В поисках цели

Глава 21 - Хроморучка

Похоже я в больничке поселился надолго. И похоже, это будет очень веселое и познавательное время препровождение. В смысле — скучное. Чем тут вообще можно заняться бедному мне?! Ладно хоть болтать не запретили! И я уже всех задрал своими бородатыми анекдотами и байками из прошлых жизней. Меня никто не слушает! Но я всё равно болтаю, ибо это тут, единственное развлечение.

Заменяю телеги, на машины, коней — на мотоциклы, гоблинов на гопников, а орков на быков... И меня всё рано никто не слушает. Даже врачи, что только кивают, пропуская всё сквозь свои головы, как сквозь пустые трубы в дни планового отключения воды.

— Эх, ручка моя ручка! — посмотрел я на свою по-прежнему синею руку, с белыми пальцами — Заживай скорее, я домой хочу.

Мне надоело эксплуатировать родителей столь по-чёрному! И поэтому я эксплуатирую их еще сильнее, заставляя таскать мне в больницу продукты с магазина. Кормят тут, неплохо, но мало, а мне для скорейшего восстановления, нужны килограммы!

— Четыре кило яблок, два кило сыра, шпик... с килограмм. И молока! — сверкнул я глазами в сторону маман, что старательно записывала мой «рецепт счастья» в блокнот — Побольше!

Правда я на сто процентов уверен, что она принесет мне от силы половину, а скорее всего — бутерброд и банан. Хотя может и докинуть чего своего, иногда супер полезного — мяска домашнего вареного! Ммм... Иногда не очень — колбасы «из туалетной бумаги». Отец, напротив, притащит все строго по списку, недометнув даже до очевидного — есть мясо без хлеба?! Гры. И почти гарантированно превысит норму, еле доперев поклажу. Принесет и десять и двадцать, обретясь в подобия ослика...

— Что? То есть как?! Как это понимать?! — донесся из коридора голос отца, и дверь туда тут же закрылась его рукой, а дальнейшие слова заглушил топот набоек сапогов по бетону.

— Еще что-нибудь хочешь? — посмотрела внимательно и любя на меня мать, а я, подумав, помотал головой.

И еле сдержался, чтобы не начать изображать из себя кошку, вылизывая собственную ногу. А ведь я так частенько делаю! На потеху публике — двум старым бабкам, что кажется на пожизненно прописаны в данной палате.

— Выздоравливай! — поцеловала родительница меня в макушку, а я заметил, сколь сильно осунулось её лицо за эти дни.

Объедаю я их, объедаю, Но единственное, чем я могу им помочь — как можно скорее встать на ноги — заставить врачей поверить, что я могу встать! Но это сложено, учитывая их аппаратуру, мои скудные знания о ней, и возможности заглядывать вовнутрь тел, даже не вскрывая.

Это сложно! И от того... люди в халатах всё так же смотрят, слушают, тыкают, ковыряются где попало, мажут мазями, ставят уколы, многие из которых болезненные, другие — вредные, что я уже устал выслушивать отповедь от почек, и проповеди печени, и ставят вопросы ампутации. Правда тут же их снимают, но легче от этого никому не становится.

Особенно когда мне назначают новую странную процедуру, на которую я не знаю, как реагировать. Или просвечивать новым неизвестным, или не опознанным сразу, оборудованием, на котором я не знаю, что они должны увидеть в итоге. Ведь банальная Сила, для меня банальная, активизированная в том или ином участке тела, на снимки того же банального рентгена, для них банального! Будет выглядеть засвеченным белым пятном. Хотя узнал я об этом, только вчера — полезно иногда подслушивать чужие разговоры! И выносить из них свои выводы.

И это еще хорошо, что я знал о существовании в этом мире аппаратов для просвечивания костей и просмотра органов еще до того как под них угодил! И даже не стал думать о возможности отрастить себе лишний орган другой. И что, пусть не думая об этом, и в таком ключе, но подсознательно помня, фильтр для дыхания расположил высоко в трахее, а не в самих легких — иначе бы на снимках флюорографа там была бы опухоль.

Врачи бедняги и так пострадали от странного утолщения, темного и непонятного, не прослушиваемого и не прощупываемого, но видного на снимках грудной клетки. И не знаю, к чему они в конце концов пришли, и кто спас меня от нового рентгена, но снимки сами, ко мне в ручонки так и не попали. Всю степень утолщения я вычислил сугубо с разговоров и бесед, и легкой паники врачей — они с чего-то думали, что у меня там батарейка!

