В Тёмное Царство

Глава 7 Рыцарь Смерти

Меч обрушился вниз.

Пятьдесят закованных в броню Всадников Садхарина взревели, ударяя стальными перчатками по нагрудникам. Гул аплодисментов отразился от древних каменных сводов Зала Испытаний, а деревянные скамьи вокруг песчаной арены содрогнулись от этого проявления восторга.

Единственный выживший сын лорда Аруке окинул взглядом поверженного противника, и в его сознании мелькнула чужеродная мысль: «Какая напрасная растрата». Он на мгновение закрыл глаза, чтобы очистить разум, затем медленно повернулся, принимая овации.

Валко из Камарина, истекающий кровью из трех серьезных ран и бесчисленных ссадин, четырежды кивнул — по разу каждой группе всадников, восседавших на скамьях вдоль четырех стен. Затем он вновь взглянул на убитого им бойца и еще раз кивнул в ритуальном жесте признания жестокой схватки. Победа далась ему с трудом.

Беглым взглядом Валко оценил отца павшего воина. Лорд Кеско аплодировал, но без искреннего восторга. Его второй сын теперь лежал у ног Валко, будь он жив, два наследника принесли бы Кеско немалую честь и более высокое положение в Ланградине. Единственный оставшийся признанный сын Кеско стоял рядом с отцом, и его ликование было подлинным; Валко устранил возможного претендента на отцовскую благосклонность.

Затем Валко повернулся и увидел, как двое слуг уводят его варнина — кастрированного самца по имени Кодеско, названного в честь грохочущих волн у Мыса Сандос в западных владениях его отца, где Сандос врезается в Геланское море. Варнин противника пал во время схватки, когда Валко нанес точный удар, перерезав артерию на шее. Именно этот удар решил исход битвы — дрогнувший варнин отвлек внимание всадника на долю секунды, чего хватило Валко, чтобы нанести роковую рану.

Целитель из Зала Прислужников, Мастер Первого Ранга, поспешил к Валко со своими помощниками. Несмотря на кровавые раны и наступающую слабость, молодой воин отстранил лекаря, потому что не мог показать слабость перед отцом и Всадниками Садхарина.

Сняв тяжелый шлем, Валко наполнил легкие воздухом и громко провозгласил:

— Я — Валко, сын Аруке из Дома Камарин!

Каждое движение давалось ему через боль. Истекающая кровью правая рука с трудом подняла меч для традиционного салюта, но он выполнил этот долг до конца.

В ответ его отец, лорд Камарин, поднялся с места. Удар перчатки по доспехам прозвучал как боевой барабан:

— Это мой сын!

Зал ответил сдержанным, но мощным «Ха!» — высшей похвалой для воина. Затем всадники склонили головы, отдавая дань уважения. Лишь избранные останутся на пир, остальные поспешат в свои крепости, поскольку дороги в этих землях не прощают беспечности.

Когда сознание начало затуманиваться, Валко собрал последние силы и прокричал:

— Лорд Кеско! Этот воин не мог быть вашим сыном!

Лорд Кеско склонил голову, принимая этот своеобразный комплимент от победителя. Он первым покинет замок Камарин, хотя смерть сына в честном поединке не приносила бесчестья, праздновать тут было нечего.

Мастер-Прислужник тихо прошептал:

— Вы храбро сражались, молодой лорд, но если мы не снимем ваши доспехи, вскоре вы окажетесь рядом с убитым на разделочном столе.

Не дожидаясь разрешения, он дал знак помощникам, и те ловко расстегнули кожаные ремни, освобождая Валко от тяжелой брони.

Валко заметил, как Прислужники незаметно поддерживали его, позволяя сохранять видимость стойкости, пока отец медленно пробирался сквозь толпу поздравляющих всадников.

Молодой воин был высок даже по меркам своей расы — на полголовы выше отца, который сам возвышался на четыре дюйма над шестью футами. Его мускулистое тело с длинными руками давало смертоносное преимущество в бою, чем он и воспользовался против более низкорослого противника. Черты лица Валко считались привлекательными для его народа: прямой, не слишком широкий нос и полные, но не женственные губы.

