Ведьмина вода

(I)

В лучах полуденного солнца Фэншоу посмотрел в обе стороны вверх и вниз по Главной улице, и, убедившись, что никто не стоял в пределах слышимости, сел на скамейку и стал искать номер на своём мобильном телефоне. Однако краем глаза он увидел городскую церковь. Там был чистый белый шпиль, но…

Никакого колокола, — перепроверил он.

Он был уверен, что слышал церковный колокол прошлой ночью.

Хм-м-м…

Он отогнал эту идею, надеясь, что она покинет его голову.

Но это было не так.

Раньше, сразу после рассвета, он снова уснул в своей комнате и проснулся около десяти, чувствуя себя ещё менее отдохнувшим. Его разум был обеспокоен.

Затем он принял душ, оделся и позволил своему беспокойству вывести его на городскую площадь. Находясь на публике, он чувствовал себя в бóльшей безопасности от собственных мыслей…

И своих страхах перед тем, что он может увидеть.

Его рука дрожала, держа телефон.

— Я хотел бы поговорить с доктором Тилтон, пожалуйста. Меня зовут Стюарт Фэншоу. Я её пациент…

Администратор сказала ему в чёткой монотонности, что доктор Тилтон была сейчас недоступна.

— Мне нужна экстренная консультация по телефону! — в отчаянии повысил он голос. — У вас есть номер моей кредитной карты в моём деле — я заплачу столько, сколько вы захотите, но, пожалуйста, дайте мне доктора Тилтон. Мне нужна помощь!

— Минуточку, пожалуйста, — а затем музыка зазвучала на линии.

Фэншоу ждал, сгорбившись на скамейке и постукивая ногой. Минуты казались часами. Его паранойя заставила его думать, что они делают это нарочно. В конце концов линия щёлкнула, и голос доктора Тилтон зазвучал.

— Здравствуйте, мистер Фэншоу, извините, что заставила вас ждать. Я общалась с нуждающимся хроническим больным — однополярным депрессивным пациентом, страдающим манией преследования и суицидальными наклонностями…

Фэншоу стиснул зубы.

Она пыталась заставить его чувствовать себя виноватым, что он побеспокоил её.

Меня не волнует, к чему ты клонишь — я плачу больше!

Прежде чем он успел что-то сказать, она добавила:

— Я очень надеюсь, что вы успешно сменили…

— Окружающую обстановку, да. Я нахожусь в каком-то отдалённом городе в Нью-Гемпшире, туристическом месте. И… и…

Её голос звучал сухо.

— Да?

Нервозность Фэншоу поднялась внезапной волной.

— У меня… случился рецидив, я… ничтожество!

— Это удивительно, мистер Фэншоу, и весьма разочаровывает, особенно учитывая, насколько хорошо продвинулась ваша амбулаторная терапия. Не говорите мне, что вы на самом деле купили бинокль…

— Нет! Я не сделал этого, но — Боже мой! — я нашёл здесь замену. Одно устройство…

— Устройство? О чём вы говорите?

Фэншоу мог выдать только то, что казалось последовательной болтовнёй.

— Этот город… он странный. Эта колониальная тема или что-то в этом роде и куча колдовских вещей, знаете ли, для туристов, как в Салеме.

Каким-то образом суровое выражение лица женщины появилось перед его глазами.

— Господин Фэншоу, как колдовство связано с вашей проблемой? Мало того, что вы должны были сменить окружающую обстановку, вы должны были избавиться от любых предметов, таких как бинокль, из вашей жизни.

В его горле появился комок.

— Я… я нашёл его в одной из витрин, полных старых реликвий, и… я позаимствовал его.

— Вы его украли?

— Я… — он вздрогнул и провёл рукой по волосам. — Я… да, я думаю, что я сделал это, но, клянусь, я не был в сознании, я не помню, чтобы делал это. Я чувствовал, что был в каком-то трансе, и следующее, что я знал, что устройство в моём кармане.

Голос Тилтон стал ещё более строгим.

— Это называется аппозитивным состоянием фуги, мистер Фэншоу, что является результатом не только чрезмерных стрессовых факторов, но и других более туманных вещей. Это привело вас к тому, что вы потеряли сознание. Поиск предметов типа бинокля ничем не лучше, чем желание добровольно погрузиться в обстановку прошлой жизни. Мы обсуждали это.

Он поднял голову, увидел несколько привлекательных женщин, пересекающих улицу, затем стиснул зубы.

— Знаю, знаю. Я просто… потерял контроль. Я не мог ничего с этим поделать.

— Это оправдание проигравшего. Наступает время, когда пациент должен использовать свою силу воли, если он действительно хочет вернуть свою жизнь. Вы немедленно вернёте бинокль…

— На самом деле, это не бинокль — это зеркало, как, например, судовое стекло, я думаю, можно так его назвать. Одна линза, похожая на миниатюрный телескоп. Оно очень старое и…

— Не пытайтесь обойти тему, мистер Фэншоу. Это никак не уменьшит моё крайнее разочарование. Точная природа вашего предмета ничего не значит. Вы должны сопротивляться импульсу, чтобы ваши парафильные симптомы не вернулись снова. Вы должны приложить эти усилия, мистер Фэншоу, и вы должны сделать это сейчас.

