В Дикой земле

Часть 3, фрагмент 6

— Будь моя воля, приказал бы забить вас всех насмерть, не притаскивая в Ронтау всякую зловонную мерзость! Однако на ваше счастье, отребья, вы тоже часть народа! Вы тоже имеете схожесть с Образом Предка и лишь потому мы вас ещё не истребили! — Голос старика стал звучать спокойно и сильно, даже дребезжание исчезло. — Этой зимой и весь следующий год вас будут учить! Воспитывать! Приводить в большее подобие с Образом Предка! Вы, грязные дикари, чуть лучше бездумных животных, научитесь мастерить орудия труда, пользоваться ими, строить жилища, ставить ловушки, собирать травы и готовить хоть какие-нибудь лекарства, чтобы не дохнуть во цвете лет! И вы будете работать без продыху, грязные твари, ибо лишь труд сделает из вас что-то стоящее! Через одну весну на вторую вас изгонят из города, снабдив запасом пищи, семян, одеждой и приспособлениями, с которыми у вас будет шанс зажить в Великой Пуще по-новому! Не все смогут, конечно, однако на том благородная миссия Ронтау будет закончена! А до тех пор, — седые брови соединились на переносице, старые гнилые зубы показались в оскале, — вы все принадлежите городу! Любое неповиновение будет покарано! Вы либо будете учиться и работать, либо мы пустим вам кровь и выбросим в лес посреди зимы так и знайте! Я всё сказал! Несите меня прочь из этой выгребной ямы!

Гость из верхнего города, кем бы он ни был, покинул карьер, а на место, с которого он вещал, явился один из надзирателей. Его татуированное лицо коверкали старые шрамы, большие уши были порваны, правый глаз заволокло бельмо и всё это складывалось в такой пугающий образ, что многим захотелось скорее вернуться обратно в клетки.

— Сейчас вас накормят, — молвил он с тихой угрозой. — А потом начнут учить. В этом году работ на полях не будет, но вы заранее научитесь возделывать землю, чтобы весной отдать долги за безопасную зимовку в этих уютных и надёжных стенах. Ещё вы научитесь делать инструменты из камня и дерева, плести верёвки, иную утварь, строить подвесные дороги, которые смогут вознести ваши будущие жилища на безопасную высоту. Вы многому научитесь у нас, чтобы больше не приходилось воровать еду и скот, — то, как было дано это обещание, даже человека заставило поёжиться, — а если окажетесь слишком глупыми или ленивыми, мы скормим ваши останки дунтранкам. Они всеядные.

Кривой взмахнул своим чеканом и надзиратели, или, вернее, воспитатели, повели толпу на третий ото дна ярус, где было обустроено большое место под готовку и принятие пищи. Повара из числа работяг, уже побывших в этой… школе какое-то время, раздавали глиняные миски с густым чем-то из, видимо, гороха, репы и какого-то непонятного мяса, присутствовавшего чисто символически. Когда первого же сару, разбившего свою миску, а за ним и того, кто помчался просить добавки, выхватили из общей группы и избили перед всеми, стало ясно, что процесс обучения будет длиться беспрерывно и во всех аспектах жизни. Тобиус убедился, что покрывавший его предплечья мимик был равнодушен к местному пайку, спокойно всё съел сам. Он решил этой же ночью выбраться из клетки и раздобыть для соратника мясную пищу.

Занятия начались сразу же, и заключались они в том, чтобы научить разномастную группу обезьян вить верёвки из сена, волокон тростника, крапивы. О том, как изготовить сии волокна им ещё предстояло узнать, в частности о поиске сырья, подготовке, обработке, но то будет уже в следующем сезоне. Плести верёвки предлагалось как просто пальцами, так и деревянными крючками, сделанными из веток; воспитатель, сидевший перед группой, отложив чекан, вещал размеренно, скучно, хотя пальцы его проявляли завидную сноровку. Не вполне веря, что он в этом участвует, Тобиус среди прочих принялся работать. Выходило неплохо на зависть соседям.

