В Дикой земле

Часть 3. фрагмент 12

Вероятно, девушка уже его не слушала, она выглядела погружённой в свои мысли, слишком многое свалилось на неё сегодня помимо дневных переживаний и общей усталости. Тобиус привстал, подумал о том, чтобы попытаться заполучить обратно свои записи, но решил не спешить пока. У него впереди был день, полный работы, а затем, весьма вероятно, ночь, полная слов.

Жизнь изрядно изменилась с тех пор, как у Тобиуса появился хотя бы один слушатель, который отчасти ему верил и был достаточно умён, чтобы воспринимать человеческую науку. Алхимия стала той неожиданной связующей цепью, которая объединила человека и женщину-симиана, заставив их провести вместе несчётные часы.

Россказни о давным-давно потерянной части собственного народа интересовали Вифани намного меньше, чем внезапное открытие — то, чему она и её мать посвящали свои жизни, имело у таинственного Земляного народа сложное название «фармакология», и ключом к совершенствованию в этом деле могла послужить так называемая «органическая алхимия». Многими ночами усталый слуга бесконечно чертил на бумаге схемы алхимических формул, перечислял элементы, открывал тысячи незнакомых терминов и сотни новых путей познания, помогал ставить опыты и сетовал на то, что не смог взять с собой свой великолепный атанор. Вифани всё ещё с трудом представляла себе этот предмет даже после детального чертежа, но тайно питала восхищение теми, кто смог придумать сие чудо.

Мало-помалу девушка выходила из границ, очерченных традиционной медициной Длиннохвостых, по своему прекрасной, местами поразительной с точки зрения чужака, но всё же не совершенной. Мало-помалу Вифани теряла способность считать это умнейшее существо по имени Тарка ниже себя, столь плодотворным был их взаимообмен знаниями. Ему нелегко приходилось работать днём и предаваться с ней пиршеству разума ночью, так что девушка решила вернуть себе часть домашних обязанностей. На вопрос матери, она ответила, что женщина не может забывать о делах простых, обыденных, исконно женских, даже если голова её обычно занята умными мыслями.

Фебур закончился и почти пролетел мархот, первый месяц весны с точки зрения людей. Для симианов, однако, весна начиналась не раньше эпира, хотя сами они, разумеется, такого поименования не знали. Не знали они также праздников окончания года, всех иных человеческих традиций, но двадцать восьмого числа месяца мархота Тобиус открыл, что кое-какие празднества обезьянам были известны.

Снег и ледок ещё лежали местами на ветвях верхнего города, тогда как в нижнем всё это быстро перерождалось в бесконечные и обильные слои грязи. Дни всё заметнее прирастали и радовали мир, изголодавшийся по теплу и свету, однако ночами постаревшая за несколько месяцев бабка-зима ещё огрызалась, выдыхая на лес потоки холодившей кровь стужи. И всё-таки век её вышел, новая владычица в нежно-зелёном шествовала по миру, пробуждая ото сна землю и воду, благословляя чёрно-белые просторы на рождение новых цветов. Весна пришла.

По самому раннему утру в Ронтау начали бить огромные барабаны. Их установили на деревянных помостах по всему городу, в обеих его половинах, и стоило солнцу взойти, как дюжие барабанщики взялись за палки. По большим улицам-ветвям потекли колонны симианов, облачённых в белые шёлковые одеяния, подпоясанные особенно яркими поясами, более нарядные, самые новые из всех. Обезьяны двигались несинхронно, движение начиналось с задних шеренг, как бы волной передавалось в передние и так раз за разом. Сару шумели трещотками и играли на свирелях очень быстрые, весёлые мелодии; иные пели хором. Каждую колонну возглавлял симиан особо высокого статуса, имевший на голове железный венец, а на одеянии — особенно длинные и широкие рукава. Эти «вожди» несли шесты, на концах которых были установлены деревянные рамы в виде бабочек с обтянутыми шёлком крыльями. Шесты быстро поднимались и опускались, отчего бабочки взмахивали крыльями, а ветер, носившийся меж ветвей, трепал шлейфы шёлковых лент разных цветов.

Прогуливаясь по верхнему городу с хозяйками в тот день, — вернее прогуливались они, периодически присоединяясь к выкрикам и аплодисментам, подбадривавшим участников действа, — Тобиус видел в колоннах подобия длинных белых червей, и не простых, а шелковичных, ритмично передвигавшихся по ещё голой кроне. Тут и там стояли лотки, где гуляющие могли обзавестись сладкой закуской, тёплым питьём, мелкими безделушками, — ни дать, ни взять ярмарочные гуляния.

