В Дикой земле

Часть 3, фрагмент 20

— Есть, — спокойно ответил маг, готовясь переместиться в любое мгновение, — нас много, и мы процветаем.

Странные белые глаза пристально смотрели на него ещё несколько секунд, пока не приобрели прежний оттенок; пальцы гориллы наконец разжались.

— Моя благодарность госпоже Локре.

К своему костру Тобиус возвращался в несколько растерянных чувствах. Сомнений быть не могло, — паладины симианов обладали какими-то сверхъестественными способностями, но ничем таким, что волшебник смог бы опознать и объять пониманием.

— Кажется, ему понравилось, — сказал он женщинам.

Ужин серый пропустил, аппетит где-то потерялся, а когда обезьяны стали укладываться спать, подобно паладину, уселся в свету и тепле костра с закрытыми глазами.

Нехватка полноценного сна накладывала свой отпечаток, усталость накапливалась понемногу день ото дня, делая наспинный короб всё тяжелее. Однако, на ранних стадиях медитации, когда она ещё походила на дремоту, а не на глубинное погружение, волшебник успевал обдумать сотни мыслей, провести перед внутренним взором десятки магических плетений, в который уж раз рассмотреть концепцию новых големов из древесины и железа. Последние месяцы были невероятно продуктивны, Тобиус захлёбывался в исследованиях, и его голова постоянно полнилась мыслями, но даже их ретивый бег сошёл на нет, незаметно уведя серого волшебника в мир снов…

Море. Храм. Дыра. Прилив…

Он проснулся и увидел вокруг лишь непроглядную тьму. Духота, запах земли, гниющих растений, голоса ночных птиц и зверей, обитавших в темноте. Лес. Бескрайний ночной лес. В отдалении, но не так чтобы совсем уж далеко шумит река… на этот раз он не успел дойти до берега, не успел добраться до воды, к которой уводили кошмары.

Первое чувство — страх. Сковывающий и сильный, мешающий пошевелиться, страх, убеждающий, что в темноте вокруг уже полным-полно ужасных тварей, успевших подкрасться вплотную и замерших в ожидании одного единственного движения. Страх, от которого седеют. Тобиус сжал челюсти и сбросил оковы, туманившие разум, обрёл власть над собой и пробудил Енотовые Глаза.

Никого вокруг не было, никаких чудовищ во тьме, только Дикая земля, которая и сама по себе могла сожрать. Однако он уцелел, хотя забрёл довольно далеко от ночной стоянки. Врождённое чувство направления указывало, куда надо было возвращаться, и Тобиус пошёл, надеясь, что тот тусклый звёздный свет, что пробивался сквозь кроны, не скрадут облака, иначе придётся зажигать в ночи свет — призывать на ужин настоящих хищников Дикоземья.

Сжимая в правой руке атам, серый маг пробирался обратно, бесшумно молясь о помощи и поддержке, проклиная свой внезапный душевный недуг, уже который по счёту со времени начала его путешествия. Надо было всё бросать и скорее возвращаться домой, искать помощи у какого-нибудь опытного мага Разума, ни то годам к тридцати Тобиус мог превратиться в буйного безумца. А он не намеревался становиться таковым до двухсот пятидесяти лет.

В своих ночных скитаниях человек выбрался к громадному каштану с бесформенным перекрученным стволом. Подле этого старика, не гиганта, но всё равно очень большого дерева, ручеёк породил небольшой пруд, почти что лужу. Подумав мгновение, Тобиус решил не пытать судьбу и обмыл лицо в сгущённой из воздуха воде, чем немного освежился. Стоянка была уже сравнительно близко, оставался последний рывок, а затем нужно было незаметно вернуться на своё место. Лишь Господь-Кузнец знал, как рив опять смог незаметно пройти во сне мимо стольких глаз… хотя многие из них наверняка были сомкнуты.

Однако судьба не собиралась просто так отпускать серого волшебника. Он ощутил присутствие, а следом — запах тухлой крови; омерзительно сильный привкус железа разлился во рту, призывая желудок вывернуться наизнанку. Эти признаки Тобиус помнил слишком хорошо, чтобы усомниться хоть на миг. Он успел отойти от дерева на полдесятка шагов всего лишь, когда резко обернулся, выставляя перед собой руку с серебряным кольцом.