Затем обезьянам показывали разные породы камней, учили находить кремень в разных его видах, учили подбирать другие камни нужной формы и твёрдости, чтобы методом скалывания создавать заготовки для орудий труда. Волшебник послушно исполнял указания, постигая поистине наиболее примитивные ремёсла из всех существовавших в мире, тихо поражаясь тому, что существ, уже способных разговаривать, нужно учить подобному.

Будучи человеком учёным, он знал, что все соседствующие цивилизации более или менее уравнивают друг друга в степени развития. Перенимание технологий и прочих знаний у соседей неизбежно, по крупице, по капле, они просачиваются сверху-вниз, подтягивая отстающих. Здесь же создавалось впечатление, словно сару-хэм и их менее развитые сородичи обитали в отдельных, едва-едва сопрягавшихся мирах и плотина на реке знаний была столь высока, что знания эти приходилось прививать силой.

Следующая ночь походила на предыдущую, разве что бежать никто не пытался. Сделавшись незаметным, оставив вместо себя нематериальный образ, Тобиус переместился бесшумно за пределы клетки и отправился бродить по карьеру. Воспитателей он избегал, его странный запах те могли учуять легко, не говоря уж о вероятности выдать самого себя парком, — ночные холода лишь крепчали.

Мимики могли не есть годами, Тобиус прекрасно это знал. Его собственный компаньон просуществовал в виде сундука, запертого в пыльной комнате заброшенного замка, наверное, несколько веков, при этом ему хватило сил в определённый момент проглотить первую подходящую добычу, которая оказалась в досягаемости. И всё же маг стащил от костра воспитателей несколько шматков мяса, жарившегося на палочках, и быстро удалился, дуя на пищу, слушая, как позади началась ругань, обвинения.

Понемногу кормя мимика, который изменил конфигурацию на более широкий обхват и принялся вырабатывать тепло, волшебник странствовал по крышам спящего города, отмечая устройство жизни аборигенов: частоту, с которой на улицах были разведены костры для освещения, кажущуюся скупость, с которой сару-хэм устанавливали на стенах факелы и что те всегда крепились к глиняным зданиям. Экономия топлива и обоснованный страх перед пожаром в городе, на немалую часть состоявшем из дерева.

По подвесным путям прохаживались ночные кустодии, фигуры которых только редко выхватывали из мрака установленные там, наверху, факелы. Из-за ветра они давали мало света, но и тот, помогавший сару-хэм не упасть, делал обезьян более слепыми, периодически лишая ночного зрения. Решив, что ничего дурного не будет, Тобиус взлетел над городом и стал исследовать паутину мостов.

Она растянулась повсюду, самые длинные секции состояли из твёрдых каркасов, стойко державших удар воздушных потоков, короткие вились гибкими верёвочными лентами. Опирались небесные дороги на башни, что торчали подле всех важных хозяйственных построек, длинные столбы, установленные исключительно ради подвесных путей, а также, разумеется, на огромные стволы баньяна. В центре Ронтау находился единственный истинный ствол, непомерно толстый, старый, облепленный постройками словно гигантскими трутовиками, но побочные стволы держали на себе только круговые постройки-кордегардии, где стражи могли укрыться от непогоды.

Последив немного за редкими дозорными, кутавшимися в шерстяные накидки и согревавшими ладони дыханием, волшебник взлетел ещё выше, в верхний город, который тоже крепко спал тем поздним часом. На грандиозных горизонтальных ветвях баньяна ближе к основному стволу всё пространство было преобразовано в настоящие улицы, перекрытые массивными балками, что держали на себе деревянные перекрытия. Трудно было представить, сколько весили конструкции, но дерево выдерживало и их, и небольшие подворья, что стояли на перекрытиях как на земле. Чем дальше от сердцевины баньяна, тем мельче становились постройки, тем легче они были, крепясь к ветвям в одиночестве или группками.

У верхнего города было множество ярусов, над обширными нижними возносились меньшие по площади, но застроенные более массивными зданиями, волнистыми, созданными с опорой на ствол и некоторые ветви, довольно изящными, хотя и чуждыми человеческому восприятию мира.