Чуть позже Локра покинула дочь, встретившись с парой подруг, кои увели лекаршу за собой, шумно переговариваясь и хохоча. Тобиус продолжал следовать за молодой хозяйкой в гомонившей толпе, он смиренно горбился и редко поднимал взгляд, держался позади.

— Это так унизительно.

Волшебник улыбнулся словам Вифани.

— Не берите в голову, госпожа.

Она тяжко вздохнула:

— Ты не должен звать меня госпожой, я же говорила.

— Благодарю за доброту вашу, госпожа, но мы в обществе.

Со стороны раздался особенно звонкий хохот, высокий, заливистый, преисполненный жизни. Это группа молодых симианов в короткополых шёлковых нарядах, при длинных шестах кружилась вокруг стайки девушек, щебетавших как птички и восторгавшихся тем, насколько прекрасна была жизнь. Весна билась в их переполненных энергией сердцах. Прикинув так и эдак, человек понял, — то были сверстники Вифани.

Одна из девушек, завидев молодую хозяйку, радостно запрыгала, призывая к себе, на что та ответила лишь вежливым помахиванием и продолжила путь.

— Я мог бы вернуться домой, госпожа, не хочу, чтобы вы пропускали веселье из-за меня.

— Нет, не уходи. Ты единственная компания, которая мне нужна, Тарка, — молвила девушка, — с тобой я могу говорить на равных.

Ещё один нежный цветок, отягощённый мудростью векового дуба, — подумал маг с сочувственной усмешкой, — как же всё-таки тяжело быть молодым и умным одновременно.

В верхнем городе было не так много больших свободны плоскостей. Симианы не злоупотребляли перекрытиями, предпочитая не перегружать ветви, однако несколько своеобразных площадей имели место быть и одна из них условно принадлежала… Тобиус назвал бы то обширное здание с представительным фасадом военной академией. Именной в ней обучались искусству боя и, собственно, войны, все защитники Ронтау. Основными видами оружия являлись пресловутые боевые шесты и длинные луки. Последние были полезной необходимостью, но владение первыми считалось благородным и возвышенным искусством.

По случаю праздника «военная академия» вывела на площадь более полутора сотен своих молодых учеников, одетых в одинаковое белое одеяние, приталенное, удобное для движения. Они распределились на одинаковом расстоянии друг от друга, образовав правильный квадрат. Взгляды учеников были обращены к нарядно украшенному помосту, где сидели особо почтенные горожане, а взгляды зрителей следили за учениками. Тобиус и Вифани находились на одной из более высоких ветвей, с которой открывался словно со смотровой площадки отличный вид. Когда раздался клич, призывавший начинать и забили барабаны, ученики представили на суд зрителей восхитительное действо. В их длинных сильных руках шесты превращались из инструментов войны в инструменты искусства; сару-хэм давали яркое представление, использовали элементы боевых навыков для создания акробатического номера. Они делали головокружительные сальто со смещением по диагонали, проявляли мастерство равновесия, ловкости и силы, но главное — безукоризненную синхронность.

Исполняя обязанности разносчика, маг, бывало, останавливался примерно на той же высоте, заглядывал сверху в обширный квадратный двор и следил за тренировками. Луки ему были безразличны, зато мастерство обращения с древковым оружием вызывало зависть, хотелось и самому попробовать.

— Великолепно, — поделился он своим мнением с Вифани.

— Развлечение для народа, не более того, — ответствовала та строго. — В бою всё иначе, там их красота бесполезна, а ловкость спасает далеко, далеко не всегда. Они умирают в лесу, когда совершают разведывательные вылазки, когда сражаются с соседями. Об этом надо думать, носить броню вместо шёлка, отдавать хоть немного почтения защищённости в ущерб скорости и ловкости… Пойдём скорее.

Они поспешили мимо рукоплескавших жителей верхнего города, прочь по одной из широких ветвей-улиц, теряясь в толпе и какофонии звуков. Девушка вела его всё дальше от центра баньяна, туда, где на более молодых и тонких ветвях лепились маленькие жилища, соединённые системой канатов, где вместо улиц были тропинки и почти не наблюдалось народу. На одной из таких ветвей пару настиг зычный глас, Вифани остановилась и сдавленно что-то сказала, — таких слов Тобиус ещё не знал, но решил запомнить на случай важных переговоров.

