В крови

Глава 16 Не более чем миф

Сиэтл, Вашингтон — «Весперс»

22 марта

Данте вошел в зеленую комнату за кулисами «Весперса». Вон, развалившись в мягком потрепанном кресле, выглянул из-за выпуска Newsweek.

— Время боя, — медленно сказал он. — А ты пропустил саундчек.

— Нет, — возразил Данте, — я ничего не пропустил, — и, взяв за спинку, перевернул металлический складной стул перед туалетным столиком, затем сел на него верхом. Он смотрел в зеркало, когда Вон положил журнал на ручку кресла.

— Ты знаешь, что это направление не стареет, — сказал бродяга.

— Рад слышать. В этом весь я, всегда хочу угодить.

Вон фыркнул.

Данте снял очки и, бросив их на стол, закрыл глаза. Он все еще видел Хэзер в окне, смотрящую в ночь, все еще чувствовал ее запах, сирени, шалфея и горьковато-сладкой боли, все еще чувствовал мягкость ее щеки под пальцами.

Открыв глаза, Данте снял капюшон и провел рукой по волосам. Он дрожал, замерзший и запутавшийся. Ему нужно было поесть, и он поест, после концерта.

— Вы с Сильвером уже питались? — спросил он.

— Да, но… что за порез у тебя на рубашке? — голос Вона был низким, с нотками сомнения. — Ты снова подрался? Или крутая малышка Хэзер встретила тебя старым добрым ножичком?

Данте посмотрел на отражение настороженного Вона в зеркале.

— Не-а. Это ее сестра.

Веселье исчезло с лица Вона. Он сел.

— Серьезно? Ты в порядке?

— Да, в порядке.

Сдернув толстовку, Данте повесил ее на стул. Его косметичка лежала на столе рядом с высокой темно-зеленой бутылкой европейского абсента с черного рынка; он расстегнул косметичку и поискал внутри подводку. Достав ее, снял колпачок, наклонился вперед и подправил подводку, размазанную вокруг глаз.

— Создания ночи из Сиэтла здесь ради шоу, — сказал Вон. — Ну, по крайней мере некоторые из них. Леди правящего семейства просила о встрече с тобой до шоу.

— Она может подождать встречи с фанатами, как все остальные, — ответил Данте. — Почему ей нужно уделять особое внимание? Только потому что она создание ночи?

— В этом весь ты, хочешь угодить, — сказал Вон.

— Долбаная миссия всей моей жизни, — согласился Данте. И остановился, прижав подводку к внешнему уголку глаза, когда внезапно заметил движение.

Илай торопливо отодвинул шторы и вошел в комнату.

— Данте! Я начал беспокоиться, — сказал он быстро и напряженно. — Какой сет-лист ты сегодня хочешь? — Он присел на корточки рядом с креслом.

Запах пачули и марихуаны пробрался в ноздри Данте.

— Первый. Чем ты так встревожен, mon ami?

Илай покачал головой, дреды задвигались в такт. Напряжение пробежало по лицу.

— У меня были некоторые технические проблемы с клавишными.

— Хорошо, я взгляну, — сказал Данте. — Посмотрим, что случилось.

— D’accord.

Данте положил подводку на стол. Беспокойство еще темнело в глазах Илая.

— Что-то еще? Над чем ты работал?

— Создания ночи в толпе, — сказал Илай.

— Это не новость.

— Ищут легкий перекус вне города.

— Да? А где же Джек и Энтони?

— Контролируют установку «Dogspit». Сильвер с ними, наблюдает.

— Я скажу несколько слов для созданий ночи среди зрителей перед началом шоу. — Данте коснулся пальцем впадины на шее Илая, его накрашенный черным лаком ноготь прошелся по крошечной переливчатой татуировке летучей мыши, видимой только созданиям ночи. — Удостоверься, что метку всегда будет видно. Напомни парням, что знак нельзя прятать.

— Будет сделано.

— Что-нибудь еще?

Илай покачал головой, снова улыбаясь:

— Об этом позаботятся.

Когда Илай поднялся, Данте, развернувшись, опустил голову и обхватил ладонями его лицо, чтобы поцеловать предложенные губы. А затем прошептал:

— Bonne chance, ce soir.

— Et toi. — Илай выпрямился и вышел из комнаты.

— Так почему же Хэзер нет здесь? — спросил Вон. — Она искала тебя, словно ты сгораешь в пламени, а она единственная, у кого есть ведро с водой.

Данте встал и обернулся, провел рукой по волосам.

— Ее сестра сейчас эмоционально нестабильна, ей нехорошо, понимаешь? Хэзер нужно побыть с сестрой.

Вон кивнул на порез в латексной рубашке Данте.