— Я всё сделаю, я клянусь! — он чувствовал себя смешно и жалко. — Мне просто… нужен был кто-то, с кем можно поговорить. Боже, не то чтобы я мог говорить с кем-то о…

— Я не хочу даже думать об этом. Никто не виноват в этом, кроме вас. Всё зависит только от вас. Если у вас ничего не получится, остаётся только один подходящий выход: химическое вмешательство.

Фэншоу сглотнул.

— Вас уже однажды поймали, — напомнила доктор, — и я уверена, что это был опыт, который вы бы не хотели скоро повторить. Вы как игорный наркоман, мистер Фэншоу. Некоторые нерегулярные синапсы в вашем мозгу привыкли к тому, что вы получаете удовольствие, глядя в окна невинных женщин…

— Вы правильно выразились.

— На данный момент, кроме лекарств, которые потенциально могут исправить эту синаптическую аномалию, единственное, что положительно повлияет на сложившуюся ситуацию — это ваша сила воли. Вы должны заново изучить своё психическое здоровье, приняв согласованные обязательства. Я думаю, что для такого, как вы, это было бы довольно легко.

Внезапно он почувствовал дуновение страха.

— Для такого, как я? Вы имеете в виду извращенца, я полагаю? Вуайериста?

Тилтон рассмеялась; это была редкость для неё.

— Боже, нет! Для такого хорошего человека, привлекательного мужчины, не говоря уже о том, что вы очень успешный. У большинства пациентов с вашей проблемой нет ничего, что есть у вас. У вас есть всё.

— Ну и дела, это комплимент?

— Не совсем, мистер Фэншоу. Лучший способ восстановить вашу нормальность — это делать то, что делают нормальные люди. Но если вы не желаете идти по этому пути, я думаю, что в интересах нас обоих вам лучше найти другого психотерапевта.

— Я полон решимости, доктор.

— Так и должно быть, в противном случае, вы, вероятно, окажетесь в тюрьме, и сколько решимости будет у вас там? — она сделала паузу, возможно, намеренно. — Есть что-нибудь ещё, мистер Фэншоу?

Он съёжился на месте, борясь с мыслью.

— Ну да, вопрос. Люди с моей проблемой…

— Хронической парафилией? Скоптофилией?

Он нахмурился.

— Да. У них когда-нибудь были… вы знаете, галлюцинации?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

Внезапно никакая сила на земле не могла заставить его рассказать ей, что он думал, что видел прошлой ночью. Он боялся её реакции.

— Ну… ничего. Прошлой ночью мне просто приснился плохой сон, вот и всё.

— Я не верю вам, мистер Фэншоу, но когда вы будете готовы сказать мне, что вас беспокоит, позвоните в мой офис, — ещё одна пауза. — Мистер Фэншоу? Вы слышите меня?

— Да, я… я позвоню.

— До свидания, мистер Фэншоу.

— Да. Пока.

Фэншоу убрал свой сотовый телефон, его лицо исказилось в жестокой ухмылке.

Чёртова сучка! Почему я продолжаю платить этой женщине за оскорбления?

Но через несколько минут, когда он начал прогуливаться по тихой улице, ему стало лучше. За углом он заметил бассейн «Travelodge», но поморщился, отвернулся и плюнул. Доктор Тилтон сказала, что он «хороший человек». Он не чувствовал себя плохим, но…

Хороший человек захочет смотреть в окна? Будет ли хороший человек делать то, что я делал прошлой ночью на холме? Может быть, я просто думаю, что я хороший человек — защитный механизм — но действительно я плохой…

Его рука добралась до кармана пиджака и почувствовала, что зеркало всё ещё было там.

Дерьмо…

Хорошим человеком он был или плохим, он не мог лгать самому себе. Он хотел бежать к холмам прямо сейчас и взглянуть на все эти соблазнительные тела в бассейне; и смотреть, смотреть, смотреть в эти окна.

Кусок дерьма!

Как только он начал чувствовать себя лучше, пришли волны размышлений, чтобы снова привести его в чувство…

А дальше?

Он проходил мимо позорного столба.

Фэншоу лживо улыбнулся прогуливающейся паре средних лет, подождал, пока они двинутся вперёд, затем наклонился, чтобы осмотреть древнее карательное устройство. Там не было ничего, на дереве или тротуаре ниже, чтобы указать, что устройство было запачкано каким-либо образом. Мимо проходил пожилой мужчина с тростью, возможно, один из профессоров.

— Боже, меня тошнит от этого места. Говорят, они настоящие, пробыли здесь сотни лет. Бог знает, сколько мужчин и женщин были подвергнуты пыткам на них.

Неожиданно Фэншоу выпрямился.

— Да. Я думаю, что старые добрые времена были не такими уж и хорошими.

