В Тёмное Царство

Глава 14 Праздник

Паг внезапно атаковал.

Мартух поднял руки, и между его скрещенными запястьями возник мерцающий энергетический щит в форме диска. Голубая энергетическая стрела, выпущенная Пагом, была безвредно отражена в небо.

Ранее тем же днем Паг, Накор и Магнус встретились с Мартухом, который проводил их на относительно безлюдный луг в холмах недалеко от города. Паг заметил, что повсюду простирались возделанные поля, но самих ферм не было видно.

— Это не наш путь, — ответил Мартух. — Фермеры здесь представляют собой касту рабочих, трудящихся на ассоциации земледельцев, мельников, экспортеров зерна и продукции. Они живут в больших зданиях, которые мы называем «апартаментами». Каждое утро они выезжают на повозках и возвращаются на закате.

Паг внимательно слушал, отмечая про себя, как Мартух подчеркнуто использует местоимение «мы».

— В Двенадцати Мирах сила в численности — не просто крылатая фраза, а закон выживания, — продолжал дасати. — Стаи хищников в наших мирах таковы, что одинокая фермерская семья в небольшом доме не проживёт и года.

Еще Паг обратил внимание на употребление Мартухом фразы «наш путь». Какими бы ни были ипилиаки, он явно считал их единым целым с дасати.

— Для дасати магия — всего лишь инструмент, — сказал Мартух, и в его голосе прозвучало что-то вроде презрения. — Что, конечно, означает: ещё одно оружие.

Он повернулся к Пагу:

— Думаю, как только вы освоите работу с магией в этих условиях, ваше мастерство сделает вас исключительным среди магов. — Его взгляд скользнул к Накору и Магнусу. — Вероятно, все трое будете на голову выше местных колдунов.

— Но не стоит недооценивать ярость тех, кого вы можете встретить. Полдюжины Жрецов Смерти, возможно, не сравнятся с вами поодиночке, но вместе они подавят вас. Они — фанатики по вашим меркам, как, впрочем, и каждый мужчина, женщина и ребёнок в тех землях.

— Они живут по стандарту, который даже нельзя назвать «кодексом». Это набор бездумных реакций, отточенных за тысячелетия существования в мире, где малейшее промедление означает уничтожение. — Он посмотрел на троих магов и добавил: — Если задумаешься — погибнешь.

Магнус мрачно заметил:

— Вы рисуете мрачную реальность.

— Для них это единственная известная реальность. Она не кажется им мрачной, ведь они — живые, а значит, победители, выжившие, даже самые ничтожные из них. И в этом они находят гордость и удовлетворение. Последний из Ничтожных, выполняющий самую грязную работу, может чувствовать своё превосходство над неудачливым сыном самого ТеКараны. Это ощущение своего места, которое вам сложно постичь.

Накор покачал головой:

— Я понял это уже давно, Мартух. Но мне куда интереснее другое: как ты сам стал непохожим на своих собратьев?

— Это история для другого раза, но тот момент приближается. Сегодня я принял решение: я буду вашим проводником туда, куда вам нужно. Более того, я даю слово сделать всё возможное, чтобы вернуть вас домой живыми.

Магнус нахмурился:

— Кстати, о возвращении… После всех этих изменений, как мы сможем выжить, вернувшись домой?

— Думаю, в полном порядке, — ответил Мартух. — Разница между вторым и первым уровнем реальности такова, что, как только вы вернётесь домой, начнётся обратный процесс. Возможно, вам придётся провести несколько дней в постели, и ощущения будут хуже смерти, но вы выживете. Представьте себе жесточайшее отравление или похмелье, только вдесятеро хуже и длящееся неделю. Затем это пройдёт.

— В природном порядке есть изящная гармония, вселенная стремится вернуть всё на свои места. Раз уж вы так решительно настроены нарушить этот порядок, вселенная проявит снисхождение и примет вас обратно. — Мартух прищурился, глядя на Пага — этот жест, как уже заметил маг, обычно означал живейший интерес. — Так могу ли я теперь узнать, зачем вам понадобилось отправляться туда, куда ни один здравомыслящий представитель вашей расы не ступил бы добровольно?

Паг переглянулся с Накором, получив его едва заметный кивок.

— Что ты знаешь о Талной? — спросил он Мартуха.

Глаза проводника расширились.

— Во-первых, вы вообще не должны знать этого слова, не говоря уже о том, что оно означает. Во-вторых, это… кощунство. Зачем спрашиваете?

— Он у нас есть.

