Узнавать Отражение

Глава 13

Дорожная обстановка в зимней Москве-92 навевает тоску. Повсюду без проблем ездят тяжелые грузовики. Судя по номерам, многие и не московские. Светофоры сбоят, автобусы глохнут в неожиданных местах, троллейбусы отцепляются от контактной сети, трамваи сходят с рельсов. Это все — дело привычное. Но в результате в часы пик езда по Москве за рулем — то еще приключение.

В общем, я повез Светку по Садовому, попутно рассказывая, что машина, на которой она будет учиться водить, должна быть попроще и ее должно быть не жалко. Ведь я намерен безжалостно тебя, Свет, загнать на водительские курсы.

Она, конечно же, фыркала, но с некоторой уже заинтересованностью, продолжая чисто по-женски добиваться, чтобы ее уговаривали:

— Ну зачем мне водить машину?

— Вот ты ведь умная. А все равно дура-дурой.

— Объяснись, Павлик! — глаза у нее стали бездонные.

— Все просто. Представь, что мной увлеклась королева Англии.

— Она старуха! — сморщилась она. — Тебе, Пол, что, старухи нравятся?

— Кого волнует, что там нравится мне? Королевам Англии не принято отказывать. Опять же — международный престиж России, дипломатические хитросплетения всякие. И возникает вопрос.

— Что я тебе отрежу в первую очередь? Яйца или член? Или и уши с языком заодно?

— Этот твой медицинский цинизм, Свет… — я выехал на Садовое, и оно оказалось забито. — Вопрос в том, как ты, без прав, приедешь забирать нашего ребенка из садика?

— Ребенка?! — она растерялась.

— Двух? Так тем более! Как ты, Света, отвезешь старшего на кружок?! А??

Она снова фыркнула, закурила и отвернулась. Молча почти докурила и сказала:

— Жаль, Паш, что мы не встретились раньше.

— Всему свое время, — я потянулся и взял ее ладонь в руку, перебирая пальцы. — Главное — все происходит.

— Мне кажется, — она выдернула ладонь, — ты придумаешь что угодно, лишь бы утащить меня в койку!

— Это само собой, Свет. Но ты снова подтверждаешь мысль, что девушки — абсолютно не романтичные.

— Романтику придумали мужчины, чтобы девушкам голову задурить! Скажи, зачем на окнах в мужских туалетах ЗАГСов стоят металлические решетки, Павлик?

— Знаешь, Светлана… некоторые парни, узнав, что их невеста до тонкостей разбирается в устройстве мужских туалетов ЗАГСов… могут дать слабину…

— Паша, тебе самому не противно от твоей изворотливости?

— Я, Светлана Анатольевна, аспирант у Лернера. То, что ты называешь изворотливостью, — результат системного научного подхода и тяжелой мыслительной работы. Вот ты и злишься...

Честно говоря, её состояние мне по прежнему не нравилось. Оглушённая и растерянная, она только-только начала выбираться из мрака случившегося. А я изо всех сил её тормошил...

К её дому мы подъехали Казначейским переулком с Садового. Она, снова нацепив лёгкую отчуждённость, собралась попрощаться, но я это пресёк:

— Я должен увидеть, как ты живёшь.

— Ещё насмотришься, Паш. Поезжай.

— Ты думаешь, что ты хитрая, — я вылез из машины, открыл ей дверь и поставил её перед собой, — но мне очевидно, что ты что-то скрываешь. Кто он? Любовник-паралитик? Тайный ребёнок восьми лет? Веди, короче.

— Паша, — устало сказала она, — визит парня к девушке, и знакомство с мамой не устраивают наспех.

— Знаешь, этими отмазками ты меня изрядно заинтриговала. Пошли.

Светка, очевидно, растерялась, наконец сообразив, что банальными поцелуями в парадной дело не кончится. Попробовала наехать:

— Никуда ты не пойдёшь.

Дверь лифта открылась, какая-то женщина поздоровалась с нами и вышла на улицу.

— Какой этаж? — не стал я спорить. Не люблю тайны.

Она нахмурилась, помолчала, потом сказала:

— Ну, хорошо. Седьмой этаж.

Обитая дерматином дверь с двумя замками открылась легко. В лицо ударил очень неприятный запах. Из квартиры умницы-модницы-красавицы пахло дерьмом, испражнениями и запущенностью. Запах какого-то бытового ароматизатора лишь подчёркивал это. Конкретно так пахло бедой.

