Вампир без клыков

Глава двадцать шестая, в которой зачищают нору

Они были мне не рады. Хмурые лица, опущенные плечи. Силуэты рассевшихся в полумраке людей. Комната, отведенная под лекарскую, была пополнена охотниками. И я, бросивший голову чудища в центр, стоял, окруженный файльговцами.

Им нечего было спрашивать и не на что отвечать. Я смотрел, они смотрели, но тишина по-прежнему стояла, отвернувшись к мрачным стенам.

Наконец, поднял руку, указав на голову. Перевел палец на лежащего охотника.

— Нет, — ответили.

И я повернулся, с тихим выдохом толкнув дверь. Нужно было идти в лес. Ночь крепче хваталась за мир, накрывая всех нас часами покоя. Лишь те были неведомы мне — и хозяйке дома, потерявшей мужа.

Напоследок заглянул к Алисе. Ее глаза были прикрыты, но это было не лихорадочное беспамятство — глубокий сон уставшего. Коснулся губами ее прохладного лба и ушел.

Проходя мимо кузни, наткнулся на кузнеца. Его работа на сегодня была кончена, а он ждал посреди улицы. И будто специально встал на моем пути. Его коричневые глаза смотрели сурово, но улыбка говорила громче взгляда.

— Свет охотника, — сказал кузнец, протянув руку с лампой.

Я с благодарностью кивнул, приняв огонек в свой кулак. Обычная лампа — лишь ручка не ерзала в прорезях, проворачиваясь в них туго. В Холиврите почти все лампы скрипели при ходьбе. А те, что молчали, быстро сдавались под натиском потных ладоней.

И стекло, защищенное металлическими прутьями, пропускало ровный свет, выхватывая у ночи права на меня.

— О чем ты думаешь? — Адель была столь же бессонна, что и я.

— О смерти.

— Ты планируешь найти кого-то в такой тьме?

— Я знаю, в каком направлении ходят охотники. Там не так много нор. Одну я зачистил. Осталось лишь несколько. И та тварь затащила пару человек к себе в логово. Пойду на запах крови — найду убийцу.

— Ох, Янчик, ты прямолинеен как член моего последнего мужчины.

— Надеюсь, не такой же короткий?

— У тебя нет клыков. Твой организм не чувствует запах крови так же, как у остальных вампиров, — Адель проигнорировала мою подколку с невозмутимостью падающего куска льда.

— Есть то, чего клыкастые не понимают. Кровь сладко пахнет даже для коров.

Судя по ранам, оставшимся на теле Алисы, она потеряла много крови. Учуять запах мертвой, чей яд, текущий во мне, манит? Легче легкого. Даже когда мы близки с любимой, я не могу избавиться от желания впустить отсутствующие клыки в ее тело и пить… пить… Обычно я душу это желание. Но, прислушавшись к нему, я многое смогу.

Листва шуршала под сапогами, корни норовили ухватиться — как в любой другой истории, как в любом другом лесу. И я был не против, даже когда все же зацепился, рухнув на землю. Лампа выпала из рук, попрыгав на земле и остановившись у подножия дерева.

— Янчик, ты можешь драться?..

— Просто задумался.

Дар был истощен. Потому что тело устало. Хотелось отдыха и… еды. Но я должен был покончить с тварью до рассвета. Чтобы Алиса очнулась и узнала, что отомщена. Чтобы тварь не помешала охотникам. Чтобы чудище, напавшее и победившее мою любимую, не дышало дольше положенного.

Способность видеть намерение все равно что гадание по кофейной гуще. Рано или поздно я не смогу понять: какая нить ярче, что случится с большей вероятностью. И я не должен бояться охоты без Дара.

Подобрав лампу, невольно задержал взгляд на коре. Вся в разрезах и разрывах. Звери часто точат когти на деревьях. А мне нужно пристреливать пистолеты на живых.

Шел дальше, брел по темным тропам и зарослям. Без знания, но с целью. И луна, показавшаяся в небе, подмигивала сквозь листву, намекая о новой встрече.

Запах крови ударил в ноздри резко. Принюхался. Алиса. Ее аромат.

Опустился ниже. Кровь живых со временем слабеет. Но кровь мертвых не такая. По этой причине раненого вампира выследить легче, чем раненого оленя. Яд мешает крови спориться. Я, опустившись возле небольшой лужицы, коснулся пальцами алого озерца. Слабая пленка, поддавшись коже, позволила испачкаться. Облизнув, прикрыл глаза, концентрируясь на вкусе. Истинно сладкий, я чувствовал лишь это, забыв о давнем привкусе металла, о легкой солоноватости и бывалой горечи.

Нора зверя была рядом, осталось лишь отыскать ее глазами. Пригляделся, подсвечивая. Следы от ран охотников. Алые путеводные веревочки, собравшиеся по капелькам. Сломанные ветви, примятая трава.

Убежище обнаружилось позднее. Луна укрылась облаками. Волны ветра вздымались и опадали. А куст диких роз зазывающе помахал цветами.

— Ян, это опасно. Ты ничего не чувствуешь?

— Только розы. Любишь их?

— Ян! Хватит шутить, я не хочу остаться и ржаветь в какой-то дыре…

— Хорошо, так и быть. На обратном пути сорву тебе цветочек.

— Смотри, чтоб голову тебе не сорвали.

Хватил лампу левой. А другой рукой — рукоять пистолета. Взвел курок. Нож на месте. Время спускаться.

В нору вели следы крови, в нору вели сломанные кости, в нору вели тихие почавкивания. Чудище питалось, и это лучше — даже самых бдительных королей убивали за обеденным столом. Чужой сон не так бы мне помог.

