Сиэтл, штат Вашингтон
22 марта
Выбрав окно в задней части неосвещенного дома, Данте снял с него сетку и поставил ее около белой кирпичной стены. Затем открыл окно жестким быстрым рывком. Замок щелкнул с глухим деревянным треском. Данте остановился, прислушался, держа пальцы на оконной раме. Но ничего не услышал. Никаких лающих собак. Никаких быстро бьющихся сердец. Просто тишина.
Отодвинув в сторону кремовые шторы, Данте перекинул ногу через подоконник и забрался в темную комнату. Затем выпрямился. Снял капюшон и откинул волосы с лица.
Он вдохнул аромат Хэзер, аромат шалфея и мокрой от дождя сирени, свежий послегрозовой запах. Её энергия, присутствие, теплое, сильное и излучающее уверенность, наполняла комнату.
Он поднял солнечные очки, его латексная рубашка скрипела при каждом движении. Затем прошел дальше в комнату. Плисовый диван, кресло, накрытое синим флисом, усыпанным звездами, рядом кофейный столик, на полированной поверхности которого разбросаны журналы и книги.
Данте шел по дому, впитывая детали повседневной жизни Хэзер. Он провел пальцами по спинке дивана, креслу, по мягким подушкам, гладкому винилу.
Кухня: пара тарелок в раковине, зеленая надпись «ГОТОВО» на посудомоечной машине, розовые и фиолетовые оттенки, сумеречные цвета. Смешанные ароматы розмарина, оливкового масла и лимона, витающие в воздухе.
Столовая: дорожка с рисунком зеленых листьев и фиолетового винограда, украшающая столик. Затхлый запах старой крови, доносящийся от пары сдвинутых картонных коробок на столе. На боку коробки надпись черным маркером: «УОЛЛЕС, ШЕННОН, ДЕЛО № 5123441». По всей поверхности стола из темного дерева разложены фотографии, как карты Таро, фотографии с места преступления.
Данте схватился за спинку ближайшего стула, кольца на его пальцах стукнулись о дерево, и наклонился вперед.
В грязи под застывшими ветвями лежала женщина, наполовину свернувшись в клубок, ее взгляд был устремлен в небо. Сердце Данте екнуло. Она была так похожа на Хэзер, такие же рыжие волосы и лицо в форме сердечка, прекрасная, даже после смерти.
Сестра? Она упоминала, что ее сестра была фронтменом «WMD»[25] до того, как группа распалась; сестра, которая тоже страдала от мигрени.
Внезапно в его сознании появилась мысль. Пальцы сжали деревянную перекладину стула. Не сестра. Мать. Которую убили и выбросили. Как и его мать.
Голову пронзилась боль. Голоса шептали.
Ты так похож на нее.
Данте-ангел?
Ш-ш-ш, принцесса. Тише, p’tite. Спи.
Закрыв глаза, Данте коснулся пальцами виска. И старался не слушать голоса. Бисеринки пота выступили у него на лбу. Сконцентрируйся на Хэзер. Сконцентрируйся на этом моменте. Голоса стихли, и все, что он слышал — четкий стук собственного сердца.
Данте открыл глаза. Затем изучил фотографии и страницы отчета, разбросанные по столу. Она просто пересматривала дело матери или хотела снова его открыть? Хэзер всегда искала правду во всем, что делала. Не имело значения, насколько сильно это могло ранить. И кого взбесить.
Это почти убило ее в Вашингтоне. Он был готов поспорить, что здесь не безопаснее.
Данте вспомнил, как она выглядела, когда он видел ее в последний раз в больнице: бледное лицо, темные глаза и печаль в их голубых глубинах. Она казалась уязвимой, хрупкой. Такой одинокой. Он не был уверен, что сможет уйти снова. Не знал, сможет ли по-настоящему сказать «прощай». Не знал, хочет ли исцелиться. Не знал, заслуживает ли исцеления. И не мог уйти, пока не убедится, что она в безопасности.
Отойдя от стула и фотографий с места преступления, Данте прошел по коридору к спальне. Вдыхая окруживший его теплый и хорошо знакомый аромат Хэзер.
Любознательное «мяу» привлекло внимание Данте. Рыжий кот, свернувшийся рядом с ножкой кровати, открыл свои золотые глаза и спокойно смотрел на него.
— Эй, — сказал Данте, держа руку перед носом у животного.
Кот понюхал его пальцы, затем потерся мордочкой о ладонь. Данте погладил маленькую пушистую головку двумя пальцами. Кот зевнул, его язык лениво свернулся.
— Я надеюсь, что ты тут не сторожевой кот, minou, потому что ты спишь на работе.