— Отвратительно думать, что тогдашние власти приковывали людей к этому проклятому устройству. Это плохо, если вы меня спросите.

Ну, я не собирался этого делать.

Фэншоу был раздражён.

— Да, — он запнулся. — Должно быть, тогда всё было довольно тяжело, и результатом становились вот такие жёсткие меры, — но он хотел, чтобы старик поскорее ушёл.

Хотите верьте, хотите нет, мистер, но я видел женщину, которую несколько часов назад приковали к этому столбу и изнасиловали мужчины в колониальной одежде.

Он мог бы только представить реакцию старика.

Джентльмен произнёс ещё несколько жалоб, затем опёрся на трость и пошагал дальше.

Думаю, сторонник «Американского союза защиты гражданских свобод».

Фэншоу уставился на столб, а также вспомнил всё, что, как он думал, он видел в зеркале.

Это был просто плохой сон. Должно быть…

— Эй, заинтересовались столбом, сэр? — прозвучал со странным акцентом голос миссис Анструтер.

Она только что вывернула из-за угла и шла к своему киоску.

Чёрт!

— Да, мэм. Это… что-то интересное.

— Что-то особенное. Хотите картину?

— Простите?

— Я имею в виду, сэр, я была бы рада сфотографировать вас на нём.

Лоб Фэншоу приподнялся.

— Что, на позорном столбе?

— О да, сэр, — а затем она подняла верхнюю планку столба. — Довольно много туристов сфотографировались на нём. Хорошая тема для разговора, сэр, правда?

Фэншоу подумал, что она ждёт чаевые — но сегодня у него не было настроения для бесед. Но было бы почти смешно, если бы он сделал фотографию на этом архаичном устройстве.

Я мог бы отправить её доктору Тилтон.

— Я так не думаю, миссис Анструтер, но спасибо за предложение.

Она посмотрела на позорный столб так, как будто у неё появился дополнительный интерес к нему.

— Идеальное наказание было для содомитов, сэр, для людей, которые запятнали свою репутацию связями с людьми того же пола. И для тех, кто крал мясо у мясника. И для дам, которые продавали своё тело, — теперь она насвистывала, — ну, эти бедняги могли находиться здесь до недели, только на хлебе и воде, сэр. А также для неверных мужчин за то, что они обманывают своих собственных жён, а также тех, кто говорит неправду шерифу. Они заслуживали наказание, да, сэр. Но были и смешные случаи. Когда к столбу привязывали мужчин, которые подглядывали в окна за чужими женщинами!

Последняя часть информации заставила Фэншоу вздрогнуть.

— В любом случае, сэр, мне пора на работу, но я надеюсь, что ваш день пройдёт хорошо! — она собралась уходить, но после небольшой паузы продолжила, понизив голос. — И если вы сегодня не хотите заниматься физическими упражнениями, сэр, вы поступите мудро, если не пойдёте по тем тропам, которые вы так полюбили. Не знаю, в курсе вы или нет, но, — она ​​наклонилась, — там произошло что-то грязное. Я боюсь. На этих тропах был убит какой-то бедняга, это случилось вчера, сэр, человек, который останавливался в вашей гостинице.

Карсвелл, — подумал Фэншоу. — Не только в моей гостинице, но и в моей комнате.

Он мог бы обойтись и без напоминания.

— Да, я слышал, мэм, — сказал он, избегая остального. — Какая ужасная трагедия.

— Да, сэр, это правда. Так что вам лучше держаться на расстоянии, — казалось, что её голос зазвучал бодро, — и если вы найдёте время, сэр, вы знаете, что всегда сможете посетить восковые фигуры, — а затем улыбка ушла с её лица.

Опять она начинает.

Казалось, она настоятельно рекомендует ему посетить музей восковых фигур.

Почему?

Бесстрастные взгляды революционных манекенов, казалось, были направлены именно на Фэншоу. Короткая очередь туристов ждала у билетной кассы.

Может быть, это и хорошая идея, — подумал он. — Это может отвлечь меня от всей этой ерунды.

Он встал в очередь, заплатил за билет, затем прохладная тьма пригласила его войти в коридор из искусственного камня с арочным потолком.

Другие туристы со своими детьми, казалось, были в восторге от показа старинных фигур: улыбающихся женщин в мешочных платьях, работающих на прялках и стиральных досках; неподвижных малышей, играющих с игрушками ручной работы; очень старой женщины, которая склонилась над подовой печью. Один тучный манекен в треугольной шляпе и жилете на пуговицах держал свиток бумаги и кремневый пистолет на бедре.

ШЕРИФ ПАТТЕН — прочитал Фэншоу металлическую табличку.

Скульптор доказал своё мастерство, применив слишком реалистичный плохой цвет лица офицера и нос, похожий на гнилую клубнику.

Возможно, тогда у них не было «Страйдекса»[6], — подумал Фэншоу и перешёл к следующему экспонату.