Чужак не стал лезть на самую верхотуру, он крался меж невысоких белых заборов нижнего яруса, отмечая разительную разницу архитектур, преобладание плавных форм над угловатыми, аккуратность круглых дверных и оконных проёмов, штукатурку и побелку стен, укрытых черепицей и разрисованных орнаментами в виде листьев и бабочек. Туманную слякоть разгоняли редкие фонари с мутным стеклом, висевшие подле дверей, да слабые отсветы лучин в некоторых окнах. Также по верхнему городу передвигались стражи, носившие горящие фонарики на шестах, чем сильно напоминали само воплощение смерти.

Нарушать границы частных владений он не пожелал, хотя и мог. Насладился лишь тем, что его кругозор и картина мира немного расширились. Пора было возвращаться.

Неделя пролетела как одно мгновение и за это время маг провёл время с великой пользой. Он впервые в жизни чувствовал себя золотым учеником, самым успевающим, самым талантливым. Будучи умелым в сложных ремёслах, примитивные приёмы щёлкал как орешки, с которых кто-то уже снял скорлупу. Видя этот «невероятный прогресс», воспитатели без задержек переводили способного уродца на более сложные ремёсла. За ту неделю они внезапно выявили среди зелёных недоумков умелого мастерового, который обрабатывал камень и дерево, создавал всевозможные полезные предметы ненамного хуже их самих. Тобиус мог и лучше, его мастерство стояло на плечах сотен поколений ремесленников родной цивилизации, во многом обогнавшей цивилизацию эту, но осмотрительный человек не спешил бахвалиться. Мало ли, что пожелали бы сделать с ним мрачные и жестокие сару-хэм, увидев такое превосходство.

— Может, выбросим его в лесу прямо сейчас, раз он такой рукастый, этот короткорукий уродец? — хмыкали промеж собой воспитатели, косясь на способного ученика. — Дадим пару камней, пару палок, верёвки готовой, глядишь, до весны протянет, а дальше легче будет.

— Это я дам вам пару палок и отправлю в лес, если вы не вернётесь к своим обязанностям.

Старший воспитатель имел почти сверхъестественную способность возникать за спиной тех, кто этого меньше всего ждал. Подчинённые боялись его не меньше, чем подопечные, и чтобы поддерживать в яме стальную дисциплину, кривой сару-хэм тратил совсем немного сил.

— Тёплое наконец-то принесли, раздайте.

Воспитатели помчались прочь на трёх конечностях, они и на всех четырёх помчались бы, кабы не приходилось таскать с собой чеканы. Кривой же остался рядом, глядя, какой ладный лук получался у Тобиуса. Не дальнобойный композитный лук под длиннющие руки обезьян, конечно, однако вполне достойный инструмент примитивного охотника.

— Ты, небось, и стрелять умеешь?

— Нет, господин, — пробубнил маг, протягивая оружие Длиннохвостому, — могу справить неплохие стрелы. Если бы допустили до горнов, выковал бы острые наконечники, и в оперенье оправил бы, но стрелять из лука не умею. Я больше пращник.

Тетива громко тренькнула в сильных пальцах.

— Пращник, значит? Можешь смастерить пращу?

— Нужна кожа, нитка, иголка и немного времени. Хотя можно обойтись просто хорошей верёвкой, пращу же нетрудно сплести.

Единственный глаз старшего воспитателя, казалось, прожигал в человеке дыру.

— Какого ты роду-племени, уродец?

Этого вопроса Тобиус ждал давно, однако не думал, что задаст его кто-то вроде… этого.

— Сару-данх мы, господин.

— Земляной народ, — повторил кривой, — что за чушь? Впервые слышу.

— Мы…

Раздался удар по медному диску, и работа на многочисленных ярусах замедлилась. Из приоткрывшихся ворот форта выступила одинокая фигура, затянутая в белый шёлк. Это был довольно высокий мужчина, идеально прямой, подпоясанный расшитым золотой нитью поясом, с тонким золотым ожерельем на шее. Он шагал, обутый в диковинные деревянные сандалии, походившие на эдакие скамеечки со шнурками. Обувь возносила его достаточно высоко над грязью, чтобы полы одеяния, похожего на многослойный халат, не марались. В правой руке, отведённой чуть за спину, симиан нёс длинный боевой шест белого дерева, окованный по обоим концам позолоченными металлическими насадками. На тёмной голове блестел тонкий железный обруч.

