Верные слова не обязательно изящны. Красивые слова не всегда заслуживают доверия. Знающий не спорит, спорит незнающий.
Накрапывал мелкий холодный дождик, по небу бежали из неметчины в сторону Москвы чёрные, напитанные водой тучи. Настолько напитанные, что не выдерживали и просачивались по дороге вот таким небольшим дождиком. А ещё с Финского залива дул холодный сырой ветер. Блин, тут и самый здоровый здоровяк, например, такой, как человек, стоящий рядом с Сашкой, чахотку легко подхватит.
Человек был не просто здоровяком, был он на фоне остальных людишек так гигантом просто. Два метра роста и фигура атлета с развитыми плечами и бычьей шеей. И хоть человек был не молод уже, а мощь эта даже за два метра до Сашки добивала, вызывала почтение.
Сашка теперь и сам хлюпиком не был. Тоже и кубики на пузе были, и бицепсы с трицепсами, и разными дельтами выделялись под кожей, но до мощи этого товарища, как до Берлина на ослике Иа.
— Чудишь? — не вопрос может был, а утверждение, но обличения в голосе гиганта тоже не было.
Они стояли возле того самого Александрийского столпа, между ним и Аркой Главного штаба, которая была посвящена победе в Отечественной войне 1812 года.
— Так точно, Ваше Императорское Величество, — ни грамма не лукавя ответил Сашка.
— По-людски говори. Не раз же говорил тебе, Александр Сергеевич, что для тебя я Николай Павлович, — чуть поморщился гигант, и себе сказал не Сашке, — Монферран — гений.
— Я… Николай Павлович, озадачен. Странное место для аудиенции.
— Помолчи. С сыном разговаривал пару недель как и недавно ещё, с Ники. Вернулся он с… с вотчины твоей. Восторгов сколько. Телеграф ещё, лампы, Пульмонологический центр твой, училища. А теперь моряков готовишь. Куда Петру Алексеевичу. Всё ведь получается у тебя. И лошади ещё.
Николай Павлович помолчал, а потом пошёл от колонны к Главному штабу, но остановился на полдороге и, дождавшись семенящего за ним Сашку, продолжил.
— У стен уши есть. А война с Великобританией не шутка, а ты всем подряд о ней рассказываешь. С какой целью?
— Дурень же. Простите Ва… Простите, Николай Павлович, но война будет, а мне никто не верит. Как могу, готовлюсь.
— Двумя фрегатами?! Смех! — но лицо серьёзное, не злое, просто серьёзное.
— Есть Лао Цзы, умник такой китайский. Великий стратег, не выигравший ни одной битвы. Так он говорит: «Осмелюсь спросить: а если противник явится в большом числе и полном порядке, как его встретить? Отвечаю: захвати первым то, что ему дорого. Если захватишь, он будет послушен тебе».
— Занятно. Давай-ка на немецкий перейдём. И тише говори, — Николай оглянулся на свиту, что остановилась в двадцати метрах примерно. Конвой, вернее. Три кавалергарда в белых мундирах и все в золоте.
— Sie werden sagen, Nikolai Pawlowitsch (Как скажете, Николай Павлович), — перешёл на немецкий и почти на шёпот Сашка.
— Про войну с кем-либо впредь говорить запрещаю. А мне скажи, что же самое дорогое у британцев? Индия?
— Два фрегата? Торговля. Торговля с Востоком Ваше Императорское Величество. Перерезать пути, объявить каперскую войну, захватить и разрушить несколько их колоний. Гонконг, Сингапур, Сидней с Брисбином. Уничтожить Ванкувер. Всю китобойную флотилию на Галапогосских островах захватить и к себе увести.
— Да, тебя, князь, изолировать надо. В психическую лечебницу отправить, — фыркнул гигант. — Не будет, войны. Я недавно, вот на днях, вон в том кабинете, — Николай ткнул ручищей в сторону Зимнего, — разговаривал с посланником английским, предложил им Египет и Сирию, а нам проливы и православные земли на Балканах. По-моему, очень довольный ушел сэр Мельхиор Гай-Диккенс.