Аруке остановился перед ним и произнес:

— Шестнадцать раз до тебя приходили претенденты на имя нашего дома. Ты лишь третий, кто выжил в испытании с клинками. Первым был Ястмон, павший в битве при Трикамаге; вторым — Дуста, погибший при обороне этой самой цитадели одиннадцать лет назад. С сегодняшнего дня я именую тебя их братом.

Валко прямо встретил взгляд отца — человека, которого впервые увидел лишь неделю назад.

— Я чту их память, — ответил он.

— Тебе приготовят покои рядом с моими, — продолжал Аруке. — С завтрашнего дня начнется твое обучение как наследника. А теперь отдыхай… сын мой.

— Благодарю, отец.

Валко всматривался в черты лица лорда, но не находил ничего общего со своими. Его собственное лицо, благородное по меркам их народа, было удлиненным и гладким, тогда как лицо отца — округлым, изрезанным морщинами, с пятнистой кожей у левой брови. Неужели мать солгала ему?

Словно угадав мысли, Аруке спросил:

— Как звали твою мать?

— Наруин, — ответил Валко. — Цистинская Эффектор с владений лорда Бекара.

Аруке ненадолго задумался, затем кивнул:

— Помню её. Провёл с ней неделю, когда гостил в цитадели Бекара. — Его взгляд скользнул по Валко, который теперь стоял лишь в набедренной повязке, пока Прислужники обрабатывали его раны. — У неё было стройное, приятное тело. Твой рост, должно быть, от её рода. Она ещё жива?

— Нет. Погибла во время Очищения четыре года назад.

Аруке одобрительно кивнул. Оба знали: тот, кто оказался на улице при первых признаках Очищения, был слабаком и дураком, и его потеря не стоила сожалений.

— Досадно, — тем не менее произнёс лорд. — Она была… не лишена прелести, а этому дому не помешала бы женская рука. — Его губы искривились в подобии улыбки. — Но теперь, когда ты признан, самые амбициозные отцы вот-вот начнут подбрасывать тебе своих дочерей. Посмотрим, что преподнесёт нам судьба.

Развернувшись, он бросил через плечо:

— Иди отдыхай. Сегодня вечером жду тебя за своим столом.

Валко едва заметно поклонился вслед удаляющемуся отцу. Когда дверь закрылась, он резко схватил Мастера-Прислужника за рукав:

— Быстрее. В покои. Я не собираюсь падать в обморок при слугах.

— Как прикажете, молодой лорд.

Прислужники почтительно поддержали нового наследника Камарин, помогая ему добраться до комнаты, где наконец можно было позволить себе роскошь — потерять сознание.

Валко проснулся от легкого покачивания покрывала, слуга не осмелился прикоснуться к молодому наследнику Камарин.

— Что? — резко спросил он.

Слуга склонился в почтительном поклоне:

— Господин, ваш отец требует вашего присутствия. — Он указал на стул, где были разложены одеяния. — Вам велено облачиться в эти одежды, подобающие новому статусу.

Валко поднялся с ложа, едва сдерживая гримасу боли. Его взгляд мгновенно оценил слугу — юноша, немногим старше семнадцатилетнего Валко, сохранял бесстрастное выражение, выдавая опыт службы в знатном доме.

— Твое имя?

— Нолун, господин.

— Ты будешь моим личным слугой.

Нолун чуть не приник к полу в новом поклоне:

— Молодой господин оказывает неслыханную честь, но управитель назначит вам слугу…

— Он уже назначил, — перебил Валко. — Ты.

— Безмерная милость, — прошептал Нолун, в очередном поклоне скрывая охвативший его трепет.

— Веди меня в зал отца.

Слуга низко поклонился, распахнул дверь и, пропустив Валко вперед, поспешил указать путь в центральный зал цитадели. Всего несколько дней назад, как претендент на признание имени дома отца, Валко был помещен в «убогие» — покои для бесправных и тех, чье оскорбление не имело последствий: полезных торговцев, Прислужников, увеселителей и дальних родственников. Те каморки с соломенными тюфяками и одинокими светильниками казались теперь чужим сном.

