Вкуси меня медленно

Глава 1

Тик-Так. Тик-Так. Тревожная мелодия раздалась в голове Джексона Тримейна, заиграв без разрешения или приглашения. Он горько рассмеялся. Непонятно, как долго он сидел взаперти в маленькой промозглой камере. Неделю? Вечность?

Возможно, на горизонте замаячил вечный сон. Да, несомненно. Ему следовало радоваться. Это было бы то же бесконечное тиканье, за исключением болезненного осознания, безумного ожидания… окончательной? благословенной? досадной?… смерти.

«Бывало и хуже», — думал он, пытаясь себя успокоить.

Однажды его подстрелили и поджарили из бластера. Несчастный случай во время тренировки, но на его плече до сих пор остались шрамы от ожогов. В другой раз, когда Джексон работал под прикрытием, его предали, потом привязали к стальным балкам и сбросили в грязную искусственно созданную реку. Вода и грязь заполнили его рот, обожгли горло, как кислота, и проникли в легкие.

Когда ему чудесным образом удалось выбраться, то он был удивлен, увидев, что его кожа не повреждена, а на костях до сих пор остались мышцы.

Однажды его ранили в почку. Прямой разрез насквозь, и пришлось удалить один из его любимых органов. Глупо, но он подставил спину подозреваемому на одну лишнюю секунду, и прощай, старый друг.

Иногда только это и требуется. Одна секунда.

Слова раздавались эхом в его голове. Одна секунда — это целый «тик». Или «так». Он снова рассмеялся, но скоро начал давиться и кашлять, а кашель перешел в удушающую боль.

— Я схожу с ума, — пробормотал он, успокоившись. Не до конца осознавая эти слова. «Тик-так, тик-так». Сколько ему еще осталось?

Скорее всего немного.

«У агента А.У.Ч. в Новом Чикаго несомненно есть преимущества», — подумал Джексон. Если вдруг агенту нужно помочь избавиться от привычки дышать, то ему посодействуют.

С момента его похищения группа чужих столько раз навещала Джексона, что он сбился со счета. Вероятно, они бы предпочли избивать его в тысячу раз больше, их кулаки врезались в него в такт с тиканьем этих долбаных часов. Тик-так. Джексон вновь рассмеялся. Ага. Сошел с ума.

Иные колотили его, потому что он отказывался отвечать на их вопросы. Даже когда крики прорвались в его разум, громкие и диссонирующие, и до смерти остался шаг, Джексон не сломался.

Вспомнив крики, он вздрогнул. Может быть все мужчины и женщины, которые пали от его рук за многие годы, восстали, а их души слились с его, и они наконец-то заявили о себе, полные решимости быть услышанными.

По крайней мере теперь крики похоронены где-то глубоко, их место заняло тиканье этих чертовых часов. «Небольшая цена», — решил Джексон.

К сожалению, страдания его тела только усилились.

Джексона били по лицу до тех пор, пока его зубы не разодрали дёсны, а язык не стал размером с бейсбольный мяч, в результате чего он даже не мог пошевелить им, чтобы убедиться в том, что зубы по-прежнему на месте.

Нос у него был сломан, однако, несмотря на это, зловоние мочи преследовало его, смешиваясь с металлическим запахом крови и пота. Его и тысячи предшественников.

Его глаза опухли, в результате чего между веками остались только крошечные щели. Не то чтобы тут было на что посмотреть: не сулящая ничего хорошего темнота не оправдывала обещание сладкого забвения, открывая его взгляду четыре огороженных решётками стены, пластиковый пол (с такого удобнее смывать запёкшуюся кровь) и старомодные оковы, которые впивались в его запястья и лодыжки подобно лезвиям.

Цепи загрохотали, когда он попытался принять более удобное положение. Большая. Ошибка. От ужасной боли, охватившей его, он вздрогнул, а в легкие перестал поступать воздух.

Несколько его рёбер было сломано, и любое движение только увеличивало размер трещин, в результате чего каждый вдох ощущался подобно сотням иголок, вонзающихся в него.

«Надо сконцентрироваться на чём-то ещё, чём-то приятном». Ну, из его левой руки торчала кость, а правая лодыжка была вывернута настолько сильно, что было просто чудом то, что нога не отпала. Уже какой-то плюс, верно?

