Вечный Рим. Первый свиток. Император

Спартак против…

Спартак против… Spartacus versus…

681–682 г. г. ab Urbe condita

Простая истина

Мятеж не может кончиться удачей, —

В противном случае его зовут иначе.

С. Маршак

Мальчик, скорее беги за венками,

Дай нам елея, вина, что при марсах созрело

Если от полчищ бродящих спартаковских что уцелело

Г. Флакк

Две либурны неторопливо и аккуратно притирались к деревянному причалу порта.

— Остия, — радостно улыбаясь, констатировал Красс-младший. — Мы уже дома…

— И дым отечества нам сладок и приятен, — заметил Луций Кассий Лонгин. Отчего все, стоящие рядом, даже не засмеялись, а заржали. Отсмеявшись, Марций Филлип- младший заявил, показывая на воду. На которой среди мусора покачивались тушки мертвых птиц и животных, отравляя воздух миазмами разложения.

— Дыма отечества пока не чувствую, а вот вонь…

Все опять засмеялись и начали демонстративно зажимать носы, так как ветер, слегка переменившись, донес до борта корабля не менее неприятные запахи, которыми тянуло от Тибра, несшего в Тирренское море нечистоты Города, расположенного всего в двадцати милях выше по течению. Впрочем, ветер быстро переменился и очередной его порыв донес до носов друзей приятные ароматы жарящихся на углях колбасок или, скорее, мяса из ближайшей к пристани таверны. Ушлые хозяева специально поставили ее поближе к пристани, чтобы привлечь одуревших от сухомятки и кислого вина матросов запахами свежеприготовленной еды. Что оказалось вполне действенно, даже всегда молчаливый Гай Антоний не выдержал и предложил сразу зайти в таверну и съесть что-нибудь погорячее. Его поддержал Марций. Но тут Красс-младший наконец увидел встречающих и всем стало не до еды. Спустившись по сходням на причал, приятели оказались среди толпы моряков, портовых грузчиков, рабов, вольноотпущенников-управляющих и купцов. Запряженные в груженные повозки лошади и мулы, роняя на ходу навоз, пробивались сквозь эту толпу, словно слоны сквозь строй войск во время битвы. Со всех сторон доносились обрывки разговоров и крики на разных языках. А кроме свежего навоза, пахло тухлой рыбой и мясом, потом, душистыми приправами и свежим хлебом, пылью и сушенными травами, засыхающей мочой, конопляными канатами, деревом. Вся эта невообразимая какофония звуков и запахов била по голове спустившегося с борта корабля путешественника не хуже удара меча по шлему. Ошеломленные этой вакханалией друзья первое время с трудом пробирались вперед, даже несмотря на то, что дорогу расчищали охранники. Но, наконец оправившись от первого потрясения и к тому же добравшись до лошадей и повозок они наконец заметили главное. Столпотворение в порту и прилегающих к нему улицах, да и количество пришвартованных у причалов кораблей оказалось не столь большим, как им показалось вначале.

— Клянусь Юпитером Капитолийским, — высказал свое удивление Луций Лонгин, — когда я с отцом посещал Остию, здесь было куда оживленнее…

— Да, и кораблей, с которых разгружают зерно, как я вижу, совсем немного, — добавил Красс, успевший осмотреться вокруг.

— Увы, мои господа, Рим переживает не самые лучшие дни — ответил встречающий их управитель дома Кассиев Лонгинов, вольноотпущенник Кассий Лентул. Как самый старший, он заодно командовал и прибывшими встречать остальных спутников Луция рабами. — Набеги пиратов и восстание гладиаторов привели к тому, что все меньше кораблей появляется в Остии. А из Кампании доставляют все меньше зерна и оливок. Поэтому в самом Риме все сложнее купить не только роскошные вещи, но даже простой хлеб.