Валко уже тосковал по своей новой постели — самой мягкой, на какой ему доводилось отдыхать. Годы Сокрытия в горах не баловали комфортом; даже солома в «убогих» показалась ему роскошью после каменных уступов пещер.

Повернув за угол, Валко внезапно остановился:

— Нолун, подожди.

Слуга обернулся и замер, увидев, как молодой господин прильнул к огромному окну, выходящему на Геланское море. За доками Камарина водная гладь переливалась ночными огнями, играя красками, которых юноша прежде не видывал. Мать увела его в горы для Сокрытия, и лишь по пути в город он впервые увидел океан при дневном свете. Даже с вершин Снежных Стражей море казалось огромным, но ничто не подготовило его к этой ночной феерии.

— Что это за цветные вспышки? — спросил Валко, указывая на мерцающие точки вдали.

Нолун почтительно склонил голову:

— Это рыба шагра, молодой господин. Она выпрыгивает из глубин… без видимой причины. Возможно, просто ради радости движения. Её прыжок нарушает узор океана.

— Впечатляюще, — пробормотал Валко, едва не сорвавшись на слово «красиво», неподобающее воину.

Он заметил изучающий взгляд Нолуна. Приземистый, с бочкообразной грудью и мощными ладонями, слуга был на голову ниже, но казался крепче сложенным.

— Ты умеешь сражаться?

— Когда требуется, молодой господин.

— Хорошо умеешь?

На мгновение в глазах слуги вспыхнул незнакомый огонь, но он тут же потупил взгляд:

— Я всё ещё жив.

— Хороший ответ, — усмехнулся Валко. — Теперь веди меня в зал отца.

У входа в великий зал двое стражей в доспехах отдали честь новому наследнику Камарина. Стиснув зубы от боли в раненом плече и бедре, Валко твердым шагом пересек зал и остановился перед отцом.

Аруке восседал во главе длинного стола, установленного перед исполинским камином.

— Я явился по твоему зову, отец.

Лорд жестом указал на свободный стул:

— Отныне это твое место, сын мой.

Обходя стол, Валко изучал присутствующих. Большинство по одеяниям и знакам различия были чиновниками. Слева от отца сидела прекрасная женщина — нынешняя фаворитка. Вчерашние слухи намекали, что предыдущая исчезла, вероятно, отправилась в Сокрытие.

Двоих мужчин Валко узнал, хотя имен их не знал — это были Всадники Садхарина, Рыцари Ордена Смерти, как и его отец. Либо верные союзники, связанные взаимовыгодными клятвами, либо они не дожили бы до заката.

— Приветствуй наших гостей, — провозгласил Аруке. — Лорда Валина и лорда Санда.

— Приветствую гостей моего отца, — произнёс Валко, обходя их, чтобы занять своё место.

То, что ни один из мужчин не обернулся, стало молчаливым признаком доверия. Слуга отодвинул массивный дубовый стул справа от лорда Аруке, и наследник опустился в него.

Лорд Камарина ударил кулаком по столу:

— Санд и Валин — мои ближайшие союзники. Две из трёх опор, на которых стоит мощь Садхарина!

Валко ответил церемонным кивком.

По взмаху руки Аруке слуги засуетились, уставляя стол яствами. Два дюжих оруженосца внесли на вертеле целого капека — тушу с головой и копытами, с которой капал растопленный жир.

— Нынешний вечер благословенен, — провозгласил лорд, когда дымящееся мясо водрузили перед ним. — Слабак сгнил в земле. Сильный — жив.

Гости забормотали одобрительные реплики. Лишь Валко молчал, превозмогая боль: раны горели огнём, в висках стучало. Он понимал, что ближайшие дни станут проверкой. Одна ошибка — и вместо Церемонии Наследника его ждёт полёт с крепостных стен.