Данте провел пальцами по аккуратно расстеленному покрывалу, и темное беспокойство овладело им, когда он вспомнил о Хэзер на своих коленях, о ее крепких объятиях, когда они занимались любовью. Вспомнил ощущение ее кожи — теплой, нежной и упругой, медовый вкус губ, крови. Вспомнил белое безмолвие, которое окружало их, как руки, укрывающие пламя от ветра.
Когда я с тобой, так тихо. Гул прекращается.
Я помогу тебе избавиться от него навсегда.
Но боль все еще горела внутри. Белый свет мерцал и пульсировал.
Нет. Сосредоточься. Оставайся здесь. Сейчас. Обеспечь ее безопасность.
Отойдя от кровати, Данте прошел по покрытому ковром полу к комоду у стены. Несколько фотографий в рамках стояли рядом друг с другом, на одной из них была Хэзер с девушкой с фиолетовым ирокезом и глазами, обведенными черной подводкой, как у фараона, и парнем со светло-русыми с красноватым оттенком волосами в джинсах и футболке. Парень и девушка были очень похожи на Хэзер, наверно, ее брат и сестра. На другом фото Хэзер обнимала рыжего кота, ее щека касалась шерсти, голубоглазый взгляд был счастливым, довольным.
Тот же кот теперь терся о ногу Данте, выгибая спину для того, чтобы его погладили. Улыбнувшись, он наклонился и погладил рыжую голову.
— Я понял, ты часть семьи, а не охрана, — пробормотал Данте. — Мне же лучше, да?
Когда кот, мурлыча, повернулся, Данте заметил только три лапы.
— Похоже, тебе тоже так лучше.
Данте выпрямился, поцеловал кончики своих пальцев и приложил их к фотографии Хэзер с котом. Он взялся за железную кольцеобразную ручку первого ящика комода, когда услышал слабые шажки в гостиной — или скорей снаружи — и последовавшую за ними тишину.
Данте наклонил голову, задержал дыхание и прислушался.
Четкое биение сердца, четкое биение человеческого сердца. Слабое царапанье по дереву. Ключ? Нет, прозвучало не так. Окно.
Данте развернулся и вышел из комнаты. Когда он бежал по коридору к гостиной, беспокойная и острая боль ударила по левому виску. Он остановился, увидев спортивную сумку, брошенную в комнату через открытое окно. Та приземлилась на ковер с тяжелым стуком.
Потрепанная сумка с потертыми ремнями воняла старым дымом, марихуаной и сигаретами. Рука, держащая лом, схватилась за подоконник. Данте переместился. Он схватил руку и одним жестким рывком затащил эту сволочь в комнату. Громкий треск ткани прорезал тишину, когда толстовка и джинсы гадины зацепились за сломанный замок.
Он учуял ее, цыпочку-взломщицу, еще до того, как увидел: ваниль, гвоздика и лавандовое мыло, но под этим был острый запах чего-то химического, что портило аромат. Боль вонзилась в виски вместе с запахом, царапаясь, как шипы, в мыслях.
Схватив девчонку за плечи, Данте перевернул ее и бросил на пол. Она ударилась головой о ковер, закашлялась, и Данте почувствовал легкий запах спиртного — текилы. Он оседлал ее и сжал коленями ребра, крепко удерживая.
Что-то быстро просвистело в воздухе. Не поворачиваясь, Данте вытянул левую руку. Холодная сталь ударилась о ладонь. Лом. Он вырвал его у маленькой Мисс Вламываюсь-куда-хочу. Отшвырнул. Лом упал на ковер. Данте посмотрел в ее подведенные расширенные глаза.
И застыл, когда понял, что узнал ее.
Вскинув голову, она ударила лбом Данте по лицу. Кость хрустнула, боль была такой сильной, словно от одного-двух ударов кастетом. Кровь потекла из его сломанного носа.
— Черт!
— Получай! — заорала взломщица, извиваясь и пинаясь.
Не просто взломщица, а Энни Уоллес. Бывшая солистка исчезнувшей со сцены «WMD». Он узнал ее хмурое лицо по фотографиям на комоде Хэзер.
Данте схватил двумя руками Энни за толстовку, поднялся на ноги, увлекая ее за собой. Она выкинула кулак, но промахнулась на миллиметр. Он прижал девушку к стене, но когда увидел, как напряглись мышцы на ее шее, то откинул голову и первым нанес удар. Их лбы встретились с громким стуком.
Ее голова ударилась о стену, сминая штукатурку. Она посмотрела на него, моргая скорее от испуга, чем от боли.
Ее волосы с прядями электрически-голубого, фиолетового и черного цветов обрамляли лицо и спадали на плечи. Металлические кольца и шипы блестели в брови, ушах и пухлой нижней губе.
Он дотронулся до носа. Нажал. Поморщился. Кость хрустнула, когда он поставил ее на место, затем высморкал кровь.