Она сильно побледнела и бросилась в квартиру, не разуваясь, лишь воскликнув:

— Мама!

Обычная двухкомнатная квартира. В большой комнате — ортопедическая высокая кровать. Рядом — инвалидная коляска. У кровати, на полу, лежала женщина в ночной рубашке. Судя по всему, упав, она обгадилась. По-большому и по-маленькому.

Светка, вбежав в комнату, плюхнулась перед ней на колени и неуклюже стала её поднимать. Одновременно она очень зло глянула на вошедшего следом меня:

— Посмотрел?!!

Я присел рядом с женщиной, которая была в сознании и даже пыталась сесть.

— Здравствуйте. Я — Павел, парень вашей дочери. Подождите секундочку, я сейчас.

Вернулся в прихожую, разулся, скинул пальто и свитер, оставшись в футболке. Снова прошел в комнату и взял женщину на руки. Майриной, что помогала ей подняться, рыкнул:

— Бегом в ванную! Слей воду и сделай комфортную температуру для...

— Людмила Ивановна, — неожиданно разборчиво представилась оказавшаяся у меня на руках женщина. — Меня зовут Людмила Ивановна.

— Очень приятно! — буркнул я.

Потом мы вместе мыли Светкину маму под душем, одевали её в свежую ночнушку. Я отнёс её в Светкину комнату и уложил на узкую девичью кровать. Прибежала ее психованная дочь и сделала матери укол в плечо.

Потом мы, опять же в четыре руки, мыли и убирали вонючие неприятности в гостиной. Перестилали постель. Проветривали, и прочее.

Параллельно Светка рассказывала: сложное труднопроизносимое заболевание, название я тут же забыл. Диагностировали прошлым летом. Инвалидность. Очень метеозависимая штука. Обычно её мама в состоянии себя обслужить. Дойти до туалета и в ванную. Но бывает так, что нет сил даже встать. Или, как вот сейчас - встала и упала.

Раньше болезнь считалась неизлечимой. Сейчас, и у нас, и на западе, в стадии экспериментов проводят операции и разрабатывают методики. Есть, короче шанс на излечение.

С утра и до шести с ней сидит Гуля. Нанятая беженка из Таджикистна. Профессиональная медсестра. Может и дольше, за дополнительные деньги. Она бросила на меня короткий взгляд.

Обычно Света с ней созванивается, перед приездом. Вот и сегодня Гуля отпросилась пораньше.

Мы одели Людмилу Ивановну в теплый халат, и усадили в кресло-каталку. Она уже вполне пришла в себя, насколько это возможно в ее ситуации. То есть, ей было передо мной неудобно. Мы привезли ее в гостиную, включили телевизор и ушли на кухню.

Светка была мрачной. Ясное дело. Икона стиля, объект обожания и поклонения... И такая история. И многое прояснилось без всяких разговоров.

- Ну что, посмотрел? - угрюмо спросила меня Майрина - ступай, я буду маму кормить...

Она полезла в холодильник и загремела кастрюлями. Я только сейчас заметил, что испачкал футболку. Стащил, отнёс и бросил в стиралку. Натянул свитер на голое тело. Достал из правого внутреннего кармана пальто пачку денег, что поменял. Вернувшись заявил Светке , положив это на стол:

- После того что произошло между мной и Людмилой Ивановной, я, как честный человек обязан жениться. И мы с ней - сами в состоянии оплачивать медперсонал. Ты, Светлана, уж проследи...

В процессе моей рассудительной речи она осатанела так, что даже не смогла сразу ничего ответить. А я еще и добил:

- И не нужно вот мне здесь сопеть. Я ценю, что ты платишь деньги, что бы побыть со мной. Но это унизительно...

Фурия - нет. Это слабо. Она надавала мне пощечин. Она пинала меня ногами. Пыталась царапаться. При этом шипела гюрзой:

- Сволочь, скотина!!! не смей прикидываться хорошим, урод. Все вы козлы, а ты особенно...

Я ее схватил и прижал к себе, лишив подвижности рук. Она все равно пиналась, а я шептал ей на ушко:

- Кто тебе сказал что я хороший? Ты бы только знала какие грязные мысли у меня на счет тебя...а ведь я еще и мутант. Да-да. Помесь кролика и черного кобеля. - тут она все ж фыркнула - Ну, успокоилась?