По мере того как трапеза продолжалась, Валко почувствовал, как к нему возвращаются силы. Он лишь изредка отпивал благородного трибианского вина, желая сохранить ясность ума и не уснуть за столом. Судя по течению беседы, предстояла долгая ночь рассказов и преданий.

Он мало что знал о воинском братстве. Как и большинство юношей, первые семнадцать лет своей жизни он провёл в Сокрытии. Его мать подготовилась основательно — без сомнения, она задумала родить сына от могущественного лорда. Её честолюбие проявилось и в его образовании: Валко умел читать, считать и понимал вещи, которые большинство воинов оставляли Эффекторам, Прислужникам, Посредникам, Торговцам, Устроителям и прочим низшим кастам. Она заставила его изучать всё — историю, языки, даже искусства. Но главное, что она вбила ему в голову: за силой меча кроется сила разума, и для успеха недостаточно просто следовать зову крови. Его природа требовала беспощадности к слабым, но мать учила, что даже слабые могут быть полезны, и что, культивируя слабость вместо уничтожения, можно извлечь выгоду. Не раз она повторяла: ТеКарана правит Двенадцатью Мирами по одной причине — его предки были умнее всех остальных.

Мать часто рассказывала ему о великих пирах в зале лорда Бекара, где она была избрана его отцом для утех. Она соблюла все предписания закона: заявила о своей способности к деторождению и наиболее благоприятному для оплодотворения циклу, позаботилась, чтобы трое свидетелей запомнили её имя, и лишь тогда разделила ложе с вельможей.

Неожиданно пир закончился, и Валко осознал, что погрузился в воспоминания. Быстрый взгляд на отца успокоил его, что никто не заметил его рассеянности. Подобная невнимательность могла стоить дорого: можно было пропустить важные слова или прослыть несобранным.

Аруке поднялся с места:

— Сегодняшний вечер мне приятен.

Для военного вождя это было предельно близко к благодарности, не граничащей со слабостью. Лорды Санд и Валин встали и почти синхронно ответили:

— Честь для нас разделить с вами трапезу.

Зал быстро опустел, оставив отца с сыном наедине, если не считать нескольких слуг. Заметив Нолуна у плеча Валко, лорд Камарина спросил:

— Ты заявляешь на него права?

— Он мой личный слуга, — твёрдо ответил Валко.

Это был лишь намёк на вызов — повод для конфликта, и Валко понимал: несмотря на возраст, отец сохранил силу и многолетний опыт. Но он правильно рассчитал: лорд просто соблюдал формальности. Убивать выжившего сына из-за такой мелочи было бы бессмысленно.

— Признаю твоё право, — сказал Аруке. — Идём со мной, и пусть твоя собственность следует за нами. Нам нужно поговорить как отцу с сыном.

Не удостоившись проверить, повинуются ли ему, лорд развернулся к резной дубовой двери в левой стене. Её отполированная поверхность в тусклом свете пульсировала магической энергией — явное предупреждение: дверь зачарована, и лишь избранные могут открыть её без вреда.

Аруке приложил ладонь, и створки бесшумно расступились.

— Жди снаружи, — бросил он Нолуну, вынимая факел из подсвечника.

За дверью оказался короткий коридор, завершавшийся очередной зачарованной дверью.

— Глупо скрывать защитные чары, — проворчал Аруке, открывая вторую дверь. — Я не ставлю ловушек, а чародеи берут бешеные деньги за такие излишества.

При упоминании чародеев Валко почувствовал знакомое сжимание в животе. Он знал, что по-детски поддаваться страхам — слабость, но истории о злых чародеях и таинственных песчаных магах были излюбленными ночными страшилками, а мать привила ему стойкое недоверие к тем, кто мог сотворить нечто из воздуха, бормоча заклинания и выводя в воздухе загадочные узоры.

Комната оказалась простой, но… прекрасной, если это слово можно было употребить без опаски. Красота всегда внушала подозрения, как учила мать Валко. Она ослепляла глупцов, мешая разглядеть истинную ценность вещей, ведь часто прекрасная оболочка скрывала пустоту.