— Ты собираешься угомониться, мать твою? Или мы будем продолжать всю ночь?
— Ублюдок, — выплюнула она, фокусируясь подведенными черным глазами на его лице. И перестала бороться. Втянула воздух, и ее зрачки еще больше расшились.
Данте вздохнул и отвел взгляд, мышцы напряглись. Он знал, что его красота цепляла на крючок всех — и смертных, и созданий ночи — и возбуждала. Горячий и сексуальный. Они желали его, желали то, что видели, по крайней мере. Иногда это было в порядке вещей. Иногда — даже весело. Но только иногда.
— Эй.
Данте повернулся. И она поцеловала его. Теплые губы отдавали вкусом текилы и гвоздичных сигарет. Он отпрянул, почувствовал, как губы растягиваются в улыбке.
— Сначала в приветствие удар головой, а за ним сентиментальный поцелуй. В Сиэтле так принято?
— Кто ты такой, черт побери? Почему ты влез в дом моей сестры?
— Toi t’a pas de la place pour parler. Не только я, — сказал Данте, кивая на лом на ковре. — Как насчет того, что и ты влезла?
Она посмотрела на лом.
— Ну… Э-э… Ты влез первым.
— Я друг. Просто хотел убедиться, что с Хэзер все в порядке.
— Большинство людей сначала стучат в дверь, чтобы узнать, есть ли кто дома, — сказала она, поднимая подбородок. — А потом ждут, чтобы услышать ответ…
Данте посмотрел на лом на полу.
— Да? И откуда ты это знаешь?
— Слышала от кого-то вроде нормальных людей, — ответила она. И толкнула его в плечо. — Теперь можешь отпустить. Я обещаю больше не пускать тебе кровь.
Данте фыркнул.
— Ты и не пустила. Это сделал сломанный нос. — Он сделал шаг назад, отпуская ее.
Энни потерла лоб.
— У тебя твердый череп, парень. И, на мой взгляд, твой нос в порядке, а
ты просто большой ребенок. Кстати, я Энни. — Она протянула руку.
— Я понял. Хэзер говорила о тебе. — Данте взял ее руку и пожал. — Я Данте.
Ее хватка была такой же крепкой, как у Хэзер, но тверже, словно она все еще бросала ему вызов, пыталась заставить поморщиться.
Энни отпустила ладонь Данте.
— И как ты познакомился с моей сестрой? — Она окинула его взглядом с головы до пят. — Ошейник со стальным кольцом, латекс, кожа — поверь мне, ты явно не из тех парней, которых приводят домой.
— Мы встретились в Новом Орлеане.
— Святые угодники! Не тот ли ты парень, о котором мне рассказывала Хэзер? — Энни ткнула пальцем в его грудь. — Парень, который, черт возьми, спас ей жизнь? Парень, который… черт, как же она назвала тебя?
— Как-нибудь мило, надеюсь. Но даже если как-то неприлично, я не расстроюсь.
— Она сказала, что ты не человек. — Энни рассмеялась, голос ее был низким и хриплым от выпивки и сигарет. — Бред, я знаю! Я забыла, как она тебя назвала…
— Создание ночи.
— Точно! Создание ночи. Вампир. Это ты?
— Ага, — ответил Данте, проводя рукой по волосам. — Когда ты говорила с Хэзер? Ты ее видела? Она в порядке?
Энни пожала плечами.
— Полагаю, в порядке. — Она стала шарить рукой по стене в поисках выключателя. — Значит, просто «ага»? Никакого отрицания? Никакого «очнись, не существует таких…»
Данте услышал щелчок, когда ее пальцы нашли выключатель. Свет затопил комнату, боль пронзила глаза. Он потянулся к солнечным очкам на голове, но потом понял, что потерял их во время «приветствия» от Энни. Зажмурившись, он поднял руку, чтобы прикрыть глаза.
— Господи, боже мой, — прошептала Энни. — В свете ты выглядишь еще лучше. Это редкость, знаешь ли, большинство парней, которых цепляешь в клубах, таки-и-ие милые в темноте, особенно готы, но, когда ты видишь их на следующее утро при дневном свете — фууу.
— Бывало такое, — пробормотал Данте. — Сочувствую.
— Как, черт побери, Хэзер заполучила такого красавчика, как ты? Даже в крови ты привлекательный.
Шепот Элроя раздался в мыслях Данте, слова, сказанные в задней части забрызганного кровью фургона, слова, которые туго защелкнулись, словно наручники, вокруг боли в его голове:
У тебя нос кровоточит. Это даже сексуально.
Данте потер правое запястье, когда шепот Извращенца стих, призрак, покрытый холодной сталью, острыми ножами и болезненной похотью. Но боль не исчезла.
