Вечный Рим. Первый свиток. Император

Aliquid incipit, aliquid desinit

Aliquid incipit, aliquid desinit*

676 г. ab Urbe condita

Пришла к ним смерть и просвистела

Своим безжалостным булатом.

И, выбирая, не глядела,

Кто бедным был, а кто богатым.

Она во всем равняет смертных

И любомудра, и профана.

Сокровищ не берет несметных

У господина и тирана

П. Буди

* Что-то начинается,

что-то кончается (лат.)

Паровозы надо давить,

пока они чайники

Из анекдота

Смерть Суллы Марк Лициний Красс ожидал с тревогой, потому что кончина самого авторитетного человека Рима грозила началом новой гражданской войны. Из полученных от своего внутреннего собрата пророчеств он знал, что Сулла уйдет из жизни примерно через год после отречения от власти. Однако его внутренний напарник никак не мог припомнить каких-либо грандиозных потрясений или серьезных гражданских войн после ухода диктатора. Только смутные намеки на какого-то консула, то пытавшегося поднять восстание, то ли устроившего очередную резню в Риме. Но Красс решил не игнорировать даже такие предупреждения. Поэтому готовился к будущему событию, набирая дополнительную охрану и делая запасы в городском доме, а заодно и в принадлежащих ему поместьях.

Но все равно, вольноотпущенник Каллист, подъехавший к дому на взмыленном коне и в пропыленной одежде, привез эту печальную весть совершенно неожиданно. Красс, стоит заметить, раздумывал недолго. Раздав приказания усилить оборону усадьбы и отправить с такими же указаниями посыльных по поместьям, он разослал доверенных рабов наблюдать за обстановкой в городе. После чего вышел к клиентам, которым и сообщил печальную весть. Тут же часть из них, вооружившись, отправилась вместе с Крассом, сопровождаемым двумя телохранителями из бывших гладиаторов, на Форум. Остальные же разошлись по домам, рассказывая по пути знакомым о случившемся печальном событии.

В это же время в Рим прибыл и официальный гонец с сообщением о кончине бывшего диктатора. К тому же за виллой под Кумами следил не один только Красс. И гонцы примчались не только к нему. Поэтому большинство собиравшихся в сенакуле* перед курией Гостилия сенаторов уже было осведомлено о смерти Суллы.

* сенакул — приемная в древнеримском Сенате.

Был ли сенакул

открытым огороженным пространством

или представлял из себя портик или здание

— точно не известно.

Автор считает сенакул открытым.

Красс прибыл одним из первых, но сначала прошелся по Форуму, окруженный толпой клиентов. Телохранители, идущие впереди и сзади, с внушительного вида палками-дубинками в руках, придавали этой прогулке торжественно-зловещий вид. Собравшиеся на Форуме зеваки расступались перед этой процессией. Причем многие приветствовали Марка Красса, вспоминая его подвиги во время Гражданской войны. Даже появившегося первым консула Квинта Лутация Катула многие квириты, засмотревшись на Красса, не заметили. Впрочем, Катул не стал задерживаться на Форуме, а сразу прошел в курию, где собравшиеся гаруспики* уже готовились к гаданию. Выйдя из курии, консул присел на кресло, установленное в сенакуле у входа в курию, ожидая завершения гадания.

* гаруспики — жрецы, гадавшие по внутренностям жертвенных животных.

Заимствованы римлянами у этрусков.

Гадание гаруспиков стало обязательной частью

принятия государственных решений.

Гадали, например, накануне закладки храмов и дворцов,

перед вступлением в войну и

перед началом очередного заседания Сената.

К нему подошли еще несколько сенаторов, принцепс сената* Луций Валерий Флакк, а потом и появившийся только что консул Марк Эмилий Лепид.

* принцепс сената — в эпоху республики —

первый и старейший в списке сенаторов.