С той стороны, с которой они с девушкой пришли бойко шагали три симиана. Их одежды были по-весеннему укорочены и одинаковы, ибо совсем недавно эти трое участвовали в представлении, шесты также были при них. Ничего особенного, крепкие молодые самцы, разве что первый из троицы, особенно широкоплечий, имел пышную гриву волос на голове и безмерно самодовольную улыбку.

— Куда же ты так спешишь, Вифани? — вопросил он, останавливаясь в нескольких шагах и глядя на женщину сверху-вниз. — Досмотрела наше выступление и бежать? Даже словом обмолвиться не желаешь?

— Была бы рада, Гароу — ответила та голосом, стоявшим на грани между холодностью и прямой грубостью, — но даже не знаю, о чём мы с тобой могли бы поговорить.

— Как о чём, — продолжал улыбаться симиан, — о нашем представлении! Разве тебе не понравилось?

— О представлении или о тебе в нём?

— Можно и обо мне. — Названный Гароу медленно, один небольшой шажок за другим приближался к девушке, словно искусный заклинатель змей к ядовитой гадине. Он явно побаивался, но и испытывал удовольствие. — Чем же я плох в конце-то концов?

Два других симиана негромко засмеялись. Они тоже были весьма крепки, но в сравнении с лидером явно занимали подчинённые позиции. Наблюдавшему Тобиусу вспомнились годы обучения, когда, бывало, он оказывался один против трёх-четырёх соучеников. Иногда на его стороне оказывался Малкарус, и они вместе вели неравный бой, расквашивая в кровь носы, весёлое было время… Но начиналось всё как правило похожим образом, — один противник рычал, а остальные подгавкивали: «Моль! Моль! Сын Безымянного!».

Правда тут основной мотивацией для нападения была симпатия, а не антипатия.

— Действительно, давайте поговорим о господине Гароу, ведь ничего интереснее и важнее в мире нет. Как всегда.

Уголок рта юноши дрогнул, выдавая натяжение нервов.

— Нет… ну, нет! Что ты! Давай поговорим о тебе! О тебе тоже очень интересно было бы поговорить! — попытался выплыть он.

Даже Тобиус, мало что знавший об общении с женщинами, подивился неуклюжести ухажёра. Всё это обещало очень быстро и неприятно кончиться.

— Правда? Ну, спасибо! И что же ты хотел сказать обо мне, Гароу?

— Ну, Вифани, просто… ну, у тебя красивые глаза…

— Спасибо. Что-то ещё?

— Ну… и… и… хвост!

— Что — хвост?

— Он такой длинный… сильный.

— Что-то ещё, Гароу?

Тобиус не видел лица девушки, так как стоял позади, но отчего-то был уверен, что на нём была холодная и опасная улыбка. Вифани не ведала пощады.

— Ну… э… фигура твоя… она тоже очень красивая, — Гароу не понимал, что движется в западню, ему казалось, что под ногами как раз появилась крепкая ветка. — Гибкая такая…

— И это всё, что ты обо мне знаешь, Гароу. Понимаешь, в чём беда?

— Я… не, не очень.

А ведь только что он вёл себя так самоуверенно, — подумал Тобиус, — сколько времени бедолага набирался смелости? Он думал, что выступление на площади как-то поможет ему растопить сердце девушки, даст преимущество на старте? Только она была иной, не такой как большинство сверстниц, в её умной голове роились совсем другие мысли, а её, как было верно подмечено, красивые глаза, взирали на мир иначе.

— Мы чужие друг другу, обитаем в разных мирах, Гароу, — молвила Вифани, — мы не знакомы, нам не о чём говорить.

— Но ведь я пытаюсь… я… когда я говорю с тобой… ты же никогда…

— Ты утомил меня, Гароу. Мне сейчас нужно немного одиночества. Буду признательна, если вы все трое отправитесь на церемониальное гадание и оставите меня в покое.

Сказано было жёстко и хлёстко, парня словно розгой по лицу ударили, он даже немного отшатнулся. Вокруг глаз и на переносице собрались морщины гнева и недоумения. Гароу явно был из тех, кто не привык уступать и терпеть поражение, однако эту сравнительно хрупкую девушку он побаивался настолько, что твердокаменная обычно решимость шла трещинами. В растерянности, раздражении взгляд тёмных глаз метался, пока вдруг не наткнулся на молчаливого согнутого сару неизвестного роду-племени. Этот сару был донельзя уродлив, всё, начиная с цвета шерсти и заканчивая ужасной красной мордой, отвращало. Не говоря уже о шраме и…

— Чего ты улыбаешься, урод? — с тихой злобой спросил симиан. — Надо мной смеёшься?