Теперь Мартух выглядел откровенно потрясённым.

— Где? Как?

— Именно поэтому мы должны отправиться в мир дасати, — сказал Паг. — Со временем я расскажу всё, но сейчас просто пойми: наше беспокойство вызвано тем, что Талной оказался в моём мире.

— И не без причины, человек, — ответил Мартух. — Эта штука способна вселить страх даже в самого отважного героя дасати. Это чудовище из самых кровавых времён нашей долгой и жестокой истории. — Он сделал паузу. — Это меняет дело.

— Каким образом? — спросил Паг. — Ты что, передумал?

— Напротив. Теперь я ещё твёрже намерен провести вас туда, куда вам нужно. Я был прав, говоря, что вы играете в Игру Богов, но теперь ставки оказались куда выше, чем вы могли представить.

— Но мне нужно кое с кем посоветоваться, а тот, в свою очередь, поговорит с другим. Когда мы обсудим всё, я вернусь, и тогда мы поговорим о вещах, которые ни один смертный — ни человек, ни дасати — не должен даже представлять, не то что сталкиваться с ними лицом к лицу. — Он огляделся, словно внезапно обеспокоился, что их могут подслушать. Этот жест выглядел почти комично, учитывая, где они находились, но намёк был очевиден. — Я вернусь как можно скорее. Само собой разумеется, вы не должны говорить об этом никому, даже Кастору. А теперь вернёмся в город, и я отправлюсь по своим делам.

Паг и остальные переглянулись, затем последовали за явно взволнованным дасати.

Валко не получал удовольствия от празднества. Всё здесь казалось ему странным и тревожащим, хотя мать и описывала подобные светские собрания. Он словно обладал особым даром — видеть то, что ускользало от других, или же просто умел игнорировать то, что ослепляло и обманывало остальных. Мать называла это «социальной войной» дасати.

Как и предсказывал Хиреа, большинство его собратьев-учеников вели себя как настоящие таваки. Исключением был Силет, который, подобно Валко, удалился в угол зала, чтобы наблюдать и оценивать.

Несколько самок уже делали ему прозрачные намёки — младшие дочери второстепенных воинов и одна ослепительно красивая дочь Ничтожного Устроителя, торговавшего оружием и доспехами оптом. Её отец, на взгляд Валко, был ничтожеством, но весьма преуспевающим ничтожеством. А его дочь использовала свою красоту как таран против городских ворот. Валко не сомневался: стоило глупейшим из учеников хлебнуть ещё вина, и они сойдутся в драке за неё, возможно, даже прольётся кровь.

Валко изучал её движения, то, как её вроде бы скромная одежда подчёркивала каждый изгиб тела, её улыбку. Он пришёл к выводу, что она — самый опасный человек в этом зале.

Он размышлял о словах Хиреа, сказанных ранее — о связях между семьями и кланами, домами и династиями. Вспомнил и то, чему учила его мать вопреки общепринятой мудрости: что союз с дочерью второстепенного воина не обязательно плох, если от него родится сильный отпрыск, способный привязать того воина и его род к тебе как вассалов. «Размножаться вверх» — не единственный путь к успеху, твердила она. «Размножаться вниз», чтобы создать прочную основу, может принести множество мечей в поддержку любого твоего начинания.

Оглядев зал, Валко понял: возможностей для «размножения вверх» здесь практически не было. Лишь одна молодая самка хоть отдалённо соответствовала требованиям Хиреа, и её уже окружили пятеро его товарищей.

К нему подошёл Силес:

— Не жаждешь найти себе пару на сегодня, брат?

Валко бросил на него косой взгляд и покачал головой. Он заметил, что Силет выбрал носить на доспехах значок Ремалу. В этом не было запрета — сам Валко мог выбрать эмблему Камарина или Садхарина, но предпочёл не делать ни того, ни другого. Однако демонстрация кланового знака вместо родового, акцент на отцовских связях, а не на семье — это было странно. Валко едва сдержал вопрос, но, как и во всём, что касалось Силета, решил, что молчание будет мудрее.

Возможности для выгодного союза здесь были ничтожны, и Валко подозревал, что Хиреа это знал. Старый воин стоял у стола хозяина, делая вид, что слушает беседу, но его глаза постоянно скользили по залу, оценивая поведение подопечных.

Валко понимал: к утру его товарищи напьются и наделают глупостей. Он лишь не был уверен, ожидается ли от него то же самое или следует избегать этого. С одной стороны, он не хотел тратить силы впустую, с другой — помнил предупреждение Хиреа не выделяться слишком явно.

