В поисках цели

Глава 27 - Бесполое оно

— Нда — выдал я, сидя на стуле за место угла, будучи старательно пропесоченным маман.

И за это, и за то. И за школу, и за характер, и за больницу, в которую я не попал, но мог, хоть и в которой уже был. И за то, что себя не берегу, и за то, что их родительские нервы выматываю. И за то, что шкурой своей, яко бы, рискую, и просто — плохой.

— Это же надо... это ж ведь могла!.. — ходит мамка взад и вперед, наматывая километры по коридору в ожидании отца, иногда заходя ко мне, за добавкой.

А времени у нас, на разбор костей, предостаточно. Отец в последнее время ночевать-то домой не всегда приходит, спя на роботе в сидячем положении, судя по стремительно портящейся осанке. А если и приходит домой... то на него ведь страшно смотреть! Совсем заработался бедный. А тут еще и я...

Ну не виноват я! Не виноват! Вот только не докажешь. Вернее могу, но сделаю тем хуже, хоть ничего такого и не сделал. Вот совсем! Даже с чисто человеческой точки зрения! А не взора на мир глазами бессмертной твари, коей я являюсь.

Всего лишь канат! Все всего лишь крюки. Низенький спортзал, метров пять высотой, маты и бетонный потолок. Просто «фи» какое-то! Смех и детский сад, после первенства региона, и полетов птичкой самый потолок почти цирковой арены. Метров двенадцать! Хотя я не мерил. Без сеток, матов, и прочих излишеств, так как меня они отвлекают, а большинство юниоров-конкуренток на такие высоты не прыгают и программы попроще исполняют.

И школьный учителей-то в принципе можно понять! Ну, кроме учителя философии — вот что она там делала? На том празднике жизни до прихода маман, когда меня старательно пескоструйки чужие тети-дяди. Какое она то отношение к физической культуре имеет?! Но... была там самой яркой птицей! С очень богатой... больной! Фантазией.

От неё я узнал, что, оказывается! Пью, курю, ширяюсь чем-то забористым — это она аскорбинки за забористое приняла? Да, я на них подсел! Каюсь! Грешен! Но... зря я наверное белые таблетки без упаковки средь класса глотаю. Ну и естественно — с кем попало спариваюсь!

И это в одиннадцать то лет! На счастье мамке такую ересь в уши лить не стали, а то бы она поверила. Не то побоялись, не то постеснялись, выносить сор из избы так сказать, не то тупо не успели — мама возбудилась опекой о дитятке еще на стадии экскурсии по спортзалу.

И вот это уже смех. Учителей понять я могу! Они, в своей задрипанной прови... да... уе... спальной школе столице, мастеров спорта видели только с экранов телевизора, и не понимают, что я могу с четырех метров спрыгнуть с чашкой чая не пролив. Проверено! Меня так тренер заставляла делать!

И что этот канат для меня до смешного толстый, а крюки... близко расставлены и мертво посажены, в отличие от спортивных колец на верёвочках, что болтаются как попало на сквозняке — лучше быть к нему готовым, чем на соревновании опростоволосится! И по которым все равно надо попадать руками, корректируя курс уже в полете при помощи хвоста — пятой точкой!

Но мама-то... она всё это видела! И не только на соревнованиях! Но и в том числе трюк с кружкой! Я уже скучаю по своим старым тренерам... Она-то чего так разпереживалась, когда ей показали ту злосчастную веревку, и потолок? Она-то чего разнервничалась, когда ей начали рассказывать, что это вот все, может из бетона! Выпасть, и я могу упасть, сломать шею, повредить позвоночник...

— А мы то, что без тебя будем делать?! Ты о нас-то вообще думаешь, а?!

— Ну мам! — взмолился я, понимая, что сейчас будет круг шестой.

Или даже восьмой — не помню, не считал. И вообще — я есть хочу! Уже который час тут сежу, с самого утра не жравший! Совесть то у тебя вообще есть, женщина?! А, ну да — готовить надо, а меня — она не подпустит к плите в текущем состоянии — еще обожгусь! А сама — не в состоянии. На психе, какая там готовка?

— Что мам? Что мам?! Я уже... десять лет как «мам»!

— Одиннадцать.

— В годовалом возрасти ты «мамкать» не умела!