Не обращая внимание ни на кого и ни на что вокруг, пришелец из верхнего мира снизошёл на самое дно карьера и обратился прямо к старшему воспитателю:

— Руада.

— Господин Тенсей, — просипел кривой, приседая на корточки и сгибая спину.

— Рад видеть тебя на таком месте, из которого нелегко убежать.

На лице высокородной обезьяны проступила улыбка, самую малость демонстрировавшая зубы. Старший воспитатель этого, впрочем, не видел, он таращился единственным глазом в землю.

— Мне нужен один из твоих недоумков. — Из просторного левого рукава выскользнула ладонь, сжимавшая Тобиусов атам. — Когда его схватили, сей недоумок имел при себе нож.

— Я об этом ничего не знаю, господин Тенсей, — ответил кривой.

— Вероятно так. Но ко мне поступил доклад, описывающий краснолицего сару непонятной породы, длинноногого и короткорукого урода в странной цветной одежде… вот как этот, сидящий здесь. Это был твой нож?

Тобиус притворно сжался, демонстрируя страх и покорность, хотя в голове вспыхнула одна мысль: «ты даже не представляешь, насколько этот нож всё ещё мой, — настолько, что мне нужно просто захотеть и он отрежет тебе голову».

— Да, господин, — промямлил волшебник, бросив на артефакт мимолётный взгляд.

— Из чего он сделан? Выглядит как бронза.

— Это бронза, господин…

— На клинке ни царапины, он очень твёрдый и прочный, а главное… Руада, вытяни вперёд свой танульт.

Главный воспитатель, делая над собой усилие, поднял руку с чеканом. Одним лёгким движением зачарованный нож срезал с оружия щип, вторым рассёк толстое, покрытое царапинами древко и также легко нарезал его до середины длины.

— Восхитительная острота. Откуда ты взял такой нож, недоумок?

— От кузнеца, господин.

— Что за кузнец способен ковать бронзу, чтобы она получалась прочнее железа и острее бритвы?

— Кузнец Земляного народа, — был ответ.

— Какого народа?

— Моего народа, господин.

— Никогда о таком не слышал.

— А мы о вас слышали. Все считают, что память о старой родине это всего лишь сказка, но я решил проверить. Я был прав.

Мимика людей и сару оказалась довольно похожей, как и способы мышления, вероятно, так что по лицу высокородной обезьяны можно было понять, что она не поверила ни единому слову. Господин Тенсей, кем бы он ни был, видел перед собой странного неправильного сару, который где-то достала диковинную одежду, отрыл в каких-нибудь руинах волшебный нож, созданный, наверное, давным-давно, и теперь пытался его, мудрого господина Тенсея обмануть, надеясь на какие-то выгоды. И всё же он попытался дать недоумку шанс:

— Ты, — без особой надежды начал незнакомец, — можешь выковать такой же нож?

— Я не кузнец, господин, мне такое не по плечу, — ответил Тобиус, когда-то собственноручно выковавший себе атам.

— Бесполезен, — констатировал гость сверху. — Что ж, время потрачено зря… вспомнил. Ножны.

— Господин?

— У тебя на поясе до сих пор висят ножны, недоумок. Судя по оформлению, — ножны от ножа. В других он не держится, слишком острый, прорезает. Давай сюда.

Тобиус и сам не понял отчего этот приказ вызвал в нём такое чувство внутреннего протеста. Он смог расстаться, пусть и временно, с очень ценным для себя предметом, новая потеря не стала бы большим испытанием, но отчего-то нрав волшебника взбрыкнул, и он помедлил, за что был наказан тут же. Шест молнией выпорхнул из-за спины господина Тенсея и один из набалдашников врезался человеку в лицо снизу-вверх, отшвыривая его назад.