И со мной у них подобное, судя по реакциям и мордам, происходит регулярно. Не хватает врачам ни опыта, ни знаний, ни фантазии, чтобы понять мои анализы, снимки, диаграммы. Чешут репы, косятся... да хоть бы объяснили мне, что там нужно видеть! Инструкцию бы дали! Вон как с ЭЭГ всё супер гладко вышло! И ни каких дополнительных тестов и бесконечной сдачи жидкостей.

— Привет Саша, как себя чувствуешь? — впорхнула в палату молоденькая медсестра.

Что каждое утро притаскивает нам, больным, таблетки и...

— Опять за кровью? — закатал я рукав левой руки, печально вздыхая.

И оголяя синюшную вену. Что я вообще-то могу обратить в нормальную за час! За два, сделать глазу незаметной. А за пару дней — иглонепробиваймой! Могу в принципе и так иглы плавить прямо внутри, пусть это и нанесет мне не маленько урона, из-за каплей расплавленного метала прямо в крови, а не морщится, когда мне из неё откачивает! Могу, но делаю иначе, отдавая дитятку, часть себя, утекающею по тонкой трубке в прозрачную колбу...

Вообще-то нет! Уже нет! Там отработка! Не совсем шлак, гадость, токсины, и мертвечина — я как бы ни в силах чисто волей и разумом фильтровать себе кровь! Для этого есть почки! Что отошлют ненужное куда подальше и без моего участия. Да я уж лучше волосики на голове танцевать заставлю, и то попроще цель! Но живых клеток в этой крови нет

Вернее, в ней нет тех клеток, что разумом легко контролируются. Преданных солдат, и надежных посыльных. Тех, что легко подчиняются, и безоговорочно выполняют команду — из тела ни ногой! Ну а до остальных — и дела нет.

Пущай себе катятся на все четыре стороны предатели! Они мне не столь важны как верные бойцы, что носятся по кровотоку, делая, что потребуются, выполняя, что пожелаю. Таких терять при текущем балансе сил, да ради какого-то анализа на сахар?! Неприемлемо!

Так что там, в немаленьком для маленького меня шприце, сейчас и в основном... обезличенная жидкость? Наполнитель? Где-то что-то я о подобном читал, но... уже не помню. Не отложилось в памяти, спуталось с иными понятиями. Для анализа состава крови и этого более чем достаточно, ведь все химические элементы там те же, что и во всей остальной красной жидкости тела. Да и цвет что надо — бордовый!

— Ну вот и все — улыбнулась мне медсестра, прижимая ватку и сгибая мою руку в локте.

Я улыбнулся, довольный своей игрой, и лег-развалился на койке, исподтишка наблюдая, как ворчливые бабки, словесно плюя на всё и вся, сначала, делятся с общественностью своим великим мнением:

— А вот ты знаешь, милочка....

Потом, жидкостями:

— Вот это утрешнее, а это — ночное.

А затем — пьют таблетки:

— Ну, будем!

Бедная медсестра! По-моему, в общении со мной она морально отдыхает, и готовится, к неминуемому грядущему.

А что кстати такая молодуха тут делает? Из всего персонала больницы, если исключить тройку пареньков за сложным оборудованием, что непонятно чем за ним занимаются. И какой фигней почти всегда страдают. И пары студенток-аспиранток-практиканток, не знаю я, кто они такие точно, но уверен, что не постоянные работницы больнички. Эта леди-медсестра, без кольца на пальце, и с внешностью настоящей модели, тут определенно самая молодая! С отрывом лет этак на двадцать от самых неопытных в жизни.

А уж по красоте внешности, походке, и стройности в талии — тут вообще никого и рядом даже быть не может! Даже средь посетителей-пациентов. Да и голос что надо, и характер, и грудь... подозрительная она какая-то! У меня паранойя.

— Она нежизнеспособна. — вырвал мой слух из болтовни двух врачих, что стоя у окошка в палату, обычно занавешенного шторкой, еще совсем недавно обсуждали перспективу покупки машины и автомата — Совсем.

— В смысле? — ответила вторая, стоящая в пол оборота подле этого подглядывательного устройства, тетка, и явно как-то напряглась, теряя все блаженно-расслабленное выражение тела и лица вместе со мной.

Я весь обратился в слух — тут как погляжу полезно поработать ушами за врачами! Пусть я и в их речи зачастую понимаю лишь чуть больше, чем в их писанине.