Аруке обставил помещение скупо: два кресла и сундук. Даже каменный пол оставался голым — ни шкур, ни ковров, ни стеганых покрывал. Но в этом была своя красота: каждый камень тщательно отполирован, и странная порода отражала факельный свет, словно поверхность усыпали толчёными самоцветами. По стенам пробегали переливы цветов на грани видимого спектра, намекая на чуждые энергии.

Словно угадав мысли юноши, Аруке, устанавливая факел в подсвечник, произнёс:

— У этой комнаты лишь одно назначение. Здесь я храню самое ценное.

Он указал Валко на кресло у единственного окна.

— Я прихожу сюда размышлять. Игра света на стенах… освежает ум. Иногда я беседую здесь с теми, с кем можно говорить откровенно.

— Кажется, я понимаю, отец.

— Именно об отцовстве я и хочу поговорить.

Аруке откинулся на спинку кресла, и на мгновение в его позе появилось что-то похожее на расслабленность.

Валко насторожился: возможно, это ловушка, провокация для ранней атаки. Ведь нередки случаи, когда новоиспечённые наследники пытались захватить власть. В каком-то смысле это казалось Валко логичным: этот человек, пусть и отец, до недавних пор был абсолютно чужим, смутным образом, который он не мог представить даже после бесчисленных расспросов матери.

Он ждал.

— Наш обычай велит ставить силу превыше всего, — наклонился вперёд Аруке. — Мы — жестокий народ, почитающий насилие и власть.

Валко сохранял молчание.

Лорд изучающе смотрел на него, затем неожиданно признался:

— Я прекрасно помню твою мать.

Валко снова промолчал.

— Ты уже познал женщину?

Юноша оценивающе посмотрел на отца, пытаясь понять, какой ответ тот ждёт. Наконец произнёс:

— Нет. Моё Сокрытие проходило в уединённом…

— Мне не нужно знать где, — резко прервал Аруке. — Ни один отец не должен знать, где скрывали и воспитывали его выжившего сына. Иначе… может возникнуть искушение уничтожить это место во время следующего Очищения.

В его голосе вдруг прозвучало нечто, отдалённо напоминающее смешок:

— А если там растят сильных сыновей… это было бы расточительством.

Валко неожиданно выпалил:

— Так же расточительно, как убивать чужого сына, проигравшего с минимальным отрывом?

Лицо Аруке осталось каменным, лишь едва заметно сузились глаза.

— Подобные вопросы граничат с богохульством.

— Я не смею оскорблять Темнейшего или Его Орден, отец. Просто задумался: а если сегодняшний побеждённый был искуснее воина, победившего в другом замке, в другом поединке? Разве не расточительно лишать Орден умелого бойца?

— Таинственны Пути Его, — ритуально произнес Аруке. — Подобные долгие размышления — удел молодых. Но держи их при себе или делись лишь с теми, кто связан обетом молчания: жрецом, Прислужником или… — он неожиданно хрипло рассмеялся, — или Эффектором вроде твоей матери.

Лорд задумчиво посмотрел в окно на мерцающую поверхность далекого моря, где переливались таинственные огни.

— Мне рассказывали о землях, где солнце светит так ярко, что воин сгорит за часы без защитных чар. Там живут слепцы, не видящие великолепия, привычного нам. Они различают лишь блеклые цвета, не слышат Божественного Гласа в небесах или вибрации Мироздания под ногами.

— Я видел слепца, служившего Прислужнику, — невпопад заметил Валко.

Аруке ритуально сплюнул и совершил защитный жест.

— Лишь в их проклятых обителях можно увидеть подобное уродство. Жаль, что тебе довелось столкнуться с этим в юные годы.

— Прислужники, конечно, полезны. Одному Темнейшему известно, что без них я бы не сидел здесь после стольких битв. Но эта их… забота о слабых… — его лицо исказилось от отвращения.

Валко промолчал. Вместо отвращения он ощущал жгучее любопытство. Как слепец мог быть полезен? Мать лишь уклончиво ответила: «Наверное, они находят в этом пользу». Эти мысли явно относились к тем «долгим размышлениям», о которых предупреждал отец — лучше держать их при себе.