«Бывало и хуже, — напомнил он себе. — Например, свидание с Кэти Саван-Холт».

По его клетке застучали палкой.

Джексон напрягся, когда понял, что больше не один. Несмотря на то, что зрение оставалось размытым, он осмотрел клетку и быстро наткнулся взглядом на незваного гостя. Его тут же охватила ненависть. Ненависть… из-за беспомощности… и разочарование, в придачу к которым он почувствовал укол страха.

Деленсины вернулись.

Оказалось, что они вовсе не любители вечеринок, которыми их всегда считали. Джексон задумался, они пришли ради допроса или собрались восьмиром поиграть в человеческую пиньяту [1]. Возможно, и то и другое. Он заметил, что шестируким ублюдкам иногда нравилось делать несколько вещей одновременно. В любом случае, вероятно, сегодня для Джексона всё закончится.

Прощай привычка дышать.

Иные, должно быть, уже устали от отсутствия сотрудничества с его стороны и поняли, что он несмотря ни на что будет держать рот на замке.

«Я вел положительную жизнь. Ну, типа того». Как избалованный ребенок, чьи бабушка с дедушкой и родители помогали заново отстроить город после войны и были связаны с несколькими защитными организациями, он купался в деньгах, путешествовал по миру и имел друзей, которые умрут за него.

Некоторые уже умерли. Но, несмотря на всё это, он не привязывал себя к какому-либо подобию дома и очага и отстранился почти от всего, что его окружало.

Теперь эта дистанция казалась глупой.

Снова стук.

— Боишься? — насмешливо прозвучал голос с сильным акцентом, и затем раздался скрип металла о металл, когда открылась дверь.

Из-за темноты в клетке и опухших век, Джексон мог видеть только неясный силуэт пришедшего.

— Шутишь, что ли? — ему едва удалось произнести эти слова опухшим языком, и он даже не был уверен, что ублюдок его понял. — Я скучал по тебе, считал секунды до твоего возвращения и прочее дерьмо.

— У тебя голос как у пьяницы.

— Пошёл ты.

— Теперь я понял. — Пауза, сопровождаемая смехом. — Знаешь, ты не был таким дерзким, когда я все эти недели за тобой следил. Незаметно, — добавил чужой самодовольно. — Ты всегда вел себя так сдержанно, так мужественно. С твоих губ не сорвалось ни одного бранного слова.

Верно, Джексон известен терпением и умением держать себя в руках. Он приучился к этим вещам. Или, точнее сказать, вынуждал себя. Иногда даже мог притвориться, что его спокойствие естественно, и ему не приходилось бороться за него каждую секунду каждого дня.

— Не объяснишь?

«Объясню, что? О чём они вообще говорили? Ах, да. Отсутствие у него этикета».

— Ты и не представляешь, насколько сильно может измениться человек, если выдрать ногти на его ногах. — На самом деле, сейчас он был настоящим. Просто сарказм он обычно подавлял, а рот закрывал до того, как из него успеет вылететь хоть одно плохое слово. Так безопаснее. Для всех. Однако сейчас ему насрать на свое поведение и последствия. — Хочешь, я тебе это докажу?

— Ай, яй, яй. — В голосе чужого не было и намёка на гнев. Для этого он был слишком нахальным и уверенным в своей власти. — Какой же ты дерзкий. И глупый.

— Следовало похитить Далласа. Он умный.

При нормальных обстоятельствах Джексон никогда бы не произнес имя другого агента. Но эта группа Деленсин изучала А.У.Ч неделями. «Незаметно», — мысленно он усмехнулся. Они на самом деле знали даже больше чем Джексон. Всё по ежедневные операции в штабе, где агенты жили и какие у них увлечения.

Они дразнили его информацией и смеялись над каждым словом так, будто оно было офигительной шуткой. Даже сейчас в его ушах звучали их насмешки: «Ровно пять часов, прибывает Даллас. Он выпивает чашку кофе и говорит с Китти. Призрак появился на восемь минут позже: у него новая девушка, и ему не легко расставаться с ней».

Джексона они похитили из дома быстро и профессионально. Без особого труда. Как вспомнишь, так вздрогнешь. Какой агент допустит, чтобы его похитили из собственного дома? Ответ: плохой. «Прикольная шутка».