Он обнаружил, что другие фигуры тоже очень реалистичны, но гораздо менее интересны, казалось, другим посетителям. Далее были несколько разновидностей солдат, священнослужителей, фермеров и лесорубов. Но вместо интереса Фэншоу внезапно почувствовал…

Тревогу?

Почему он должен чувствовать её?

Затем, как карнавальный дом ужасов, короткий коридор, украшенный искусственными паутинами, втянул его в то, что могло быть только…

Ах, камера пыток…

Вывеска у входа гласила:

НЕ ДЛЯ ДЕТЕЙ, ПОЖАЛУЙСТА.

И по какой-то причине — он не мог догадаться — скука Фэншоу превратилась в глубокое волнение. Эбби сказала, что именно после этой выставки ей снились кошмары; теперь Фэншоу понял, почему.

Застывший крик распутной женщины в «Железной деве» не мог быть более реалистичным, в то время как выражение лица деревенского мужчины, прикованного цепью к стулу с дровяным камином под сиденьем заставило внутренности Фэншоу сжаться. Несколько скрытых плащами ведьм стояли в кругу, слушая мрачную фигуру с капюшоном и пентаграммой на шее, которая читала с пергамента. Фэншоу почувствовал озноб, когда посмотрел поближе на лицо фигуры и увидел, что ремесленник смешал черты человеческого лица с некоторыми особенностями черепа. Глаза самих ведьм светились слабым оттенком алого цвета. Человек, прикованный к кирпичной стене, проецировал вид совершенного ужаса, когда к нему подошёл сутулый «охотник на ведьм», несущий железный прут с раскалённым концом. Мужчина без рубашки со значительными мускулами усмехался, держа большой топор с изогнутым лезвием над головой жертвы, у которой, казалось, были слёзы на глазах.

Фэншоу был обеспокоен ужасной достоверностью фигур, но то, что на самом деле остановило его на пути дальше, было белокурой женщиной, свисающей вниз головой, её лицо было в полном смятении. Верх её платья был разорван и открывал её обнажённую спину, в то время как порванный материал стратегически висел, чтобы заблокировать вид её груди. Рядом стоял человек с кнутом в руках. Вуайерист в Фэншоу соблазнял его протянуть руку над бархатными верёвками, которые граничили с экспозицией, чтобы увидеть, насколько детально прорисована её грудь, но, конечно, он этого не сделал. Даже если он был бы и один в этой части, тут могла бы быть камера безопасности. Он мысленно уже представил себя на каком-нибудь шоу «Самых глупых преступников мира».

Извращенец! — прошипела мысль. — Когда я не слежу за женщинами в окнах, я слежу за восковыми манекенами. Вот моя жизнь!

Угнетатель светловолосой жертвы — стойкий мужчина с жилетом на пуговицах и крестом на шее — стоял в равновесии, когда забросил на её спину плеть с девятью хвостами, длина плети фактически застыла в воздухе. Фэншоу побледнел от полос кровавых шрамов, оставшихся на её плоти.

Господи, некоторые вещи здесь настолько реалистичные!

Внезапно ему захотелось пойти дальше, хотя экскурсия по камере пыток казалась завершённой. Несколько туристов, которые толпились с ним, казались явно потрясёнными экспонатами. И как будто они увидели ещё недостаточно, они прошли в следующий коридор с поддельными кирпичными стенами. Все они остановились на финальной выставке.

Вот они, как и обещала миссис Анструтер.

Две фигуры, которые выглядели как живые, высокомерно стояли в проходе, сделанном в виде каморки оккультиста. Древние книги занимали несколько старых полок; ряд черепов украшал верхнюю полку. На одной стене висела астрологическая карта, а другая была заполнена кружками и символами на иврите и других языках, одним из которых была латынь. Эти символы сразу же заставили его подумать о странном металлическом шаре на холме.

Затем его взгляд остановился.

Удивительно реалистичное сходство фигуры Джейкоба Рексалла и другой фигуры с зелёными глазами, полными злобной насмешки, казалось, заворожило Фэншоу. На Рексалле были чёрные чулки до колена, ботинки с пряжками и потрёпанный фрак: аристократ конца 1600-х годов. Работник по воску даже повесил подобную подвеску с серповидной луной на шею колдуна, а в руке он держал древнюю книгу.

Фэншоу задумался. Колдун казался достаточно живым, чтобы откинуться назад и рассмеяться.

— О, это тот парень, который построил дом, в котором сейчас «Историческая гостиница», — заметил мужчина своей жене. — Ты бы хотела откинуть занавеску в ванной сегодня вечером и найти его там?

— О, прекрати, Чарли! — ответила супруга, хватая его за руку. — Давай выбираться отсюда. Женщина ещё страшнее!

Женщина — да.

Эванора.

Восковая фигура дочери Рексалла носила — вместо дневных нарядов — чёрный плащ с капюшоном, что было бы банально, если бы не выражение лица фигуры. Это был вид колдовской ненависти и отвратительных познаний. Чем больше Фэншоу смотрел на фигуру, тем значительнее гул наполнял его голову, как слабый неодушевлённый стон. У него даже отвисла челюсть от такого изображения. Восковая фигура выглядела настолько реальной, что он подумал, что плоть окажется тёплой, если он дотронется до неё.

