «отчима» включала в себя еще и воспитание, и вот тут передо мной появлялось большое белое пятно. С другой стороны, раз большинство взрослых люди, став родителями, с этим «воспитанием» как-то справлялись, то смогу и я.
Консорт главы клана…
Из «Хроник» я вынес, что по всем законам и уложениям Империи консорты являлись вторыми по значимости людьми в кланах и обязанностей у них было немало. Старшие кланы, особенно из сильнейших, были, по сути, государствами в государстве, под их властью находились сотни тысяч, а то и миллионы людей и большие территории.
У всех кланов были враги, внимательно следившие за всем происходящим, готовые подтолкнуть пошатнувшегося и пнуть упавшего.
Любая ошибка была показателем слабости, а слабость — причиной для союзников задуматься о том, нужен ли им такой союз.
Лишнее слово не в те уши, обидное слово не тому человеку, хвастливое слово там, где нужно промолчать, и молчание тем, где нужно ответить — и последствия не заставят себя ждать.
Вздохнув, я потер виски. Нет, вряд ли человек, лишенный памяти, годился на роль второго лица в пусть малом, но государстве.
Впрочем, все это были пустые рассуждения, основанные на таких же пустых словах неудачливой шпионки.
Я вслух хмыкнул, поднялся из ванны и потянулся за полотенцем, но замер посреди движения.
Я ведь ничего не знал о себе!
А если я уже был женат?
Если у меня уже был свой ребенок — или даже несколько?
Выходцы из кланов женились и выходили замуж только после инициации, пробуждающей магию, и только после того, как родовая сила «осядет» — что бы это ни значило. «Хроники», к сожалению, о магии упоминали вскользь и не вдавались в детали. Так что выходцы из кланов заключали браки обычно не раньше, чем им исполнялось двадцать лет, а то и позднее.
Но в тех же «Хрониках» упоминалось, что среди обычных жителей Империи были распространены договорные браки и семьи часто женили своих детей, едва тем исполнялось восемнадцать, а иногда, по специальному разрешению, даже раньше.
Мысль о наличии жены меня не порадовала. Возможно, конечно, эта то-ли-существующая-то-ли-нет женщина была прекраснейшим человеком и мы обожали друг друга, но сейчас-то я ничего об этом не помнил!
Когда я вытерся и оделся, в дверь постучали. Как оказалось, пришел брадобрей. Вовремя — я уже примеривался, каким из ножей соскоблить появившуюся за время путешествия щетину, которая грозила превратиться в настоящую бороду. Да и волосы у меня за эти две недели отросли так, что челка уже закрывала глаза, хотя в той безымянной деревня брадобреи остригли всех «живчиков» чуть ли не налысо. Отчего-то мне казалось, что волосы не должны расти так быстро, но я, конечно, мог и ошибаться.
После брадобрея явился слуга с подносом, заставленным едой. После последних дней, проведенных на подножном корму — ели мы в основном то, что удавалось добыть охотой — принесенные блюда показались мне настоящим пиром.
Еще в моих покоях обнаружилось зеркало в полный человеческий рост, вделанное в стену. Увидел его я не сразу, поскольку оно было спрятано в темной нише и задернуто плотной шторой. Интересно, почему? Суеверие, традиция или реальная опасность, исходящая от отражающих поверхностей? Так или иначе, я решил, что когда закончу рассматривать себя, вновь его закрою. Ни к чему напрашиваться на проблемы.
Ну что ж. Сейчас, в дорогой одежде, чисто выбритый и подстриженный, как пообещал брадобрей, по последней моде, я вполне мог сойти за благородного дана.
Когда я вышел из покоев, в коридоре рядом с моей дверью обнаружился слуга. Судя по расслабленной позе, моего появления он ждал уже довольно долго. Впрочем, его лицо тут же приняло почтительное выражение, он поклонился.
— Дана Дасан все еще занята и прислала меня на случай, если вы пожелаете осмотреть замок.
— Пожелаю, — согласился я. Ходить по замку с проводником было куда лучше, чем в одиночестве, рискуя наткнуться на слишком подозрительных стражников.
Мы посетили фруктовую оранжерею и фехтовальный зал, потом слуга предложил зайти во вторую оранжерею, выделенную под лечебные растения. Сперва я хотел отказаться — звучало это не особенно интересно. Я же не целитель. Во фруктовой оранжерее я хотя бы сорвал несколько красных яблок — поспевших раньше времени благодаря магии — и теперь с удовольствием ими хрустел. Но, с другой стороны, вдруг знание того, как выглядят лечебные растения, мне пригодится?