— Восстание гладиаторов? Когда? Где? — обрушились с вопросами удивленные друзья. И только Луций Кассий молчал, словно в этой новости для него не было ничего необычного.

— Сейчас, господа, я только отдам указания и расскажу вам все новости, — Лентул, отправив повозки к кораблю вместе с рабами, сопровождавшими путешественников, отвел друзей в сторону, под тень одинокого дерева. — Здесь будет удобнее дожидаться ваших вещей, господа. А сейчас я вам поведаю новости…

И он поведал внимательно слушающим его друзьям и их охранникам удивительную и печальную историю восстания гладиаторов из школы ланисты Лентула Батиата, что в Капуе. Возглавляемые неким Спартаком, который, по слухам, по происхождению был фракийским вождем. Он и стал главой заговора, в котором участвовали почти все гладиаторы школы — целых две сотни человек.

— … Однако среди заговорщиков нашелся благоразумный человек и рассказал все самому Батиату. Тот попытался схватить заговорщиков с помощью местного ополчения и охраны школы. Но гладиаторы. Но восставшие не сдались. Они сражались неистово, голыми руками, захваченным у погибших охранников оружием и даже, говорят, кухонной утварью. Множество из них было убить или тяжело ранено, а остальные, около семи десятков, вырвались из города, прорвавшись сквозь строй ополченцев… — Лентула перебил Луций Лонгин.

— Они, конечно, гладиаторы и мятежники, но надо признать, не лишены храбрости. Клянусь Юпитером Капитолийским, чтобы атаковать с голыми руками воинский строй надо иметь немалое мужество. И что с ними было дальше?

— Фортуна оказалась благосклонна к ним. Беглецы перехватили обоз со снаряжением гладиаторов, которое дополнительно закупил для своей школы Батиат, — продолжил рассказ Лентул. — Потом они дошли до Везувия. Уже у подножия Везувия беглых гладиаторов настиг римский отряд, посланный из Капуи. Восставшие рабы разгромили его и получили дополнительное оружие и доспехи. После этого отряд восставших поднялся на гору и разбил лагерь прямо возле кратера потухшего вулкана. Засев в хорошо укрытом месте, они начали грабить окрестности и к ним потянулись беглые рабы, преступники и воры. Силы шайки росли и капуанские магистраты, понимая, что своими силами справится не способны, отправили сообщение о ней в Рим. На подавление восстания отправили пять когорт, собранных в городе для пополнения войск в Испании и Азии, во главе с претором Гаем Клавдием Глабром. Он решил заблокировать повстанцев на Везувие, тем самым лишить их воды, пищи и вынудить сдаться. Легионеры перекрыли все спуски с вулкана. Но гладиаторы, как говорят, сплели лестницы из лоз дикого винограда и спустились вниз по отвесным стенам. После этого они внезапно напали на лагерь и разгромили наши когорты наголову. Поэтому сейчас против мятежных рабов, чьи силы после этого поражения еще более увеличились, отправили два полных легиона под командованием претора Публия Вариния.

— Зная, по рассказам отца, и Глабра, и Вариния, — заметил Луций Кассий Лонгин, — не уверен, что даже эти два легиона справятся с мятежниками.

— Ставлю два сестерция на победу Публия Вариния, — азартно заявил Гай Антоний.

— Поддержу ставку еще двумя, — усмехнувшись, поддержал его Марк Красс.

— Ставлю три против ваших четырех, что Вариний не сможет победить, — вступил в спор Луций Лонгин. — Не тот полководец… да и войска у него — сплошные, как я понимаю новобранцы.

— Откуда же взяться ветеранам, когда Рим ведет сразу две тяжелые войны? — ответил вопросом Марций Филлип. — Но я спорить не буду, останусь свидетелем.

— Спорим, — согласился Марк Красс-младший.

— Согласен, — подтвердил Гай Антоний.