Хотя он никак не мог предвидеть похищение. Поразительно, но синекожие иные освоили молекулярный перенос — то, чего люди ещё не сделали, несмотря на то, что уже долго работали над этим. Скорее всего, дело во врождённой способности расы, а не в технологии, но тем не менее это раздражало.

Унизительно как быстро его схватила более отсталая раса. Только он валялся на диване, пил пиво и смотрел финал матча, и затем три Деленсин окружили его, усмехаясь словно только что им сделали минеты с проглатыванием. А в следующую мгновение он оказался здесь.

— Спишь? — спросил чужой, нарушая молчание.

— Да. Тебе, наверно, стоит уйти и позволить мне отдохнуть.

— И, возможно, Даллас уже находится в моём списке тех, кто будет захвачен в скором времени. — Ублюдок снова звучал самодовольно.

— Уверен, ему понравятся предложенные тобою стол и ночлег. Ты такой прекрасный хозяин, Дели. Возможно, я даже когда-нибудь приглашу тебя в гости и покажу свои игрушки.

Казалось, что Джексон всё больше забавляет его, вместо того, чтобы раздражать.

— Зови меня Томас. Скоро между тобой и мной будут более… близкие отношения.

Джексону не пришлось долго думать, чтобы понять смысл этой фразы. Изнасилование относится к тем вещам, которых с ним ещё не делали. «Не реагируй. Ты же спал с Кэти, помнишь? Ничего не может быть хуже этого».

— Дели, мужик. — Он старался отчётливо произносить каждый слог, чтобы его поняли. — Не хочу ранить твои чувства, но ты не в моём вкусе.

Чужой пожал плечами.

— Уверен, что скоро буду.

Джексон медленно вдохнул, задержал дыхание — Боже, как же больно — и выдохнул. «Вдох, выдох. Вдох…» — Он замер и нахмурился. Мысли об изнасиловании отошли на задний план, сменившись опьяняющей осведомлённостью. Откуда этот восхитительный аромат? Он снова вдохнул, его ноздри дёрнулись, и он понял.

Деленсин не один.

От чужого исходил запах, напоминающий виски, однако сейчас Джексон почувствовал что-то сладкое, головокружительное и цветочное. От этого запаха его кровь закипела, кожа плотно натянулась, а желудок сжался. Даже его член дёрнулся впервые с того момента, как его лишили свободы — и за долгое время до этого.

Джексон удивлённо моргнул. В его состоянии такая реакция должна быть невозможной, но, несмотря на это, его тело реагировало так, словно этот аромат был пропитан чистыми феромонами. Это должно значить, что здесь…

Женщина.

Человек? Иная? А разве это имеет значение? Она, определённо, враг.

Ему всегда нравились запахи, которые женщины наносили на своё тело, однако конкретно этот запах был лучше всего, с чем он когда-либо сталкивался. Аромат был чрезвычайно женственным и абсолютно соблазнительным, как наркотик. Противозаконный. Захватывающий. Он мог бы часами им наслаждаться.

— У меня есть для тебя подарок, — сказал Томас, после чего засмеялся, как будто вспомнив одну из своих бездарных шуток. — Надеюсь, она тебе понравится.

Из-за иного вышла вторая неясная фигура, но она не придвинулась к Джексону, оставаясь на расстоянии, скорее всего для того, чтобы изучить его. Несколько мгновений сохранялась оглушающая тишина. Он видел, что для женщины она была довольно высокой: вероятно, пять футов и девять или десять дюймов [2]. Волосы у неё были светлыми, если можно было судить по яркому ореолу вокруг её головы.

— Его глаза практически закрыты, — произнесла она хриплым и насыщенным голосом. Сексуальным.

Кровь Джексона нагрелась ещё сильнее, удивляя и возмущая его. Что за идиот будет желать своего убийцу? Потому что у него не было никаких сомнений по поводу того, что именно им она и являлась. Зачем ещё ей здесь находиться? Тик-так. Мышца под его глазом дёрнулась. Опять началось это раздражающее тиканье. Что нужно сделать, чтобы оно прекратилось? Умереть?

— Это проблема? — спросил её Томас.

— Ты же знаешь, что мне нравится смотреть им в глаза, когда я работаю.