Я в ответ — скорчил обиженную гримасу. Помогло — мать, возмущаясь и причитая, покинула комнату наказания, уйдя ворчать в коридор, дожидаться отца. Что, не факт что вообще придет сегодня, а у меня уже и попа затекла, и живот ворчит желание поесть сам себя.

О! Пришел! Однако.

— Я дома! Есть что поесть? Умираю с голоду! И в койку. Спать — падаю от усталости.

— Привет! — жизнерадостно проворковала мать, будто и не пилила меня всю рабочие смену как стахановец труда, в очередной раз прогуливая свою работу.

Поцеловала папку в щечку, о чем мне сообщил соответствующий «чмок» и тут же вспохватилась:

— Ты представляешь...

Ну всё... началась сказка «о глухом телефоне». Я даже удивлен, что в ней не прыгаю с земли до потолка спортзала! Зато рискую собой по-полной, на такой немыслимой необъятной высоте. И неважно, что я уже как-бы не маленький, и почти мастер спорта — мне оставалось только подтвердить звание! И что расстояние от крюка до крюка всего чуть больше метра, а на соревновании меж штанг бывало и по четыре, и даже...

— Больше никакой гимнастики! — донесся крик из-за закрытой двери обращённый к отцу — Я не хочу, чтобы моя дочка угробилась, свернув шею ради каких-то там медалей!

— Приплыли — прошептал я, чувствуя как, золотые диски просачивается сквозь пальцы словно вода.

И мне почему-то кажется, что слова бати для мамы сейчас ничем не лучше моих. И вообще батя, ты бы лучше помолчал!

Хотя... в конце то концов! Ведь это именно мать меня в этот спорт с тарзанками впихнула! Против моей воли причем! Ну, в некотором роде — не хотел бы я реально это делать, и не нашлось бы в мире силы, чтобы меня заставить. Но мне тогда было интересно попробовать, да и... на спор? Покрасоваться? Мать порадовать? Все и сразу! Да...

К тому же! Мы же именно из-за моего спорта, если верить официальной версии родителей для меня, в столицу то и переехали! Или что, это уже в прошлом? Или это всё было неправдой? Ну кто бы сомневался.

— Да, спорт опасный, но я думаю, мы не вправе решать такое за неё. — выдал отец веское, но не проняло:

— Она еще слишком маленькая, чтобы вообще что-то решать!

— Да, маленькая, но когда выбирала такой путь, была еще меньше! — предпринял он вторую попытку, но снова мимо:

— Она ничего не выбирала, это я ей навязала! И сейчас сама же и откажу! Вот немедля позвоню...

— Ладно, в таком случае имеешь право. Но звонить сейчас все же поздно, позвонишь с утра с работы. — сдался человек.

— Да, ты прав. Сейчас в ДЮСШе все равно никого нет, и некому не дознаваться.

Фсе. Как быстро судьбы рушатся. А я наивно полагал, что меня из спорта уже ничего не выдавит. Что раз мне плевать на травмы — основную причину ухода из большого спорта! И на приделы тела — вторая причина после травм, когда выше просто не подняться, а топтаться в низу — ни гордость не дает, ни денег не хватает.

У меня тоже были проблемы, но кошки... Да и с деньгами у нас вроде уже все нес толь плохо, и вообще... но, я знаю свою мать! И если она себе что вбила в голову...

То отпросится с работы вновь, но выполнит всё в лучшем виде. Заберет документы уже сутра, что еще совсем недавно вместе со мной относила, и решит меня пристроить в особое заведение для юных дарований, склонных к музыке. Там нет высоты, и травмоопасных предметов, за исключением пианино, и канатов.

Впрочем, от музыкалки я тут же благополучно открестился — просто не стал ходить! С первого же дня. Нет у меня к этому делу стремления, да и слуха с чувством такта — тоже. Да и обидно как-то за потерю уже почти карьеры.

Ведь я не считал спорт простой забавой! Уже перестал его таковым считать. Запланировал выйти на мировой уровень, и как минимум десять лет жизни посветить себя сплошным выступлением. Заработать... деньги на дальнейшую жизнь, и... понять, куда развиваться дальше в этом странном мире.