На этом серьезные разговоры закончились, потому что подъехали уже загруженные повозки с вещами. Путешественники сели на лошадей и неторопливо тронулись в путь. Колонна получилась внушительной. Шли пешком рабы, катились, поскрипывая, груженные повозки, неторопливо, шагом, двигались кони. Поэтому к дому Луций подъезжал уже в сумерках. Мать и братья встретили его на входе в атриум. Отец, как оказалось, еще не приехал из курии Гостилия. Трудно быть консулом в тяжелые для Республики годы. Тем более, что ни отец Луция Гай Кассий Лонгин, ни его напарник Марк Теренций Варрон Лукулл не имели достаточного авторитета, чтобы их предложения принимались сенаторами без разногласий и возражений. А где возражения, там и споры и решать их приходилось не только на заседаниях Сената, но и переговорами с главами отдельных группировок. И такие переговоры могли тянуться до самого традиционного вечернего обеда, а иногда и позднее. Сегодня Кассиям повезло. Отец приехал как раз к обеду, после которого смог уделить внимание сыну. После обеда они проговорили в таблинуме целых полтора ночных часа*. Обсудили мятеж Спартака, положение на стройке в Мизинуме, необходимость усиления там охраны и возможности постройки новых кораблей в следующем году. Семья Кассиев и Рим жили своей жизнью, с семейными делами, интригами группировок перед предстоящими выборами магистратов, обсуждением подорожания продуктов, войн в Испании и Азии, постройкой гигантских и, невиданное дело, общественных терм Красса. Жили, ожидая известий о победе легионов, отправленных против восставших рабов. И только Луций и еще один человек в Риме знали, что все не так однозначно…

* Римляне делили сутки на 12 дневных

и 12 ночных часов, начинающихся в сумерки.

Причем последние еще делились на 4 стражи.

При этом дневной час мог

длиться от 46 до 76 наших минут,

а ночной — от 44 до 76

Один из высланных вперед дозоров, отправленных Фурием, легатом Вариния, для проверки боковых дорог, заметил впереди, на стоящей среди полей и виноградников вилле, подозрительный дым. Насторожившись, старый, опытный декурион Марк Декумий, один из немногих ветеранов, попавший в легионы Вариния после излечения от болезни, отправил вперед двоих самых опытных разведчиков. А заодно и посыльного к идущей сзади центурии. Разведчики вернулись как раз тогда, когда к стоящим в тени деревьев всадникам подошла, пыля, звеня оружием и громко топая, вся центурия. Центурион Тит Минуций, молодой, еще не разу не участвовавший в боях, относился к ветерану Декумию с подобающим уважением. И потому первым делом уточнил у декуриона, что он предлагает делать дальше. Поскольку разведчики уже доложили, что захватившие виллу мятежники охранения не выставили и, похоже, просто пьянствуют, Марк Декумий предложил атаковать. К вилле подбирались осторожно, стараясь поменьше шуметь. Но все предосторожности оказались излишними. Взявшим «на меч» усадьбу беглым рабам было не до наблюдения за полями. Те кто оставался во дворе, собрались у пары больших костров. На огне жарились куски мяса и даже пара целых баранов. Туши зарезанных ради куска мяса животных валялись на земле по всему двору вперемешку с трупами людей. Несколько дюжин ворон клевали внутренности. Птицы часто, испугавшись резких движений кого-нибудь из пьяных мятежников, взвивались к небу с карканьем. Ветви фруктовых деревьев были обломаны, валявшиеся на земле плоды и гроздья винограда растоптаны. Все статуи украшавшие двор восставшие побили, обломав руки и головы. Которые теперь валялись вперемешку со всем остальным мусором, а также головами и руками, отрубленными у убитых защитников виллы. Когда из-за кипарисов и раскидистых сосен внезапно появилась горстка римских всадников в сопровождении центурии, то беглые рабы и пастухи быстро превратились в трупы, даже не успев ничего понять и оказать сопротивление атакующим. Сопротивление римляне встретили только в доме, где оказалось несколько более трезвых и успевших вооружиться мятежников. Двое из них, похоже были гладиаторами, хорошо владевшими оружием. Они смогли даже убить пару пехотинцев и еще троих ранить. Но и их искусство фехтования не помогло справится с целой сотней противников. Перебив всех бандитов, римляне собрали все ценное, найденное в доме и на телах рабов. После чего ушли, бросив трупы рабов на поживу волкам. Дом, освобожденный от всего ценного и трупов явных мятежников, сожгли, устроив огненное погребение защитникам усадьбы…