Ещё одна пара подошла; они казались заинтригованными.

— Они выглядят так реально! — воскликнула жена, удивляясь напыщенному виду Рексалла, в то время как восковая фигура Эваноры захватила внимание её мужа.

— Да, слишком реально, — заметил он. — Это же просто люди в костюмах, — и он без предупреждения затронул руку Эваноры, чтобы испугать человека, который, как он предполагал, маскировался под ней, но фигура не двинулась и даже не моргнула.

В стороне его жена нахмурилась; она могла видеть, как он смотрел более чем случайно на выпирающую грудь фигуры. Его брови поднялись, затем он улыбнулся и толкнул локтем жену, понизив голос.

— Эй, как думаешь, соски кто-нибудь трогал?

— Пошли уже! — жена заорала и потащила его к выходу.

Их уход оставил Фэншоу одного.

Он мог бы стоять очень долго, оценивая фигуры. Под каждой были установлены информационные таблички со ссылкой на данные, аналогичные тем, что он читал на Ведьмином холме. Он почувствовал себя глупо, когда сосредоточил свой взгляд на груди Эваноры, но комментарий этого человека задел его.

Я думаю, он извращенец, как и я.

Казалось, что соски у фигуры действительно торчат под сырой тканью плаща.

Внезапно рука Фэншоу зачесалась. Он хотел протянуть её, отодвинуть край плаща и заглянуть внутрь.

Ради Бога, я же не собираюсь…

ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ЭКСПОНАТАМ, — сообщила ему табличка.

Но никого не было в комнате с ним, и он не слышал никого позади себя.

Что, чёрт возьми, я думаю сделать? Камеры также могут быть скрытые. Я, должно быть, опускаюсь на самое дно.

Он действительно собирался дотронуться до экспоната и осмотреть его грудь?

Он действительно собирался приставать к восковой фигуре?

Он уже поднял руку, уже начал протягивать её…

Нет!

Он зажмурился, сцепил зубы, но так же, как он протянул руку вперёд, чтобы коснуться груди фигуры, он заставил себя отдёрнуть её.

Отвращение пробилось сквозь гул, он собирался повернуться и уйти, но…

Его сердце застыло.

Его глаза оставались закрытыми, когда он почувствовал, как тёплая рука обхватила его запястье и сжала. Затем он услышал женский голос…

— Я буду рада помочь вам, сэр. Я знаю, что вы видели меня в последний раз, в зеркале моего отца…

Фэншоу не мог двигаться, не мог открыть глаза.

— Ищите меня снова, всякий раз, когда захотите, — произнёс голос, только теперь он был резким от волнения. — После полуночи, сэр…

Затем раздался смешок, смешок пожилого мужчины, и прозвучали слова, похожие на шорох гравия:

— Поднимитесь, и если у вас есть сердце — получите награду, которую вы заслужили.

ЧТО? — Фэншоу думал, что сходит с ума.

— Идите туда, если у вас есть сердце, к Уздечке…

Фэншоу оторвался от экспоната; пальцы, сжимающие его запястье, соскользнули. Он умышленно держал глаза закрытыми во время разговора и открыл их только тогда, когда его благополучно отпустили.

Уздечка? Какого чёрта?

Он бросился к тусклому коридору, который выведет его наружу. Гул всё ещё звучал в его голове; он едва мог думать даже самые основные мысли. Он сделал несколько больших шагов к выходу, но казалось, что это было усилие против его воли, когда он остановился, обернулся, а затем пошёл назад…

Не делай этого!

Он вернулся к тому проходу и обнаружил, что его пальцы обвились вокруг дверного проёма, ведущего к каморке оккультистов. Изнутри не было слышно ни звука, ни… смеха, ни голоса. Затем в изнурительной медлительности он наклонил лицо к краю дверного проёма, остановился, чтобы глубоко вздохнуть, и заглянул обратно внутрь.

Гротескные фигуры Джейкоба и Эваноры Рексалл теперь улыбались, улыбались прямо ему.

(II)

И что я должен после этого думать? — спросил он себя, сидя за столиком в суетливом кафе.

«De La Gardie's» — так это место называлось.

Все столы на открытом воздухе были заняты — завсегдатаи были слишком болтливы на его взгляд. Он занял крошечный столик на краю кафе. Ему не нравилось находиться так близко к тротуару, потому что те, кто прогуливался, проходили рядом с ним. Одна женщина — слишком большая для костюма, который она носила, — вальсировала с маленьким пуделем. Гиперактивная собака неоднократно взвизгивала на Фэншоу. Это было его воображение или женщина скривила лицо, посмотрев на него? Толстые руки покачивались, когда она без слов оттащила собаку, подняв её под грудь.

Отнеси эту шавку в свой свинарник, и сама вали туда, — подумал он.

Прошлая ночь и видения этого утра преследовали его, а теперь этот случай в музее. Когда он снова мог думать, его голова словно пульсировала.