Взвешивая выбор, он спросил:

— А ты разве не ищешь самку, «брат»?

Силес оскалился, как голодный заркис:

— Здесь нет ни одной, достойной моего внимания. Разве ты не согласен?

Валко вновь искоса взглянул на него, затем перевёл взгляд на зал. Решение было принято.

— Думаю, та, что беседует с Токам, могла бы подойти.

— Почему? Её отец — всего лишь какой-то рыцарь из Ничтожных.

— Зато мать — младшая сестра высокопоставленного члена Кровавой Стражи, Ункарлина.

Не дав Силету вставить слово, Валко шагнул вперёд и направился к самке. Она была привлекательна, и он чувствовал, как учащается его пульс при мысли о возможной связи с ней или схватке с Токамом. Он знал, что не сделает ни того, ни другого, но, делая вид, что заинтересован, вёл себя достаточно предсказуемо, чтобы избежать подозрений, и при этом не тратил время на самку, которая в конечном счёте не представляла для него ценности.

Бросив взгляд на Хиреа, Валко заметил, что старый воин наблюдает за ним, пока он приближается к паре, погружённой в тихую беседу. Неужели в глазах старика мелькнуло одобрение?

Валко решил, что им нужно поговорить наедине — и как можно скорее.

Тад ёрзал, Зейн пялился, а Джомми сиял. Приём во дворце никак нельзя было назвать «скромным» по меркам мальчишек. По обе стороны длинной ковровой дорожки, ведущей к трону, выстроились не менее двухсот придворных, а вдоль стен замерли два десятка королевских гвардейцев — Первые Драгуны Короля — в полном обмундировании: короткие круглые шапки из белого меха с чёрными шарфами, спадающими с темени на левое плечо, кремовые мундиры с красной окантовкой, узкие чёрные брюки, заправленные в ботфорты.

Мальчики тоже щеголяли в лучших нарядах, которые пришлось срочно приобрести после королевского приглашения. Монахи были не в восторге от нарушения распорядка, но даже Верховный Жрец Ла-Тимсы не мог проигнорировать вызов ко двору.

Джомми особенно хорохорился, как бойцовый петух, в своём первом по-настоящему роскошном зелёном вельветовом пиджаке с золотыми пуговицами, надетом нараспашку, и модной, хоть Тад и считал её нелепой, белой льняной рубахе с пышными жабо. Узкие чёрные брюки и короткие сапоги довершали образ.

Зейну сапоги не нравились: «Никуда не годятся для настоящих дел, но и тапочками их не назовёшь».

И вот они стояли, готовые к представлению королю Ролдема.

Серван возник за спиной Джомми и прошептал:

— Вот что бывает, когда спасаешь жизнь принцу.

— Предупреди заранее, — не теряя ухмылки, парировал Джомми, — я бы оставил мальчишку сидеть на той скале. Серван усмехнулся и отвел взгляд.

Между Серваном и Джомми не завязалась дружба, но они достигли взаимопонимания. Серван и Годфри стали вежливы с тремя парнями с Острова Колдуна, а Джомми перестал их лупить.

Королевский церемониймейстер громко стукнул деревянным жезлом по полу, и зал затих.

— Их величества! — провозгласил он. — Лорды, леди, джентльмены и все собравшиеся! Сэр Джомми, сэр Тад и сэр Зейн из императорского дома Кеша!

— «Сэр»? — прошептал Тад. — Когда это успело случиться?

Серван шепнул в ответ:

— Ну, им же нужно было как-то представить вас важными особами. Теперь идите к королю, поклонитесь, как я показывал, и не споткнитесь!

Трое юношей прошли по длинной ковровой дорожке до указанного места — в шести шагах перед троном — и поклонились, как их учили. На парных тронах восседали король Карол и королева Гертруда. У правой руки королевы стояла маленькая девочка лет восьми-девяти — принцесса Стефана, а по правую руку короля — трое сыновей: наследный принц Константин, юноша примерно того же возраста, что и Тад с Зейном; принц Альбер, на два года младше, и, конечно же, принц Гранди, который сиял улыбкой при виде друзей. Константин и Альбер были в мундирах королевского флота, тогда как Гранди — в «простой» тунике (если считать простой одежду с золотой вышивкой и бриллиантовыми пуговицами).

Король улыбнулся:

— Мы в неоплатном долгу перед вами, юные друзья, за спасение жизни нашего младшего сына.

