В Тёмное Царство

Глава 8 Новые пути

Паг ждал.

После паузы торговец произнёс:

— Нет, господин, но вы близки к истине. — Он пригласил Пага к небольшому столу с двумя креслами, подходящими как для людей, так и для его расы. Устроившись поудобнее, Вордам продолжил: — Ваше заблуждение понятно. Мы, ипилиаки, состоим в родстве с дасати.

Паг не был уверен, что правильно читает выражения на лице иномирного торговца, но ему показалось, что тот удивлён.

— Признаюсь, я не ожидал встретить в «Честном Джоне» кого-то, кто вообще слышал о дасати, не говоря уже о возможности опознать их с первого взгляда.

— Мне дали… красочное описание, — уклончиво ответил Паг, предпочитая не раскрывать свою способность ощущать энергетические различия. — По причинам, которые я пока не готов обсуждать, мне нужна информация. Только факты.

— Информация — всегда среди самых ценных товаров. — Торговец сложил перед собой длинные пальцы, склонившись вперёд — жест, удивительно человеческий. — Что касается причин вашего запроса… это ваше дело. Но должен предупредить: я связан клятвами о неразглашении сделок, совершённых в Зале Миров. — Он подчеркнуто кивнул. — Без этого никакого бизнеса.

— Чем именно вы занимаетесь?

— Я добываю труднодоступные предметы… и не только, — ответил торговец, его пальцы сложились в сложный жест. — Редкие артефакты. Уникальные устройства. Пропавших людей. Информацию. — Его глаза сузились, отражая внутренний расчёт. — Если вам нужно что-то дёшево, то я не ваш выбор. Если отчаянно необходимо, то последняя надежда.

Паг вдруг осознал, что начал различать оттенки в мимике ипилиака. Сейчас торговец явно испытывал жгучее любопытство.

— Мне нужен проводник.

— Проводников много, даже хороших. Раз вы пришли ко мне — значит, требуется особый. Куда?

— Косриди, — произнёс Паг.

Лицо Вордама исказилось в гримасе, которую даже чужеродная анатомия не могла скрыть. Это было чистейшее потрясение. Глаза стали круглыми, как блюдца, рот приоткрылся.

— Вы же не серьёзно.

— Очень даже.

Долгие секунды торговец изучал мага, затем осторожно спросил:

— Можно узнать ваше имя?

— Паг из Мидкемии.

Вордам медленно кивнул, его пальцы сложились в странный ритуальный жест.

— Тогда, возможно… — Он тщательно подбирал слова. — Возможно, это осуществимо. Ваша репутация в Зале растёт, юный маг.

Паг усмехнулся. Давно уже никто не называл его «юным».

— Я знал вашего наставника — Макроса.

Глаза мага сузились. Казалось, куда бы он ни отправился, следы влияния тестя находили его повсюду.

— Правда?

— О да. Мы имели дело несколько веков назад. — Вордам откинулся, его левая рука непринуждённо свесилась с подлокотника. — Когда вы впервые появились в Зале с ним и двумя спутниками, это не осталось незамеченным. Томас из Эльвандара вызвал переполох. На первый взгляд его приняли за вернувшегося валкеру, что могло спровоцировать панику среди многих рас. Девушка, хоть и необычная, осталась неизвестной.

Паг напряг память, но во время того путешествия из Вечного Города они не встречали ни души.

— Похоже, у вас исключительные источники информации. Вы хорошо знали Макроса?

Торговец издал странный звук, напоминающий смешок.

— Кто его знал по-настоящему? Но подобных ему не встречал.

Маг почувствовал, что собеседник что-то утаивает, но не стал настаивать.

— Насчёт проводника…

На мгновение в лавке воцарилась тишина. Затем Вордам медленно поднял голову, и его глаза, странные, с вертикальными зрачками, сузились.

— Это… сложно.

— Что именно?

— Для существа с этого плана реальности попасть в мир дасати.

— Но вы же здесь, — парировал Паг, — и утверждаете, что родственны им.

Торговец кивнул, затем бросил тревожный взгляд на дверь, словно ожидая непрошеных гостей. Его длинные пальцы начали выстукивать на столе странный ритм.

— Поймите… — он говорил так, будто взвешивал каждое слово, — величайшие умы бесчисленных миров бились над природой реальности. Как объяснить столько миров, столько разумных рас, столько богов… и главное — столько загадок?

Его взгляд внезапно стал пронзительным:

— Вам не нужно объяснять, что такое любопытство. Уверен, вы часто размышляли об этих непостижимых вещах.

— Размышлял.