Без сомнения, сейчас у меня галлюцинации.

Он не мог придумать другого объяснения. Мобильный телефон в его руке был словно талисманом; он несколько раз перевернул его на ладони. Инстинкт убедил его немедленно позвонить доктору Тилтон, но…

Его руки опустились на стол.

Ради бога, что я ей скажу? Я собирался пощупать манекен в грёбаном музее восковых фигур, но он схватил меня и заговорил?

Он убрал телефон.

Мне нужно стать нормальным! Просто нужна сила воли! — слова продолжали кружиться в его мозгу. — Тилтон, казалось, была уверена, что это скоро произойдёт… так почему бы и нет? Я вышел из-под контроля — это даже хуже, чем было в Нью-Йорке…

Но почему это происходило здесь и сейчас?

Потому что я недостаточно хорошо пытался стать нормальным.

Он похлопал по карману куртки и почувствовал выпуклость зеркала. Было ли присутствие зеркала — символа его болезни — препятствием?

Как, чёрт возьми, я узнаю?

Шестидолларовый кофе на вкус был ужасным, и именно так же он чувствовал себя тогда: ужасно.

В полной растерянности он смотрел на магазин безделушек через дорогу, но всё, что он видел — это была пустота. Его мысли казались жалкими. Слишком часто слова Тилтон продолжали наступать, словно издеваясь над ним.

Она сказала, что лучший способ восстановить мою нормальность — это делать то, что делают нормальные люди.

Это было так просто?

Он надеялся на это, несмотря на всё, что сейчас происходило, потому что если бы это было не так…

Когда он почувствовал, что чуть не рухнул под стол, в нём вспыхнуло что-то вроде надежды.

Вниз по тротуару, с улыбкой, которая освещала всё её лицо, к нему шла Эбби.

Фэншоу резко выпрямился и посмотрел на неё широко раскрытыми глазами.

— Привет, Стю! — сказала она.

Её загадочно окрашенные волосы сияли, как экзотическая закрученная мишура. В руках она держала довольно большую коробку. Вид её заставил Фэншоу почувствовать себя голодным человеком, которого только что пригласили на банкет, и он сразу понял, что не страсть пробуждает его голод. Он был взволнован, просто увидев её.

Он вскочил на ноги.

— Привет, Эбби. Позволь мне взять эту коробку?

Она остановилась у богато украшенного бордюра, который обозначал границу кафе. Её глаза сияли счастьем и любовью к жизни.

— Нет, спасибо. Это всего лишь лампочки, они почти ничего не весят.

В качестве доказательства она подняла коробку одной рукой.

— Как прошёл твой день?

— Ух… — он запнулся на вопросе, на который он мог ответить только ложью. — Хорошо, хорошо. Каждый день мне нравится этот город всё больше. Это действительно красивое место.

Смесью роскошных ароматов повеяло от её красивой округлой фигуры.

— Вот почему я покинула Нашуа всего через год. Я знаю, что проживу здесь до конца своей жизни, — её улыбка охватила его. — Кто знает? Может быть, ты тоже решишь это сделать? Что есть в Нью-Йорке, чего у нас нет — кроме небоскрёбов, азартных игр и нескольких миллионов людей?

— Может быть. Я не буду с тобой спорить.

Простая болтовня показалась терапевтической для Фэншоу. Её улыбка, голос, её общая близость работали как противоядие от душевных потрясений, от которых он был поражён всего несколько минут назад.

Слава Богу… Слава Богу!

— Ты уже был в музее восковых фигур? — спросила она.

— Э-э-э… — запнулся он снова, словно от удара. — Да, это было довольно интересно, довольно реалистично, — ответил он, пытаясь заблокировать всё остальное.

Если бы ты только знала.

— Теперь я просто отдыхаю, — он посмотрел прямо на неё. — Я хочу выработать аппетит к нашему ужину.

Эбби вздохнула с облегчением.

— Я так боялась, что ты забудешь, или что-то ещё случится.

— Я не забыл, и ничего не случилось.

— Хорошо, — она снова улыбнулась ему. — Мне пора идти. У моего отца будет приступ, если я не вернусь и не заменю эти лампочки.

— Увидимся в семь, Эбби.

— Да, если не увидимся ещё раньше, — а затем она засмеялась и ускользнула со своей коробкой.

Да, — подумал он, наблюдая, как она переходит улицу.

Незадолго до того, как она вошла в гостиницу, она повернулась и сексуально посмотрела через плечо.

Это — моё лекарство, да. Моя нормальность.

Внезапная мысль заставила его задуматься о том, чтобы пойти за ней, спросить, есть ли ещё какие-нибудь новости от полиции об Элдреде Карсвелле, но затем понял, что тема с убийством может омрачить её день. Тем не менее, Фэншоу почувствовал себя омоложенным. Всего несколько минут разговора с ней отбросили всё назад, даже настолько серьёзное, что казалось самым важным в жизни.

Он отправил все свои заботы в глубину души. Он не мог дождаться семи часов.