Аруке откинулся в кресле:

— Женщину… Тебе нужно найти женщину… — Он задумался. — Но не сегодня. Ты достойно держался, но я знаю твои раны, крови потеряно слишком много. Через пару дней, может быть.

Его взгляд стал отсутствующим, но спустя мгновение он продолжил:

— Твоя мать была той, кто… Она говорила о странных вещах. После соития лежала рядом и размышляла… обо всём на свете. Уникальный ум.

Валко осторожно кивнул:

— Даже другие Эффекторы в моём Сокрытии не походили на мать. Одна сказала, будто та видела то, чего там не было.

Глаза Аруке расширились, и Валко понял, что едва не совершил роковую ошибку. Малейший намёк на безумие матери мог стоить ему жизни. Он быстро поправился:

— Возможности. Она видела возможности.

Аруке рассмеялся.

— Она часто говорила о возможностях. — Его взгляд снова устремился в окно. — Порой её речи граничили с… скажем так, лучше бы их не слышали Иерофанты. Духовник велел бы ей покаяться, молить о прощении, чтобы внутренняя тьма взяла верх. Но в её настроениях и сущности было нечто… притягательное.

Он опустил глаза на сцепленные руки:

— Однажды она вслух поинтересовалась, каким бы вырос ребёнок, воспитанный у отцовского колена.

Валко резко открыл рот от изумления, но тут же сомкнул губы.

— Такие мысли запретны, — прошептал он.

— Да, — грустно усмехнулся Аруке. — Но ты знаешь твою мать лучше меня. Из всех, кто заявлял о рождении моего наследника, именно её я вспоминаю… чаще всего. — Он поднялся. — Я часто размышлял, каким ты окажешься, унаследовал ли что-то от её натуры.

Валко тоже поднялся.

— Признаюсь, она заставляла меня мыслить… необычно, — осторожно произнёс он, — но я никогда не отступал от Его Учений. И… я игнорировал большую часть её наставлений.

Аруке рассмеялся:

— Как и я игнорировал свою мать во время Сокрытия.

Он положил руку на плечо сына, сжал его с силой, способной оставить синяк:

— Останься в живых, сын мой. За моими плечами пятьдесят четыре зимы. Новые сыновья будут появляться, но всё реже. — Его пальцы впились в кожу. — И я не был бы разочарован, если именно ты снимешь мою голову в конце, как я снял голову своего отца. До сих пор вижу гордость в его глазах, когда мой меч опускался на его шею в песчаном кругу.

— Я не подведу тебя, — ответил Валко. — Но надеюсь, этот день наступит не скоро.

— И я. Но сначала — остаться в живых.

— Остаться в живых, — повторил Валко почти ритуальным тоном. — Как угодно Ему.

— Как угодно Ему, — эхом отозвался Аруке. — То, что сказано здесь, не повторяется. Понял?

— Понял, отец.

— А теперь иди, пусть твоя собственность проводит тебя в покои, и спи. С утра начнётся твоё обучение как будущего лорда Камарина.

— Спокойной ночи, отец.

— Спокойной ночи, Валко.

Когда сын вышел, Аруке вернулся в кресло. Его взгляд устремился к морю и звёздам, завораживающим тем, что он о них знал, и тем, что оставалось загадкой. Он наблюдал, как звёздный свет пробивается сквозь плотный воздух Косриди, и думал о третьем путешествии в Столицу — представить сына Каране, заставить его присягнуть на верность Ордену и ТеКаране, восседающему на древнем троне за мирами отсюда. Он вспомнил три дня церемоний под монотонные заклинания Иерофантов, когда Валко посвящал себя Темнейшему и Его Пути.

Аруке поднялся, достал из сундука один очень старый свиток. Развернул его и начал медленно читать — чтение никогда не было его сильной стороной. Хотя каждое слово он знал наизусть.

Дважды он перечитал пророчество и убрал свиток, в очередной раз задаваясь вопросом: не этот ли сын — тот самый, о ком говорится в древних строках?