— Мельхиор? — Сашка покачал головой. — Как символично, Ва… Николай Павлович. Мельхиор — это сплав никеля с медью. Обманка такая, на вид серебро — серебром, даже чернеет так же. Обманка! Это ключевое слово. Ни за какие деньги, ни за какие земли Англия не допустит усиления России в Проливах и на Балканах, как и Австрия. Британия то же самое получит от Турции, помогая ей в войне с Россией. И этого реваншиста Наполеона втянут. Обманом, уговорами, играя на его амбициях отомстить России за дядю, подогревая там волнения, до такой степени, что у него выхода не будет другого, как войну начать, чтобы успокоить народ во Франции. А вас Мельхиор этот будет обманывать до последней минуты. Он и принесёт известие об объявлении войны.
— Не хочу я того слушать. Не желаю. Ничего ты в политике, князь, не понимаешь. Своими делами занимайся. По ним и вызвал в Петербург. Телеграф нужно до Киева и Варшавы продлить. Начинайте срочно. Про деньги сейчас говорить начнёшь? Так не беспокойся, я команду дал, последнюю часть за готовый получишь в следующем месяце. Начинай строить. И я хоть не верю во всё это, — Государь ткнул пальцем в Сашку, — начал железную дорогу к Киеву строить. Теперь по Ники. Тоже команду дал. Подойдёшь к нему завтра с утра. У него твой прожект по военным училищам. Ему всё подробно объяснишь. Только осторожней. Казна пуста. Да ещё дорога эта, да телеграф. Не больше трех пока. Города подберите. Ну, полный отчёт. — Николай повернулся было к Зимнему, но передумал. — За телеграф благодарю. Орден Александра Невского заслужил, сегодня Указ подготовят. Брось, князь, на каждом углу про войну кричать. Поссоримся.
Хороший полководец в такую погоду солдата под пули не выгонит.
Марк Твен, который сейчас работает лоцманом на пароходе, ходящем по знаменитой Миссисипи, скажет в старости: «Самая холодная зима, которую я когда-либо испытывал, — лето Сан-Франциско».
Тут ведь чего получается. Вроде юг самый настоящий. Тридцать-то седьмая параллель. Сочи. Но всё не так. Более подходящий пример — Владивосток. Там холодное течение, крадущееся с севера, всю теплынь от города оттесняет, а горы на востоке не пускают тепло с материка. Оно же — течение, создаёт определённые ветра, в отличие от Владивостока и не пускает к Калифорнии дождевые облака летом. Ну, а горы не пускают их с континента, хотя там их и не много. Так что климат в Форте-Росс необычный. Нормальная летняя температура — это 15–18 градусов. Хотя бывает изредка и жара нагрянет. А вот товарищ Самуэль Клеменс видимо был в другое время, так как тоже вполне себе бывает летом и до 5 градусов температура упасть может. И ни одной капельки с неба. Солнце. Даже пасмурных дней нет.
Именно по этой причине и не заладилось в Форте-Росс выращивание пшеницы. С мая по октябрь дождь настолько редкое явление, что его жители потом несколько лет вспоминают в разговорах, сетуя на судьбу. Какая уж тут пшеница. С ноября же по март дожди бывают, но в это время средняя температура вообще опускается до 7 — 10 градусов, что подвигнуть пшеницу к буйному росту тоже вряд ли помогает. И всё то же самое со скотоводством. Жизнь наоборот. Здесь зимой нужно заготавливать сено, чтобы кормить животных летом, так как без дождей, хоть и без жары, трава чахнет и высыхает.
Леонтий Фролов, поговорив с местными старожилами, репу почесал. Ну, хрена се, послал его Александр Сергеевич выращивать тут всякую всячину. На плато в самом Форте-Росс без воды летом даже картошку не вырастить, только и остаётся, что посадить пока деревья, ну, косточки и поливать их. Колодец всё же есть и воды в нём хватает. А рядом с тем местом, где уже разбит небольшой сад и большой виноградник нужно попробовать вырыть ещё пару колодцев. У них есть снятые с «Негибкого» помпы ручные. Если вода будет не очень глубоко, то можно наладить полив, не очень людей напрягая. Если же вода будет глубоко, то придётся черпать вёдрами. Да, первым поселенцам из-за их малочисленности это было не по плечу, но теперь их много, и даст бог ещё больше станет. Александр Сергеевич обещал двадцать пять семей русских выкупить из крепости и сюда переправить. Да и так народу прилично. Минус в том народе, что они сельским хозяйством не занимались. Ирландцы — рыбаки почти все, а те, что не рыбаки — овец пасли. Индийцы — тоже рыбаки. А несколько семей, что занимались земледелием, ничего про картошку не слышали. Выращивали хлопок.