Не сложилось — простите меня кошки, пущенные в жертву изучению пластики. Теперь я вновь... просто маленькая девочка? Епест! Когда я маленьким-то вновь стать успел! Еще совсем недавно был «большой девочкой» что самостоятельно может не только в магазин сходить, но из суда документы забрать к примеру.

Да и когда я стены кухни и коридора старой квартиры штукатурил, меня никто за возраст не спросил, как и при жизни одинокой, пока мать работала практически сутками, домой приходя только ночевать и ужинать.

Эх, ладно, все это фигня! Даже то, что меня еще и от физкультуры отстранили! Физрук, на пару с завучем, зачем-то наорали на директора, что имел честь иметь всё, его не касающееся. Ученики — его не касаются. Воткнули мне в дневник трояк зачета за год, и гуляй Саша! А ведь у меня как бы могла бы быть и тут золотая медаль...

А больница наконец разродилась медицинским заключением о моих травмах, полученных в результате мной уже забытого ДТП, но... меня вновь огорошили новыми знаниями:

— Маленькая еще! Не поймёшь ничего!

— Фи... — выдал я в ответ, понимая — спорить бесполезно.

Попытки оправдаться, сказать что-либо наперекор, или в опровержение, будут расценены как ребячество, капризы, или «ву-ти какая умная», так что нет смысла и пытаться. Твердого мужского, слова, у меня все равно нет. Да и не факт что оно бы помогло в подобной ситуации, так что пойду лучше помучаю турникет.

Которого нет, но это я сейчас исправлю! Вчера по дороге со школы, плутая по дворам, мной был обнаружен славный кусок водопроводной трубы. На помойке! Видать кто-то сантехнику в квартире «от и до» менял.

— До чего же докатился — по помойкам мусор собираю — пробормотал, глядя на ржавую железку средь тьмы ночной.

Уже как бы поздно — полночь. Безлунно, и предки думают, что я в столь поздний час, благополучно сплю. Фиг! Харе мне быть послушным! Хотя по мусоркам ползать... А что такого? Можно и подворовывать начать, аккуратно, и вообще! Пойти по темной стороне. Не сильно глубоко — это не в моих правилах, но можно.

Черт! Я же хотел прожить эту жизнь нормально! Как человек! Раз уж тут нет врагов, ради которых надо жопу рвать и любыми путями мощь набирать. А место этого граблю мусорные баки и сбегаю во тьму тайком от родителей.

Впрочем, тьма есть только тут, во дворе под сенью чахленьких деревьев. А там, на московских проспектах... и не ночь как будь то! Жизнь кипит, и... это не мои дела-проблемы. Моя задача: пока никто не видите, починить сей турникет, от которого остались только два кривых столба, воткнутых в землю. Закрепить трубу за место перекладины! Вот только как...

Например, прорубить пазы в концах столбов!— и я материализовал клинок света, что как бы и не светится во мраке. И подпрыгнув, всадил его в металл на десяток сантиметров — меня окатила волна брызг расплавленной стали.

Еле успел прикрыть лицо! Обратив куртку в решето. Хорошо хоть не школьную, «рабочию», доставшеюся вместе с квартирой и мне не по размеру. Кто ж знал что... клинок окажется слишком горячим для насыщенного кислородом и водой ржавого металла!

— Арх, шрет! — увидел загоревшийся рукав.

И грудь! Одежду долой! О коже, превратившейся в лунный грунт из-за атаки тысячи маленьких метеоритов, стонать! Но турникет делать надо! Придется уменьшить температуру.

Уменьшить клинок в размере! За место вполне настоящего меча... тоненькую трубочку. Заодно и уставать так сильно не буду! И металл труб, из-за резкого нагрева взрываться как динамит не будет! Хорошо хоть очаг детонации был именно внутри, в глубине слоя стали, на внутренней стороне трубы, из-за чего большая часть металла, его внешний, еще вязкий, а не жидкий, слой, просто вывернуло наизнанку, не разбрызгав по площади. Иначе бы это было эпично.

Надеюсь, я не сильно многих разбудил нежданным фейерверком.

Ладно! Уменьшенным клинком, разогреть металл столбов, прожечь дыру, вставить трубу, и... да пойдет! Криво... ну, можно еще подогреть, подогнуть... погнуть... пойдет! Неказисто? Да! Зато точно не отломают! Это вам не простая сварочка! Я трубу в столб загнал насквозь, и залили место соединения расплавленной сталью! Устал, правда невероятно, даже от такого маленького лезвия. Пойду спать — на сегодня тренировка окончена.