Слуга с достоинством принял от меня два яблока, которыми я поделился, и привел меня во вторую оранжерею. В отличие от первой, находившейся во внутреннем дворе, эта примостилась рядом с крепостными стенами, окружающими замок, и была в несколько раз больше первой по размеру.
Внутри, как и предполагалось, росло множество растений, только, в отличие от фруктовой оранжереи, их рассадка выглядела почти дикой. Один сорт трав смешивался с другим, без какой-либо системы поднимались деревья и множество кустов, и тропы для садовников не были выложены отшлифованным плоским камнем, а просто протоптаны в траве.
Воздух здесь оказался настолько густым от травяных запахов, что первое мгновение я едва не задохнулся. Впрочем, уже второй вдох дался легче, а после третьего меня неожиданно потянуло вглубь оранжереи. Вперед и вперед, пока я не остановился перед пространством, заросшим высокой, мне по пояс, травой, напоминавшей осоку, только с красными линиями по краям зеленых стеблей.
Запах от этой травы исходил дурманящий и манящий. Настолько манящий, что я лишь огромным усилием воли удержался от того, чтобы упасть прямо на нее и начать кататься по стеблям, будто дикий зверь.
Если бы не слуга, шедший в нескольких шагах позади, я бы так, наверное, и сделал.
Что за наваждение такое?!
— Ты знаешь, что это за трава?
Слуга покачал головой.
— Никогда не интересовался, дан. Работники приходят сюда по утрам. Если вам интересно, загляните завтра и узнайте у них.
Я пробормотал что-то, похожее на согласие, не отводя взгляда от травы. Моя рука сама, против воли, протянулась вперед, сорвать хотя бы один стебель, но в последнее мгновение я удержался.
— Да рвите, если хотите, дан, — посоветовал слуга. — Вон сколько наросло, косить можно.
У слуги этот запах — искушающий, волшебный запах — никаких эмоций не вызывал.
Я потряс головой и, резко развернувшись, пошел к выходу из оранжереи. Моя реакция явно была ненормальной. Не стоило и дальше искушать судьбу.
— Так что там дальше на очереди? — спросил я почти нормальным тоном.
Мы зашли в одну из оружейных, прогулялись по всем внутренним дворам, поднялись на самую высокую из башен и полюбовались окрестностями — вид оттуда открывался захватывающий. И постепенно я почти перестал думать об этом запахе, об этой траве.
— Может быть, дан пожелает осмотреть семейную картинную галерею? — запыхавшимся голосом спросил слуга, когда мы спускались со смотровой площадки. Я посмотрел на него внимательней — а ведь я так замучил беднягу с этой экскурсией, что у того даже цвет лица стал каким-то серым. Наверное, не стоило мне настаивать на подъеме на смотровую площадку, все же это несколько сотен ступенек, а слуга был немолод.
— Картинная галерея — это хорошо, — согласился я, и слуга облегченно выдохнул. Явно боялся, что я заставлю его показать мне еще и подземелье, специально укрепленное для проведения магических экспериментов и находящееся на глубине трех этажей под землей. О подземелье, как и о смотровой площадке, слуга упомянул, когда мы еще бродили по первой оранжерее, но сейчас явно об этом жалел.
Картинная галерея была просторной, светлой, прохладной и, как и следовало из названия, ее стены украшало множество картин. Были пейзажи — все из владений клана. Были замки, дворцы, небольшие летние дома. Были схватки с демонами и монстрами. Было изображение прекрасной женщины, идущей по морским волнам к человеку, прикованному к скалам и уже наполовину погруженному в воду. И были портреты — множество портретов. Именно на них я и обратил особое внимание. Если судьба привела меня в этот клан, если мое будущее будет так или иначе связано с аль-Ифрит, то чем больше я о них узнаю, тем лучше.
По остальным картинам я скользил быстрым взглядом, но лица на портретах и имена старался запоминать. Беда была только в том, что все художники, изображавшие аль-Ифрит, безбожно их приукрашивали.
Каждая женщина была красавицей, каждый мужчина — красавцем. Точеные черты лиц, четкая линия подбородка, идеально очерченные скулы, гладкая кожа без погрешностей и морщин, яркие умные глаза, выглядящие невероятно живыми даже на полотнах, статные стройные фигуры.