Остаются ещё виноградники местные и те косточки виноградные, что собрали в Крыме и на Кавказе и привезли Леонтию в Кронштадт перед отплытием. Он их в первый же день в Севастополе посадил, и серьёзным забором огородил, чтобы козы или овцы не сощипнули пробившиеся ростки. Прошло уж пару недель, а ростков всё нет. Местные сорта винограда оказались, как их называет князь Болоховский, десертными. Сахара в них не больше десяти — двенадцати процентов и в лучшем случае вино сухое можно делать, а для коньяков и полусухого вина они не годятся. Среди же посаженных косточек, судя по описанию, десяток именно винных сортов с содержанием сахара за двадцать процентов.
В Ивовом ручье, он же Уиллоу-Крик (англ. Willow Creek), чуть лучше с земледелием. Там его не полностью забросили и две семьи выращивают пшеницу. Они же и картофеля немного для себя сажают. Картофель уже в землю зарыли, а Фролову показали остатки прошлогоднего урожая. А ещё говорят, что картофель — это выходец из Америки. Смешно. Не горох, конечно, выращивают, но клубеньки размером с голубиное яйцо. Смех и грех. На одном из заброшенных полей срочно вырвали все сорняки, удобрили собранным по полям навозом, перепахали колёсным плугом, заделав навоз в почву, и посадили клубни, что Леонтий Васильевич с собой привёз. Боялся, что не довезти. Но бог миловал, в бочках клубеньки практически все дожили. Полив? Ну, народу вон сколько, от реки за четыре дня прокопали канал и пустили воду на поля. Вчера уже и первые ростки показались.
Кукурузу, два сорта, что привезли с собой, тоже сразу на соседнем заброшенном поле посадили, тут даже имелся полузасыпанный и заросший бурьяном арык — канал, который сейчас совместными усилиями приводят в порядок. Дадут завтра и на это поле воду, никуда не денется «царица полей», как её заслуженно Александр Сергеевич называет, вырастет. Сегодня чуть выше по ручью ещё целину под два поля перепахивают и от этой самой ивы очищают. Там будет подсолнух расти.
Пшеницу пяти сортов, в том числе и не опробованную у них с низким колосом послезавтра будут сеять в Севастополе. Там тоже имеется два заброшенных участка с остатками ирригационной системы. Все силы пока туда брошены. К счастью, участки довольно далеко друг от друга и переопыления не должно произойти, на всякий случай между ними саженей пять оставили ивового молодняка, как лесополосу. И в планах тоже целину поднять на три участка, и сразу туда воду из Славянки подвести. Река довольно полноводная, на всё должно хватить.
Рожь и ячмень посеяли тоже на брошенных участках «ранча Костромитинова», или села Костромитиновское. В селе этом из восьми домов четыре пустуют, ну и полей пустых дюжина, местные выращивают немного овощей для себя и в основном за садом и огородом присматривают. Причём, что интересно — все русскоговорящие, что ли. Смешанные браки алеуток, русских и индианок. Даже швед один есть на алеутке женатый, и тоже немного по-русски гутарит.
Вот и все пока успехи. Ничего, всё только начинается.
— Надеюсь, завтра будет хорошая погода, Лэйн.
— Погода никогда не бывает хорошей, сэр.
— Лэйн, вы законченный пессимист.
— Стараюсь по мере сил, сэр.
Корабли готовились к очередному броску на север. Шёл мелкий ремонт, кренговали корпус (кренгование — наклон судна без выхода киля из воды), меняли на новые паруса, канаты и прочий такелаж, благо запас имелся. Старое не выбрасывалось, а свозилось на берег, из повреждённых парусов потом пошьют палатки и одежду.
В очередной раз повезло. Всё же в устье реки Славянки был большой док и порт, и там нашлись две киленбанки (специально подготовленные и оборудованные участки берега, углублённые). Для фрегата и шлюпа были маловаты, а шхуна легко уместились, с неё и начали. А вся команда, не занятая строительством домов и ремонтом лесопилки, занялась увеличением второй килебанки, чтобы и большие корабли можно было на бок завалить.