— Саша, а ты слышала...

— Чего? — огрызнулся я, ведь как ни посмотри, а с девочками седьмого «Би», у меня сложились не очень удачные отношения с самого начала.

— Легенду о проклятой парте...

Так вот оно в чем дело! Вот почему я вчера опять волосами жвачку поймал! Проклятая пятая парта у окна, за которой никто не сидит! Никто, кроме меня, естественно. Залетного, что так и не обратил внимание, на сторонящихся данной деревяхи, и во всех кабинетах сразу, ребят. Даже когда шпыняют-выгоняют, перескакивая сразу на шестую...

Стоп! Это бред!

— Черт, да что такое? — посмотрел я на свою ручку, что вдруг да отказалась писать.

И втора. И третья. И блин! Даже карандаш!

— У кого-нибудь есть запаска?

Понятно.

Что-то я уже начинаю верить в этот бред! — подумал я со скрипом, глядя в свой дневник, с жирной двойкой, первой со времен начальной школы не за поведение. Все же это была контрольная, итоговая, зачетная... а я весь урок пытался заставить писать свои чернильные принадлежности, что ни с того, ни с сего, отказались это делать.

И ведь не одна пад... мохнатая зверушка класса не поделилась! Впрочем, помня аврал в начале урока, когда у половины класса не обнаружилось вообще ни тетрадей, ни ручек — зачем они им? Они ведь на уроки в карты поиграть приходят! То отсутствие желающих поделится становиться вполне понятным — тупо нечем.

Эх. Качусь я куда-то стремительно и по наклонной. Но с парты лучше пересесть.

Ага, пересесть-то я, пересел, и как ни странно — помогло! По крайней мере, падать на голову кирпичи и вазы, мне перестали, зато прилюдно, в полном народу коридоре школы, посреди большой перемены! Когда у начальных классов обед, а средние не знают, куда себя деть, мне признались в любви сразу два парня.

Одновременно, синхронно... Может шестая парта тоже как-то проклята? Я ведь этих двух и не знаю толком! И видел максимум раз или два — они не из нашего класса! В общем — залетные какие-то! И я их конечно же послал! Далеко, далеко, долга, громко и грубо! Но школа все равно вдруг взвыла, как разворошённый улей ос. Загудела, завелась...

И вслед за данным имфоповодом, всплыли и все прочие слухи обо мне, умудряющиеся не покидать если не класс, то параллель уж точно. От того школа уже не гудит! Она полыхает! И мне невозможно даже приблизится к её зданию, чтобы не услышать о себе что-нибудь новое. И не увидеть, как в меня тычут пальцем.

— Шваль!

— Стерва!

— Плоская кикимора!

— Прыщавая кривоножка!

— Давалка!

И это все, я «собрал» только за пять минут пути от ограды до входа.

— Кому еще разбить сердце хочешь?

— Малолетняя извращенка!

— Прыщавая!

— А почему извращенка?

— А почему прыщавая?

— А ты не знаешь? Рассказать?

— Давай!

— Так она в школу в первый раз пришла вся в прыщах! И с рожей во! Распухшей, красной, с затекшими глазами, будто неделю бухала не просыхала...

— Так может она синявка тогда?

— Та не! Не пахло от неё! Просто уродина! А извращенка кстати почему?

— Так посмотри! На ней же нет лифака!

— И трусов тоже нет?!

— Не знаю, не проверял!

— Не, на месте.

— «Бдыщ»

— А дерется все так же как мужик!

— Так может это он и есть? Просто в платье?

— Так кто-ж его знает! Пока в трусы не заглянешь, не узнаешь! Хотя да, реально на мужика в платье похож.

И с этого мига пожар обратился в какое-то стихийное бедствие. Что стоит мне только покинуть подъезд, как начинается:

— Смотри, смотри, бесполое нечто движется!

А уж если подойти поближе к школе... предложения пососать за сто рублей средь всего ора выглядят самыми безобидными! Хоть бери и реж их всех! Выбивай мозги через задний проход! Открывай филиал ада на территории школы!