Не, и со злой Светкой целоваться ништяк. И я пошёл обуваться и одеваться. Понятно, что нужно свалить, что бы дамы пришли в себя. Но я все ж не выдержал. Распахнув дверь на выход, громко сказал:

- До свидания , Людмила Ивановна. Света, завтра я заеду за тобой в восемь утра. Сделай мне кофе покрепче. И не забудь погладить мою футболку!

И захлопнул дверь когда в неё прилетела и разбилась фаянсовая кружка.

Пока я ехал домой, сердце разрывалось от жалости. Мне было невыносимо ее жалко. В последнее время она света белого не видит. Работа - больная мама - снова работа, и так бесконечно. И понятно, что я для нее - какое ни есть, но всего лишь развлечение.

Но потом я подумал - какого черта? Какая разница как мы оказались в одной постели? Но вот то, что будет потом - зависит от меня. Уж облегчить ее жизнь я вполне смогу , а там посмотрим.

Дома меня застал звонок доцента Лернера. Паша, где ты пропадаешь? Слушай внимательно. Приказ ректора о твоем зачислении в аспирантуру подписан. Немедленно поезжай в институт, оформляйся. Зайдешь к нам на кафедру. Если меня не застанешь, я оставлю тебе материалы. Через месяц, Павел, я жду от тебя статью для «Экономической Газеты». И зайди в ректорат, забери студенческий, то есть ученический, короче, разберешься…

Светка к утру успокоилась. Лишь ядовито съязвила про геронтофилов и облом. А я с грустным энтузиазмом соглашался поменять мать на дочь. Страшная конечно, и с головой не дружит, но потерплю. Хоть футболку погладила. А кофе варить так и не научилась.

Ее мама, кстати, совсем молодая женщина. Пятидесяти еще нет. В нормальных условиях - приятная и интеллигентная. Таджичка Гуля оказалась весьма вменяемой особой, с отличным русским языком. Короче отвёз Светку, и помчался в Выхино.

Евгений Николаевич Городовиков - зав кафедрой, доктор наук и вообще… был со мной любезен с ноткой сочувствия. Дескать, быть в аспирантах у Лернера … ну ничего, Паша, мало ли какие в жизни беды случаются…А в общем, на кафедре меня восприняли доброжелательно. А мне вдруг было очень приятно снова побродить институтскими коридорами в период сессии…

Попутно размышляя, что про это время потом будут гнать такую пургу! Но реальность вот она. Зима девяносто второго. У дверей аудиторий толпятся парни и девчонки, азартно ожидающие экзаменов, и плевать всем на политику…

Приехав домой с кипой материалов, собранных Лернером и Фаисом, я был настроен серьёзно. Дескать пора уже двинуть экономическую мысль к неведомым высотам. Вот только бутер съем.

Но ещё только уминая кусок хлеба с колбасой, и запивая это чаем, я снова пришёл в раздражение.

Я сообразил, что разучился писать. Не то что бы совсем. Но накатать листов десять - пятнадцать( много больше) текста от руки, считаю пыткой.

А из оргтехники у меня - лишь шариковая ручка, и пачка бумаги формата А4, что мне подарили на кафедре.

Так что усевшись с кружкой чая за стол, я для начала составил список потребного. Как то: компьютер с периферией, дискеты, ленты для принтера...в общем я слегка озверел. А с учётом того, что я даже не знаю где это все брать... решил проконсультироваться у Светки, и созвониться наконец со знакомыми. Наверняка уже работает какой рынок в Митино...Да и сходить в арендованную американцами квартиру. У Фаиски в комнате стоит печатная машинка. Лишней не будет.

А пока, решил поработать умственно. Изучить, что там Фаис с Марком Семеновичем готовили...

Вполне себе структурированные в блоки заметки, помеченные размашистыми правками Лернера...

Но вникнуть я не сумел. Зазвонил телефон.

- Привет, Пол! - это был мой арендатор Бенджамин Салливан. Американец, сотрудник американского фонда, и, как я понял, глава наблюдательного офиса этого фонда в Москве.

- Ты знаешь, Пол - сказал он мне несколько нервно - мне кажется, у нас катастрофа.

-Что случилось?

- У нас по потолку течёт вода, Пол. Кажется, она горячая...

- Бегу, Бен. Не нервничайте, сейчас разберемся.

И я рванул отрабатывать жирную арендную плату...