Их было трое, три существа выбрались из-за каштана и расположились на его толстых корнях, словно чего-то ожидая; три одинаковых фигуры, блестевшие кровью на голых мышцах: человеческие торсы, оленьи ноги, руки со страшными когтями — медвежьими и львиными, а головы… головами служили черепа разных животных. Тобиус узнал рогатый олений череп, кабаний череп с длинными клыками, а также череп медведя со всеми зубами на страшных челюстях. Все три головы крепились к телам мышцами снизу как родные, но белели голой костью в верхних частях, все три смотрели пустыми глазницами… из которых что-то торчало. Подавляя отвращение, человек заставлял себя сосредотачивать внимание на блестевших красных «червях», что извивались на месте глаз.

— Не в этот раз, — предупредит он с угрозой.

Существа стремительно и изящно пришли в движение, но тут же Астрал всколыхнулся от пробудившихся заклинаний. «Кабан» получил леденящую волну из кольца, превратившую всё его тело в статую; грудь «медведя» пронзило Огненное Копьё, подарившее ночному лесу целое мгновение яркого света; «олень» же… та скорость и ловкость, с которой этот уродец обратился в бегство, была свойственна истинным оленям, существам кротким и стремительным, недосягаемым для хищника, выдавшего себя раньше времени. Чудовище мгновенно растворилось в лесу, оставив сородичей позади.

«Кабан» замер на земле с парой отломанных конечностей, а пожираемое огнём тело «медведя» отплясывало в нескольких шагах от первого танец ужасающих безумных конвульсий, будто все мышцы его ожили и стали самостоятельно тянуться в разные стороны, пока их пожирал огонь. Зрелище оттого было таким пугающим, что всё происходило в абсолютной тишине, хищная плоть не издавала ни единого звука.

— Не в этот раз, — повторил волшебник, глядя на огонь.

Переполненный магической силой, он готов был продолжать сколько угодно, распахнуть врата гневу и уничтожить любое отродье Дикой земли, которое посмело бы предстать перед ним в тот час. Жаль только, что все охотники до парной человечины куда-то пропали, растворились во мраке, боялись высунуть носы из логовищ. В прошлый раз, встретив хищную плоть, Тобиус был ослаблен и не отправился в иной мир лишь благодаря какому-то неведомому чуду, теперь же ярость кипятком перетекала в его венах, требуя выхода, но тщетно, врагов не осталось.

В наступившей тишине скоро вновь зародились звуки, притихший лес ожил. Кто-то быстро двигался сквозь чащу, неся впереди себя свет, шелестел и трещал подлесок, рычало что-то большое и опасное. Успев распознать ауры, серый маг отступил за ближайшее дерево и перенёс себя к стоянке, благо, она была недалеко. Совершенно не хотелось объяснять паладину, что он делал за охранным периметром посреди ночи.

На месте стоянки царило оживление, симианы сгрудились к центру, воины по обычаю окружили тех, кого должны были защищать и взволновано всматривались в темноту, будто могли что-то там разглядеть, — близость огня лишала ночного зрения и делала обезьян слепыми. Под покровом Глазоотвода маг проскользнул мимо стражей и кое как протиснулся к своим хозяйкам. Никто не заметил, когда и как он стал вновь зримым.

— Тарка, где ты был?! — воскликнула Вифани, обнаружив краснолицего сару рядом.

— Здесь, здесь, как-только проснулся затерялся в сутолоке! А что творится?

— Какие-то вспышки в лесу, — ответила Локра, тревожно озираясь, — паладин всех разбудил и приказал быть готовыми.

— К чему?

— К чему угодно.

Горели костры, воины Ронтау под предводительством Тенсея не ослабляли бдительности, а в кронах исполинских деревьев ухали совы. Прошло немало времени прежде чем сару-рилл вернулся к Длиннохвостым. Близость паладина принесла несказанное облегчение, тот не проявлял признаков тревоги и спокойно покинул седло.

— Нам следует опасаться, мастер? — спросил тейд, приближаясь.

