В поисках цели

Глава 22 - Запах свободы

Свободы, не настало. Покоя — тоже. Все же, большую часть времени мама и папа вынуждены проводить на работе, уходя в шесть, а приходя... как придется. А тетка — нет. Я думал, что смогу утекать каждый день в школу, а потом болтаться где-нибудь — общаться с ней мне не охота совсем — она не дает сосредоточиться на восстановлении, буквально контролируя каждый шаг. Но в школу меня не отправили.

Новый снимок рентгена, что мне даже показали — выглядит жутко! Будто мои косточки реально вынули из тела и обвели по контуру. Показал, что трещина в бедре никуда не делась. И вообще даже не изменилась. Ну, еще бы ожидать иного! Хех. Так что, чуть не закатав в гипс целиком, меня отправили еще на недельный отпуск.

Что после был продлен еще на неделю, за которую я сумел уже окончательно и по нормальному восстановиться, избавившись и от трещин, и от лишних узлов на связках и сосудах. Обновил кожу на руках и на ноге, перестроил иммунную систему под климат и агрессивную среду города, и в целом — привел в себя в порядок, окончательно распрощавшись со всеми атрибутами «больного ребенка».

Зато тетка за эту неделю довела мать до настоящей истерики, так что мы все же съехали с её квартиры, бросив буквально всё. Провели ночь в приюте с собаками, поспав маленько на лежанке из сена и фуфайки — ностальгия! И временно вселились в служебную милицейскую хату.

В квартиру, в которой совсем недавно, не позже недели, кого-то убили. Пристрелили. Пахнет порохом, кровью, в одной из комнат остался след дивана и ковра, которых нет, и даже присутствует дырочка от пули в прочной бетонной стене.

— Стреляли с калаша. Почти в упор. Большая часть пуль застряла в теле на диване, а одна — отец поковырял дырку.

— А ничего что ты её ковыряешь? — указал я взглядом на выбоину под обоями.

— Все улики уже сняли. И даже отмыли, как ведёшь.

— Кровью всё равно воняет. — не согласился я с таким постулатом.

— Да, что верно то верно. Стоп! А ты откуда знаешь, как кровь пахнет?

Смешной вопрос для того, кто всего-то пару недель забрал свою дочь из больницы с хирургического отделения. Но я не буду банальным! И скорчив обиженную гримасу уперев руки в бока, отвечу по оригинальней:

— Пап! Ну я-ж ребенок! Синяки, царапины, ссадины... тебе же мама рассказывала, как я в начальной школе дралась по поводу и без?

— Да уж, рассказывала. И про то, как ты мальчиком себя считала до третьего класса, тоже.

Упс.

— Ихихи — почесал я свою правую лопатку — было дело.

— Почему перестало?

— Ну так — многозначительно указал я на собственное тело смотря на мужчину снизу вверх.

— Сиськи у тебя до сих пор не наросли — не оценил папаша.

— Народ! Идемте кушать! — заглянула в комнату ма, при фартуке и с поварёшкой.

И мы пошли ужинать, и думать, как нам жить дальше. Вернее, они, стали думать, а я тупо есть. Ибо лезть в их взрослые разговоры со своим велико мнением — себе дороже. Не оценят. Я для них вдруг стал... просто ребенком.

Хорошая норка — подумал я, выудив из-под ванны автоматный патрон.

Новенький, в масле, еще и не думающий отсыревать лежа в воде под текущим сифоном. Хотя, он там пробыл от силы недели две — чего бы ему отсыревать? И масло ружейное с него еще не смылась — по его запаху я его и нашел — от бати вечно пахнет чем-то схожем, даже больше чем собаками.

Вернее — псиной от папки вообще не пахнет никогда! Другие запахи в разы покруче будут. И этот запах выглядел как роза средь помойки, как скунс средь клумбы... инородно! Как и сама мышиная норка в стыках бетонных плит, без единой трещинки, где и покоился этот патронщик.

И что мне теперь с ним делать? — почесал я свою репку, в спохватившись через миг — руки-то, того! В масле! И еще и в...

— Фи!

Чем-то, что обитает в канализациях. В каких-то отложениях, плесени, или...

— ФЕ!

В общем — в чем-то! В чем сейчас мои волосы тоже. К ним в принципе подобное не пристает, здоровый блеск они берут родом от гуся, но все же — и я поднес патрон ко рту.

Вытащил зубами из гильзы пулю, отложив её в сторонку, и открыв кран горячей воды — холодная тут как видно с постройки не водилась, старательно смочил весь порох.

Нафиг мне подобные сюрпризы в доме! — подумал со злостью, сменяя гильзу в нечто схожее со хлебным мякишем. Увидел почти выпавший капсюль, торчащий из мятого метала наружу, и пошёл на кухню за ножом.