Несколько случаев разгрома подобных шаек убедили Фурия, что перед ним всего лишь шайка бандитов, грозная только своей численностью. Бросив своих немногочисленных конников выслеживать мелкие шайки и защищать виллы от грабежей, легат Вариния с четырьмя когортами устремился вслед за отступающим на юг, в Луканию Спартаком. Но растянулись когорты новобранцев, устали непривычные к таим переходам бойцы. И попало войско легата в хорошо организованную засаду. Потерял Фурий не только почти всех своих бойцов, но и собственную жизнь. Немногим повезло, они сумели добежать до Вариния. Таких оказалось немного, даже среди конников. Потому что внезапно выяснилось, что у Спартака уже есть своя конница. Превосходящая и численностью и умением все, что имелось в отряде Фурия.

Казалось бы, после этого разгрома к восставшим и их возможностям должны были относится серьезно. Но ничего не изменилось. И сам Вариний, и большинство его военных трибунов решили, что в поражении виноват только неправильно командовавший Фурий. В Риме большинство сенаторов разделяло это мнение. Но несколько сенаторов, включая Марка Красса пытались доказать, что не стоит недооценивать восставших и, особенно, их предводителя Спартака. Но к ним никто не прислушивался. Римских граждан (квиритов) больше интересовали предстоящие выборы консулов и сообщения из Азии и Испании. Впрочем, претору Варинию отправили подкрепление из вновь набранных ополченцев, чтобы компенсировать потери. Теперь у него снова было два неполных легиона, причем практически без конницы. Восставшие рабы, однако никуда не спешат, продолжая оставаться в Кампании около места их последней победы. Вариний, решив запереть Спартака в Кампании, окружив его с двух сторон, послал претора Кассиния с одним из легионов перекрыть в Салинах, что недалеко от Помпей, единственную дорогу в Луканию. Кассиний двигался быстро и успел появиться у Салин первым. Вот только Спартак никуда не торопился. Вариний тоже не спешил атаковать его. А стоявшие у Салин легионеры за это время расслабились и, как потом рассказывали свидетели, несли службу небрежно. А командовавший ими Кассиний, говорят, даже вообще уехал из лагеря на ближайшую виллу, принять ванну. Спартак очередной раз показал, что он не просто вожак шайки разбойников. Его разведка непрерывно следила за лагерем Кассиния. И как только римсие воины расслабились, последовала внезапная и жестокая атака. Римляне потеряли множество солдат, лагерь и обоз. Погиб и Кассиний.