— Всегда и везде, — последовал ответ. — До рассвета не смыкать глаз и, главное, поддерживать огонь. Такого давно не случалось, но теперь нам нужно особенно поспешать к Горкагохону. В пределы страны вернулась хищная плоть и я обязан доложить об этом Серебряным мастерам.

Новость о хищной плоти заставила шерсть симианов подняться дыбом, они изрядно перепугались, но порядок сохранялся. Тобиус, тоже отыгрывал волнение, про себя думая о третьей… особи? Третьем куске? Не важно, серый маг думал о том, что если бы третья «особь» не обратилась в бегство, ему сейчас было бы намного, намного спокойнее.

На следующий день караван сместился ближе к берегу реки и остаток пути проделал, не покидая вод. Как вызнал волшебник, «все сару знают, — кроме огня хищная плоть боится только воды, она совершенно не способна плавать». Это полезное знание он решил накрепко затвердить. Симианы забирались дальше на запад, к большому плато, присутствие коего становилось всё более заметно по возвышавшемуся впереди массиву леса. Прочие разные деревья постепенно стали уступать место обширным владениям робинии, разросшейся в этих местах. В период цветения она была прекрасна, однако зоптар, первый осенний месяц, подходил к концу и утраченную красоту оставалось только представлять.

С каждым днём симианы вели себя всё спокойнее, веселее, напряжение, родившееся после явления хищной плоти, растворялось. Утомлённые месячным переходом Длиннохвостые приободрялись и всё равно двигались пружинистым шагом, охотно шумя. Чувствовалось, что цель путешествия уж совсем рядом, в ещё горячем осеннем воздухе витало предвкушение.

В девятнадцатый день зоптара одна тысяча шестьсот тридцать третьего года Этой Эпохи караван из Ронтау наконец достиг обители народа сару-рилл, Храмового города Горкагохона. Явление чужаков сопровождалось шумом большого водопада, низвергавшегося с резко очерченного края плато, на котором и стоял город. Там, наверху, пенистый поток делили надвое весьма крупный скалистый выступ, нависавший над рекой и бескрайним лесом. На нижней части выступа было высечено огромное лицо гориллы, словно исполинская обезьяна обозревала мир с высоты.

Единственный обозримый проход наверх, — лестницу, прорубленную в камне правее водопада, закрывали большие бронзовые врата, на коих несли дозор многочисленные воины Каменного народа. Приближение каравана было замечено, как только путники покинули лесное царство и выбрались на обширный расчищенный участок земли. Над воротами раздался рёв медных труб, пересиливший грохот воды, но даже когда караван оказался на подходе, створки оставались закрытыми. Лики сару-рилл, украшавшие их, смотрели мрачно и враждебно, а лица стражников, нёсших охрану, казались и того суровее.

Паладин остановил скакуна в густой тени плато, до заката оставалось не так много времени и воздух становился холоднее. Руки его протянулись вперёд, чёрные пальцы скрючились, и вместе с тем, как сару-рилл потянул на себя, сворки врат сами собой подались вперёд. Гориллы наверху засуетились и вскоре проход оказался открыт.

Стражи шумно приветствовали гостей, ухая и маша с галерей, вырезанных в стенах рукотворного ущелья. Когда врата вновь закрылись, путники наконец-то оказались в полной безопасности. Сопровождаемые эхом, они совершали непростое восхождение по каменным ступенькам. Но даже это испытание осталось позади и Длиннохвостые поднялись над поверхностью плато. В самом сердце Горкагохона.

Как только гости преодолели последнюю ступеньку, они оказались на большой площади, заставленной латками, шатрами, и переполненной симианами всех мыслимых видов. По краям высились каменные дома в три и четыре этажа, сужавшиеся от основания к плоским крышам, в центре же рос тысячелетний дуб, с чьих ветвей свисали многочисленные фонарики. Появление Длиннохвостых привлекло внимание торговцев и покупателей с ближайших рядов, однако вскоре уже весь рынок знал о них, — навстречу неспешно плыл по над головами сопровождаемый суровыми стражниками-гориллами помост, украшенный белыми полотнищами и фонарями.