— А вот так! Не знаю! У неё аллергия — бросила в мою сторону взгляд первая модам, а именно тетенька заведующая местным банком крови и из меня её же жадно дающая каждый день, а то и по два раза — вообще на все! Даже на физраствор — вновь зырк на мою персону.

Это они там что, обо мне? — подумал я, продолжая сидеть, и пялиться на них, что в прочем, никого похоже не смущает. Хоть бы занавесили шторочки для приличия! Они там столь тяжелые и плотные, что сквозь них не то что свет, а даже звук не проникает! Хотя мне это не на руку...

— Смеёшься, да? — кивок в моём направлении — Она же вон, сидит.

— Сидит, лежит, ползет... да я устала уже делать повторные тесты!

— Хм. А Князев упорно утверждает, что у неё рак, и все ждет от тебя биопсии.

— Ага. Рак, пиелонефрит, цирроз, пневмоторакс ну и конечно — СПИД. Вот только она сидит там, а мы тут, и...

Наступила пауза беседы, во время которой обе тетеньки молча уставились на меня сквозь окно. А... они как бы в курсе, что я их слышу? Не считая что вижу. Стекло то тоненькое, и вообще это наглость!

И я помахал им ручкой, улыбаясь как последний придурок, глядя на их любопытные-сурово-озадаченные мордахи.

— И в случае чего, моей свои под всеми этими диагнозами ты не увидишь. — опомнилась наконец королева лаборатории и вновь замолчала на долгое время — А ты знаешь, что тут начнется, если с ней что случится?

— Знаю. Её батя оказался широкого профиля человек — Князев это на себе уже испытал. — не меняя выражения лица и все так же смотря на меня, кажется даже не моргая, ответила главврач — И что делать? — наконец соизволила отвернутся карга.

— Выписывай её нафиг! Пока еще чего недоброго не случилась, и вой до кремля не поднялся из-за какой-то малолетки.

И меня выписали. Типо хромающего, правда я сразу исцелился, стонущего, и с типо плохо работающей рукой, но... впрочем, к этому моменту я и так в больничке уже провел без дня декаду, наглотался всякого и... вообще-то так и остался на больничном! Пусть и уже в условиях тепличных — дома!

— Миленькая моя родименькая подушечка! Я видела тебя всего однажды, но безмерно снова рада видеть! — плюхнулся я на свою кровать, утыкаясь в подушку.

Покрутился, пофырчал, перевернулся, осмотрелся. Понял, что в квартире не только подушка никак не изменилась.

— Ну и когда вы тут ремонт будете делать, а?! — услышал голос тетушке из коридора, входящей как всегда — без стука и приглашения — Сырой бетон, голые стены, о! — увидела она меня — Я гляжу, болезненную-то выписали!

— Тетушка! — строго сказал отец.

— Антонина Петровна — заискивающе, но тоже строго сказала мать.

— Чего?!

— Ну, не видите... как сможем, так и сделаем!

— Как сможем, тфу! Ребёнку нужны нормальные условия! Обои хоть поклейте! — сказала, и ушла, шепнув «раздолбаи!» пред самым закрытием двери.

Родители переглянулись, но комментировать сие никак не стали.

А уже вечером вновь прибывшая тетка предложила мне временно пожить у неё. Я был против. Предки — согласились. И вот я в хатке у старушке, к счастью — не на раскладушке. Тетка болтает без умолку пытаясь выдать у меня всё, что только можно, я — молчу партизаном, родители затеяли ремонт. Для того собственно меня и отселили — чтобы не дышал я пылью! А справятся ли, они, без меня?

— Лежи! Тебе сейчас нельзя ходить! — остановила тетка — Так врач сказал! А врачей надо слушаться! На вот, поешь перловой кашки, врачи рекомендуют.

Да, вот только жить на одной лишь кашке? Хм... хоть бы суп сварила для приличия! И мяска чутка купила, чтоб порадовать больную дитятку. Иль фруктов. Иль чего-нибудь кроме...

— Тебе нельзя! Там везде химия! Ешь кашку! Она полезная! Цельные злаки, мм... ешь! Что за избалованный ребенок.

И так далее, и тому подобное. И я в это не верю! Даже на упаковке быстрой кашки написан целый набор химических элементов. А уж в реальности... мама! Забери меня обратно! Я яблок хочу! И супчика на рёбрышках... мама... но у них там, пыль, грязь, и кипит ремонт. Я с ними и не вижусь толком! Тетка, не дает.

— Если есть время болтать, то есть время и на ремонт! А ну марш обои клеить!