А что, я же могу? И мне ничего не будет, если сделать все тихо! Никто не докажет, что маленькая пигалица... выживших не будет! Некому будет донести! А уж тип ран и повреждений...

Охрана? Какая там охрана! Три калеки с резиновыми дубинками, что не выползают из своих конурок, и только и могут, что пятиклашек гонять! Даже на девятиклассников не лезут, а что уж там я! Взрослые, учителя, повара... да это вообще смешно!

Дети? Ну да, их там много! Больше шести сотен! Могут задавать мясом. Но... это будет эпичный кровавый балет! Вот только не в этой жизни. Не со мной. Ведь с великой силой, приходит и великая ответственность. Понятие ценности жизни, и груз на плечах, за каждую оборванную нить.

Я не могут так взять и всех их убить! За какие-то там слова! Да это же смешно! Впрочем, сказать, что они меня совсем не задевают, тоже не могу. И злюсь от того, что все эти умники, тычущие в меня пальцами, будто чуют угрозу, и держат дистанцию.

Не подходят на расстояние рывка и удара, создают мне коридоры свободного пространства от входа до класса, как для чумного, и уж тем более не — не назначают стрелок! Обидно.

Долбаная пятая парта! — пронзил я световым клинком эту самую парту и... ничего! Так что это реально лишь вымысел, а не проклятье — на него бы мой меч среагировал явно иначе, а не простой обугленной дыркой в... прессованных опилках.

— Дети, приготовите двойные листочки. Сегодня будем писать итоговую контрольную работу года.

— Так год еще не закончился!

— А особо умные могут прийти в школу и первого января!

— Гадский клей! Вечно проливается! — обнаружил я у себя в сумке с тетрадями подтекший пузырек с клеем, к счастью, в пакетике, как и завещала учитель труда.

— О! У гендерфлюида голос прорезался! — проорал кто-то из девчонок на весь класс, поскольку учительница, написав на доске слово «контрольная» куда-то свалила.

— Что-то стареют у вас шутки — уже совсем не задевают. — выдал я в ответ на это, продолжая «распаковываться» и готовится к уроку.

Класс притих, до ребят... дошло? Или их, мой ответ, просто озадачил? А с другой стороны — пусть бы и дальше обзывались и тыкали пальцем! Лучше в меня, чем в какого-то еще! Меня, как ни крути, задело лишь чуть-чуть, поверхностно, на миг. Миг слабости, миг открытия души... что уже давно взрослая, пусть иногда тоже может принимать что-то близко к сердцу.

Позор! Позор позволять себе обижаться на простые слова! Какой я после этого бессмертный? А уж тем более позор думать о месте маленьким детям! О резне, о смерти за разговоры... Позор, позор, позор моим сединам!

— Эй, слышь, бесполое оно...

— «Бдыш» — резкий удар, и парнишка с разбитым носом отшатываясь, отходит в сторону.

— Как всегда резкая — шипит в мою сторону другой одноклассник, в наступившей тишине, средь только вернувшегося на своё место классного балагана, что обсуждал мою неуместную шутку и борзату.

Репутацию надо блюсти. И бить на звук не думая. А этому я итак позволил излишни многое — дал себя коснутся! Старею...

— Эй, слыш! Шлюха малолетняя! — взвыла белугой какая-то девица, на краю моего поля зрения обихаживая паренька с разбитым носом — Ты меня уже достала! — и бодрячком направилась ко мне.

Я угрожающи выставил кулак.

— Что, и меня будешь бить? — проговорила она, выпячивая грудь — А? Совсем рехнулась? Иди сюда мелкая...

И взвыла истеричной белугой, так как я, ухватившись за её руку, схватившею меня за волосы, недолго думая сломал ей средний палец.

— Вааа! Ааа! Ааа! — вызвала она, усевшись на попу прямо посреди прохода, возведя свой пальчик к небесам.

И че такого? Всего лишь палец? — подумал я, глядя на неё, припоминая боль от подобного перелома. За секунду до того, как мне на голову приземлился стул.

— Расслабилась. — простонал, выползая из-под парты, куда меня загнал это тяжелый фанерно-стальной советский стул — Кровь...

Не, череп цел! Просто кожу... а стулу-то хоть бы хны! Рядом лежит... с отпечатком крови и волос. И... тишину в классе нарушил конский смех из дальнего угла.

