В крови

Глава 37 Сломленный

Дамаск, Орегон

24–25 марта

Энни выехала на темную дорогу, перевела Trans Am на пятую скорость, уносясь подальше от извивающейся подъездной дорожки с надписью: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ», подальше от образа Царицы Подземного мира, вонзающей свое копье в Данте. Подальше от образа связанной сестры, оставшейся в капкане этого дома ужасов.

Энни! Беги!

Но она не могла сбежать от правды.

Потому что из-за ее глупости Хэзер и Данте могут умереть.

Ударив по тормозам, Энни заставила Trans Am остановиться со скрежетом, запахом горящей резины и дымом. Сердце начало неистово биться, она почувствовала себя слабой и больной. Воздух застрял комом в горле, с губ сорвался всхлип.

Однажды я уже почти потеряла Хэзер. Она все еще жива и со мной только из-за Данте.

Не уходи! Возьми себя в руки! Сделай что-нибудь, черт возьми!

Энни обыскала машину в поисках телефона, залезла в брошенный плащ Хэзер, в бардачок, но ничего не нашла. Она ударила кулаками по рулю и закричала:

— Четр! Черт! Черт!

В любом случае, кому бы она стала звонить? Копам? Она даже не знала, где находится, и никогда не доверяла копам. Позвонить отцу? Горькая злость просочилась в нее. Она посмотрела в лобовое окно. Ночь простиралась вниз по дороге и сливалась с темными деревьями, возвышающимися на холмах, разбросанные огни мерцали вдали, как крошечные свечи.

Свечи. Свет свечей, мерцающий в глазах Сильвера. Его шепот в ее памяти: Когда мы пьем у кого-то кровь, образуется временная связь, поэтому ты можешь сейчас слышать мои мысли. Скованные-кровью, как говорит мой père de sang. Ты можешь попрощаться со мной мысленно, Энни, и я могу ответить тебе тем же.

К черту твое прощание и к черту тебя!

Закрыв глаза и засунув куда подальше свою гордость, Энни позвала Сильвера.

***

Данте выплюнул кровь. Боль жгла его спину и грудь. Все тело болело. Он ощутил, как его подняли, а затем опустили, но не ощутил прикосновения рук.

Я вернулся в фургон Извращенца. Мчимся сквозь ночь. Должно быть, мне приснилось, что я вырвался.

Что-то теплое и влажное коснулось его раздраженных век. Он почувствовал кровь, собственную, смешанную с алкоголем, с анисово-сладким и полынно-горьким привкусом абсента. Зеленый свет камнем проскакал по поверхности его мыслей.

Постоянный бормочущий шепот, словно порыв ветра сквозь деревья или, возможно, взмах сильных крыльев в ночи, окружал его.

Святаятроицадантесделаетнасединымисвятаятроицадантесделаетнас едиными…

Он чувствовал горячую струйку крови, текущую из носа. Рука ударила по щеке. Перед лицом щелкнули пальцами.

— Данте? Давай, парень, просыпайся. Сфокусируйся.

— Оставь его в покое, черт побери! — голос Хэзер?

— Хэзер, — прохрипел Данте. Его горло саднило, словно его поскребли наждачной бумагой.

— Здесь, Батист, я здесь.

Данте открыл глаза, но вместо ожидаемого усмехающегося лица Извращенца увидел привлекательное с легкой щетиной знакомое лицо, затем внутри что-то щелкнуло, и память встала на место — Лживый Лайонс. Марлевая повязка закрывала укусы на предплечье Лайонса, но Данте все еще чувствовал запах крови, который ударил прямо в его разрывающуюся от боли голову.

Шепот прекратился. Женский голос спросил:

— У тебя был еще один приступ. Ты восстановил какие-нибудь из воспоминаний?

Эти слова, как холодные пальцы, прошлись по позвоночнику Данте. Он посмотрел в сторону голоса. Понял, что растянулся на диване, его голова покоится на коленях Лайонса, а ноги лежат на бедрах Царя Подземного мира. И у нее в руках ноутбук.

Близнец Лайонса с грязными волосами, девушка с копьем, одетая в тунику, улыбалась ему странной застенчивой и девичьей улыбкой.

— Так ты что-нибудь помнишь? — спросила она снова.

Еще один приступ? Данте запаниковал. Как много времени прошло? Он посмотрел мимо сестры Лайонса на Хэзер, неподвижно сидящую в мягком кресле. Она встретила его взгляд, лицо было бледным и напряженным, связанные руки, сжатые в кулаки, лежали на коленях.

— Энни ушла, — произнесла она, — благодаря тебе.

— Bon. Отпусти Хэзер…

Хэзер мотнула головой.

— Я останусь с тобой.