Троим юношам наказали не говорить, пока к ним не обратятся напрямую, но Джомми не удержался и выпалил:

— Не смею оспаривать честь, Ваше Величество, но вашему сыну в действительности мало что угрожало. Он предприимчивый парень и сам о себе позаботился. Просто оказался в неудобном положении.

На мгновение воцарилась тишина, затем король рассмеялся. Гранди закатил глаза, но ухмыльнулся своему однокашнику.

— Как бы ни радовало нас мысль, что наш младший сын может «сам о себе позаботиться», как вы выразились, — из докладов нам известно, что его жизнь действительно была в опасности, а вы рисковали собой, чтобы спасти его.

— Посему с удовольствием жалуем вам следующее. — Он кивнул церемониймейстеру, который шагнул вперёд.

— Отныне, — провозгласил церемониймейстер, — да будет известно по всему королевству Ролдем, что трое представленных здесь мужей отныне суть Рыцари Королевского Двора, со всеми привилегиями и почестями, сей ранг подобающими, в знак признательности за героический подвиг спасения жизни возлюбленного сына нашего, принца Гранпри. Титул сей сохранится за ними пожизненно. Да будет так по королевскому указу в сей день провозглашено.

— Гранпри? — прошептал Тад.

Зейн бросил взгляд на принца, который закатил глаза, будто говоря: «Я не выбирал имя — это сделала мать».

Больше мальчики не проронили ни слова, пока придворные вежливо аплодировали. Однако королевская семья проявляла искреннюю теплоту и благодарность, Джомми предположил, что Гранди живописно расписал их подвиги на горе.

Король поднялся и спустился по трём ступеням, чтобы лично вручить награды. Паж в ливрее появился рядом, держа большой поднос, покрытый белым бархатом. На нём лежали три золотых значка с королевским гербом. Монарх один за другим прикрепил значки к воротникам юношей и отступил назад.

Джомми скользнул взглядом к Сервану. Тот жестом показал, что нужно поклониться. Джомми немедленно последовал указанию, за ним — Тад и Зейн. Король вернулся на трон и объявил:

— Приём начнётся сразу после завершения сегодняшней аудиенции.

Серван дал знак мальчикам удалиться. Они поклонились, пятясь назад, затем развернулись и направились к выходу из зала.

Оказавшись снаружи, они столкнулись с Серваном и Годфри.

— Ну что ж, неплохо, — сказал Серван. — Хоть не споткнулись, хотя держать язык за зубами, похоже, для тебя всё ещё проблема, да?

Джомми даже смутился:

— Ладно, признаю. Но ситуация-то была пустяковая, а ты ведь куда больше рисковал, спасая мою шкуру, чем я — Гранди. Тебя бы и награждать должны были.

Серван пожал плечами:

— Спорить не буду, но запомни: за спасение тупоголовых деревенщин ордена не дают. К тому же я уже и так Рыцарь Двора.

— И что всё это значит? — спросил Зейн.

Годфри флегматично пояснил:

— Это значит, что рыцарями вы останетесь до смерти, но титул вашим детям не передадите. Они будут такими же простолюдинами, как и вы.

Зейн закатил глаза:

— Замечательно.

Тад рассмеялся. Их отношения с Годфри тоже перешли в стадию настороженного перемирия, если не дружбы.

— Пошли, — торопил Серван. — Вам нужно успеть на приём до появления королевской семьи. Постарайтесь не пролить вино на новые одежды. Боги ведают, когда вам ещё доведётся так нарядиться.

Джомми хлопнул Сервана по плечу — достаточно сильно, чтобы тот слегка подался в коленях, но в рамках дружеского жеста.

— Ты невыносимый болван. И вот только я начал думать, что ты терпимый болван.

Тад, Зейн и Годфри рассмеялись.

Они вошли в королевский приёмный зал — с высокими сводчатыми потолками и стеклянными стенами от пола до потолка, сквозь которые лился яркий свет полуденного солнца. Весь двор собрался здесь, и Джомми тут же принялся толкать Тада и Зейна, указывая на многочисленных хорошеньких девушек.

— Девушки! — воскликнул Зейн достаточно громко, чтобы окружающие дворяне услышали, что вызвало несколько недоуменных и пару насмешливых взглядов.

— Держите себя в руках, — пробурчал Годфри. — Это лучшие дочери королевства, а вы — неотёсанные деревенщины.

— Неотёсанные деревенщины-рыцари, спасибо за уточнение, — поправил Тад. — Кстати, это кто тебе вчера помог сдать экзамен по геометрии?