Тобиус, стоявший едва ли не на четвереньках и притворявшийся, будто его не существует, не улыбался. Просто ложная личина, в отличие от настоящего лица мага, сохранила сложный шрам, который должным образом натягивал левую часть верхней губы. Могло действительно показаться, что «сару-данх» усмехался, да ещё и зубы были видны, а в обществе симианов выставленный на обозрение оскал иначе как враждебность не трактовался.

— Надо мной смеёшься, урод?!

— Не смей! — вскрикнула Вифани.

Шест крутанулся в длинных и сильных руках, но Тобиус не намеревался дважды допускать одну и ту же ошибку. Он отпрыгнул, мыслесилой помогая себе совершить приличествующий симиану кульбит, оказался на расстоянии и припал к потёртой коре баньяна.

Маг был готов уклоняться сколь угодно долго, и ему пришлось прибегнуть к чарам, так как для спутников Гароу движение шеста словно послужило сигналом. Ловко обогнув Вифани, которая яростно кричала на вожака, эти двое налетели на недоумка, а тому оставалось лишь уходить от ударов. Любой из них мог разоблачить его, покалечить или убить, в то же время человек не мог отвечать никаким образом. Законы Ронтау были просты, — сару-хэм имели право учить недоумков уму-разуму, а те не имели права огрызаться.

Он был быстр, ловок, неестественно хорошо держался на ветке, даже когда должен был соскользнуть и упасть, успевая при этом приглядывать за Вифани. Девушка обрушилась на рослого ухажёра холодным штормом, заморозила до состояния ледяной статуи, не способной пошевелить и мускулом. Не всякая женщина смогла бы совместить холод и ярость так гармонично, как делала это она.

Наконец раздался громкий вопль и запыхавшиеся палкамахатели оставили недоумка в покое. Гароу шёл прочь с напряжённой прямой спиной и извивавшимся хвостом, прихлебатели поспешили за ним.

Когда человек приблизился к девушке, та пылала праведным гневом, ноздри Вифани раздувались, кулаки были сжаты до дрожи, глаза уставились в одну точку, — спину Гароу.

— Несносный, тупой, капризный, самовлюблённый эгоист, — цедила она сквозь зубы, — думает, что весь мир вращается вокруг него, а как только не получает желаемого по мановению хвоста, превращается в большого ребёнка и начинает всё вокруг крушить! Ненавижу! — Опомнившись, она переменилась в лице и обернулась на Тобиуса. — О Образ Предка! Ты не пострадал, Тарка?! Тебе нужна помощь?!

— Спасибо, Вифани, я цел и невредим.

— Это точно? — Её пальцы были крепки и чутки.

Диагност от бога, Вифани прекрасно владела техниками пальпации, могла нащупать неестественное уплотнение под кожей даже в самых густо поросших шерстью местах; Тобиус не раз наблюдал за ней, когда девушка брала его на дневные обходы по городу и проверяла болящих. Чужак многому научился у молодой лекарши. Мягко отстранив от себя её руки, пока Вифани не нащупала никаких аномалий, несвойственных анатомии сару, волшебник взглянул в очень обеспокоенное лицо.

— Клянусь перед Образом Предка, они ни разу по мне не попали. Не беспокойся так, я учёный жизнью, привык уже избегать ударов.

Некоторое время она всё же продолжала внимательно смотреть на Тобиуса, постепенно овладевая своими эмоциями, дыша спокойнее, глубже.

— Пойдём, есть одно место выше, в кроне, там ветви тонкие, очень высоко, но может быть, ещё успеем посмотреть гадание.

— С удовольствием.

Им действительно пришлось подняться по лестницам на целых два яруса кроны, чтобы оказаться над большим своего рода дворцом. По меркам Ронтау это был дворец вполне наверняка. Здание крепилось к основному стволу баньяна, имело много этажей, зелёную черепицу, расписной фасад и множество окон. Перед главным входом была ещё одна рукотворная площадь, где собралась масса народу, как и на прилегавших могучих ветвях. Играла музыка, колонны-гусеницы «ползали» кругами, сару-хэм веселились, танцевали. А вот на той высоте, на которую выбралась Вифани, никого не было. Так высоко в кроне симианы не селились.