Выковырял, спустил пулю и желтенький шарик метал масла и порах в унитаз, и принялся изучать «стрелковый детонатор» как под микроскопом. Нифига не понял, ибо не рентген, и коснулся его своей Силой.

— «Пах!»

— Вот...

Вот и какого фига я спустил целый патрон порах в унитаз?! Надо опять к отцу в тир напросится, как все наконец устаканиться и батька нормально устроится, а сейчас... хорошенько смыть все следы — вообще не известно кому принадлежал тот выстрел, каким образом он попал нам под ванну, и что нам за его нахождение могло грозить.

Всё же, мне вот совсем не хочется подставлять родителей под криминал. — подумал я, и выглянул в окно — там только что кого-то насильно затолкали в минивен. Но выехать со двора ребята не успели — путь им преградил серенький УАЗ, и ребята в одинаковых ботинках с автоматами наперевес.

Пальба? Нет! Все тихо, мирно, мордами в асфальт, и вот уже две машины с «пленными» почти бесшумно покидают двор. Идиллия! — растянулся я в улыбке, и отлип от окна, вернувшись к делу — делу поломойки! Пока родителей дома нет заняться все равно особо не чием.

Свою норму тренировок отпущенных на текущее здоровье я уже давно выполнил, а качество линолеума тут ужасное. И пыль, и грязь, и запахи, всё практически впитывается в него! И я не удивлюсь, если где еще валяются патроны к автоматическому оружию.

Интересно, каких соседей мы подтапливаем через тот крысиный ход?

— Саш, ты куда?

— Гулять. — похлопал я глазами, глядя на вышедшею в коридор из комнаты, к уже обувающемуся мне, мать.

— Не ходи! Поздно!

— Так и что? — не понял я подхода, и натянул наконец туплю, так и стоя до этого на одной ножке с полу надетой.

— Не ходи!

— Мам! — похлопал я глазами — Ну а когда мне еще гулять то, мам?! И так целыми днями взаперти сижу — погрузнел я, напоминая, что деверь родители уходя запирают с той стороны.

Я мог бы вскрыть замок! Но это бы потом было очевидно как день. Мог бы вынести дверь вместе с косяком! Она деревянная и хлипкая, и усиления для подобного потребовалась бы минимальное. Но я блин, законопослушен. И все те два дня, что мы живем в этой квартире, и не дёргался совершать вылазки во двор через окно.

— Не ходи. — вновь повторила мать, как заведенная, прижав меня к своей груди — Поздно уже, пойдем лучше посидим, поговорим.

Ага, поговорим, ага, посидим. Да вы ушатываетесь за день больше, чем конь за скачки! Чем марафонец за полсотни километров! А я тут торчу запертым в четырех стенах круглосуточно! И не то что бы сильно недоволен данным событием, но... ай, ладно!

— Дай разуться то хоть, мам!

Наконец-то меня выписали! А то я уже подумал, в конец отстану от школьной программы без учителей и учебников. Забуду, какого цвета небо, и солнце, и... а тут я на радостях, даже уговорил мать всё же записать меня на занятия в спортшколу! Пусть и пообещав «только смотреть». Ну не хочу я терять форму! Не хочу! Вернее, я её уже потерял, но надо наверстывать пока могу!

Так что «девочки» пошли по магазинам, пользуясь свободным от работы праздничным днем, и тем, что я вдруг оказывается да должен «выглядеть неотразимо!», а не как с деревни, с сена. Из приюта с собаками, и вообще «привет, я лохушка!». А единственный парень на селе — батя, укатил за вещами на квартиру к тетушке.

Шопинг... говорят, бабам нравится. Мне — ни хрена. Ну правильно, я ж не баба. Я — манекен!

— Не... не то! Не идет!

— А моё мнение тут кто-нибудь спросит? — высказался я на синхронное покачивание головы матери и продавщицы, опуская руки.

— Не а! — хором ответили они, улыбаясь вовсю ширь.

— Давай меряй следующее — добавила мать, и я со вздохом пошел наряжать себя в еще одно платье из кучки.

Но когда они чуть не поцапались друг с другом из-за спора какое платье на мне все же выглядит лучше, я все же получил право на выбор. И, хотя выбор ставился меж вещью «А» и тряпкой «Б», максимум меж всеми остальными буквами подобранной коллекции, я, гордо заявив:

— Вы дали мне право выбора? Так дайте выбирать!

Пошел шарашиться по всему магазину разом.

— Стремное, стремное, неудобное, лажа, фигня...

— Хи-хи — похихикали какие-то девушки, глядя на то, как я копаюсь в белье в одних трусах, проходя по ту сторону витрины.

— Хм — проигнорировал я их, и извлек со стеллажа брючный костюм.

Строго, элегантно, но... не хочу! Можно напялить джинсовый... — взглянул через ползала на отложенные шмотки — пацанский, дерзки, но... тоже не хочу. Если первое я порву, то второе порвет меня. А мне и так мозолей хватает.