— Без сомнений.

— Бюро тоже ее не отпустит, — произнес Данте, понизив голос. — Они планируют кое-что охрененно плохое, если она откажется продать душу. Время дали до понедельника.

— Она ни слова об этом не говорила, — сказал Вон немного возмущенно.

— Только о проблеме, которая все еще может касаться тебя. Немного рассказала о Плохом Семени.

— Да, но я беспокоюсь только о Хэзер, — сказал Данте. — И помогу ей получить свободу, так или иначе.

— Естественно, ты можешь рассчитывать на меня.

— Да? — мягко спросил Данте. — Ладно, тогда, mon ami, merci. — Внутри него бешено билось какое-то беспокойство, в ритме, в котором он ходил по комнате. — После того, как я удостоверюсь, что она в безопасности, я уйду.

— Братишка, уйдешь? Да что ты говоришь?

Его тон, тревожный и тяжелый, заставил Данте обернуться и остановиться. Вон поднял солнечные очки на макушку, и эмоции, которые Данте не смог распознать, мелькнули в зеленых глазах бродяги.

— То, что я должен сделать.

— Ты все обговорил с Хэзер?

Данте покачал головой:

— Зачем? О чем тут говорить? — Он продолжил движение, его ботинки тихо ступали по половицам, когда он сновал туда и обратно, измеряя шагами биение пульса в венах. Под стуком были слышны шепчущие голоса, которые гудели, как сердитые осы, ползающие под кожей.

Она доверяла тебе. Я бы сказал, что она получила то, что заслужила.

Заражен. Все, к чему ты прикасаешься, парень, умирает.

Я знаю, что ты пришел за мной.

Маленький чертов психопат.

Развернувшись, Данте пнул металлический стул, на котором сидел, бросив его через всю комнату. Он пролетел, словно размытая серая полоса и ударился о стену с громким лязгом, а потом с грохотом упал на пол. Шум пронзил голову Данте, словно камнем царапаясь вниз по позвоночнику, вызывая боль в мозгу.

Внезапно кто-то схватил его за бицепс, развернул и крепко сжал. Исходящий от Вона запах мороза, кожи и ружейного масла окутал его. Данте услышал стойкое биение сердца бродяги и посмотрел в его глаза. Свет мерцал в них, сверкал на краях татуировки в виде полумесяца.

— Ты и правда не знаешь, так ведь? — спросил Вон.

— Не знаю чего?

Улыбка подняла уголок рта Вона, но она не выражала ни удивление, ни смех, скорее грусть, которая ошеломила Данте. Какого черта? Он напрягся в руках бродяги.

— Ну, давай.

— Ты влюблен, братишка.

Данте уставился на него.

— Да? Я знаю, что такое любовь, но это, это, мужик… изводит меня. Крадет дыхание. Связывает меня. Сжигает.

Вон покачал головой:

— Нет, так ощущается отрицание любви, чувак. Почему ты отказываешь сердцу?

Данте освободился из крепкого захвата бродяги и отошел. Образы мелькали в его глазах, как фотографии, засвеченные горяще-белым светом.

Вспышка: заплаканное лицо Джины повернуто к двери, ее глаза пусты.

Вспышка: Джей в смирительной рубашке. Кровь льется из его глотки и собирается вокруг, окрашивая светлые волосы в красный.

Вспышка: Хэзер падает, кровь мокрым кругом расползается по ее свитеру, взгляд сумеречно-синих глаз остановился на его лице.

Вспышка: Детская рука, пальчики свернулись в кулачок.

— Данте-Ангел?

— Я здесь, принцесса.

Хлоя.

Боль пронзила голову Данте. Он попытался зафиксировать изображения, которые только что промелькнули в разуме, но не смог удержаться на последнем, не смог даже вспомнить имя, которое вспыхнуло, как свечка, и так же быстро погасло.

Кровь текла из носа, и он вытер ее тыльной стороной руки. Боль ударила, словно ледокол, пронзила левый висок.

— Искупление, — прошептал он.

— Черт. Сядь и запрокинь голову, — сказал Вон. — У тебя кровь.

Данте покачал головой.

— Tracassé toi pas. Со мной все хорошо. — Когда он подошел к столу, то увидел Илая, Энтони и Джека, стоявших группой около занавеса с серьезным видом. Сильвер стоял сразу за ними, его руки были скрещены на груди, а фиолетовые, уложенные в форме шипов волосы блестели под светом, он выглядел обеспокоенным. Данте помолчал, снова вытер нос.

— Со мной все хорошо, — повторил он. Выражения их лиц не изменились.

— Черта с два хорошо, — пробормотал Вон, схватив его за руку, потащил по полу и практически бросил в кресло.