А вот на супругов аль-Ифрит, изображенных на парных портретах, желания приукрашивать у художников уже не хватило. Выходцы из других кланов выглядели вполне обычными людьми. Кто-то был симпатичным, кто-то не очень. Кто-то был строен, кто-то слегка расплывался в районе талии. Кто-то выглядел молодо, а у кого-то уже появились морщины.
Я подошел ближе к картинам, читая подписи.
Саджина аль-Ифрит из Младшей Семьи Зеб и ее супруг Муккад, глава Старшего клана Санам.
Анвар аль-Ифрит из Младшей Семьи Риям и его супруга Эмилия, глава Старшего клана Касмир.
Илиана аль-Ифрит из Младшей Семьи Римхан и ее супруг Калерий, глава Младшего клана Видану…
Пока все выглядело так, будто большинство аль-Ифрит, будучи сами отпрысками Младших семей, заключали браки исключительно с главами других кланов. Выгодно для клана аль-Ифрит, но вряд ли выгодно для других кланов.
Просмотрев два десятка портретов, я нашел только две пары, где супруги аль-Ифрит не были главами кланов. В первом случае мужем был некий Дамир Чира, верховный секретарь Северной Канцелярии, мужчина средних лет, худой и желчный, в строгом черном костюме. А во втором — генерал Асай Кечула, сурово выглядящий мужчина с покрытым шрамами лицом, командир огненных драгун.
И Амана еще рассказывала мне, будто аль-Ифрит женятся и выходят замуж только по любви? То, что я видел здесь, говорило об обратном. Настолько полезные для клана браки не заключишь, основываясь лишь на чувствах!
Я покачал головой. Если подумать, то и брак самой Аманы был слишком уж удачным. Пусть она родилась в Старшей Семье, но ее клан все еще считался Младшим, когда она вышла замуж за наследника Дасан, одного из десяти сильнейших кланов Империи.
— Тебе тут интересно? — донеслось от входа в галерею. Я повернулся.
Там стояла Амана в изящном струящемся платье. Ее волосы были забраны в сложную прическу, на обнаженные плечи была наброшена полупрозрачная шаль, на груди висела цепочка с алой сигной — должно быть знаком ее статуса как главы клана Дасан. В руках она держала веер, сейчас сложенный — здесь, в картинной галерее, было совсем не жарко.
— Очень интересно, — отозвался я. — Буду признателен, если ты кое-что мне объяснишь.
Вопросов по мере осмотра галереи у меня возникало много, но мой вымотанный проводник сразу устроился на крошечной скамье в одной из ниш под окнами галереи и, когда я видел его в последний раз, тихо похрапывал. Да и сомнительно, чтобы обычный слуга знал все, что меня интересовало.
Амана приблизилась, оглядываясь по сторонам с выражением открытой ностальгии. Вздохнула.
— Как же хорошо быть дома…
Провела рукой по стене, по раме ближайшей картины, будто хотела убедиться, что это все реально. Повернулась ко мне.
— У тебя такое выражение лица, Рейн, будто перед тобой головоломка, к которой ты пока не знаешь, как подступиться. Точно как в Гаргунгольме, когда мы искали способ выбраться.
Ответить я не успел — из коридора донеслись голоса и в открытых дверях показалась пара. Женщине было на вид лет тридцать, может быть тридцать пять, и черты ее лица говорили о родстве с Аманой. Незнакомка тоже была красива, только более зрелой красотой; ее грудь была чуть полнее, чем у Аманы, бедра и талия — чуть шире. Когда она улыбнулась, увидев Аману, вокруг ее глаз появился намек на крохотные гусиные лапки морщин.
— Дорогая моя! — женщина шагнула вперед, протягивая к Амане обе руки. — Как я рада тебя видеть!
— Тетушка Виллина, — поприветствовала ее Амана, на краткий миг позволив объятие. Потом повернулась к мужчине, вошедшему следом, склонила голову в приветствии. — Дядюшка Кандар.
«Дядюшке» на вид было лет пятьдесят пять, не меньше. Об этом открыто говорили и седые виски, и глубокие складки на сухом худом лице. На руках он держал девочку лет трех, хорошенькую будто фарфоровая кукла.