В этот раз, ее тон стал как у обиженной принцессы, что было бы забавно в любой другой ситуации. Она напомнила ему маленькую девочку, которая попросила у Санты пони, но под ёлкой вместо него нашла котёнка — котёнок не являлся тем, чего она хотела, и она подобного не допустит.

— Мои извинения, Мари, — сказал Томас, и, чёрт возьми, прозвучало так, будто именно это он и имел в виду. — Этот агент нас спровоцировал.

Искренние извинения от Томаса? Должно быть, Мари его пугает. Интересно.

Мари со злостью вздохнула и протянула руку в сторону чужого.

— Обсудим это позже. Ему давали сыворотку правды?

— Конечно. Он сказал нам, что его зовут Минни Маус и он живет на улице Кошмаров.

— Обучение людей тому, как противостоять подобным веществам, должно быть противозаконно, — пробормотала она. — Подай мои инструменты, пожалуйста.

«Не открывай рот. Только попробуй открыть рот!»

— Тебе не нужны никакие инструменты, милая. — Эти слова вылетели подобно вспышке, намереваясь доказать его бесстрашие, и их невозможно было остановить. Однако, если он на этом закончит, то они докажут обратное, поэтому, хоть он и хотел промолчать, Джексон целенаправленно добавил, — Сядь ко мне на колени, и я расскажу тебе всё, что только пожелаешь.

Он ожидал, что она ахнет, топнет ногой или влепит ему пощёчину. Возможно, какая-то его часть надеялась на то, что женщина, наконец, приступит к тому, что запланировала: ничего не может быть хуже ожидания, даже электрошоковые зажимы для сосков, а они были чёртовски болезненными.

Мари просто ещё раз недовольно вздохнула и сказала Томасу:

— Да, теперь я понимаю, что ты имел в виду. Он ведёт себя абсолютно невыносимо. Хотя это не оправдывает твоего поведения, — добавила она. — Ты пригласил меня сюда, и, как твоя гостья, я ожидаю того, чтобы к моим желаниям прислушивались.

— Конечно. К его лицу больше не прикоснутся.

— Хорошо. Что он тебе рассказал?

— Ничего, кроме лжи. Чтобы мы с ним не делали, — сказал Томас озадаченно, — он не сказал ни слова о вирусе.

— Это потому, что он ничего не знает, — пробормотал Джексон. Естественно, это очередная ложь: он знал даже больше, чем предполагал его босс, и, пока Мари и Томас тихо говорили о чём-то, кое-какие из воспоминаний начали мелькать в его голове.

— Это дело поручается тебе и только тебе. — Сказал Джек Пагос, подавая ему запечатанную золотистую папку. Обычно румяное лицо Джека было бледным, а его глаза постоянно устремлялись к офисной двери, как будто он ожидал, что в любой момент кто-то ворвётся внутрь с пушкой в руке. Его густые с проседью волосы стояли дыбом, и он запускал в них руки каждые несколько секунд.

— Почему я? — спросил Джексон, плюхаясь на стул перед рабочим столом своего босса и тут же желая забрать свои слова обратно. Он знал почему, и никому не нравилось слышать о том, что тебе поручили задание только потому, что ты был последним вариантом, единственным человеком, доступным в данный момент.

Миа Сноу, правая рука Джека, была занята обучением новых сотрудников в Нью Чикаго, молодых девушек, недавно прибывших из учебного лагеря новобранцев. А партнёр Мии, Даллас, был нестабилен с тех пор, как побывал на грани жизни и смерти.

Джек насыпал себе полную руку антацидов, после чего прожевал и громко проглотил их.

— Не по той причине, которую ты себе вообразил, а потому что: во-первых, ты самый спокойный из всех, кого я знаю, а, во-вторых, ты можешь получить информацию даже от мертвеца. — Снова антациды. — О, и ещё кое-что: чем меньше людей знают эту информацию, тем ниже шансы на то, что начнётся паника. Это дело не подлежит разглашению.

Позже этой ночью, когда Джексон открыл папку и начал читать, он ощущал вовсе не спокойствие. Он ощущал панику.

Оказалось, что на планету пробралась новая раса чужих.