Обычно это звание давали

старейшему из бывших цензоров

Красс, вошедший в сенакулу вслед за ним, заметил, что Лепид напряжен и при этом подозрительно весел. Словно получил не известие о смерти, а какую-то радостную новость. Крассу Лепид казался самым главным кандидатом на вождя нового мятежа. Поскольку Марк Эмилий был легко предсказуем — всегда готов вонзить кинжал в спину любого соратника, если это будет ему выгодно. Начав политическую карьеру марианцем, Лепид быстро перешел на сторону Суллы и даже отличился, взяв с помощью изменника последний оплот сопротивления его власти, город Норбу, с помощью измены. Разбогатев во время проскрипций*, Марк Эмилий не остановился на этом. Будучи пропретором Сицилии, он так ее ограбил, что, возвратившись в Рим построил роскошный особняк, отделанный нумидийским мрамором и восстановил Эмилиеву базилику. Жалобы на Лепида разгневали Суллу и его даже пытались привлечь к суду. Спасло его только заступничество Гнея Помпея Великого. После этого, как узнал из разговоров своих клиентов Красс, Лепид неоднократно высказывался критически о Сулле и его сторонниках.

* проскрипции — буквально это списки лиц,

объявленных вне закона во время террора Суллы

против своих противников.

Имущество проскрибированных конфисковывалось

и продавалось на торгах

Пробираясь мимо стоящих группами сенаторов, Красс высматривал среди них Помпея. И не сразу нашел его. Как ни странно, сегодня Гней Помпей Великий, вопреки своим привычкам, молча стоял в стороне, среди обычных граждан, а не находился в центре группы молодых сенаторов. И не вещал им с видом оракула очередные, по мнению Марка, у кого-то подслушанные мысли. Надо признать, Красс завидовал Помпею и недолюбливал его. Завидовал его военной славе и прозвищу Великий полученному от Суллы, его удачливости. Его незаслуженному, по мнению Марка, влиянию в Риме. Влиянию, позволившему Помпею, даже не входившему в Сенат, протолкнуть на выборах консула Марка Эмилия Лепида вопреки противодействию Суллы. Недолюбливал за самонадеянность, отсутствие мудрости и жажду власти. Особенно за последнее, так как, если честно признаться, сам Марк тоже стремился к власти над Римом. Но в отличие от Помпея, желавшего власти единоличной, полной, превосходящей даже власть покойного Суллы, Красс мог согласится даже на воссоздании комиссии децемвиров*, несмотря на закон Валерия-Горация. Поэтому полученные от «напарника» сведения о провалах попытки создания триумвирата его первоначально расстроили. Укрепив при этом во мнении о необходимости единоличной власти, прикрытой внешним сохранением республиканских обычаев.

* децемвиры — коллегия из 10 человек,

созданная для исполнения духовных или светских обязанностей.

Наиболее известна комиссия децемвиров с консульской властью,

образованная для написания законов в середине V в. до н.э.

На период действия этих комиссий

все остальные магистратуры были отстранены от власти.

Второй состав комиссии попытался узурпировать власть,

продержался 2 года вместо 1, но был низложен.

Консулы Валерий и Гораций предложили закон,

запрещающий создание таких комиссий.

Разработанные децемвирами «законы 12 таблиц»

оставались основой римского публичного права до II в. н.э.

Пока Красс добирался до кресла консулов, жертвоприношение закончилось, и вышедший в сенакулу гаруспик громко объявил, что гадания благоприятны. Тотчас Катул, встав с кресла, торжественно объявил о начале заседания Сената.

Красс вошел в курию одним из первых, сразу за Лепидом. Пока сенаторы занимали места на скамьях, Марк внимательно смотрел за усевшимися в курульные кресла консулами. Те о чем-то оживленно спорили, но в результате, похоже, пришли к согласию. Сразу же Лепид, поднявшись, подошел к креслу принцепса и переговорил с Флакком. Тот тоже согласился, судя по мимике. Лепид вернулся на место, а Катул встал и объявил, что заседание Сената посвящается чрезвычайному событию в жизни Города — смерти многоуважаемого и почетного гражданина Луция Корнелия Суллы.