— Хм. А что если не заворачиваться, и нарядится в платье?

Беленькое чистенькое, похожее на моё свадебное... что очень быстро станет серым! Черное! Точно! Не... на нем пыль видна еще сильнее. Тогда что? Цвета детского поноса? Шортики? На дворе ноябрь! И хотя тут, в столице, еще довольно так тепло, ну их в опу эти шорты! Под юбку то можно хотя бы колготки натянуть.

Арх! Голова кругом! Ну их в зад! Пойду выберу то, что мамка предложила и не буду парится.

Хотя не, то, что предложила продавщица, поэлегантней будет.

— Предательница — шепнула мне маман, расплачиваюсь за покупку.

Я пожал плечами, проигнорировав данный наезд. И почувствовал себя реальным предателем, увидев чек. Нет! Верните! Я перепутал! Я пошутил! Да я же себя, за такие деньги...

А дома еще и узнал, что хрен мы увидим, что из наших старых вещей. Тетка, чтоб ей до конца дней икалось! И сралось только через раз! Пустила туда уже каких-то квартирантов. И они естественно, уже прихватизировали все наши вещи, с особой любовью вцепившись в мои элитные костюмы для выступлений.

Еще бы не вцепились! Учитывая их стоимость, и качества материала. В общем — вновь магазин и непредвиденные расходы, ибо идти на гимнастику совсем без формы — ну это позор. Даже для меня — я ведь не собираюсь соблюдать данное матери обещание «просто смотреть!».

Из одежды у меня осталось только два комплекта — тот, что похуже, да на повседнев, и пахнет собаками — как батя умудряется постоянно с ними работать и совсем ими не пахнуть?! И тот, что новенький, свеженький, и мега дорогой. И ни в том, ни в другом, гимнастикой не позанимаешься. А в трусах — не разрешат.

Ну а на следующий день и с самого утра — экспресс квест «дойди до школы и останься чистым». КАК?! Ладно, есть методы, выворачивания ауры с натягиванием её на одежду. Совсем от грязи это не спасет, но режим гуся включит. Однако... я еще мелкий. Так что научный подход и дедовские бубны — плащик пленочный, сапоги резиновые, и идти в тени мамки, чтоб она прикрывала от брызг — дождь идет, однако! И вся та мерзкая пыль, что мучила мои легкие месяц назад, целиком обратилась в грязь.

Интерлюдия три

— Черт! Скоты... — ругался Николай Алексеевич, готовый биться головой об стену стоя в пустом коридоре.

Его уволили! Вот так просто взяли и вывернули из органов! И двух недель не прошло, как они перебрались в Москву, а все уже пошло наперекосяк. Все было так прекрасно при разговорах по телефону, всем был так нужен опытный кинолог, и всё на все были согласны даже в первую неделю его работы... пока он наконец не попал на личную встречу к своему непосредственному начальнику. И всех сразу как будто подменили.

Старый боров! Но, отношение, и внешний вид, это одно! Это — его проблема! А вот увольнение... это уже проблема семьи. И тут даже не столько в деньгах она, эта беда, сколько в, связях.

Союза нет? Знакомства ничего не решают? Да чертес-два! Только они и решают! Всегда решали и будут решать! Без связей, они бы из глубинки и в Москву бы никогда не попали! А уж устроится на нормальную работу, ребенка в школу, и жильё найти... никаких денег на взятки не хватит без нормальных связей! А его — уволили.

Как щенка! Как ненужный хлам! На пенсию отправили. Сказали «старый», уже приняв на его место какую молодую девчонку! Ага, старый! А что же тогда на месте начальника отдела делает семидесяти летний пень? А в управе боров полувековой? Да даже опер группой заведует ели ноги двигающий кадр! А ему только сорок! Сорок! Будет в январе. Он еще ого-го!

О-хо-хох! — простонал в душе уже теперь бывший кинолог, все же стукнув затылком об стену и вспоминая лицо своего уже бывшего начальника — Ты то тогда что делаешь на своей работе?! Свинья ты пенсионная! Ты ж её уже получаешь, эту свою пенсию! Да по тебе, с твоим телом и болезнями, уже все гробовщики плачут! Тебе ведь не гроб нужен, а два!

Но всё это лирика — взял себя в руки кажется постаревший за день на целых десять лет человек. Ведь на сборы дали всего день. Передачи всех дел и обязанностей, которые он еще не принял и в которые ещё даже не успел вступить. И на возврат казенного имущества, которое он опять-таки не успел получить — даже форма на нем еще старая, приве...

— Да. — взял трубку сотового телефона кинолог, на которую кто-то позвонил с неизвестного номера — Да, я. Да, знаю такую. Да, моя. Что?! Когда?! Сейчас буду.