Пещера. Я спрыгнул в маленький обрыв, приземлился на камни. Плавной походкой обошел кучу костей, переступал берцовые и голенные, осторожно двинул носком человеческий череп. Навел пистолет. Чавканья прекратились.

Со всей силы пнул пару костей во мрак. Швырнул лампу по земле. Огонек затрепыхался, но сквозняка не встретил, выжил, став гореть лишь чуточку слабее. А затем — погас. Громадная лапа раздавила и металл, и стекло.

— Грязный человечишка! — взвизгнули на холивритском, и из мрака, следуя едва заметной нити, бросился охотник.

Я отпрыгнул. Назад, за кучу костей. Выстрел. Взвел курок. Схватил нож. Уклонился, полоснув прыгнувшего.

И вот — тварь стоит передо мной, а за ней — вход в нору. И ласковая луна, отбросив флирт, во всю засветила в мое лицо, заодно небрежно бросив лучи в спину твари.

На огромном звере сидело нечто человекоподобное. И я бы растерялся, не встречай я таких тварей раньше, еще в Холиврите. Во время путешествия с Джорданом. Гоблины. Я резал, стрелял, душил, топтал. Крошечные и слабые тела. Вроде бы, они использовали ядовитые дротики. Но этот придумал кое-что оригинальнее. Не знаю, как, но этот уродец приручил огромное чудище.

— Убью! — зашипел гобленыш.

А потом получил пулю в лоб. Не знаю, как он обучился дрессировке, но азам принципа работы огнестрельного оружия он научиться на успел.

Тварь резко бросилась, и уйти я не успел. Цепкий удар. Боль. Сильная боль.

Я зашипел, прыжками уходя в сторону и зажимая рану.

— Ян, мать твою!

Вжался в стену, пытаясь унять судорогу.

— Ян, не вздумай драться! Ты должен бежать…

— Для стрельбы мне две руки не нужны!

Вскинув револьвер, я вжал спусковой крючок. Монстр заревел. Злобно. Боли он не почувствовал.

Моя левая лежала где-то там, в темноте, рядом с кучей костей. Луна вновь накрылась. Тварь рычала, не торопясь нападать. Дар отключился. Тело едва двигалось. Азарта схватки во мне не было, лишь безразличная к происходящему боль. Но это не должно пугать. Сражаться можно, пусть конечности немеют, а мозг норовит выключиться.

— Ну что, человек, помахался с Голдом Великим?! — захихикали в темноте, и я тут же выстрелил на звук. — Ай! Опять попал, паскудник зловонявшийся…

«Что за черт? Я ему голову прострелил…»

— Он бессмертен, Ян, — вздохнула Адель. — Ты крупно влип, но его душа напрочь пришита к телу, и убить его не выйдет.

— Даже с выстрелом душами?

— Что толку от него, если он не дух, а живой? Не выйдет вложить в пулю столько сил, чтоб она сожгла душу…

— Значит, будем дальше танцевать.

Я оттолкнулся от стены, рванув к невидимой куче костей. Тварь зарычала, и я наугад отскочил. Угадал — лапа пролетела мимо. Выстрелил. На этот раз рев был преисполнен болью.

— Чудище умрет?

— Да, но позже. Не от этой пули.

— Тогда убиваем тварь. А гоблина я беру на себя.

— Сделаем наш выстрел?

— Именно, красотка. Совершим то, чего не удалось Алисе. Выбьем из них дерьмо.

Ответ на вопрос, почему моя милая не смогла одолеть этих уродцев, прост — ее лезвия не смогли проникнуть глубоко под кожу зверя, и не смогли убить гоблина. Но выстрел душ оборвет жизнь монстра, и гоблин останется беззащитным.

Луна вышла из-за облаков как раз вовремя. Я усмехнулся, вскинув пистолет. Нити на стволе загорелись голубоватым, алым, черным. Монстр глядел недоуменно, а гоблин заорал:

— Нет, Чика! Прочь! Прыгни!..

Приказы, мольбы… просьбы?.. Уродец не успел докричаться до питомца — зверь был заворожен эффектом сгорающих духовных сил. И пепел от них оседал на пуле.

— Пли, — скомандовал я, спустив курок в его решающий удар.

Монстр взвизгнул, его шерсть встопорщилась, а кровь с шипением брызнула из раны в голове. Упорные тренировки дали свое — и мозг пуля прошивала так же легко, как шило опытного сапожника прошивает кожу обуви.

Гоблин взвизгнул, соскакивая с обмякающего тела. Но пуля, угодившая в колено, пресекла побег.

Я подошел ближе.

— Откуда в тебе такая сила?! — закричал гоблин. — Чика была сильнейшая в лесу!!!

Пожав плечами, выстрелил в голову. И тварь вновь отключилась. Как я знал — ненадолго. Впрочем, большего не нужно. Понаблюдав, как на теле заживает рана, я усмехнулся. Перезарядил револьвер. Отыскал взглядом свою руку, теперь уже бесполезную. Скинул плащ, пропитавшийся кровью Собирателя. И бережливо закутал гоблина. Сверху повязал надежно узел. Твареныш гол, и можно было расслабиться — ножа он не найдет, чтобы прорезать ткань. А порвать силенок не хватит. Ведь руки этих тварей столь же тонки, сколь и… черт его знает.

— Ян…

— Отстань. Я спать, — мысленно буркнул я, рухнув головой на тело своего пленника.

Подушка из гоблина — может, не самая удобная, но, дьявол побери, покалеченному и измотанному Яну Стромовски было полностью плевать. Чудище убито, с коротышкой можно разобраться после сна. Нора зачищена.