Вампир без клыков

Глава двадцать восьмая, в которой за словами прячется яд

Поселение появилось впереди. И я усмехнулся. Ну надо же — все тихо и спокойно, просто чудо какое-то. Вроде бы так и должно быть, но в последнее время столько всего случилось: Медуса, появление двух вампиров, неудачная охота. Я бы не удивился, если бы к моему приходу все пылало огнем. Станется.

Впрочем, не поселение виновато в этом. А наше проклятое везение — мы притягиваем проблемы, это то, чем заражает Джордан после путешествия с ним.

— Куда ты меня ведешь?

— Ты встретишь ту, что чуть не убил. А что с тобой делать — подумаю, — ответил я гоблину, вышагивающему рядом по моему приказу.

— Зря ты меня сюда привел. Братья придут за всеми вами. Убьют каждого, кто…

Кулак в зубы заткнул мелочь, тут же упавшую на траву.

— Да, да, твои братишки придут, а я знаешь что сделаю? — прошептал я, хватая за лицо. — Я вырежу у каждого сердце, и буду кормить тебя, даже когда начнешь блевать. Ты съешь столько кишок, что не захочешь существовать. Будешь жить и помнить каждого своего братца, а по ночам — кошмары будут сводить с ума. И ты проклянешь ту секунду, когда решился напасть на охотников этого поселения.

— Пусть так, — прохрипел гоблин. — Но однажды я доберусь до ножа и потом вскрою твое пузо. А следующей будет твоя баба.

Я улыбнулся. И, приподняв тело над землей, швырнул его вниз. Схватил за горло и сжал, вдавливая гоблина в траву. Он хрипел, дрыгая ногами, и остановился лишь тогда, когда я ухватил щиколотку и, словно мешок с мусором, прокинул над собой, вновь ударив об землю. Тушка обмякла, спустя секунду на жалких крохах силы попытавшись отползти.

Рассмеялся. Схватил за руки и, размахнувшись, влепил гоблина головой об дерево.

— Ну, а, как тебе? — спросил я с издевкой, встав в боевую позу и помахав кулаками перед едва вменяемым уродцем. — Этот прием я называю «Накорми щепками».

— Ты… больной… ублюдок…

— А ты — моя сучка! — усмехнулся я, ткнув пальцем в кровоточащий лоб гоблина. — И я над тобой смеюсь каждой клеточкой тела!

Адель вздохнула. Пробормотала:

— Как бы много ты Яном ни назывался, ты им не являешься. Он бы так себя не вел.

— К сожалению, — пожал плечами я, — мы с ним единое целое. Что-то во мне — от него, и наоборот. Ты слишком цепляешься к мелким, незначительным, ничтожным деталям.

— Ты только что гоблина избил. Это ничтожно?

— Если бы ты имела дело с теми, кто тебе так неприятен и кто бессмертен, ты бы тоже могла себя вести подобным образом.

— Ты причинил ему боль просто так, от скуки. Ты проблемный и неприятный типок.

— О боже.

Я вытащил револьвер и посмотрел на него. Обычный пистолет. С моим горлом нет проблем, и, если честно, я не так люблю пушки. В отличие от Яна, мне удобнее драться кулаками, не используя оружия вовсе. Может быть, стоило отдать должное привязанности южанина, но черт возьми. Один из моих принципов — не водись с тем, кто презирает тебя.

Замахнувшись, я швырнул револьвер вглубь леса, услышав напоследок лишь крик мольбы. Прочь, куда-то в кусты, спрятанные под тенью деревьев. Подальше от меня и от моей жизни.

— Прощай, надоедливая Адель. Пусть тобой воспользуется кто-то еще, — я вздохнул, взвалив на плечи гоблина. — Назойливое оружие душ…

Да, внутри пистолета, в его сути, были и другие сущности. Те, в которых нуждалась наша семья. Айви, валькирия. Убитые, оставленные Яном и Адель ради воскрешения. Невозможного, но вероятного.