— Запрокинь голову, упрямый сукин сын.

— Ничего страшного, — запротестовал Данте, но запрокинул голову. Боль вонзилась шипами в виски и глаза. Он потрогал нос. — Черт, переносица сломана.

— Сестра Хэзер?

— Да. Она ударила меня головой.

Вон фыркнул:

— Звучит так, как будто ей следует научить Хэзер паре приемчиков.

Данте представил это и улыбнулся.

— Иди нафиг.

Вон усмехнулся:

— Спасибо. Моя работа здесь окончена.

Вонзившаяся в затылок Данте боль раскалилась добела. Белые вспышки света затуманили зрение. Пот стекал по вискам. Внезапный ветерок, принесший запах корицы и геля для волос, сдул несколько прядей на лицо. Сильвер. Вон пробормотал благодарность.

— Вот, — сказал Вон и положил пальцы Данте на холодный компресс.

— Мы тебе нужны? — спросил Сильвер. — Или мы можем вернуться к тому, что делали?

— Да, шоу окончено, — ответил Данте, держа компресс. — Но, спасибо.

— Он сел и внезапно подумал о Люсьене, о том, как он мог охладить бушующее пламя в его голове одним прикосновением.

— Слышно что-нибудь от Люсьена? — спросил Данте.

Вон покачал головой.

— Ни звука. — Он долго смотрел на Данте, затем тихо спросил: — Ты когда-нибудь простишь его?

— Честно, я не знаю.

— Он сильно облажался, но он заботится о тебе. Черт, он же твой отец.

— Да, это проблема, не правда ли?

— Тебе надо обговорить это с ним, братишка.

— Брось.

— Я брошу, чтобы ты поднял, — протянул Вон. — Думаю, я пойду поищу в публике парней в плащах и очках. Просто на всякий случай.

Данте опустил компресс. Кровь окрасила голубую ткань. Он смотрел, как бродяга прошел по комнате, скрипя кожей и звеня цепями, а затем проскользнул за кулисы.

Встав, Данте вернулся к столу и открыл полупустую бутылку абсента, взял ее и поднес к губам. Ликер пах анисом, иссопом, полынью, и обещал дать ответы на все вопросы. Но пока он только сотряс потери нескольких проблесков памяти, которые быстро ускользнули. Чертово naturellement. Так же, как и у Хэзер дома.

Он принял тебя и приказал убить твою мать.

Данте хотел вспомнить имя и лицо этого урода. Хотел выгравировать их в своем мозгу. Он сделал большой обжигающий глоток абсента со вкусом черной солодки, сладкий, сильный и с горечью. Он разжег разум. Снял напряжение с мышц.

Данте поставил бутылку на стол, но не отпустил. Когда абсент растекся по венам, боль в голове утихла. Но другая боль усилилась, сильно билась внутри и была беспощадной.

Почему ты отказываешь сердцу?

Он встретился с темным взглядом своего отражения.

— Я не могу доверять ему.

***

«Dogspit» начали свой сет с убийственного барабанного соло, пока их солистка кричала:

— Черт бы тебя побрал, Сиэ-э-этл!

Толпа взревела, как голодный зверь, и звук завибрировал под ботинками Вона.

Публика толкалась перед занавесом, их ботинки долбили по полу, когда «Dogspit» создавали звуковую бурю. Но Вон не смотрел ни на группу, ни на публику. Он стоял у края кулис, держа складку изношенного бархата между пальцами и наблюдая за Данте.

Данте снова приложил бутылку абсента к губам, запрокинул голову и выпил. Парню было плохо. Очень плохо.

Еще с Вашингтона Данте закидывался большим количеством зеленого. Вон подозревал, что это было, чтобы облегчить мигрень или же просто словить кайф. У него появилось стойкое ощущение, что Данте пытается взломать замки своего прошлого ломом с запахом полыни. И учитывая слова Люсьена — это не хорошо.

Голос Люсьена грохотал в памяти Вона:

— Я боюсь за него. Он отказывается отдыхать или грустить. Отказывается выпустить ярость.

— Так почему ты скрываешь правду? Правду, в которой он нуждается?

— Ему нужно время, чтобы исцелиться, прежде чем он встретится с прошлым. Или прежде чем он встретится с тем, кем был, или с тем, чем был. Я хочу, чтобы ты указал ему путь, llygad. И защити его, особенно от самого себя.

— Я выбрал Данте на Пути. Конечно же, я поведу его. Прослежу за ним. Но Данте взрослый мальчик, и я думаю, что он может принимать собственные решения.

— Тебе не следует так думать, пока он не исцелится. Пока он не будет связан.

— Связан? О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Защити его от Падших, llygad. Защити Данте от них в первую очередь.