Правительство назвали их Шон. Красивый по-немецки. За ним наблюдали то там, то здесь, и кажется, их число совсем небольшое. Не более одиннадцати, так что ничего страшного. В конце концов, новый расы чужих прибывают на планету каждый чертов день. Не то чтобы он злился или что-то подобное. Однако, прилетевшие Шоны под пристальным вниманием А.У.Ч. из-за того, что они выделяют какую-то токсичную жидкость.

Жидкость, которая не только убивала, а делала кое-что намного хуже.

Эти иные, по-видимому, были настолько привлекательными, что человеческие женщины только так на них вешались.

И все эти женщины оказывалась в больнице с галлюцинациями девятой степени, с каждым днём всё больше теряли связь с действительностью, до тех пор, пока у них не развивался голод по человеческой плоти, который они не могли подавить.

Джексон беседовал с ним как на начальной, так и на заключительной стадиях заболевания.

От этих воспоминаний его желудок сжался. Джексон не сказал никому о том, что выяснил, и не собирался этого делать, пока сам не обработает полученную информацию. Паника? Джек даже не представлял, что всё намного серьёзней.

После опросов женщин приходилось усыплять как животных, и именно Джексон был вынужден это делать. Он до сих пор ненавидел себя за это, но другого выхода из ситуации просто не было: эти женщины сожрали бы своих собственных детей — в буквальном смысле — если бы он позволил им жить.

Ему следовало прямо сейчас ходить по улицам, охотиться на Шонов. Пока их не уничтожить, появлялось все больше и больше жертв. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять это, просто человеком хотя с половиной мозга. Джексон все понимал. Прямо сейчас, он чувствовал, что осталась только половина. Если не выберется в ближайшее время…

«Ты же знаешь Джека. Наверняка, он уже назначил кого-то выполнять то, что ты должен был сделать». Джексон пытался утешить себя именно этим.

— О чём задумался, хмм?

Джексон моргнул, постепенно фокусируясь на женщине, находящейся внутри его клетки. Должно быть, он ненадолго отстранился от реальности, потому что не слышал, как она двигалась, однако сейчас она уже была перед ним.

Её длинные ноги находились по обе стороны от его, и она нежно обхватывала его щёки руками. Одна из её ладоней была тёплой, а вторая холодной и гладкой, как если бы она была прикрыта каким-то материалом, под которым находился лёд.

Несмотря на то, что его зрение было мутным, он был уверен, что прежде никогда не находился настолько близко к совершенству. Её глаза были завораживающего цвета оникса в обрамлении полуночи.

У неё была бледная и гладкая кожа, напоминающая сливки, которые он бы с удовольствием слизал, идеальной формы нос, скулы, являющиеся произведением искусства, а губы вообще были фантазией, которая воплотилась в реальность: пухлые, красные и сочные — чтобы насладиться такими губами мужчинам обычно приходилось дорого заплатить.

С этого расстояния её запах был сильнее, и ему показалось, что он уловил в нём оттенок жасмина. Дикий, экзотический. Такой же, как и сама женщина?

Как будто это имело значение. Как бы сильно ему того не хотелось, он не мог обманывать самого себя: она была профессиональным мучителем и убийцей и, вероятно, изучала человеческое тело, чтобы знать каждое чувствительное место и лучшие способы причинить максимальную боль.

— Что, даже не намекнёшь? — упрашивала она, хлопая длинными ресницами и заманивая его всё глубже в чёрное море своего взгляда. — Мне не хочется причинять тебе боль.

— Намекну? — он изображал из себя идиота. К сожалению, эта задача вовсе не была трудной. — Намекну на что?

«Что на ней надето?»

Наконец его испорченное лицо осветил луч надежды. Зрение Джексона не было достаточно чётким, чтобы он мог разглядеть её одежду, и это, по его мнению, означало, что на ней было нижнее бельё. Чёрное, под цвет её глаз. Отделанное прозрачным кружевом. Грудь женщины была небольшой, но зато мягкой и с розовыми сосками.

Несмотря на состояние Джексона, его член удлинился и затвердел.

Мари нежно ахнула, как если бы почувствовав его твёрдость, но не отодвинулась.

— Не ожидала от тебя такой реакции. Ты удивляешь меня на каждом шагу, Джексон Тримейн.

Она говорила так, будто околдовывала его, мягко и мелодично, убаюкивая своим голосом, заманивая и удерживая. «Какие звуки она издаёт во время оргазма?»