Амана кратко представила меня родственникам, мы раскланялись, и пара с ребенком прошла по галерее дальше, Виллина показывала своему спутнику на картины, что-то объясняя, он кивал в ответ. Вроде ничего особенного, но меня поразил взгляд, каким мужчина смотрел на свою спутницу. Будто в целом свете не было для него ничего дороже, чем эта женщина, и он боялся упустить ее из вида, боялся, что тогда она исчезнет.
— Кто они? — спросил я негромко, когда пара отошла достаточно далеко.
— Виллина из Младшей семьи Зеб, ее супруг, Кандар Сильва, глава Гильдии корабелов, и их дочь, — отозвалась Амана.
— Она вышла замуж за такого старика, — протянул я. Когда пара стояла рядом, разница в возрасте казалась еще более разительной.
Амана задумалась на мгновение, потом покачала головой.
— Нет, они почти ровесники. Тетушка даже на пару лет старше, в этом году ей исполнится шестьдесят три.
— Что? — я моргнул и недоверчиво уставился вслед паре.
Амана рассмеялась.
— Мы, аль-Ифрит, долго не стареем.
— То есть твоя тетушка родила дочь в шестьдесят? — все же уточнил я.
Амана пожала плечами.
— Наша молодость — не просто внешняя маска. Тела остаются таким же крепкими и здоровыми, какими выглядят. Например, моя прабабушка родила своего последнего ребенка в восемьдесят восемь лет.
Вот как. Насколько я помнил из «Хроник», представители других кланов такой долгой молодостью не обладали.
— Этот Кандар… Он так смотрит на свою жену, будто боится, что она исчезнет, — озвучил я свое наблюдение.
Амана взглянула в сторону второго зала, куда перешла пара.
— Они вместе только четыре года. Пять лет назад первый муж Виллины погиб, через год они поженились. Кандар полюбил ее сорок лет назад, когда они вместе учились в Академии, но Виллина выбрала другого, а он за все эти годы так и не взял жену, ждал ее. И вот, дождался.
— Это… — я даже не знал, что тут сказать, так что просто потряс головой. Ладно. Люди разные и сами решают, что им делать со своей жизнью.
— Так о чем ты хотел спросил? — вернулась Амана к началу нашего разговора.
Я задумался, как лучше сформулировать мысль, потом еще раз посмотрел вслед «тетушке» и «дядюшке» и сказал совсем другое:
— Амана, а сколько лет тебе?
Выглядела она как девушка, едва достигшая совершеннолетия, что, конечно, было невозможно, учитывая семилетнего сына.
Амана возмущенно постучала сложенным веером мне по груди.
— Спрашивать такие вещи у женщины невежливо!
— Прошу прощения у милостивой даны, — сказал я покаянным тоном и тут же добавил обычным: — Так все же сколько?
В глазах Аманы заплясали смешинки.
— Мне двадцать девять, о мой невежливый спутник.
Значит, если мне действительно было девятнадцать, то разница между нами составляла десять лет.
— Хорошо, — сказал я, подумав, что если у нас что-то получится, если мы действительно поженимся, то сорок лет спустя разница между мной и Аманой будет не столь разительной, как между этими «тетушкой» и «дядюшкой», и я не буду выглядеть рядом с ней таким стариком.
— Хорошо? — Амана вопросительно приподняла брови.
— Хорошо, — повторил я твердо.
— Какая завидная лаконичность, — Амана смотрела на меня с любопытством. — А еще мне кажется, Рейн, что изначально ты хотел спросить о чем-то другом.
Как все же хорошо она меня «читала».
— Да, верно. Скажи, аль-Ифрит когда-нибудь заключали мезальянсные браки?
Это было не совсем то, что я планировал сказать, но сформулировать вопрос лучше не получилось.
Амана ненадолго задумалась, потом кивнула.
— Пойдем, я покажу.
Мы перешли во второй зал картинной галереи, до которого я еще не успел добраться, и Амана подвела меня к большой картине, висевшей в самом центре. Там, в высоком кресле, чем-то напомнившим мне трон, сидел юноша. Безусловно близкий родственник Аманы — это можно было определить с первого взгляда по чертам его лица.
Художники бесстыдно приукрашивали аль-Ифрит на предыдущих парных портретах, но тут они просто превзошли самих себя: юноша на портрете выглядел как молодой бог, лишь ненадолго сошедший в мир смертных.
Девушка, стоявшая за спинкой его кресла, была хотя и симпатичной, но по красоте намного уступала Амане. И если юноша смотрел прямо вперед и легко улыбался, то взгляд девушки был направлен только на него, будто в целом мире никого больше для нее не существовало. Ее ладонь лежала на его плече, и он в ответ поднял руку и переплел свои пальцы с ее пальцами, будто говоря ей: «Я здесь».