Пальцы погладили волосы Данте, погладили и дернули, болезненная ласка

— Лайонс.

— Ты не ответил Афине, — упрекнул он.

— Да пошел ты нахрен.

— Аид, — поправила его сестра. — Так у тебя появились какие-нибудь воспоминания в этот раз?

— И ты тоже можешь идти нахрен.

Лайонс дернул Данте за волосы.

— Отвечай на вопрос. Или я примусь за Хэзер.

Сжав челюсть, Данте произнес:

— Ничего. Я ничего не помню.

Но глубоко внутри осы суетились, гудели, и озноб прошел по нему. Пот стекал по его вискам. Уверен насчет этого?

Лайонс вздохнул.

— Хорошо, попробуй еще раз. Я ненавижу делать это с тобой.

— Лжец, — сказал Данте. Голос федерала говорил, что ему нравится делать это с ним, очень нравится. И он надеется продолжать это делать.

— Сколько уже раз?

— Пять, — ответила Царь Подземного мира.

Страх скрутился в Данте. Пять?

— Сколько приступов?

Лайонс засмеялся.

— Пять, красавец, пять. Я продолжаю думать, что ты разорвешь себя на части, но этого не происходит. По крайней мере, пока, — он сделал паузу. — Готова, Афи-Аид?

Снова появился шепот:

Святаятроицадантесделаетнасединымисвятаятроицаданте…

Алекс поднял зеленую бутылку, его украденную бутылку абсента.

— Открой рот шире, время для большего количества лекарства.

— Зеленые воды воспоминаний, — прошептала Афина-Аид.

— Пей больше, чтобы, когда ты будешь убивать нашего отца, ты знал за что. Тогда сможет начаться наше перерождение.

Данте сжал губы и отвернулся. Он хотел вспомнить свое прошлое, хотел увидеть, хотел знать, но на его собственных условиях и с Хэзер. Джордан пытал его прошлым, а теперь Лайонс и его безумная сестра делали то же самое.

Хватит. Пошли они все к черту.

— Твой выбор, — пробормотал Лайонс. Он крепко схватил пальцами за челюсть Данте, повернул его голову.

Покалывающая энергия, как рычагом, поддела губы Данте, вынуждая их раскрыться и вклиниваясь в уголок рта. Сердце его заколотилось о ребра в три раза быстрее, вызывая горячую, жидкую боль в груди. Пот тек по его лицу, обжигая глаза. Афина-Аид наблюдала, нахмурив белесые брови, измазанная запекшейся кровью рука покоилась на облаченной в кожу голени Данте.

— Ты причиняешь ему боль, опять, — сказала она, — ты не должен. Он часть нас.

— Еще нет. И у меня нет времени быть с ним мягким.

Мысль коснулась его горящего сознания, и Данте осознал две вещи: его щиты опустились из-за действия наркотика, и Лайонс был напуган.

<Ты должен вылечить ее. Она почти ушла. Но она убеждена, что в первую очередь ты должен быть исцелен. Так что или вспомни, или соври, черт возьми>.

Лайонс поместил бутылку абсента между губ Данте и начал вливать. Бледно-зеленая жидкость наполняла его рот быстрее, чем он мог глотать. Он задохнулся и закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.

— Это последний раз, — произнес Лайонс.

Клин энергии исчез, и Данте, кашляя, закрыл рот, челюсть болела. Он видел, как Афина-Аид подняла ноутбук. Изображения вспыхнули на экране. Знакомые изображения. Боль вонзилась в его мысли. Он зажмурил глаза. Они не смогут продолжать мучить его, если он не будет смотреть.

Но Лайонс вздохнул и произнес:

— Снова с закрытыми глазами? Ты правда не помнишь, не так ли? Или, возможно, ты просто ужасно упрямый?

— И то, и другое, и то, и другое, и то, и другое, — распевала Афина-Аид.

Абсентовый зеленый свет крутился и вспыхивал в глазах Данте, пока сильная доза полыни расползалась в венах, как бензин, и наполняла его сознание, в ожидании огня.

— Ты не один, Батист, — голос Хэзер был прохладным и спокойным, как вода в реке. — Я с тобой. Я с тобой. Я здесь, и я с тобой.

И Данте ухватился за это обещание со всей своей силой, отказываясь отпускать, даже когда крошечные металлические крюки пронзили его веки и подняли их вверх — снова. Даже когда ноутбук с мелькающими изображениями — это я? — приблизился к его лицу — снова. Даже когда боль прошлась по нему, ломая психику, словно яйцо, об спрятанное прошлое — снова.

Образы вырывались из пьяных глубин, каждое как зажженная спичка, кинутая в пропитанный полынью мозг.