(III)

Эбби выглядела потрясающе. Он даже сказал ей об этом, когда она встретила его в семь, а потом понадеялся, что это не прозвучало фальшиво или банально. На ней было летнее сиреневое платье с лямками на плечах. Её голые руки сияли здоровьем; работа в гостинице поддерживала её тело в тонусе. Она также носила высокие каблуки, и с каждым шагом к ресторану эти каблуки задорно цокали. Лучшее, что Фэншоу обнаружил, было то, что у него не было соблазна пялиться на её грудь, когда она не видела этого.

Неужели Эбби помогает Фэншоу становиться нормальным?

Я могу только надеяться…

В ресторане он понял, что не может сосредоточиться ни на чём, кроме неё. Официантки и многие женщины-туристки выглядели более чем привлекательно, но Фэншоу едва замечал их. Вместо этого Эбби гипнотизировала его, слегка наклонившись над столом, чтобы вести беседу. Прежде чем Фэншоу понял это, ужин был готов, и прошло почти полтора часа. Бóльшая часть их разговора состояла из того, что Эбби рассказывала о своей жизни в Хэйвер-Тауне или Фэншоу вспоминал свою жизнь (не очень положительную) в Нью-Йорке. В этой ситуации было так удобно, так…

Нормально, — удивился Фэншоу.

Просто поужинать с кем-то, кто ему нравится, и говорить так, как разговаривали обычные люди.

Я не могу вспомнить последний раз, когда…

Ни разу на протяжении всей трапезы ему не пришла похотливая мысль. Ни разу он не думал о подглядывании.

Брови официантки приподнялись, когда Фэншоу оплатил чек своей чёрной картой «American Express Centurion». Затем он шёл по ярко освещённой улице с Эбби.

Казалось, что всякий раз, когда он был в её присутствии, его чувство мировоззрения менялось. Он был благодарен за всё, что было вокруг него, и заинтригован: свечение уличных фонарей, мощёная дорога, старинная архитектура.

Здесь так всё по-другому, — подумал он. — Так искреннe.

Эбби улыбнулась ему, когда они прогуливались по улице Прошлого.

— О чём ты думаешь? — спросила она. — Ты выглядишь очень… очарованным чем-то.

Да. Тобой.

Он даже не понял, что держит её за руку.

— Я думаю о том, как легко я воспринимал все вещи как должное. Ты заставила меня пересмотреть свою жизнь.

Она казалась удивлённой.

— Я? Как же так?

— Как ты смотришь на вещи. Как будто ты очарована всем вокруг, каждую минуту.

— Ну, так я и чувствую бóльшую часть времени, — её улыбка казалась всё более и более сияющей. — Каждый день — это благословение, даже если идёт дождь, даже если моя страховка на автомобиль повысилась или сломался один из туалетов, и я должна его починить.

— Мне нужна хотя бы малая часть твоего мировоззрения. Я прожил в Нью-Йорке бóльшую часть своей жизни, и мне до сих пор приходилось понимать, что космополитический мир — это нечестный мир, он построен на жадности, обмане и единомыслии, но эти места чисты. Когда ты живёшь в большом городе достаточно долго, ты забываешь о том факте, что бóльшая часть нашей культуры развивалась из маленьких городков, таких как Хэйвер-Таун.

— У всех городов есть внешняя оболочка. У больших — своя, а у нас — наша. Внешне это действительно только туристический город, но в глубине это довольно искреннее место, как и люди, которые живут здесь. Я никогда не осознавала этого, пока не провела этот год в Нашуа, а на самом деле это даже не большой город. Я так рада, что вернулась.

Я тоже рад, что ты это сделала, иначе я бы никогда не встретил тебя.

— Как то, что ты говорила вчера. Тема колдовства и всё такое. Убери эту напыщенность, и вот тебе ещё одно напоминание о нашей истории.

Эбби сжала его руку, словно в восторге.

— Хорошо, что ты вспомнил! Ты, кажется, так интересовался этим с тех пор, как мы встретились, но не упоминал об этом весь вечер. Я боялась поднимать эту тему.

— Что, тему колдовства? — сказал он безобидно, но потом вспомнил, что, по его мнению, он видел у столба этим утром. — И Джейкоба Рэксалла?

— Конечно! — её волосы кружил ветер, когда она шла вперёд. — Я очень хотела спросить. Что ты думаешь о кладбище?

Фэншоу усмехнулся, но далее юмор казался иссякшим.

— Это крутое кладбище, да. Но почему там очень подозрительная дыра, где должно быть тело Эваноры Рексалл?

Она дразнила его.

— О, а я не рассказала тебе ту часть, не так ли?

— Нет, ты этого не сделала.

— Ты уверен?

Фэншоу просто нахмурился на неё. Теперь она казалась более восторженной, чем когда-либо.

— Хорошо, расскажу. Прошло ровно шестьсот шестьдесят шесть дней после её казни, — её длинные ресницы затрепетали, — когда Джейкоб Рексалл откопал Эванору и скрылся с её останками.