После этого разгрома Вариний ожила атаки на свой легион. Но мятежники неожиданно для него продолжили отступать в Луканию. Армия восставших рабов, уходя от Вариния и пополняемая по дороге освободившимися и сбежавшими рабами, прошла по Лукании, как по вражеской земле. Оставляя после себя только пожарища и взятые штурмом, разграбленные и опустошенные города Нолу, Нуцерию и Метапонт. Армия Спартака все время в походе, через Луканию, спускается в Бруттию и опять возвращается в Луканию, преследуемая войсками Вариния. Спартак мудро использует марш по стране для обучения дисциплине и строю своей разношерстной армии. Кроме того, поход сопровождается постоянными стычками с римлянами, в которых восставшие получают навыки боя. Сенат, учитывая слабость сил Вариния отправляет ему подкрепление, включающее набранную в Галлии конницу. Очевидно получив сведения о подходящих к противнику подкреплениях, Спартак останавливается на подходящей для боя равнине. Подошедший легион Вариния строит лагерь и готовится к бою. Мятежники ему не препятствуют и даже смаи строят такой же лагерь напротив. На следующий день войска строятся друг против друга. Неожиданно для римлян и вопреки общепринятой в армиях цивилизованных стран тактике, Спартак атакует центр построения своей конницей. Прорыв центра вынуждает Вариния бежать, а вслед за ним бежит и вся армия. Спартаковцы, разбив войска Вариния и направив часть конницы для преследования беглецов, не теряли времени даром и быстро выдвинулись навстречу идущим для усиления Вариния войскам во главе с квестором Гаем Торанием. Захваченные врасплох в своем лагере, окруженные римляне и галлы дрались с отчаянием обреченных и почти все погибли.

Разбив войска Вариния и Торания, Спартак ушел на зимние квартиры в Бруттий, к городу Фурии. Там его войска, по сообщениям, полученным в Риме, готовятся к будущим боям. Отмечается, что Спартаку удалось превратить восставших в настоящее войско, дисциплинированное и обученное. К тому же восстание и набеги пиратов поставили Рим на грань голода. Все это вызвало озабоченность сенаторов. Войска из Испании и Азии отозвать было невозможно, новый набор мог дать к лету не более четырех новых легионов из новобранцев и совсем уже откровенно старых ветеранов. Еще хуже обстояло дело с конницей. Галлы, после разгрома Ториния, наниматься не спешили, а своей конницы у римлян всегда было мало. К этим трудностям добавлялось и то, что избранные на следующий год консулы Гней Корнелий Лентул Клодиан и Луций Геллий Публикола, которые могли бы возглавить направленную против мятежников армию, военными талантами известны не были. Поэтому Сенат никак не мог принять окончательное решение. Выдвигаемые раз за разом предложения отправить на войну консулов отвергались частью сенаторов. Но и противники этого предложения ничего лучше, как отозвать Помпея из Испании с частью войск, предложить не могли. Казалось, выхода из этой ситуации найти просто невозможно. Тем более неожиданным прозвучало предложение сенатора Гнея Амфидия Ореста отправить против восставших командующего с диктаторскими полномочиями, дав ему звание проконсула. Причем вопреки обычаю вне зависимости от того, был ли он ранее консулом.

— Стоит ли нам, почтенные сенаторы, нарушать обычаи и постановления предков и назначать проконсулом человека, не прошедшего магистратуру? — возразил сенатор Квинт Цецилий Метелл. — Стоит ли придавать столь важное значение восстанию презренных гладиаторов и рабов, чтобы признавать борьбу с ними настоящей войной*, а не подавлением мятежа? Подумайте, уважаемые сенаторы!

* Римляне различали 2 вида войны:

bellum iustum — настоящую,

юридически объявленную войну,

как правило с другими государствами

или народами

и bellumservile — войну с рабами

т. е подавление восстаний рабов или мятежей

— Уважаемый Квинт Цецилий Метелл и вы, почтенные сенаторы! — немедленно ответил Амфидий Орест. — К моему величайшему сожалению, война с восставшими рабами уже без нашего на то согласия переросла из обычной войны с восстанием в настоящую войну. Напомню, что вчера сам Квинт Аврелий предлагал направить на борьбу с мятежниками консульские армии. Чем юридически признавал положение «настоящей войны». Но мы с вами, уважаемые сенаторы, не согласились с отправкой на войну наших верховных магистратов. Ибо признаем сами себе, их военные таланты не настолько глубоки чтобы сражаться против столь умного и коварного противника, каким показал себя доблестный предводитель презренных гладиаторов и восставших рабов, известный нам под именем Спартака. Но раз мы признаем, что вопрос этот требует разрешения и не может быть решен простыми путями, мы вынуждены признать и необходимость экстраординарных мер. Таковой я считаю именно назначение проконсула главнокомандующим армии. Только так мы можем дать будущему полководцу весь империум*, необходимый для ведения столь тяжелой войны. Поэтому я предлагаю голосовать до обсуждения вопроса о назначении главнокомандующего.