Чёрт, откуда в его голове берутся подобные мысли?

Он услышал, как Томас нетерпеливо застонал, но ему было наплевать на это.

— Сними с меня цепи, — сказал он Мари, используя самый обольстительный голос, на который только был способен. — Нам нужно пойти на свидание.

Она замерла, нахмурилась и повернула голову в сторону, как будто более внимательно его изучая. Нахмурившись ещё сильнее, она потянулась к его левому запястью, но поймала себя и отдёрнула руку. Сглотнув, она облизала губы.

— И что мы будем делать на этом свидании?

Ему показалось, что в её тоне он уловил грусть.

— Мы будем веселиться.

— О, действительно? — её хмурый взгляд слегка смягчился, делая её ещё сексуальнее. — Веселиться, по-моему, или по-твоему?

Он знал, о чём она спрашивала: боль или удовольствие.

— По-моему, но я уверен, что мы можем договориться, если ты хорошо попросишь.

— Мари, это… — Вмешался Томас.

Всё её тело напряглось, а подбородок дёрнулся в сторону, когда она пронзила чужого жестоким взглядом.

— Заткнись, Томас. Ты уже один раз вывел меня из себя. Хочешь повторить?

Тишина.

Джексон ухватился за шанс более внимательно изучить женщину. В профиль, на её подбородке был заметен упрямый выступ, и он заметил, что ухо её было усыпано многочисленными бриллиантами.

Волосы у неё были идеально прямыми и доходили до плеч, и ему хотелось иметь достаточно сил, чтобы протянуть руку и пропустить эти светлые бархатные пряди сквозь свои пальцы.

Хотелось, чтобы он был достаточно везуч и эти пряди рассыпались по его бёдрам, пока она отсасывала у него. «Как будто ты в состоянии с этим справиться, идиот».

— Ты опять ускользаешь от меня. — Обернувшись к нему снова, Мари аккуратно провела пальцами по его щекам, стараясь не прикасаться к синякам. — Потеря крови влияет на твою сосредоточенность, милый?

— Извини. Что?

Она тепло усмехнулась.

— Извинения, после всего что с тобой сделали. Как удивительно. — Вновь рассмеялась. — Ты хотел дать мне подсказку. О Шонах, их вирусе и женщинах, которых они заразили.

Когда в ответ он сжал губы, её тепло испарилось.

Тик. «Боже! Только не часы. Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь».

— Ты выглядишь так, как будто испытываешь сильную боль, Джексон. — Теперь её голос был полностью деловым. — Расскажи то, что мне нужно и боль прекратится. Твои муки закончатся. Даю слово.

Как и каждый раз, когда его спрашивали, сработали пятнадцать лет практических заданий и год обучения. «Всегда всё отрицай: из-за одной крохотной детали всё может провалиться».

— Понятия не имею, о чём ты говоришь.

Так.

Тяжёлая пауза.

— Интересно, вспомнишь ли ты, если я отрежу одно из твоих яичек и заставлю тебя смотреть, как Томас его съедает? — несмотря на жестокость вопроса, она задала его с ангельской нежностью. Одна из её бровей изогнулась, пока она ждала его ответа.

— Ой. — «Сколько раз она уже проделывала эту операцию?» — Нет, боюсь, это не восстановит мою память. Как её можно восстановить? Я ведь ничего не знаю. — Тик.

— Разве плохо, что я надеялась на твою открытость? — она не стала дожидаться ответа. — Томас, будь добр, подай мне Дамокл.

— Ммм, отличный выбор. — Весело произнёс чужой. Несколько секунд спустя раздался свист металла о синтетическую кожу, и ухмыляющийся Томас затопал в сторону Мари.

Теперь Джексон приподнял бровь. Или скорее попытался. Большинство его лицевых мышц онемели. Он надеялся, что выглядел заинтересованным, а не испуганным.

— Дамокл? Ты даешь имя своему оружию?

— А ты разве нет? — удивлённо спросила она, схватив меч за рукоятку так, что он мог видеть, как острая изогнутая сталь освещается единственной лампочкой, висящей под потолком.

Ну, по крайней мере, меч, от которого доносился металлический аромат, не был ржавым.

— Нет, — ответил он. — Никогда этого не делал.