Все дела и проблемы в миг стали несущественные, и Николай, вернув себе утраченные пару часов назад годы жизни, несмотря на проступившею свежую седину, строевым бегом, метнулся к выходу из отделения.

Ужас! Как такое может быть!? Как такое вообще могло случиться?! Как... кости целы — пришел к выводу беря себя в руки государев человек, внимательно изучая рентгеновские снимки — Правда они выглядят как то странно, будто... слегка опухшие, больше чем должны кости у девочки её возраста. Причем все кости враз. Но это — косяк аппаратуры. И рентгенолога — дедок на свой возраст хоть и не выглядит, молодцом держится! Но маразмам уже страдает точно. Всё какие-то нелепости и странности видит в обычном и понятном.

— Но трещины в костях все же есть. Тут, тут, тут, там и тут. — произнес Николай, тыкая сам для себя в темные волосинки на белых костях — Вот здесь, здесь, и здесь, здесь... боже! Да ей за раз досталось больше, чем мне за всю жизнь!

— Да, вы правы, бедные ребенок, иметь в столь юном возрасте остеодистрофию... — подошел сзади рентгенолог, но под взором кинолога моментально заткнулся.

И Николай подвышал пред лампой новые снимки — легких, и внутренних органов. И вновь не смог сдержать удивления — при том ударе, что пережила девочка — а врачи со скорой ему уже и весьма красочно расписали, как было дело, пока он ждал проявления снимков — должны быть серьёзные ушибы, внутренние кровоизлияния, смещения... но ничего этого нет!

Вообще! И пусть, снимкам брюшной полости можно не верить, на снимки легких — положить болт, но ведь он уже виделся с Сашей! Синяки, и... всё. Упала неудачно. Может не все столь страшно, как ему тут описывают? Или может... у Саши настолько сильный шок.

— Да. — поднял трубку сотового, зазвонившего в беззвучном режиме Николай, не глядя на номер звонившего.

И тут же её положил, так как услышал много ласковых от своего начальника. Вздохнул, и покинув каморку рентгенолога, отправился на крыльцо, «покурить». Набрал номер, что он хорошо помнил на память, но никогда бы не стал записывать ни в один телефонный справочник.

— Николай Иванов? — проговорил в телефон, услышав с того конца обезличенное «Алё».

— Иванов, но я не Николай — ответили с того конца, и бывший кинолог позволил себе на секунду выдохнуть, тут же сжимая волю в кулак.

— Мне нужна помощь.

В трубки повисла тишина.

— А ты не обозрел? — голос не высказал ни тени эмоции, но намек Алексеевичу был предельно ясен.

— Меня уволили.

Вновь пауза.

— Хм, круто. Кому на мозоль наступил?

— Да если б я знал!

— Я думал, что ты со всеми вась-вась и с начальством на короткой ноге!

— Я тоже так думал.

— Печально. Но извини, я ничем тебе тут помочь не могу — ты слишком далеко от меня уколесил.

Хрен ты старый! Уже знаешь... что как бы не удивительно, и было бы странным ожидать обратного. — взревел медведем недавно уволенный, но скрипнув зубами, промолчал, оставив своё мнение при себе.

— Ну... «шур», м... — после новой продолжительной паузы, послышались странные звуки в телефоне — Ты знаешь... Эм. Я могу тебя на одного человека вывести, но у него работа такая...

— Криминал? — вздохнул бывший кинолог, понимая, что он через себя не переступит, и скорее пойдет стоять на паперти.

Но Саша?! Люба?! Неужели и правда придется возвращаться? А ведь Любава только устроилась!.. а Александра попала под машину.

— Нет, что ты. Но ведомство силовое. И придется тебе опять, бить морды, и бегать с автоматом.

Хех! Опять война, да на своей земле. А ничего, что он как бы уже не молодой? — о чем кинолог тут же поспешил поинтересоваться у своего старого друга.

— Вообще-то, хреново. Так что если дело не срастется — извини, я умываю руки. Но они там какое-то новое силовое ведомство организуют, и им нужны люди с опытом, а не салаги только после сроки в Кирове. Скажи что от меня, хотя ты знаешь — я в столице не в почете.

— Прибедняешься. Погоди, а от тебя, это от кого?

— Ты знаешь пароль. — ответил телефон, и загорелся экраном завершенного вызова.

— Тфу! — сплюнул кинолог на бетонную плитку, думая с досадой «а телефон то он мне так и не дал!».

Постоял, подышал свежим московским воздухом, думая о грядущем, прошлом и настоящем, меланхолично глядя куда-то в даль, в пустоту. А через десяток минут, телефон вновь засветился, сообщая о вызове с нового неизвестного номера.

— Да. Да, я. А! Вы от Иванова! Да, слушаю. Хорошо, подойду, переговорим.