— Представьте всё сущее… — Вордам широко раскинул руки, — как луковицу. Каждый слой, который вы снимаете, открывает следующий. Или, если начинать из центра: каждый новый слой над предыдущим. Только это не шар… — Он сделал паузу, ища подходящее слово.

— Это всё.

— Я знаю вас как человека проницательного, Паг из Мидкемии, — сказал Вордам, складывая пальцы в странный геометрический жест. — Простите, если прозвучу как занудный наставник, но есть вещи, которые необходимо понять прежде, чем даже задумываться о путешествии в мир дасати.

Он поднял руку, и в воздухе возникло мерцающее изображение — слои реальности, расположенные друг над другом.

— Над нашей вселенной и под ней существуют иные планы бытия, известные нам лишь по косвенным признакам. Большинство учёных и теологов сходятся в существовании семи высших и семи низших уровней.

— Семь Кругов Адов и Семь Небес?

— Так их называют многие расы, — кивнул ипилиак. Его глаза вспыхнули внутренним светом. — Наверняка имён ещё больше, но к тому времени, как кто-то достигает Седьмого Неба или такого же Круга Ада, уже не остаётся понятий, которые можно было бы соотнести с чем-то знакомым… ну, или хотя бы достаточно осмысленных, чтобы в них стоило вникать. Седьмое Небо — место столь блаженное, что смертный разум не способен даже постичь его концепцию. Шестое населяют существа, чья красота и мудрость разорвали бы сердце смертного от одного их вида.

Внезапно изображение изменилось, показав зловещие очертания нижних миров.

— Судя по слухам, — голос Вордама стал тише, — вам довелось столкнуться с демоном Пятого Круга.

— С одним из них, — лицо Пага стало каменным. — Это чуть не стоило мне жизни.

— Пятое Небо — его полная противоположность, — продолжал Вордам, его пальцы выписывали в воздухе сложные узоры, оставлявшие за собой мерцающий след. — Существа там поглощены делами, которые мы не в силах постичь, но они не желают нам зла. Однако один лишь их вид смертельно опасен, настолько интенсивна их природа.

Он сделал паузу, и узоры в воздухе сложились в зловещую черную пустоту.

— За пределами этих Сфер, или Планов, лежит Бездна.

— Где обитают Ужасы, — дополнил Паг.

— А-а, — глаза ипилиака вспыхнули синим огнём. — Ваша репутация не преувеличена.

— Мне доводилось с ними сталкиваться.

— И выжить, чтобы рассказать об этом. Моё уважение к вашим способностям растёт с каждой секундой. — Вордам резким жестом разорвал черноту в воздухе. — Ужасы — бич и для Небес, и для Кругов Ада. Бездна окружает всё и поглотила бы всё, если б могла.

— Вы говорите так, будто Бездна обладает сознанием.

— Разве нет? — риторически спросил торговец. — Непосредственно «над» нами — Первое Небо, как Первый Круг Ада — «под» нами. — Он пристально посмотрел Пагу в глаза. — Чтобы между нами не было недопонимания… Именно туда вы хотите отправиться. Это и есть мир дасати, о котором вы говорите. — Глаза Вордама сузились до тонких щелей. — Вы просите проводника в Ад.

Паг медленно кивнул, его лицо отражало смесь любопытства и тревоги:

— Кажется, я понимаю… По крайней мере, в теории.

— Тогда позвольте проиллюстрировать ее на практике. — Торговец резко сжал кулак, и в воздухе возникло изображение человеческого силуэта в чужом мире. — Вы не сможете дышать их воздухом или пить их воду дольше нескольких мгновений. Их атмосфера будет разъедать вас как едкий газ, а вода — жечь как кислота. Хотя это лишь упрощение…

Паг нахмурился:

— Я… не совсем понимаю.

— Представьте воду, стекающую с холма. — Вордам провёл рукой, создавая мерцающую проекцию мироздания. — Чем выше уровень реальности — от глубин Ада к вершинам Небес — тем ярче горят все энергии: свет, тепло, магия. Всё течёт сверху вниз.

Его пальцы сомкнулись вокруг силуэта — и тот вспыхнул, рассыпаясь искрами.

— Воздух и вода Косриди вытянут из вас жизненные силы, как огонь выжигает сухую солому. Яркая вспышка — и останется лишь пепел.

— Обитатели того мира столкнутся с противоположной проблемой в вашей реальности, — продолжил Вордам, его пальцы выписывали в воздухе новые узоры, изображающие перевёрнутый поток энергий. — Они будут пьянеть от избытка сил, как от нектара, пока не погибнут от перенасыщения, словно обжоры, лопнувшие за пиршественным столом.