— … Известного всем добродетельного мужа, сделавшего много для того, чтобы Рим, Италия, вся римская держава, потрясенная междоусобными распрями и войнами, укрепилась… Проведенные им реформы, мудро ограничив самовластье отдельных магистратур, способствовали сему.… Как истинно благородный и добродетельный римлянин, достигнув целей своей деятельности, Луций Корнелий Сулла сложил полномочия диктатора, дарованные ему Сената вопреки обычаю, бессрочно. Сложив полномочия, он удалился на свою виллу, где проводил время, диктуя мемуары и живя добродетельной жизнью простого квирита… Поэтому, сенаторы, я считаю необходимым отметить прижизненные заслуги Луция Корнелия Суллы торжественными похоронами за государственный счет…

Поднявшийся вслед за ним Флакк отказался от речи, сказав, что предлагает выслушать вместо него консула Марка Эмилия Лепида.

— Сенаторы! Сограждане! Что вижу и слышу я в сих стенах, которые помнят слова наших свободолюбивых прадедов и дедов? Нам, квириты, предлагают чествовать умершего тирана, свирепого Ромула, который все свои деяния сопровождал вероломством и преступлениями против народа римского! — в отличие от спартански короткой речи Катула, Лепид обстоятельно описывал преступления времен проскрипций, требовал отказаться от публичных похорон. А вконец речи потребовал даже damnatiomemoriae Суллы*.

* дамнацио мемориэ — проклятие памяти,

особая форма посмертного наказания,

применявшаяся к узурпаторам власти и участникам заговоров.

Уничтожались статуи, любые письменные свидетельства,

в т.ч. настенные и надгробные надписи,

чтобы стереть память об умершем.

Часть сенаторов выступила против, часть поддержала Лепида, но главный его сторонник сенатор Марк Эмилий Скавр, дальний родственник и друг Помпея, молчал, внимательно наблюдая за ходом споров. Молчал и Красс, поглядывая на веревку, перегораживающую, согласно обычаю, вход в курию, и на толпившихся за ней квиритов. Толпа которых, по мере нарастания споров среди сенаторов, начала грозно волноваться и шуметь, поддерживая сулланцев. Стало настолько шумно, что Катул даже распорядился отправить ко входу пару ликторов, чтобы навести порядок. Наконец высказались все и сенаторы, разбившись на группы стали обсуждать вынесенные ораторами предложения. Впрочем, учитывая нарастающий гул недовольства, доносящийся от входа, дискуссии закончились быстро. И вновь Красс отметил, что Помпей постарался избежать любого участия в спорах, наблюдая за ними со стороны. В результате этих двух причин часть сенаторов, первоначально явно настроенных на поддержку Лепида, во время голосования перешли на сторону Катула. Так, под восторженные крики собравшейся толпы, большинство из которой составляли клиенты видных сулланцев, ветераны и вольноотпущенники бывшего диктатора, Сенат утвердил решение о торжественных похоронах за государственный счет.

Конечно, такое решение понравилось не всем, но возмущения и беспорядки были быстро подавлены отрядами вооруженных телохранителей видных сулланцев, включая и Красса. То, что при этом случайно сгорело несколько инсул и даже небольшой храм в районе рядом с акведуком Аква Марсия, никого не удивило. Как и то, что скупил эти участки, как обычно, представитель Марка Красса.

Пока тело Суллы везли из Кум, в Риме в знак траура остановилась вся деловая и государственная деятельность. По дороге к печальной процессии целыми отрядами присоединялись собиравшиеся со всех районов Италии ветераны. Тысячи бывших легионеров Суллы, получивших после победы в гражданской войне наделы на конфискованных у противников власти диктатора землях, явились, чтобы проводить в последний путь своего покровителя. Когда колесница с телом прибыла к воротам Рима, за ней шло около сотни тысяч человек, в основном ветеранов. Последние по пути сбивались в центурии и манипулы и когорты. Так что в город входило практически готовое войско, разве что почти без центурионов и вооруженное лишь кинжалами. Сами похороны по своей пышности превзошли все, ранее виденное квиритами. Усопшему воздавались поистине царские почести. К шествию в полном составе присоединился Сенат, жрецы и практически все население города. Тысячи трубачей наигрывали печальные мелодии, всюду раздавался женский плач и стенания. Даже небо, затянутое готовыми разразиться дождем черными тучами, словно разделяло траурное настроение. В качестве дара от городов и легионов, служивших под его командованием, перед процессией несли две тысячи золотых венков. Среди них был и заранее подготовленный венок и от Марка Красса. Процессия остановилась на форуме и перед толпой, заполнившей площадь и все соседние улицы, выступил с речью в честь покойного лично консул Катул. По обычаю он упомянул всех благородных предков усопшего, но большая часть речи посвящалась перечислению заслуг самого Суллы. Присутствующие с удивлением слушали звуки речи, разносившиеся окрест с неослабевающей громкостью из необычной металлической трубы. Как говорили, такую интересную и полезную вещь придумал умнейший сын Гая Кассия Лонгина.