— Зачем?

— Данте — Создатель.

Вон тогда уставился на Люсьена, не в состоянии привести в порядок мысли. Он считал, что Создатели были не более чем мифом, сказкой созданий ночи о силе Падших. Но вот он здесь, наблюдает за тем, как миф прикончил бутылку абсента.

Опустив бутылку, Данте развернулся, как будто решил проверить клавишные, но споткнулся, словно его ударили в висок. Почти уронив бутылку абсента, он продолжал держаться, закрыв глаза, боль тенью легла на его лицо.

Вон услышал, как у Данте перехватило дыхание. Учуял его острый голод.

— Ты еще не питался, не правда ли? — тихо сказал он, подходя сзади.

Данте покачал головой.

— После шоу.

— Ты что, шутишь что ли? Ты же не собираешься сделать это после шоу.

— Да, собираюсь. — Данте поставил бутылку на стол.

— Нет. Ты наверно самый упрямый сукин сын, которого я встречал, но ты слишком молод и терпишь слишком много боли.

Открыв глаза, Данте повернулся к нему лицом, его руки сжались в кулаки.

— Чего, черт возьми, ты хочешь от меня? Уже нет времени!

Вон снял кожаную куртку и бросил в кресло. Расстегнув свои наплечные кобуры, стянул их и положил рядом с оружием, на куртку. Он коснулся пальцами открытого мускулистого запястья.

— Я хочу, чтобы ты взял достаточно, чтобы провести шоу. Сможешь это сделать?

Данте провел рукой по волосам, затем ответил хрипло:

— Да.

— Ладно. — Вон сел на пол перед раздражающе большим мягким креслом, облокотившись на него спиной и вытянув ноги. Он поднял очки на макушку, взглянул на Данте и похлопал его по бедру.

Данте сел. Кожа и латекс заскрипели, когда он наклонился и поцеловал его, приоткрыв рот, когда Вон разомкнул губы. Его язык скользнул по языку Вона, и он почувствовал вкус солодки и алкоголя. Вон вдохнул пьянящий аромат Данте, пульс участился.

— Merci beaucoup, mon ami, — пробормотал Данте, когда поцелуй кончился. Он удержал взгляд Вона, золотые языки пламени мерцали в глубинах темных открытых глаз.

— Честь для меня, — прошептал Вон. Он поднял руку и погладил волосы Данте. Пропустил шелковые темные завитки между пальцами.

Данте обхватил запястье Вона и поднес к губам. Он закрыл глаза. Вон почувствовал тепло губ, затем быстрый укол, когда клыки пронзили кожу. Данте пил сдержанными глотками.

Выдох вырвался из губ Вона. Его пальцы напряглись в волосах Данте, намотали пряди и потянули. Данте вздрогнул и тихо застонал. Удовольствие растекалось между ними, как теплый мед, пульсируя от губ к плоти, от разума к разуму, от сердцебиения к сердцебиению. Но Данте остановился несколькими минутами позже, подняв голову и отодвинув руку Вона. Когда Данте встал на колени, Вон отпустил его волосы.

— Этого недостаточно, братишка. Садись обратно.

Нагнувшись, Данте глубоко его поцеловал, разделяя виноградно-сладкий вкус крови, разделяя лихорадочный жар.

— Этого должно быть достаточно, — прошептал он Вону в губы. — Я не могу остаться. Что-то… просыпается… внутри.

— Данте…

Выскользнув из рук Вона, Данте встал на ноги, повернулся и пошел прочь. Энергия потрескивала на кончиках его пальцев. Голубой огонь окружал ореолом руки. Он сжал светящиеся ладони в кулаки.

Создатель. Неконтролируемый.

Пот бисеринками покрыл лоб Вона, но внутри он был холоден. Вопрос, который ему Данте задал, пока они ждали своего рейса в Сиэтл в аэропорту Louis Armstrong International, раздался в голове:

— Если я единственный существующий Создатель, как сказал Люсьен, тогда кто научит меня всему, что я должен знать?

У Люсьена был ответ на этот вопрос.

И Люсьен хранил тишину уже неделю, тишину, которая оставила Вона в неловкости. Тишину, которая оставила Вона смотреть в небо ночью и вслушиваться в хлопанье крыльев.

Защити его от Падших, llygad. Они будут использовать его без милосердия.

Люсьен не должен был прерывать связь, не добровольно, не тогда, когда он рассчитывает, что Вон будет в ответе за жизнь Данте.

Наблюдая за тем, как Данте уходит с голубым пламенем, вьющимся вокруг его кулаков и с отчаянием на бледном лице, Вон понял, что должен найти ответ на вопрос, который задал Данте.

До того, как станет слишком поздно.