Паг резко поднял бровь:

— Но как вы, родственный дасати, существуете здесь, в Зале Миров?

Прежде чем ответить, ипилиак сделал паузу, сложив руки в ритуальный жест:

— Прежде чем объяснять… советую собрать тех, кто отправится с вами.

— Спутников?

— Рисковать можно, но только безумец пойдёт туда в одиночку. — В его вертикальных зрачках вспыхнул холодный расчёт. — Маленькая группа. Но сильная.

Поднявшись, Вордам заключил:

— Остальное объясню по вашему возвращению. За неделю (по вашему летоисчислению) я найду проводника… и учителя.

— Учителя?

Уголки рта торговца дёрнулись в подобии улыбки, больше напоминавшем оскал:

— Ровно через семь дней здесь начнётся ваше обучение.

— Какое обучение, отец? — спросил Валко.

Аруке откинулся в кресле. Они снова находились в той самой комнате с переливающимися стенами, где говорили после первого ужина.

— В Империи есть особое место для подготовки наших сыновей.

— Обучение? — Валко предпочёл остаться у окна, а не садиться напротив отца. — Я думал, ты сам будешь меня учить. Ты — великий воин, двадцать семь зим правящий домом.

— Чтобы править, мало уметь сносить головы, сын мой.

— Я не понимаю.

На столе стояли два кубка с вином. Кубок Валко оставался нетронутым. Аруке отхлебнул из своего.

— Я помню своё возвращение из Сокрытия. Моя мать не была столь мудрой, как твоя. Я умел сражаться, без этого в Сокрытии не выжить. Но способность убить и взять желаемое — лишь начало.

Он изучающе посмотрел на сына. За эти несколько дней Аруке неожиданно начал находить удовольствие в его обществе. Два дня назад они охотились вместе, и юноша, хоть и неискушённый, стоял насмерть перед разъярённой тугэшской свиньёй, защищавшей выводок. Один точный удар, — и голова кабана покатилась по земле.

И тогда Аруке посетила странная мысль: если бы зверь убил Валко, он ощутил бы… потерю. Откуда взялось это чуждое чувство? Неужели возраст наконец пробудил в нём слабость — сентиментальность?

— Это место называется школой, — сказал Аруке, его пальцы барабанили по рукояти кинжала. — Недалеко отсюда, так что сможешь иногда наведываться сюда. Там Устроители и Эффекторы научат тебя тому, что понадобится, когда придёт время снять мою голову и занять моё место.

Валко резко поднял подбородок:

— Этого дня не будет ещё много зим, отец. И я надеюсь, когда он настанет, ты встретишь его с гордостью.

— Если ты избавишь меня от слабости и докажешь силу нашей крови, чего ещё может желать мужчина, — голос Аруке неожиданно дрогнул.

— Чему именно меня будут учить?

— Во-первых, учиться. — Лорд Камарина хмыкнул. — Трудно представить, но придётся часами сидеть, слушая Эффекторов и наблюдая за Устроителями, пока мозг не онемеет. — Он отхлебнул вина. — Во-вторых, оттачивать боевые навыки.

Его взгляд стал отсутствующим:

— Я помню, как учился сначала с деревянными палками, сражаясь с другими мальчишками в Сокрытии. Потом были ночные вылазки в деревни за всем тем, что нам было нужно… И в конечном итоге я выменял у Устроителей достаточно золота, чтобы получить свои первые доспехи у Торговцев.

Он резко встряхнул головой, словно отгоняя воспоминания:

— Кажется, это было в другой жизни.

— Но никакие драки со старшими мальчишками, даже твоя победа над сыном Кеско, не делают тебя искусным воином. В тебе есть природный дар, но его нужно отточить, прежде чем ты будешь достоин стать всадником Садхарин.

Аруке откинулся назад, отхлебнул вина и добавил:

— И, как бы неприятно это ни звучало, правитель должен уметь обращаться с Ничтожными.

— Обращаться? Я не понимаю. Мы берем то, что нужно, или убиваем их.

— Не всё так просто. Эффекторы научат тебя, насколько сложен этот мир. Но не волнуйся: ты достаточно умен, чтобы понять. А Устроители покажут, как применять эти знания.

— Когда я отправлюсь в эту школу, отец?

— Завтра. С полным эскортом, как подобает наследнику Камарина. А теперь иди, оставь меня наедине с моими мыслями.

Валко поднялся, оставив нетронутый кубок у кресла. Когда дверь закрылась, Аруке задумался: догадался ли мальчик, что вино было отравлено, или просто не испытывал жажды? Он, конечно, не позволил бы сыну умереть так рано, но несколько часов мучительных спазмов стали бы хорошим уроком. Впрочем, Прислужник стоял наготове с противоядием.