* см. пролог

— Поддерживаю и предлагаю голосовать, — высказался принцепс сената Луций Валерий Флакк. Поддержка старейшего из сенаторов оказалась решающей и предложение Амфидия Ореста приняли большинством голосов. А потом начались дискуссии о личности главнокомандующего. Обсуждали возможность отозвать кого-либо из войск в Испании или в Азии. Снова попросил слова сенатор Орест и назвал имя этого полководца, заставив изумиться сенаторов. Никто сразу не поверил, что предложен именно Марк Красс, богач, владелец почти половины инсул в Риме, расчетливый делец, ростовщик, строитель общественных терм и адвокат. Но полководца в нем не видел никто. Даже Флакк, обычно старающийся держаться невозмутимо, не выдержал и с удивлением уточнил у Ореста, не ослышался ли он.

— Почтенный принцепс и уважаемые сенаторы! — Амфидий Орест нисколько не смутился. — Разрешите напомнить вам, что сей благородный муж во время гражданской войны, оказавшись в Испании сумел организовать свою армию, не имея ни одного манипула под рукой, а потом взять штурмом город Малакку. Он же прекрасно воевал на стороне Суллы Счастливого и отличился в битве у Коллинских ворот. Напомню вам, почтенные сенаторы, что это было одно из решающих и кровопролитных сражений войны. Красс, командуя Испанским и Марсийским легионами покончил сначала с остатками консульских армий Каррины, Брута и Цензорина. Разогнав их, он нанес удар по самнитам, которые к этому времени теснили силы под командованием Суллы Счастливого. Благодаря этому удару самниты были разбиты. Напомню также, что в и во второй битве у Коллинских ворот ополчение Рима под командованием Марка Красса разбили войска восставшего против порядка и закона врага народа Лепида… Поэтому я считаю, что именно такой человек, способный из ничего создать боеспособную армию и победить, должен командовать войсками республики в этот трудный час. Dixi (я сказал).

К еще большему удивлению большинства сенаторов, Красс, приглашенный на принцепсом Сената выступить, согласился принять назначение. Впрочем, и недоброжелатели, и сторонники решили одновременно, что лучше всего поручить такое неблагодарное и чреватое гибелью занятие, как война со Спартаком, именно Марку Лицинию Крассу. Победит — хорошо, а потерпит неудачу…

В результате его единогласно поставили главнокомандующим в ранге проконсула, поручили набрать войско и покончить, наконец, с восстанием. И Красс не только справился с набором и организацией войска, он сумел закончить эту позорную и разорительную войну. Едва войска Спартак промаршировали из Бруттия на север, чтобы, по донесениям разведчиков, перейти Альпы и поднять против Рима галлов, как Красс двинулся из лагеря неподалеку от Тибура ему наперерез. Когда недовольная решением уйти из Италии часть восставших под командованием Крикса отделилась и осталась в Апулии. Красс, узнав, что расположились они вблизи горы Гаргана, не задумываясь атаковал и уничтожил этот отряд. Хотя в нем было десять тысяч хорошо вооруженных мятежников, а у него была одна конная вексилляция и два неполных легиона, не более восьми тысяч человек.

В это время легат Красса Квинт Титурий Сабин заканчивал набор еще двух легионов и вспомогательных войск для пополнения армии. Луций Кассий Лонгин, получив еще ранее разрешение отца, поступил в военные трибуны Шестого легиона. Вместе с легионом он дошел до города Аскула и участвовал в решающей битве с восставшими. А потом наблюдал, как захваченных в плен мятежников развешивают на крестах вдоль дорог…