— Живучая дрянь! Дайте мне... чем её приложить! — соскочила девица со сломанным пальцем, Кристина кажется, а может Виктория — не помню, позабыв про боль в пальце, пошатываясь вставая на ноги.

Ей помогли подняться мальчишки, но стул не дали, а лавки единая целая с партами конструкция.

— Ну дай-те же мне... — проговорила она, а я заметил краем глаза, как стул рядом со мной, начал шевелится.

Перехватил, и встретился глазами с виновником движения. Девица, с именем Олеся. Красивая, что смерть! В смысле реально красивая, что ради такой и умереть. Еще и скромная, что прямо идеал! Но крутится в компании с прочими девчонками, на общих основаниях. Жить без них, и их мнения, не может! Что готова в рабстве ползать... и ползает вполне!

Они диктуют её «моду», одежду, причёску — под каре! Что ей вообще ни разу не идет. Заставив состричь шикарную косу, с любовь рощенную аж с времен детсада. Слышал визги с туалета... боже! Какое я ничтожество! — перехватил я стул, вырвав из хрупких рук девахи.

Злобно зыркнул ей в лицо, слегка поморщился от легкого дискомфорта в виде головокружения, взглянул на стул еще раз, припомнив, что сия мебель на весь класс одна, и у учителя, и «ледоколом со стулом» поплелся через класс к доске.

Пнул, решившую наскочить сзади безпалову «как её там», турнул зазевавшегося паренька, и использовал стул как щит от жвачки.

Стоп! Жвачки!

— Розовая...

Знакомая такая... каждую неделю нахожу подобную в своих волосах. А то и не по разу. У меня уже там не проплешина, дыра в причёске! Зыркнул в сторону по траектории полета — увидел хлопающего глазами паренька. Не, этот не мог. Этот — раб, ботаник... или мог?

Оглянулся на смертельную красавицу, и на парней, что тоже злобно глядя на меня, помогают плачущей навзрыд подняться, и кажется, собираются свести её в медпункт, вместе с разбитоносым Егором.

Чтож! Отлично! Поссорился со всеми! — поставил я стул пред столом учителя. Тут есть второй, но мягкий, для неё самой, а этот — для учеников... и теперь он с кровью. Хех, забавно! Но оттереть пятно я не успею — она уже тут! Вернулась дама! Да и по честному — не очень хочется. Пусть будет! Как напоминание. И символ.

Ученики учителю естественно обо всем доложили. Это когда сами что нагадят, можно не докладывать, а тут, и обо мне — в очередь выстраиваются! Плевать! К тому же, произошло сие не сразу, а только когда вернулись детки из медпункта — утекли они как ни странно абсолютно бесшумно. И то, потому как учитель поинтересовалась, «чего это вы удумали с контрольной-то слинять?». Но мне опять-таки плевать!

Я сижу, и лыблюсь глядя на неё. Да так, что у бедняги, аж скулы сводит, и кулаки уже прям чешутся по роже мне заехать. И не дает ей это сделать лишь одно! Нет, не страх родителей, коллег, милиции, не это вот все! Плевать ей на подобное! Не хуже чем мне на неё. Рукоплекладством тут не столь уж часто брезгуют. Её пугает моя персона, что как бы может сдачи сдать.

И пусть, учителей я еще не трогал, но пара драк уже случалось. Хотя как драк? Я просто кинул через себя четверку дружную ребят, что подумывали меня раздеть для выяснения. И было это при свидетелях из школьных представителях — учителей.

Но вот что странно! Обычно, после подобных инцидентов, когда кого-то потом отправляют с уроков в больницу, по крайней мере в прошлой школе, завуч, классная, или кто либо там еще, вызывает в школу маму. И она, о бедная! Как она от меня до сих пор не отказалась? Прилетает в школу вне зависимости от своих дел-проблем. А тут... тихо. Устали что ли от меня? Уже? Иль школа тут иная?

Домой я топал в очень смешанных чувствах. И с новой жвачкой в волосах. Убью гада! Если поймаю. Найду, поймаю! Выверну наизнанку и соберу обратно! Ведь что-то я уже сомневаюсь, что прочие жувачки ловил вот просто так об стены парты. Или ловил? Или...

— Не, ну это уже наглость. — буркнул, глядя на двух девиц, и трех парней, что преградили мне дорогу.