От форума до Марсова поля тело перенесли на руках сенаторы, которые и возложили его на погребальный костер. Многие опасались, что пойдет дождь и помешает церемонии. Но ливень, не прекращавшийся до самой ночи, хлынул только после того, как костер догорел. Прах захоронили неподалеку от могил древних римских царей…

Известие о смерти Суллы патриций и изгнанник Гай Юлий Цезарь получил в Тарсе. В гавани которого стоял флот под командованием Публия Сервия Ватика, только что вернувшийся из очередного похода против киликийских пиратов. Как обычно, не слишком успешного, пираты либо скрывались в секретных укрытиях, либо просто игнорировали небольшой флот римлян, имея в несколько раз больше кораблей. Такая борьба с пиратством, по мнению Цезаря, больше походила на театральную постановку. Но кого могло интересовать мнение находящегося под подозрением в нелояльности к власти Суллы. Попавшему в проскрипционный список и уцелевшему только благодаря заступничеству влиятельных родственников. Принятому на службу претором Марком Термом, правителем провинции Азия, по их же просьбе. Несмотря на воинские подвиги и успешную службу контуберналом* у самого Терма, Цезарь не мог надеяться ни на карьеру, ни на возвращение в Рим при жизни диктатора, даже сложившего свои полномочия.

* контубернал — знатный юноша,

нечто вроде адъютанта

при полководце или наместнике

Полученное известие о смерти Суллы обрадовало Цезаря настолько, что он немедленно отправился в дом, занятый Ватиком под жилье. Откуда и вышел через пару часов с разрешением отправиться в Рим. Несколько дней ушло на сборы. Наконец актуария, небольшая торгово-военная галера, носящая гордое имя «Звезда Афродиты», отчалила от причала. Название корабля особенно понравилось Цезарю, так как его род Юлиев вел свою родословную от богини Венеры. Любой же образованный римлянин знал, что Афродитой греки называют именно Венеру. Цезарь решил, что само название корабля является счастливым предзнаменованием.

Когда корабль вышел в море и распустил свой большой квадратный парус, Юлий Цезарь оперся о борт и устремил взор на Тарс. В этой позе он простоял, пока город и окрестности не стали плохо различимы в синеве небес, переходящей в синеву моря. Впрочем, далеко от берега корабль не отходил, так что при желании можно было его рассматривать его очертания. Капитан корабля, старый, просоленный морем афинян по имени Антиох, пояснил, что ближе плыть опасно из-за возможного нападения пиратов на небольших лодках.

— Но они столь далеко от берега не отплывают, — добавил он. — А больших кораблей мы пока можем не опасаться, после похода ваших бирем они будут еще долго сидеть в своих убежищах. Главное — проскочить мимо берегов Ликии.

Несколько дней ничего не происходило. Корабль заходил на ночь в известные капитану бухты или порты и утром отправлялся дальше. Без происшествий, если не считать изредка появлявшиеся на горизонте, похожие на облачка, паруса они проскочили мимо берегов Ликии.

Стоял замечательный день, легкий бриз гонял волны по морю и надувал большой льняной парус, давая возможность гребцам отдохнуть. И до Книда, как уверял Цезаря капитан, они должны были дойти уже к вечеру. Актуария огибала небольшой остров, когда из почти невидимой на таком расстоянии бухты вынырнула низкая, узкая и быстрая боевая унирема. А вслед за ней мчались еще два миопарона.

— Пираты! — выкрикнул капитан с побелевшим лицом. — Окружают…

Цезарь повернул голову, оглядел горизонт и кивнул.