Через десять дней, когда шхуна была подготовлена к дальнейшему плаванию, капитан фон Кох сходил на ней до Сан-Франциско. Правда, город пока ещё мало кто так называл, не прижилось ещё название, которое ему дали три года назад, практически все называли его по-старому. Раньше городок назывался Йерба-Буэна (исп. Yerba Buena, буквально Хорошая Трава). И был он вообще крохотным. Не больше тысячи жителей в нём было ещё три года назад, до начала золотой лихорадки. Сейчас может и все десять тысяч, и люди прибывают и прибывают со всего света. Ушлые американские предприниматели завезли уже не менее трёх тысяч китайцев работать на золотых шахтах. С ними же завезли и холеру. Одна волна уже прошла в прошлом году, но мор в основном прошёл среди китайцев, хватило ума у местного руководства наладить карантин. Ну, умерло тысяча китайцев, что их жалко, ещё завезут, сейчас по словам одного из капитанов, с которым фон Кох разговорился, сразу три больших судна отправилось в Китай за новыми шахтёрами.
При этом город расширять некуда, там везде болота. Их пытаются осушить, но денег на это правительство штата не даёт и делается пока осушение как частная инициатива тех, у кого есть деньги. Осушил кусок болота и продал место желающим строиться, а таких хватает.
Целей у визита к южным соседям было несколько. Разведка нужна, всё же скоро сюда наведаются калмыки. Будут «лихорадочникам» создавать проблемы. Поджигать город, взрывать шахты, убивать миллионеров и грабить банки. Нет, это не какая-то там жестокость. Это борьба за место под солнцем. Калифорния должна не раем стать для американцев, а местом, где лучше не жить, там просто не выживают. Калифорния вся должна стать русской, как и всё западное побережья, а раз ресурсов в честной конкуренции пока нет, то создание невыносимых условий для жизни пока лучший и единственный метод.
И если по дороге они встретят те три корабля, что ушли за китайцами, то хоть к китайцам у них претензий нет, придётся топить.
Второй целью было разыскать в этом столпотворении нескольких священников. Настоятель церквушки, да даже часовни в Форте-Росс отец Евлампий помер недавно, а из Ново-Архангельска прислать другого не спешат. А возможно и вообще не пришлют, вот Фролов и попросил поспрашивать, вдруг православный священник окажется среди новых жителей Сан-Франциско. Русский вряд ли. Но есть ведь и другие православные народы: сербы, болгары, греки. Золотая лихорадка — это болезнь, которая не разбирает национальностей и вероисповеданий. Все могут заболеть и сюда приплыть или приехать с восточных штатов.
Кроме православных, которых как раз не лишку пока, полно ведь и ирландцев — католиков, англичан с их англиканской церковью, немцев — протестантов. На Совете в Форте-Росс покричали друг на друга, подулись и приняли решение превратить это укрепление в прибежище всех религий и конфессий. Все остальные здания там разобрать и вынести за периметр форта, а внутри для каждой конфессии христианской выделить место. Стройте храм, церковь, кирху, часовню, костёл, всё что пожелаете, но не превышающее отведённые размеры. Народ и тут стал бузить некоторый, мол, а если мы огромный собор решим построить? Это ирландские горячие парни, понятно.
— Стройте, но за оградой тогда, — спокойно им Леонтий Васильевич говорит.
— Ладно, сначала небольшой построим, — а шуму-то было.
С двумя следующими религиями не очень просто. Калмыки все буддисты. Но своего священника у них нет и не факт, что он есть в Сан-Франциско. Хотя там живет несколько тысяч китайцев, среди которых буддизм довольно распространён. С индуизмом ещё хуже. Религия специфическая и по миру не сильно распространена. Плюс ещё проблема с кастами. На всякий случай в плавание взяли двух индусов, пусть поищут соотечественников и священников своих. Берберы тоже делегата на «Салвадор» выделили. Шхуне думали — думали и решили не менять название. Берберов всего тринадцать человек, но раз всем можно, то почему нельзя мусульманам. Ну, найдёт Исса своих, пусть уговаривает.
Ну и главная цель — продовольствие. У них есть несколько пудов золота, конфискованных у скваттеров и желательно купить зерна на него. Леонтий Васильевич с ними отправил племянника, который и семян разных закупки сделает. Если тут продаются овощи и фрукты, которых нет в Форте-Росс, то их нужно купить, точнее их семена, ведь их явно вырастили в этом климате.