— Это глупый вопрос, — сказал он, фокусируясь на Энни. — Твоя сестра прекрасна как снаружи, так и внутри.
Энни засунула указательный палец себе в рот и сделала вид, что заткнулась.
Данте рассмеялся.
— Думаю, ты мне нравишься, p’tite.
Заметив свои солнечные очки на полу рядом с кофейным столиком, он подошел, поднял их и надел. Головная боль немного угасла.
— У тебя есть какие-нибудь предположения, где может быть Хэзер? — спросил он, разворачиваясь.
— Никаких. — Энни уменьшала дистанцию между ними, пока не оказалась на расстоянии вытянутой руки, выставила бедро. — Но держу пари, что знаю несколько трюков, которые она не знает, — сказала она, понизив голос. — Хэзер так разозлится, если я попрыгаю на тебе.
— Я здесь не для того, чтобы злить ее. И если ты здесь для этого, то боюсь, нам опять придется столкнуться лбами.
— Правда? Обещаешь? В первый раз это было та-а-ак весело. — Ее взгляд скользил по нему, а острый запах химии под слоем лавандово-гвоздичного аромата усилился, проникая, словно дым, в ноздри Данте.
Данте внезапно почувствовал головокружение, комната завертелась вокруг него. Что-то в ее запахе… наркотики? Белый свет мерцал на границе сознания. Какие-то ощущения прошлись по нему, притягивая, и потащили, как волна, своими призрачными руками; затем водоворот полностью поглотил его. Втянул в свои глубины.
Игла прокалывает кожу на шее. Холод прожигает вены, словно сухой лед.
Образ закрепился в голове Данте, раздробленный и сбивающий с толку: Комната с забрызганными кровью белоснежными стенами. Шприц с бусинкой прозрачной жидкости на игле. Мужской голос. Что кричит маленький психопат?
Боль ударила по нему. Он споткнулся. Рука схватилась за его бицепс. В глазах мерцали черные пятна. Они постепенно исчезали. Данте посмотрел в голубые глаза Энни — увидел любопытство. Голод сжигал его вены. Ему нужно поесть. Он слишком долго ждал. И контроль ускользал.
— Ты в порядке?
— Oui. — Он вырвался из хватки. Отступил от нее, от соблазнительно бьющегося пульса.
— Можно мне посмотреть на твои клыки? У тебя же есть клыки, да? Я хочу увидеть.
Данте прошел в кухню и остановился у раковины. Открыл кран с холодной водой. Нагнувшись, он набрал в ладони холодную воду и брызнул в лицо. Смыл кровь. Но не шепот.
Я преобразовал твой разум.
Что он кричит?
Его требование очень громкое и очень четкое.
— Убейте меня, — прошептал Данте. Боль пронзила виски, и он схватился за край раковины. Комната завертелась. Он закрыл глаза. Пытался уцепиться за ускользающую память, пытался повторить слова, что только что произнес, но когда открыл рот, то уже не знал, что говорить.
Это прошло. Что бы это ни было.
— Черт.
Данте открыл глаза, ослабил хватку на раковине и выпрямился. Боль стучала в левом виске. Оторвав бумажное полотенце от рулона на барной стойке, он вытер лицо. Выключил воду. Во внезапной тишине он услышал резкий вдох из гостиной. И поспешил из кухни, чтобы увидеть Энни, стоящую у обеденного стола, ее внимание было сконцентрировано на фотографиях, разложенных на темном дереве.
— Это моя мама? — спросила Энни, голос ее был чуть слышнее хриплого шепота.
— Не знаю. Но думаю, что да.
— Она убила сама себя, потому что была пьяницей и проституткой, — сказала она скучающим тоном, но в голосе проскользнуло напряжение. Маниакальная энергия кружилась вокруг нее, как электричество по проводам. — Если-бы-она-не-была-уже-мертва-я-бы-черт-побери-убила-ее-сама-она-долбаная-пьяница-я-ненавижу-ее-я-ненавижу-ее-я-всех-ненавижу…
Боль и ярость Энни ударили по Данте, словно кулак разозленного, пинающегося и орущего ребенка. Потом, со скоростью почти как у создания ночи, она развернулась и побежала через комнату к лому. Наклонилась, схватила его. Снова развернулась.
Ее глаза сверкали от возбуждения. Воздух пропитался ее мускусным запахом. Данте видел прежде такую боль. Испытывал ее. Нес ее в сжатых кулаках и внутри сердца.
Энни махнула ломом в воздухе, пальцы сжали сталь до белых костяшек. Беззвучный вой вырвался из ее груди и словно бритвой полоснул по позвоночнику Данте. Она бросилась вперед, будто ракета, лом со свистом сделал дугу в воздухе.