— Посольские почести, — сказал паладин с высоты седла. — Ваши товары и торговцы отправятся в отведённые им жилища. Они смогут начать торговлю как полагается. Вы же, госпожа Локра, и вы тейд, будете жить при Храме вместе с остальными послами. Прошу наверх для почётного прохода.

Оружие у стражников, как Тобиус заметил, было куда более практичным, чем у паладина, — бронзовые наконечники на копьях, бронзовые топоры, а у, видимо, офицера, так и вовсе железный меч, то есть знак невероятной роскоши.

— Что этот недоумок себе позволяет? — Холодный голос Тенсея привёл волшебника в чувство. — Отошли его, Локра.

— Мой слуга будет следовать за мной.

— Ты хочешь привести в Храм недоумка?

— Мне он нужен.

— Послушай, это нелепо, ему не место…

— Тейд Тенсей, — пробасил паладин, — в Горкагохоне никто не недоумок. Все мы по образу Предка, как малые, так и великие. Если госпожа Локра желает взять с собой слугу, — это её право, как почётной гостьи. Но она будет за него отвечать. Довольно задерживать проход.

Он жестом подозвал одного из солдат, склонился с высоты седла и что-то сказал тому, после чего отослал.

Дюжие сару-рилл отняли у серого мага короб и вместе с другим имуществом лекарши легко поставили его на помост, куда по лестнице уже взбирались послы Ронтау. Когда все оказались наверху, четыре гориллы подняли помост как паланкин и началось неспешное движение. Кроме солдат к процессии присоединились ещё и музыканты, каждый из которых ритмично колотил в переносной барабан или дул в трубу. Музыка получалась в меру быстрой и торжественной, но вместе с тем даже немного воинственной.

Аборигены Горкагохона приветствовали послов на широких улицах и выглядывая из окон. Чем дальше от торговой площади забиралась процессия, тем меньше вокруг виднелось пришлых и больше сару-рилл.

Они были сильны, крепки, тверды и жили среди высоких каменных домов на мощёных булыжником улицах, отчего, вероятно, и получили своё общее имя. Всюду гориллы воздвигли большие статуи себя самих, грозных и суровых паладинов, поднимавших к небу клинки; украсили стены павильонов своими ликами, создали систему акведуков и стоков, доставлявших воду всюду и возвращавших её обратно в реку, протекавшую в каналах. Этот величественный город казался древним настолько, что частично сросся с природой, — его здания опутывали лианы, на камнях и между ними росли мхи, прорастали папоротники, а деревья… деревья громоздились порой не только на улицах, но даже на крышах высоких построек, врастая в здания корнями. Это было странно, но вместе с тем, каким-то образом, очаровывало.

Самым же большим зданием Храмового города был, несомненно, Храм Предка, высокий, грузный и широкий, окружённый парком древних деревьев. Его фасад имел глубокую и высокую нишу, которую полностью занимала поистине огромная статуя, — не сару-рилл, но абстрактной обезьяны, Предка, давшего частицу себя многим народам страны. От подножья храмового комплекса открывался хороший вид на ночной город.

Гостей несли довольно долго, солнце совсем зашло и теперь можно было оглядеть россыпи ночных огоньков, прорезавших тьму улиц повсеместно. В отличие от Ронтау, Горкагохон ночами мог и не спать. Особенно светло было в месте скопления симианов, на ярморочной площади.

— Сегодня уделите время отдыху, — посоветовал паладин. — Завтра вас, госпожа Локра, сопроводят к Серебряному Монкнуту, а через два дня начнутся переговоры. Послы из Бокарукау принесут свои извинения в присутствии послов остальных народов и наблюдателей из Храма. Надеюсь, вы не передумали заключать мир?

— Не передумала, можете не сомневаться.

— Отрадно. Благодарю.

— Это мы благодарим, что вы смогли провести нас по такому долгому и полному опасностей пути, мастер. Спасибо.

Паладин качнул головой.

— Для этого я родился.

В Храме не было слуг, вместо оных гостей встретили послушники, молодые сару-рилл, которые только проходили обучение. Эти сравнительно небольшие юнцы с почтением сопроводили Длиннохвостых по каменных галереям, широким коридорам, мимо величественных колоннад, поддерживавших своды.