Южанин не знал, что оружие душ не предполагает извлечение чего-либо на время. Души получают свое место, и оно не может меняться. Все равно что из живого тела вырвать сущность и вставить в другое. Что получится? Тень прежнего, но — скорее отпечаток, разделенный на два места. Возможно, южанин обманывал сам себя. Может быть… Кто его знает. Уж точно не я. Невозможно, прожив в мире лишь сорок лет, понять все нюансы и тонкости.

Лишь хотел верить, что в моем решении не было зла. Хотя оно, конечно же, было.

Улицы поселения встречали тепло и мягко. Варвары здоровались, и я им, к их удивлению, отвечал. «Здоровья», «Сил», «Удачи». Файльговцы имели большее разнообразие в своих словах, нежели холивритовцы. Кто знает, это южная теплота или их суровая жизнь, которой они отдают должное таким разнообразием пожеланий?

Дом Аиу… наше с Алисой убежище показалось быстро. Я шел бодро, а гоблин, даже если и пришел в себя, не старался помешать. Лишь покорно лежал на плече, уверовав в беспомощность. Оно и к лучшему.

Я с осторожностью отворил дверь. Прошел по короткому коридору, капая кровью со лба гоблина. Его заживление ран покинуло в очередной раз отключившееся тело. Опять же, к лучшему. Так тварь еще некоторое время будет хранить собственную слабость, не надеясь сказать глупость или сделать ее.

Алиса пришла в себя. Лежала на подушках, глядя в потолок. Опустила взгляд ко мне.

— Привет, Ян. Твои волосы еще больше порыжели…

— Привет, Алиса, — я ответил и увидел, как глаза округлились, а тело приподнялось, опираясь на локоть. — Я дома. Это было долгое приключение.

— Ч… что?.. — девушка не могла поверить. — Ян?.. Это ты?

— Почти. Пришлось поменяться немного. Но обещаю, что все в порядке.

— Дьявол… святые пряники… твой глаз снова вернулся?

Я усмехнулся, коснувшись левого. В правой глазнице был паразит, и он быстро съел то, что попыталось восстановить тело. Но пустое место заполнилось тем, чем и должно.

— Все вернулось. Остались только шрамы, — улыбнулся я, сбросив гоблина на пол. — Ведь я вампир. Так и должно быть.

Алиса закрыла глаза, и я увидел, как по щекам ее скатились слезы.

— Ты что-то сделал с Яном, да?

— Прекрасно все понимаешь…

— Я его обратила. Я знаю, как устроена его душа и тело. Ты не Ян, ты тот, второй…

— Да. Ян откинулся.

— Он мертв?

— Вроде того. Душа сдалась. К сожалению.

— Где второй револьвер?

— Выбросил.

— Так все же, что с Яном? Скажи, хватит таить.

— Я вернулся к Обращению. Ты тоже так делала, думаю. Многие вампиры вспоминают тот момент.

— Ты использовал черную магию?..

— Пока еще нет. Не торопись, дай рассказать, — я осторожно присел на краешек кровати. — Когда мы вернулись к этому моменту, Ян не вынес. Ты ведь знала, что это тело обратилось не из-за его души. А из-за моей.

— Да.

— И ты знала, что Ян не способен вынести превращение.

— Знала.

— Тогда ты знаешь, что случилось с душой человека, когда он вспомнил о том дне.

Алиса закусила губу.

— Ему было больно?

— Нет, он ничего не почувствовал. Просто не смог смириться с грязью, которой заражена наша кровь. Не смог поверить, что наш яд — не более, чем огромное количество чужих смертей.

— Как Ян ушел?

— Легко. Он просто сжег себя. Раскаялся. И растаял.

— Ты не врешь?

— Я клянусь клыками и руками, что я ничего не делал с Яном. Когда-то пытался его подавить, поглотить душу. Но я этого так и не сделал.

— Боги…

— Он был слишком юным и чистым.

— Знаю.

— Тебе обидно, что он погиб вот так? Не в бою, а из-за обычного воспоминания, сидящего в нашей крови?

— Конечно! — Алиса подтянула колени и уткнулась в них лицом. — Я… не хотела, чтобы это случилось.

— Уж прости, красотка. Мир тяжелее воробьиного пера.

— Как тебя зовут?