— Но мы уже поклеили...

— А что там тогда осталось?

— Пол...

— Ну вот брысь линолеум стелить!

— Но его только завтра привезут!

— Ну так готовитесь к его приезду! Что, дел, что ли нет? Ну вот! То-тоже! А ну брысь от сюда! Девочке пойкой нужен. Да дорогая?

— Н-нет!

— Мрх — строго взглянула она на меня, и понял — останусь без ужина.

Карга старая! Зарезать тебя уже готов! И как родители это терпят? Тяжела же судьба взрослого! Хоть вечно оставайся ребенком.

— Моя рука, моя рука...

Но вскоре ремонт закончился, и я — всплыл из отрешенного состояния медитации, сравнимого со сном с отрытыми глазами — ведьма престарелая, поставила себе настоящей целью мне ролики на шарики сменить! Что даже монотонно-синхронное «да-даканье» в ответах на запросы «ты слушаешь? Слышишь что я тебе говарю!?» не срабатывает — просекает! Надо иногда что-то философское выдавать, иначе...

— Ты что спишь? А ну не спи! Вот же дети сейчас бестолковые пошли! А ну проснись, кому говорю! — старательно растормошила меня бабка, с особым цинизмом стискивая все еще цветастую руку, что в маечки без рукавов, так и кричит о своей жизнитрёпанности — Ночью спать будешь, болезная! Днем спать вредно!

И я, наконец, вернулся в квартиру к родителям. В квартиру, где голые стены сменили местами криво наклеенные обои, что провоняла краской, кажется на несколько сантиметров в глубь бетона, и где по по-прежнему нет нормальной мебели. Зато тут есть они! Мои дорогие!

— Родители! — обнял я маму с папой, а прибывавшая тут же тетушка презрительно фыркнула и удалилась восвояси.

А защёлкнувшей за её спиной новый замок заставил меня злорадно усмехнутся. СВОБОДА!

— «Дцынь-дцынь», «дцынь-дцынь» — зазвенел звонок через мгновенье.

Открывать пошел отец, печально вздыхая по пути, слушая непрекращающеюся трель.

— Это что такое?! Это как понимать?! — наехала тетка сразу на племянника, стоило двери приоткрыться.

Да она батька практически с ног сшибала! Влетев в квартиру взбешённым ураганом и набросившись, на замок. А потом на отца:

— Вы тут живёте в моей квартире! Делаете что хотите, вон, ремонт какой ужасный сделали! Так еще и новый замок воткнули?!

— Тетушка...

— Меня, в мой дом же пускать не хотите?!

— Мы же вроде договорились?!

— Чего?! Договорились?! Так! А ну живо ключи! Или выметайтесь от сюда немедля! НЕМЕДЛЯ! Или я звоню в полицию! И тебя, кстати, твои дружки-оборотни не спасут! Уволят! — разошлась она не на шутку, краснея как спелый томат — Вышвырнут из органов и погоны сорвут! И по этапу поедешь за нарушение! За избиение! — схватилось она за сердце — У меня тут все соседи подтвердят! А ну живо ключи! Не то и тебя и твою сучку... — отец достал свои ключи, старушка, с невиданной для своего возраста прытью, пожелала вцепиться во всю связку разом.

— Куда! — но отец оказался быстрее, отдернув руки, начав снимать с общей связки один лишь ключ от квартиры.

— Ах! Ох, — застонала-завздыхала тетка вновь хватаясь за сердце и сгибаясь в пол себя, будь то реально получила удар. — Ты, щенок...

— На! — отец отдал ей ключ.

Тетка вцеплюсь в ключ. Что тут же исчез где-то в кармане, спрятавшимся в складках необъятного платья. Зыркнула на нас злобным взглядом и удалилась, громко хлопнув дверью. Минут через пять, когда родители еще не успели выдохнуть, вернулась, открыв дверь свежо полученным «паролём», и проорала во всю глотку, засунув внутрь только голову:

— И что бы и звуку от вас не слышала! — и вновь хлопнула дверью, с такой силой, что по стеклу на кухне пошла длинная трещина.

— Мама, давай вернемся домой? — обратился я к матери, стоявшей за моей спиной.

— Нет дочь, мы не вернемся. — ответила она, поглаживая меня по волосам — Теперь это наш дом, и мы теперь тут живем. Да дорогой? — переключилась на мужа.

— Угу. — кивнул он — Только квартирку боюсь, придется поискать другую — и оглянулся на дверь, а я почувствовал, что мама, уже практически плачет.