Годфри слегка покраснел, но не сдавался:

— Ладно. Вы образованные деревенщины.

— Образованные деревенщины-рыцари, — уточнил Джомми.

Шутки прекратились, когда они достигли отведённого им места — в центре круга из больших круглых столов, ломившихся от яств. Официанты стояли наготове, чтобы знать Ролдема и почётные гости не утруждали себя добыванием еды и напитков.

Появилась королевская семья, и все поклонились. Когда король приблизился к трём виновникам торжества, он кивнул церемониймейстеру, который громко стукнул посохом по каменному полу.

— По велению их королевских величеств, добро пожаловать!

Слуги тут же принялись наполнять тарелки и кубки. Мальчикам наказали не прикасаться к еде и питью, пока король не отойдёт. Тад и Джомми терпеливо ждали, а Зейн с плохо скрываемой тревогой наблюдал, как стремительно пустеют столы.

Король обратился к ним:

— Скромность украшает вас, юноши, но никогда не спорьте с королём на людях, когда он раздаёт награды.

Джомми покраснел:

— Приношу глубочайшие извинения, Ваше Величество.

Король жестом подозвал пажа с подносом, на котором лежали три маленьких кошелька.

— Ваш новый статус включает небольшие владения, приносящие скромный ежегодный доход. Это ваша выплата за текущий год.

Он взглянул на придворного, стоявшего рядом, и тот пояснил:

— Сто суверенов, Ваше Величество.

Король кивнул, взял один кошелёк и вручил Джомми, затем остальные — Таду и Зейну.

— Вашу годовую ренту можно будет получать в королевской казне в этот день каждый год.

Мальчики онемели. Сто ролдемских суверенов стоили больше трёхсот обычных золотых в Долине Грез, где они выросли. Это был доход, сопоставимый с доходами мельника Ходовера из Звездной Пристани — самого богатого человека, которого знали Тад и Зейн. Джомми и вовсе не знал никого, кто получал бы такие деньги. В тот же миг всех троих осенило: они стали богачами!

Король сказал:

— Ступайте, наслаждайтесь вниманием. Сегодня вечером вас ждёт возвращение в университет, а монахи, насколько я знаю, не слишком впечатляются титулами и богатством.

Юноши поклонились и отступили на шаг, затем развернулись и растворились в толпе. Серван и Годфри присоединились к ним, пока Гранди подходил к пятерым.

— Гранпри? — спросил Тад.

Гранди пожал плечами.

— Имя прадеда по матери. Меня не спрашивали.

Джомми с напускной важностью поклонился.

— Ваше высочество.

Гранди игриво ответил:

— Сэр Джомми.

— Кстати, о именах, — сказал Серван. — Что это вообще за имя такое — «Джомми»?

Джомми пожал плечами.

— Семейное прозвище. На самом деле меня зовут Джонатан, но мой старший брат, когда был маленьким, не мог выговорить это имя и называл меня «Джомми». Так и прилипло. Джонатаном меня никто не зовёт.

Появилась еда, которую разносили пажи, и каждый молодой человек набрал себе полную тарелку и кружку эля.

— Наслаждайтесь, — сказал Серван. — Потому что на закате нас снова ждёт «ласковая» опека братьев Ла-Тимсы.

— Да, — ухмыльнулся Тад, — но до этого у нас есть еда, выпивка и хорошенькие девушки, с которыми можно пофлиртовать.

— Девушки! — воскликнул Джомми, вскинув голову, как испуганный олень, и озираясь по сторонам. — Чёрт побери, а я теперь рыцарь!

Остальные пятеро парней рассмеялись. Джомми осклабился и заявил:

— Ещё вчера я был простолюдином, которому нечего предложить, а теперь я — перспективный молодой рыцарь, да ещё и близкий друг королевского принца. А теперь, если вы, хулиганы, меня извините, я пойду посмотрю, скольких девушек смогу впечатлить, прежде чем нас затолкают обратно в университет.

— Тебе следует говорить «сэр Хулиган», — поправил его Тад, передавая едва тронутую тарелку ближайшему пажу.

Зейн принялся жадно уплетать еду.

— Я вас догоню через минуту! — пробормотал он с набитым ртом.

Проглотив последний кусок, он бросился вдогонку за своими назваными братьями. Годфри переглянулся с Гранди и Серваном:

— Да защитят боги дочерей Ролдема.

— Ты знаешь этих девушек с детства, Годфри, — усмехнулся Серван. — Мне скорее жаль этих парней.

Гранди громко рассмеялся.