Папа Прейжон использует специальные ремни, чтобы связать руки Данте, затем толкает его на колени перед ванной, наполненной горячей водой, от которой поднимается пар.

Ты хочешь получить наказание вместо нее, p’tit? D’accord, если ты так жаждешь получить адские муки, так получай.

Папа хватает Данте за волосы и погружает его голову и верхнюю часть тела в кипяток, удерживая его так, пока он, наконец, не сделает глубокий вдох воды и не начнет захлебываться…

Данте выпивает досуха последнего мужчину из тех, кто пришел делать плохие вещи с Хлоей, и вытирает рукой рот. Он разворачивается на коленях и тянется к своей принцессе, но она лежит на полу в луже собственной крови, ее пустые голубые глаза широко раскрыты от ужаса…

Бум!

На своих горящих крыльях осы вынесли голоса наверх.

Данте-ангел? Мне холодно. Я могу поспать с тобой?

Время спустить твою задницу в подвал, p’tit.

Что он кричит?

Очень ясное требование: Убейте меня.

Ты не один. Я здесь, и я с тобой.

Данте держался за это обещание.

Даже когда не мог держаться за что-то еще.

Даже когда больше не мог кричать.

Он держался за ее обещание.

***

Энни припала к земле около задней двери главного дома, подальше от света, проникающего сквозь маленькое окно в ее центре, и притаилась в затененных кустах, стараясь по минимуму хрустеть ветками и шуршать листьями. Она присела на корточки, ее колени были прижаты к груди, спина касалась дома. Пальцы скользнули по рукоятке карманного ножа, который она стащила из красного пикапа Алекса. Мучительные крики Данте замаскировали любой шум, который она могла издать, обыскивая машину. Глаза защипало.

Сильвер дал ей знать, что Вон уже едет. Но когда что-то случилось, они по какой-то причине не смогли выйти на связь.

Оставайся на месте. Вон тебя найдет.

Но Энни развернула Trans Am и поехала по шоссе, возвращаясь туда, откуда пришла. Она припарковалась у начала длинной крутой подъездной дорожки, затем двинулась к дому.

Энни расшнуровала свои Docs, стянула их с ног и спрятала в кустах. Пульс ускорился, и с желанием выпить пива, воды, чего угодно она встала. Она открыла заднюю дверь и проскользнула в ярко освещенную кухню до того, как смогла бы себя отговорить.

***

Хэзер вытерла слезы с лица тыльной стороной связанной руки. Данте наполовину развалился на диване, ноги, обутые в ботинки, касались пола. Глаза открыты, но невидящий взгляд обращен внутрь, тело скручено от боли.

У нее перехватило дыхание в горле. Он выглядел сломленным. Игрушка, которую злой ребенок тряс из стороны в сторону, а затем отшвырнул.

Она потеряла счет тому, сколько раз Лайонс и его сестра пытались разбудить воспоминания Данте. Потеряла счет припадкам, которые перенес Данте.

Данте умолкает, когда приступ дрожи проходит через все его тело. Его мышцы деревенеют, спина выгибается дугой, и конечности выкручиваются. Голова болтается из стороны в сторону, он в беспамятстве. Кровь вылетает в воздух из носа, рта, проколотых век. Близнецы толкают Данте на пол и позволяют припадку следовать своему пути.

Афина опускается на колени на забрызганный кровью ковер рядом с Данте и шепчет ему: Вспомниивспомниивспомниивспомни…

Припадок заканчивается, и Данте сворачивается на полу, ошеломленный и дрожащий, с прилипшими ко лбу и щекам влажными от пота черными волосами.

Лайонс поднимает Данте в воздух и возвращает назад на диван. Он наклоняется над Данте с салфеткой и вытирает кровь с его лица. И процесс снова начинается с самого начала.

И каждый новый припадок хуже предыдущего.

Афина прошла в другой конец комнаты, копье ударялось о ковер при каждом ее шаге. Отражение в окне позади нее повторяло каждое ее движение.

— Я не могу видеть за Данте. От него ничего не тянется. — Она посмотрела на брата. — Он либо наш конец, либо наше начало.

— Я не думаю, что мы способны исцелить его, — сказал Лайонс. Он пропустил обе руки через свои кудри. — Не сможем без помощи Отца. Возможно, он сказал правду о лабиринте.

— Он расскажет нам что угодно, чтобы освободиться. — Афина перестала расхаживать и повернулась к своему близнецу. Горькая усмешка коснулась ее губ. — Но он только проведет нас к минотавру в сердце лабиринта.

Хэзер замерла. Уэллс был здесь? Пленником у собственных извращенных детей? Она почувствовала темную улыбку на своих губах. Возможно, все-таки существовала такая вещь как карма. Она надеялась, что он останется пленником. И не хотела думать о том, что он может сделать с Данте, если освободится. Или хуже, что он может заставить Данте сделать.