Когда дверь закрылась, Валко едва заметно улыбнулся. Он знал: сейчас отец наверняка ломает голову, догадался ли он о яде. Улыбка стала шире. Завтра начнётся настоящее обучение, о котором говорила мать. Он ждал дня, когда сможет послать за ней и рассказать, что её уроки не прошли даром. Всё, что она говорила об отце, оказалось правдой. И уж наверняка правдой окажется и её рассказ о школе. Может, тогда она наконец объяснит, зачем заставила его солгать о своей смерти.

Он отложил эти мысли, вспомнив её прощальные слова: «Всегда позволяй им недооценивать тебя. Пусть считают себя умнее. Это станет их погибелью».

— Обучение? — фыркнул Джомми. — На кой чёрт?

— Потому что, — ответил Калеб, только что прибывший с Острова Колдуна.

Когвин Ястринс добавил, развалившись в кресле:

— Паг сказал «надо». Значит, надо.

Тад и Зейн переглянулись. Они знали, что Джомми сейчас не в духе и жаждет спора, а когда он в таком настроении, его не переубедить — как вкопанного осла не сдвинешь. Ребята уже давно наслаждались городской жизнью, и все они были в восторге от развлечений и забав, которые предлагала Опардум — столица герцогства Оласко, теперь входившего в состав королевства Ролдем.

Они сидели в пустом главном зале «Дома у Реки» — ресторана, который Когвин открыл после возвращения в Опардум. Заведение имело такой успех (люди часами ждали свободных мест), что ему пришлось расширяться. Он как раз купил соседнее здание, чтобы увеличить вместимость зала еще наполовину. Люсьен, бывший личным поваром Когвина в Ролдеме, а затем последовавший за ним в Опардум, теперь величал себя шеф-поваром — словом из бас-тайрского языка, означавшим «мастер кулинарии». Он и его жена Мэйгари славились на весь Оласко. Мальчишки работали мойщиками на кухне, иногда помогая официантам. Но главным плюсом была еда: здесь готовили всевозможные диковинные блюда, а в конце дня Мэйгари часто оставляла для них особые десерты и прочие лакомства, которых парни их положения обычно и в глаза не видели. Так проявлялось ее к ним привязанность.

Мальчишки привыкли считать Когвина чем-то вроде дядьки — того, кто позволяет пошалить, когда родной отец этого не одобряет. Но теперь этот самый отец, Калеб, вернулся прошлой ночью после нескольких недель, проведенных наедине с матерью Тада и Зейна, а затем еще одной недели, ушедшей на выполнение какого-то поручения для своего отца.

А мальчик, ставший им почти как брат, сидел тихо, изо всех сил стараясь не оправдывать своего имени. Смешинка-В-Глазах Ястринс — семилетний сорванец, шустрее которого они не встречали, — безнадежно проваливал попытку скрыть восторг. Названный в честь деда, он был старшим из двух детей Ястринса; младшей же оказалась очаровательная малышка по имени Закат-На-Вершинах.

Джомми бросил на мальчишку мрачный взгляд, и этого оказалось достаточно: Смешинка больше не мог сдерживать веселье.

— Чего ржешь, Смешинка? — спросил Джомми.

— Ты идешь в школу! — завизжал Смешинка, тряся рыжевато-белокурыми волосами, доставшимися от матери, и по-отцовски широко ухмыляясь. В его голубых глазах сверкал злорадный огонек.

Наконец Тад осторожно произнес:

— Не подумайте, что я тупой, но… что вообще такое школа?

— Незнание не делает тебя тупым, — ответил Калеб. — Глупо только не спросить. Школа — это место, где ученики учатся у учителя. Как занятия с наставником, только для многих детей сразу.

— А-а, — протянул Зейн с видом понимания. Было очевидно, что он ничего не понял.

— В Ролдеме есть школы, — пояснил Когвин. — Много, большинство — при гильдиях. В Королевстве, Кеше или здесь, в Опардуме, все устроено иначе. — Он бросил взгляд на Джомми. — И уж точно не так, как на твоем Новиндусе.

— У нас тоже есть школы там, откуда я родом, — заявил Джомми с вызовом в голосе, хотя по нему было ясно, что до этого дня он о школах и не слышал. — Просто ни разу не видел ни одной, вот и всё.