Не пускают домой! Мисс сломопалая, уже перебинтованная и загипсованная, и её подруга, которую я не знаю, из класса постарше. Я её в школе видел, но... десятый? Одинадцатый7 Фиг знает! На вид ей лет тридцать! И если бы не тетрадочки в пакетике, решил бы что пришла за деточкой в первый. И парни к слову такие же — быки! И их я в школе не видел.

— Теперь ты поплатишься сучка. — пропела гипсопалая, зверея на глазах, а её подруга, зажевала жвачку! Отчего у меня чуть не случился нервный тик.

— Детский сад штаны без лямок, ну нападайте! Умники. Сегодня будет мордобой.

Нет, не напали. Зассали. Опешили! Но девочка сказала — Лиза сказала — я вспомнил её имя! И стали медленно обступать, окружая.

— Ты это, мелкая, слышь, давай по нормальному, нам как бы.

— У твоей мамы муж алкаш! — выдал я, чтоб раззадорить и спровоцировать, но сделал полностью обратное — озадачил!

И застопорил.

— Ну знаешь ли! — наконец дошло до парня, к которому я обратился.

— А у твоего отца, мать — шлюха — выбрал я другому.

— Тфу! Не парни, на правду не обижаются! — ответил он, глядя на товарищей.

— Ага! Я у неё клиентом был — нормальная сучка. Старовата, но... — говорливый третий притих, так-как по взгляду второго стало ясно — на старуху он обиделся.

— А ты... — обратился я к подруге Лизы, подумывая чем бы и её то задеть покрепче, но она меня опередила, и провизжала не хуже своей подруги голосом еще более тонким, несмотря на прокуренный вид:

— Да что вы с ней вошкаетесь-то!

— Не, ну Вер! Нормальная же девка!

— Да не девка она! Парень это в юбке! — пропищала Лизка, поддакивая.

— Вот гадость! — выдал второй из троицы, и уже хотел мне заехать боксерским с правой, почти войдя в зону захвата, но...

Отступил! Побрезговал!

— Знаете, такое и трогать то как-то противно!

— А мне нормально — выдал третий, за время разговора уже оказавшийся у меня за спиной, и решивший набросится сверху, но полетел прямиком в зачинщиц сего собрания.

Оставшиеся инстинктивно бросились в драку.

Первый, схлопотал под колено с ноги, потерял равновесие и получил по спине с двух рук, от чего явно лишился сознания, встречаясь с землей уже бесчувственным телом. Второй, опешивши от теплящего в него первого, схлопотал секундой позже снизу в челюсть — я слышал звон зубов! Это наверняка было больно.

— Да ты... — выдал он, подставляя руку под текущею изо рта кровь.

— Да бейте же её! — провизжала чуть не плача главная виновница собрания, выползя из под тела вперед подруги, что по-прежнему воюет с только обретающим разум парнем-бревном-хвататлем, неплохо летателем, за титьки жмателем.

— Да отвали уже от меня, придурок!

— Н-ну? — взглянул я на парня с окровавленной челюстью, глядящего на меня круглыми как блюдца глазами.

— Ааа! — провизжал пацан, неудачливый захватчик, хорошее бревно, отвлёкшись от уже полураздетой подруги, что судя по виду — уже готовая, взглянув на нас из положения оглядывающейся собаки.

И, провизжав не хуже бабы, убежал от бабы, да на четвереньках! Оставив разгорячённую раскрасневшеюся девушку, уже начавшею снимать с себя штаны, лежать на холодном снегу с видом «эт че?! Эт куда?! Эт вообще как?!».

— Куда... — взглянула ему в след вторая девчонка.

— А ну стоять! — кирнул я ей, пресекая попытку встать и побежать следом за убежавшим — Стоять! А то ноги переломаю! — добавил той, что не натянув штаны, взглянула на нас, и тоже подумала об бегстве — И вообще — перевел взгляд на мистера «кровавая челюсть» — надеюсь я её не сломал! — выкладывайте все что у вас есть, или будете тут же рядом лежать, снег украшать — указал я взглядом на бесчувственное тело первого из тройки парней у своих ног, заодно проверяя у него наличие дыхания.

Вроде дышит, вроде жив. А то только срока за убийство мне не хватало!