Не хотела думать о том, что бы она сделала с Уэллсом, если бы представился шанс.

— Кровь должна придать Данте сил для восстановления его прошлого, — сказала Афина-Аид.

Лайонс кивнул:

— Я принесу его еду, — и вышел из комнаты.

С тихим вздохом Афина-ветер ворвался в воздух.

— Святаятроицаданте… — она продолжила шагать, копье еще раз ударилось об пол, глаза ее были закрыты.

— Святаятроицадантесделаетнасединымисвятаятроица…

Надеясь, что Афина была так же потеряна в своих мыслях, как и когда только появилась, Хэзер поднялась с кресла. Пульс ускорился, она встала на колени рядом с диваном и коснулась лица Данте.

— Ты можешь подняться? — прошептала она.

Он закрыл глаза, черные ресницы резко контрастировали с кожей. Три слова слетели с его губ и сжали сердце Хэзер.

— Маленький гребаный псих.

***

Маленький гребаный псих.

Цепи обмотаны вокруг его лодыжек, он висит вверх тормашками над телами мужчин, которых убил. Над телом девочки, которую старался защитить, но вместо этого безжалостно убил.

Хлоя. Хлоя. Хлоя.

Сердце билось, быстро, как колибри, и слабо, Данте чувствовал запах шалфея, сирени и дымчатого горя. Голод выскабливал его сердце.

Ты не один. Я с тобой. Я здесь, и я с тобой.

Прохладный белый свет окружил его, священная тишина. Обещание Хэзер.

— На ноги, Батист, — прошептал голос, — давай.

Данте открыл глаза и посмотрел в синие глаза Хэзер. В сумеречных глубинах мерцал страх.

— Chérie, — выдохнул он.

Страх исчез, и она кивнула, улыбка коснулась ее губ.

— Мы должны уходить, сейчас.

Данте соскользнул с дивана. Комната закружилась вокруг него. Голова была словно наполнена разбитым стеклом. Хэзер просунула скованные запястья под его руку и попыталась поставить его на ноги. Черные мушки заплясали в глазах. Боль колола его, извиваясь, словно шипастая лоза, через его внутренности. Спотыкаясь, он поднялся с помощью Хэзер. Она вела его к двери, пока он концентрировался на том, чтобы двигать своими ногами.

Тихое шуршание ветра сквозь верхушки деревьев прекратилось.

Мороз пробежал по позвоночнику Данте. Хэзер подтолкнула его, подгоняя.

— Маленький бог, — произнес женский голос, знакомый голос. Свихнувшаяся сестра Лайонса. — Если ты снова хочешь спасти Хэзер от смерти, я с удовольствием окажу услугу.

Данте освободился от хватки Хэзер и развернулся. Афина-Аид стояла в ярде от них, копье поднято и нацелено на Хэзер. Любопытство горело в ее глазах. Данте встал перед Хэзер, прижимаясь спиной к ее спине.

— Продолжай идти к двери, — сказал он.

— Поняла.

Но, как только Хэзер сделал еще один шаг, Данте почувствовал, как какой- то осколок сдвинулся в голове, и электрический удар прошелся сквозь череп. Его мышцы задеревенели. Свет ослепил его, искрящаяся белая вспышка.

Память прорезалась.

Très joli, вот этот, словно ангел. Играй с ним сколько хочешь, но ничего не клади ему в рот. Мальчик кусается.

Словно ангел, ах, малыш, который даже не начал скрывать это.

Мужчина гладит волосы Данте, черный локон скручивается вокруг его пальца. Ублюдка зовут Эдди. Он посещал Данте в подвале множество раз. В этот раз он принес подарок — пачку комиксов. Данте хочет, чтобы он закончил и ушел, чтобы он мог посмотреть комиксы и попрактиковать свое чтение. А позже поделиться ими с Хлоей.

В этот раз Эдди нежен и полон осторожных поцелуев. От некоторых вещей Данте получает удовольствие, такое, отчего закрывает глаза и втягивает воздух. О да, получает удовольствие, но он все еще ненавидит Эдди и всех тех, кто шумно спускается вниз по этим чертовым ступеням подвала.

Как ты думаешь, ты смог бы меня полюбить?

Нет.

Если бы Папа снял твои наручники, тогда бы смог полюбить меня?

Нет. Тогда бы я тебя убил.

Когда ублюдок Эдди уходит, то забирает комиксы с собой. И Папа, злой как черт, спускается по лестнице.

Мир утекал. Время утекало.

И Данте чувствовал, как падает, падает, падает.