— Вот, — сказала Амана. — Это портрет моего брата и его жены, сделанный пятнадцать лет назад. Их брак был самым скандальным за последние полвека.
«Хеймес аль-Ифрит, наследник главы клана, и его супруга Далия, принцесса Танаш» — гласила подпись под картиной.
— Принцесса? — произнес я вслух.
— Да. Двоюродная сестра нынешнего императора, единственная дочь его дяди по отцу. Ты же спрашивал о мезальянсе? Вот он. Можешь представить, что творилось, когда Далия, на тот момент третья в очереди на наследование престола, заявила, что выйдет замуж за сына Младшего клана, да еще такого клана, который увяз в кровной вражде с Энхард. Разница в их положении была слишком разительной. Никогда прежде никто из императорской семьи не связывал свою жизнь с выходцем из Младшего клана.
Когда я спросил о мезальянсе, то имел в виду обратную ситуацию — случалось ли, чтобы аль-Ифрит заключал брак с человеком ниже себя по происхождению, брак, невыгодный клану.
Но и рассказ Аманы оказался более чем интересен.
— Принцесса была помолвлена к тому времени, когда встретила твоего брата? — спросил я. Насколько я помнил из «Хроник», помолвки обычно заключались сразу после того, как дети кланов проходили инициацию.
— Да, была. Первое, что она сделала, это порвала с женихом.
— Вряд ли императорская семья обрадовалась этому.
— Не обрадовалась, — согласилась Амана. — Но отец Далии слишком ее любил… Скандал замяли, оскорбленного жениха убедили молчать, а его семья получила несколько выгодных концессий на имперские шахты в знак извинений.
— И что, потом принцессе просто разрешили выйти замуж за кого хочет? — отчего-то мне слабо верилось в подобное.
Для большинства кланов их дети были лишь способом увеличить свою силу и могущество, создать нужные связи, повысить влияние. В идеале — улучшить «породу», взяв в клан магов и магичек с полезными способностями. Когда автор «Хроник» рассказывал о том, по каким принципам заключались браки, любовь там вообще не упоминалась.
Амана рассмеялась.
— «Просто» в таких случаях никогда не бывает.
— Тогда как это получилось?
— Как может добиться своего сильная магичка из императорского клана? — Амана пожала плечами. — Я не знаю деталей, до меня доходили только слухи, а сама Далия о том времени рассказывать не любит. Люди говорили про дворцовые интриги, подкупы, шантаж, таинственные болезни, даже убийства… Возможно, где-то в глубине Имперской Канцелярии, в самом дальнем темном ящике самого дальнего шкафа, под десятком зачарованных печатей, лежит секретное досье с перечислением всего, что она тогда сделала.
Я вновь посмотрел на портрет. Вот эта милая девушка — и шантаж и убийства?
Должно быть, мое лицо опять выдало мысли, потому что Амана тихо хмыкнула.
— Ей потребовалось три года, чтобы удалить от двора всех несогласных, добиться полной поддержки Императорского Совета и убедить императора дать добро…
Амана помолчала, потом добавила уже совсем другим тоном, без тени прежней легкомысленности:
— Мы тогда проигрывали войну с Энхард, наш клан стоял на грани гибели. Брак Хеймеса с Далией нас спас. Принцесса и сама владеет могущественной магией, но куда важнее то, что она привела на нашу сторону своего отца. Официального вмешательства императорской семьи, конечно, не было, но нам хватило и неофициального. А потом, позднее, император поддержал идею моего брата о перемирии. Только поэтому Энхард согласились.
Я кивнул, пытаясь осмыслить то, что узнал.
Принцесса, главным для которой должен был стать долг перед кланом и страной. Все воспитание которой должно было быть направлено на развитие этого долга. Принцесса, разрывающая помолвку, устраивающая при императорском дворе чуть ли не войну, лишь бы быть с тем, в кого влюбилась.
Мужчина, сорок лет преданно ждущий чужую жену.
Утверждение Аманы, будто аль-Ифрит всегда заключают браки по любви, и десятки парных портретов, говорящие мне совсем о другом. Говорящие, что на самом деле все эти браки клану аль-Ифрит очень и очень выгодны.
Что-то во всем этом было…
Странное?
Неправильное?
Нереальное?