С тех пор как они поселились в «Доме у Реки», их жизнь делилась поровну между тяжёлой работой (насчет которой никто не роптал) и бесшабашным весельем. За время, проведённое вместе, мальчишки сроднились как братья, и эта дружба неизменно толкала их на какие-нибудь проделки, когда они не выполняли поручений Конклава. А если и выполняли, то под присмотром отчима или одного из людей, назначенных Пагом. Но стоило им остаться без надзора, как это тут же становилось заметно. Уже не раз Когвину приходилось выручать их, уговаривая то одного, то другого городского чиновника.

— Вам это пойдёт на пользу, — сказал Калеб. — Когвин говорит, что деревенские парни вроде вас умудряются находить в городе куда больше неприятностей, чем мне хотелось бы. Так что с завтрашнего дня вы перестанете здесь работать и станете студентами Университета Ролдема. Для виду вы отплывёте на корабле, чтобы ваши приятели из подворотен ничего не заподозрили. А сегодня ночью Магнус перенесёт вас в Ролдем, и к рассвету вы будто бы прибудете туда морем.

— Ролдем! — воскликнул Тад, сразу оживившись. Это был, как не раз говорил им Когвин, самый цивилизованный город в мире, и поскольку последний месяц именно он занимался их образованием, его мнение для мальчишек значило немало.

— Ты говорил, что мы пойдём в школу, — напомнил Джомми, уже даже не пытаясь скрыть недоумение.

Когвин рассмеялся.

— Так это и есть школа. Школа, где пытаются изучать всё на свете, отсюда и название. Вы будете учиться бок о бок с сыновьями ролдемской знати и отпрысками знатных семейств из других стран у Королевского моря.

— Сыновьями? — переспросил Тад. — А дочерей там нет?

Когвин сочувственно покачал головой.

— Взгляды моего отца на женское образование… своеобразны, пожалуй, уникальны, — сказал Калеб. — Нет, вы будете жить с мальчишками, большинство из которых младше вас на несколько лет, хотя некоторые — ваши ровесники.

— Жить?

— Да, вы поселитесь в университете вместе с другими студентами под присмотром монахов.

— Монахов? — голос Зейна выдал то же, что и выражения лиц остальных. — Каких ещё монахов?

Ястринс притворно кашлянул, скрывая улыбку.

— Ну как же, братьев Ла-Тимсы.

— Ла-Тимсы! — вскричал Тад. — Да они же…

— Строгие? — подсказал Калеб.

— О да, это точно, — подтвердил Когвин.

— Очень строгие, — добавил Калеб, переглянувшись с другом.

— Некоторые могли бы сказать, что даже чересчур, — заметил Когвин. — Хотя я никогда не слышал, чтобы студент умер от чрезмерной дисциплины.

— Они ничего не пьют, кроме воды, — заныл Зейн. — Едят… грубый хлеб, твёрдый сыр и… варёную говядину. — Он тоскливо взглянул на дверь кухни.

— А кто такая эта Ла-Тимса? — спросил Джомми. — Я совсем запутался во всех этих ваших северных именах.

— Я не силён в именах, которые используют на Новиндусе… — Когвин развёл руками, бросая вопросительный взгляд на Калеба.

— Дурга, — подсказал тот.

— Дурга? — взорвался Джомми. — Да они же девственники! Они сами себя хлещут тростниковыми палками в покаянии! Дают обеты молчания на годы! Они же девственники!

Когвин разразился смехом, а за ним и его маленький сын, который залился безудержным хохотом.

— Собирайте вещи, — сказал Калеб, тоже смеясь. — Через час идёте прощаться. — Затем его голос стал серьёзным: — Слушайте внимательно. Придёт день, когда вы окажетесь на нашем месте в самом сердце Конклава. Вы станете не солдатами, а стратегами. Поэтому вы туда и едете.

После его ухода мальчишки переглянулись с одинаковым выражением обречённости.

— Ну… это же Ролдем, — наконец произнёс Тад.

— Они же не могут держать нас взаперти всё время? — спросил Зейн.

Угрюмое выражение Джомми внезапно сменилось хитрой ухмылкой:

— Ну, могут попытаться, чёрт возьми! — Он хлопнул Тада по плечу. — Пошли собираться. А потом… мне нужно попрощаться с одной девчонкой.

— С Шерой? — спросил Зейн.

— Нет.

— С Рут? — предположил Тад.

— Нет. — Джомми уже шёл к кухне, за которой находились их комнаты.

— С Миландрой? — не унимался Зейн.

— Нет, — донёсся голос Джомми из-за двери.

Зейн схватил Тада за рукав:

— Как он умудряется?

— Не знаю, — ответил названый брат, — но в Ролдеме этому придет конец.

Зейн вздохнул:

— Я уже скучаю по Опардуму.

Тад открыл дверь:

— Ты имеешь в виду, по еде.