— Да, и еще паруса на горизонте. Сможем мы уйти? — спросил он.

— Гребцы отдохнули, да и ветерок попутный, — ответил Антиох. — Попробуем.

— Ты ведь не собираешься сопротивляться, если нас догонят? — уточнил Цезарь.

— О боги, мой господин, конечно же нет! У них шпионы в каждом порту. Я думаю, они давно уже следят за нами. А капитана пиратов уже имеется описание моего корабля и известием, что на нем плывет римский патриций, за которого можно получить хороший выкуп. Значит и мы можем надеяться на выкуп, а не на рабскую долю. Но сдаваться первым я не намерен.

Отчаянная гонка длилась несколько часов. Но пиратские корабли, легкие и стремительные, оказались быстрее. К тому же к ним присоединились еще три миопарона, причем два из них отсекали «Звезду Афродиты» от берега. Цезарь спокойно смотрел, как пираты быстро сближаются с их кораблем. Уже можно было различить вооруженных людей, толпившихся у бортов, и расслышал их крики. Позвав своего личного слугу, Гай Юлий спокойно приказал ему принести тогу. Перепуганный слуга притащил кипу немного запыленного почти белого полотна. Нервно поглядывая на сближающиеся с их актуарией унирему и миопароны, он трясущимися руками начал помогать Цезарю облачится в тогу. Ни слова не говоря, Гай Юлий спокойно дождался, когда слуга расправит все складки. За это время пираты сблизились с ними настолько, что пришлось убрать весла внутрь. Пираты смогли перебросить на борт «Звезды Венеры» несколько канатов с кошками. Подтянули к одному борту унирему, а к другому миопарон, и начали перебираться на борт «Звезды Афродиты».

— Я не ошибаюсь и это их вождь? — спросил Цезарь у капитана, кивком головы указав на высокого атлетически сложенного человека, одетого в очень дорогую тунику, крашенную пурпуром и щедро вышитую золотом, и вооруженного висевшей на боку махайрой в роскошно отделанных ножнах. Капитан молча кивнул, подтверждая догадку Гая Юлия.

Вождь пиратов прошел через толпу, собравшуюся на палубе, и подошел по к Цезарю не обнажая оружия и сохраняя спокойный вид, словно на прогулке.

— Хайрете (радуйтесь), — поприветствовал он Гая Юлия и Антиоха по-гречески.

— Здравствуй, — вежливо поздоровался в ответ Цезарь.

— Я не ошибаюсь, предположив, что ты и есть римский гражданин Гай Юлий Цезарь? — уточнил он. — А ты, капитан, иди к команде, — жестко приказал пират

— Нет, ты не ошибаешься.

Глаза вождя сузились. Взгляд его был настолько холоден, что невольно напомнил Цезарю змеиный.

— Клянусь Митрой, это была славная охота. А ты, как я вижу, очень выдержан и спокоен, римлянин, — сказал вождь пиратов. Акцент выдавал в нем малоазиатского эллина.

— Не вижу причины быть другим, — отозвался Цезарь, удивленно подняв брови. — Я думаю, ты позволишь мне выкупить себя и моих людей, поэтому мне нечего бояться.

— Вот как… Но остальные мои пленники уже, наверное, обделались от страха.

— Только не этот пленник, — спокойно ответил Гай Юлий.

— Ну да, ты же у нас герой войны и истинный римлянин, — улыбнулся одними губами пират. Взгляд его при этом нисколько не изменился.

— И что теперь?.. э-э, я не разобрал твоего имени? — сохраняя спокойствие, спросил Цезарь.

— Таркондимот, — спокойно ответил пират. Он обернулся, чтобы посмотреть на своих пиратов, которые уже собрали команду торгового судна в одну группу, а двадцать людей Цезаря в другую. После чего произнес тем же нейтральным тоном.

— А теперь ты умрешь вместе со своими людьми, — и пояснил, заметив недоумение Цезаря. — Извини, но мне за это заплатили…

Гай Юлий не успел до конца поверить в услышанное, как Таркондимот одним красивым слитным движением выхватил махайру из ножен и нанес удар по шее римлянина…