— Я бы предпочел, чтобы называла Яном, — пожал плечами. — Это будет правильнее.

— Нет. Я знаю, что долгое время общалась уже не совсем с Яном.

Усмехнувшись, подумал: «И все же, Алиса слишком хорошо молчала и ждала, как для существа, которое столько знает».

Да, конечно же, не Ян Стромовски. Он мужелюбец, знатный юноша. Я — вор и истинный ценитель женщин. Наши души смешались. Сначала была шумная дуальность, а потом воцарилась спокойная однотонность.

Симпатия к Алисе шла не от южанина, а от меня. Ян с самого начала невзлюбил сестрицу своего объекта воздыханий — Джордана. И каждый поцелуй, преподнесенный Алисе, был моим желанием.

Но я не хотел, чтобы так было. Мне мерещилось что-то неправильное в том, что Яна забудут. Внутри было желание, чтобы вампиресса оказалась такой же глупой, какой была Адель. Чтобы она не приняла меня, оттолкнув или покромсав на куски, потребовала вернуть южанина, а я перед смертью сказал бы, что мальчик не вернется, что он выбрал смерть в двадцать с малым лет, а не долгую сорокалетнюю жизнь, как я.

Алиса… Она чувствовала, кто ее целовал, кто готов был защищать ее ребенка ради ее самой, а не ради Джордана. И я подозревал, что желание не будет проигнорировано.

— Так что? Твое имя, — надавила Алиса.

Я посмотрел на нее, вглядевшись в нити намерений, эмоций, судьбы. Любовь и легкая досада. А под досадой кое-что еще. Чего я предпочел не касаться. Ей правда было плевать на Яна так, как она пыталась это показать? Его кровь никогда бы не приняла яд Алисы. Только моя. Но… правда?

Мне бы хотелось, чтобы о мальчике не забывали. Чтобы его ценили и о нем помнили. Отчасти — потому что сам факт моего вселения в это тело является подарком воровской удачи. Я ее всегда чтил и любил. И забыть Яна Стромовски, стереть его имя, заменив на имя Вангра, было бы броском драгоценности в грязь.

Сейчас, принеся Алисе измененного ребенка, зовущегося не Яном, а Вангром, я был как тогда, десять лет назад. После сложного дела, измученный принес камень на цепочке заказчику. А тот сказал, что уже не нуждается, и платить за драгоценность не будет. Только за мою голову. Ведь именно за нее назначена награда.

— Черт возьми, женщина, — усмехнулся я. — Вы всегда для меня были такими загадочными. Секреты, секреты и куча змей, сплетенных с цветами. Меня зовут Вангр. Я был и остаюсь первоклассным вором. И… — я поднялся с кровати, ткнув большим пальцем себе в грудь, — мой рекорд! Два утерянных пальца и сотня альт за мою голову! В этой жизни я готов подняться на новый уровень!

— Ну ты и баламут, — вздохнула Алиса, опускаясь на подушки. — Еще скажи, что сердце мое украдешь…

— Украду! Найду, где оно, и украду, пока хозяин зевает за кружкой чая. Ведь Вангр так умеет! — расхохотался я. А потом опустил взгляд в пол. — Но называй меня Яном. Пусть я и не похож, во мне все еще его эмоции, воспоминания и с ними — боль. У этого мальчишки произошло такое дерьмо, какое мне однажды долго снилось. И я должен сохранить то, что оставила душа после самосожжения. Потому что эта боль — путеводная звезда, которой мне не хватило.

Алиса улыбнулась, тепло и мило, как умеет только она.

— Любой, кто носит чужую боль, достоин чужого имени. И я уважу твое решение, — сказала она, но не добавила слово «возможно».

С благодарностью кивнул. И сказал с усмешкой:

— Только стань снова той самой язвительной сукой. В этом образе ты невероятна. Такая искренняя и злая…

Алиса рассмеялась, жмурясь и качая головой на подушках.

— Сделаю все возможное, червячок. И кстати, что там за труп позади?

— А, это? Это гоблин. И часть долгой истории, которую я обязательно расскажу, как только примощу задницу на кресло, а сапоги — на спину этого уродца.