Фэншоу замедлился.

— Я хочу знать, что он сделал с телом?

— Ну, в те дни не было бальзамирования, Стю. К тому времени она была всего лишь горсткой костей. Рексалл использовал кости для чёрной магии.

— Колдун-отец откапывает ведьму-дочь и использует её останки для чёрных дел? Ему не дали премию «Отец года»? А что со старой бочкой на Ведьмином холме?

— Ну… ты действительно хочешь знать?

К настоящему времени не было никаких сомнений, что она использовала свои знания, чтобы поиграть с ним.

Играй со мной сколько хочешь, — подумал он.

— Да, действительно. Знаешь, это несправедливо, если ты не продолжишь рассказ.

— Они называли это казнью в бочке, — резко сказала она, немного замедляясь.

Фэншоу не понимал.

— Казнью в бочке? Что…

— Метод казни, я имею в виду. Это так называлось.

Фэншоу догадался.

— Они топили ведьм в бочках? А что случилось со старым добрым повешением, обезглавливанием и сжиганием на костре?

— Это была старая тема к тому времени. И помни, колдовство и ересь считались худшими преступлениями в те дни. Таким образом, осуждённые получали…

— Казнь в бочке… Теперь я понял. Они помещали ведьму в бочку, наполняли её водой и держали ведьму, пока она не утонет…

Теперь воодушевляющая улыбка Эбби стала мрачной.

— О, нет, Стю, намного хуже, чем это. На самом деле, бочка была самой худшей формой смертной казни, которую когда-либо придумывали «охотники на ведьм». Ты видел отверстие в передней части бочки?

Фэншоу неохотно кивнул.

— Они помещали ведьму в бочку, вытаскивали её голову через отверстие и удерживали на месте, надевая на шею то, что называется «U-воротником».

Фэншоу поморщился, пытаясь представить, что она описала.

— О, как позорный столб… только с бочкой?

— Ну, вроде так. Видишь ли, после того, как они это делали… они выводили собаку…

Глаза Фэншоу сузились, как будто подозрительно. Он сразу вспомнил, как ему казалось, что он слышал рык собаки, не говоря уже о собаке, которую, как он думал, он видел в зеркале перед рассветом.

Он чувствовал жар руки Эбби, надеясь, что сам он не потел.

Собаку?

В этот момент с другой стороны улицы залаяла собака. Фэншоу резко остановился и посмотрел в сторону лая.

— Нервы, Стю? — засмеялась она. — Ты как на иголках.

Он нахмурился и увидел через улицу того же раздражающего пуделя, который налетел на него этим днём. Его с избыточным весом хозяйка нахмурилась почти как её враждебное животное.

Снова эта маленькая шавка…

Пудель напрягся и лаял прямо на Фэншоу.

Боже, я ненавижу маленьких тявкающих собачек!

— Я люблю собак, — объяснил он. — Но только не таких.

Разговор про казни продолжился.

— Так что ты говорила? Что-то о бочке и собаке?

— Не волнуйся, Стю, — успокоила Эбби. — Та собака, о которой я говорю, совсем не похожа на этого маленького пса, — Эбби сохраняла своё жизнерадостное самообладание даже в мрачности того, что она собиралась детализировать. — После того, как они запирали голову ведьмы, чтобы она торчала из дыры в бочке, они приводили собаку. Она всегда была большой, как доберман, ирландский волкодав, такой вот. Но они также… — она ​​выдохнула. — Ты уверен, что хочешь услышать это сразу после обеда?

— Ты думаешь, что я действительно такой впечатлительный? — сказал он, но всё ещё сбитый с толку тем, что она так долго описывала. — Я из Нью-Йорка, помнишь? Люди — обычно биржевые маклеры — прыгают со зданий каждый день. Местная криминальная страница в газете хуже, чем фильм ужасов.

— Хорошо, ты сам попросил об этом. Сначала они морят собаку голодом несколько дней, дразнят её и злят, а потом…

— Что?

Она снова резко вздохнула.

— Собака нападает и… съедает мясо с головы ведьмы.

Чёрт возьми…

Фэншоу чуть не споткнулся.

— Эй, ничего себе! Я бы выбрал повешение в любой день!

— Считалось, что повесить их слишком легко, — сказала Эбби. — Они должны были заплатить за свои преступления против Бога. О, и это не какая-то поддельная бочка там. Это та, которую они действительно использовали.

Фэншоу вспомнил детали, которые он заметил на бочке, как прозрачная смола полностью покрывала старые деревянные рейки: идеальный консервант. Но гротескная словесная живопись создала свои собственные образы, которые запали ему в голову.

Они натравливали собаку на голову ещё живой ведьмы…

Его желудок, казалось, вывернулся наизнанку.

— Знаешь, после всего этого весёлого разговора мне нужно выпить. Как насчёт того, чтобы я угостил тебя парой рюмок «Ведьминой крови»?

Улыбка Эбби, как всегда, сияла, как яркий свет.

— Я не против!