— Досадно, ведь оружие может быть твоим лучшим другом.

— Или худшим врагом.

Она постучала по его носу пальцем свободной руки, той, которая была неприкрытой. Тёплой.

— Если бы ты был вооружен, когда тебя похитили, то, возможно, смог бы спастись. Так что лучшим другом.

От терпеливого осуждения в её голосе, он рассмеялся.

— Поверь мне, этот урок я уже выучил.

— К сожалению, ты слишком поздно это сделал.

Тик-так. Тик-так. По какой-то причине все эмоции оставили его. Сейчас он должен бояться больше, чем когда-либо боялся. Он должен дрожать, мочиться в штаны, должен хоть что-то делать. Однако единственной эмоцией, которую он испытывал, было необычное чувство облегчения.

Избиения наконец-то прекратятся. Изнасилования не будет. И, возможно, в загробной жизни он встретит ангела, который будет выглядеть так же, как Мари. Только, конечно, без склонности к убийству.

«Когда ты успел стать такой девчонкой? Борись с этим! Борись с ней».

— Я даю тебе последний шанс рассказать мне то, что я хочу знать, — сказала она, прижимая холодное лезвие к его шее.

Прошла одна секунда. Другая. Когда он продолжил сохранять молчание, она надавила на меч, и по его шее скатилась капля крови. К счастью, тиканье не возобновилось. Хотя это было странно, так как сейчас, скорее всего, он проживал свои последние мгновения на Земле.

Женщина сильнее прижала оружие к его шее.

Он никак не отреагировал на острую боль: чёрт, да этот маленький порез был ничем в сравнении с теми вещами, которые ему уже пришлось вытерпеть. Медленно опуская руку, женщина вела лезвием по его голой груди, разрезая кожу. Достигнув пупка, она сделала тончайшие порезы вокруг него, после чего опустила лезвие ниже и остановилась прямо между его ног, прикрытых джинсами.

Томас, остававшийся в стороне, радостно рассмеялся. У него, вероятно, был стояк.

«Боже, как же я ненавижу то, что это доставляет ему удовольствие». Джексон проглотил внезапно появившийся гнев. Облегчение он больше не испытывал.

Его рефлекс борьбы вызвался к жизни, смешиваясь с гневом и противостоя нужде к прекращению мук. По его груди полился пот.

— Ну? — побуждала Мари. Кончик лезвия надавил на его джинсы и остановился между его яичками. — Хочешь что-нибудь сказать?

Готовность примириться с утратой победило. Без него, эти люди не смогут найти Шонов. И если они не отыщут их, то не смогут использовать в качестве оружия против людей, или то, что они планировали.

Джексон закрыл глаза и мысленно попрощался с одной из любимых частей тела. «Я люблю вас, ребята. Нам было хорошо вместе».

— Последний шанс, Джексон.

Он поднял глаза и решительно столкнулся взглядом с Мари.

— Я же сказал тебе. Понятия не имею, о чём ты говоришь.

Её сочные губы приподнялись в изысканной улыбке, которая осветила всё её лицо. В этот момент она была идеальным сочетанием добра и зла, невинности и порочности. Его предательское сердце ёкнуло, оценивая её.

Зубы Мари были ровными и белыми, и между ними выглядывал розовый кончик её языка, как если бы она покусывала его.

— Этот ответ только что спас тебе жизнь, — произнесла Мари, после чего, резко дёрнув рукой в сторону, проткнула лезвием живот Томаса.

Кровь брызнула на лицо Джексона, когда Мари задвигала клинком туда-сюда. Иной дернулся и задохнулся от болезненного удара. Джексон мог только наблюдать, панически испуганный и крайне удивленный. Тот смертельный удар предназначался ему. Разве нет?

Улыбка Мари стала мрачной, смертельной, когда она встала на колени, повернула запястье и загнала лезвие еще глубже, разрезая каждый орган, до которого смогла добраться.

— Наслаждайся, черт возьми, ты, больной трахальщик. Ты даже не представляешь, как давно я хотела сделать это.

Томас рухнул бесполезной кучей и забился в предсмертных конвульсиях, а все, что Джексон мог делать, это смотреть на него и удивляться, какого черта здесь происходит.

Переводчики: Eddie_10, Shottik, Ekadanilova

Редактор: natali1875