Яркая точка превратилась в диск несколько дней назад, теперь это уже была блестящая серебристая сфера, маячившая впереди. Помощник судьи Лоример посапывал в радиобудке с наушниками на голове. Хартли завершил последние настройки обожаемой им «Мэгги» – прибора с рентгеновским взглядом – и направился туда, где Трэвис неотрывно следил за монитором.
– Толстосумы сговорились против нас, – заметил Хартли, рассматривая то, что было изображено на мониторе.
– У них есть деньги, если ты это имеешь в виду, – мрачно усмехнулся Трэвис. – Но не уверен, есть ли у них мозги. Тандем Фарингтон-Дрисколл все время проворачивал свои грязные делишки. Этим же они занимаются и сейчас. Большинство этих бедняг, оставшихся там, снаружи, умрет до завтрашнего дня. Игра Дрисколла проста, как Правило Трех. Из ста кораблей, совершающих посадку па Венере, погибает один. Итак! Он посылает сто с лишним кораблей. Его конкуренты – ты, я и старый Бак Тернер – всего лишь одиночки. Даже если мы объединимся, чего мы не сделаем, то у нас все равно не будет шансов против его псов.
– Если только мы не будем умнее, – добавил Хартли.
– Да, – хмыкнул Трэвис.
Другие корабли находились слева и справа от них, медленно опускаясь по большой спирали, конечная точка которой была примерно в сорока милях ниже. Центром флотилии был одинокий корабль, на котором находился главный судья, направлявшийся с Земли на другую планету. Они прибудут в точку, находящуюся в десяти диаметрах от Венеры. Оттуда же они будут улетать. После этого все будут бороться за честь (и за богатства) называться первым, ступившим на планету.
На большинстве кораблей красовался желто-синий знак новой Венерианской компании по освоению земель, которая принадлежала корпорации Фарингтон-Дрисколл. Ржавая посудина старика Бака Тернера болталась в дальней части круга. Неподалеку находились две полностью перестроенные яхты, на борту которых были студенты колледжа, ищущие приключений. Впереди, в квадранте от них, было еще несколько независимых кораблей, от которых не было толку. На одном из них находился человек, который считал, что единственным способом справиться со смертельным туманом Венеры было измерение его глубины с помощью гибкого трала, после чего в определенных местах можно было устанавливать воздушные шары с якорями. Он считал, что установка подобных буев поможет избежать самых опасных мест. Другой считал себя экспертом метеорологии. Его корабль был под завязку забит контейнерами с разноцветной мукой. Он собирался сбрасывать ее на перистые облака Венеры и изучать их с помощью возникающих пятен. Определив движение воздуха в верхних слоях атмосферы, а также восходящие и нисходящие его потоки, специалист надеялся, что у него получится определить, где именно находятся опасные места.
Надеждой Трэвиса и Хартли был магнар, или «Мэгги», как они предпочитали называть его. Это был небольшой прибор, обладавший всеми преимуществами суперрадара, только инвертированного. Если старомодные радиоустановки использовали вибрирующие электрические потоки для создания магнитных волн, то магнар действовал по обратному принципу. Движение магнетронов создавало электрическое напряжение, которое отражалось от окружающих объектов. Результаты были намного лучше, чем при использовании стандартного электронного оборудования, потому что этот прибор был и проникающим, и аналитическим. Прибор прекрасно показал себя во время тестов на Земле, однако, им еще только предстояло узнать, как он поведет себя на Венере. На этой планете наблюдались странные магнитные явления, причиной которых, возможно, была близость к мощной радиации Солнца. Северное сияние наблюдалось на всех широтах. Здесь также имелся низкий пояс, невидимый практически для всего, кроме длинных волн. Как бы то ни было, они полагались на свой прибор и надеялись, что он поможет им благополучно приземлиться, а также определить границы принадлежащего им участка в соответствии со строгими правилами Управления Геномики.
Прозвучал предупреждающий сигнал и Лоример ожил.
– Это сигнал готовности, – сказал он, включая громкоговоритель.
– Внимание всем кораблям, – прогремел голос главного судьи. – Через пять минут мы прибываем на стартовую позицию. Убедитесь в том, что вы не обгоняете главную станцию, иначе вы будете дисквалифицированы. Прошу вашего внимания. Я повторю правила. Корабли отправляются с включенными микрофонами, чтобы я мог следить за вашими передвижениями. После вхождения в гравитационное поле планеты вы должны на неё сесть. На борту для поддержания связи должен оставаться помощник судьи. После приземления необходимо сразу же установить радиомаяк, чтобы при необходимости, я мог спуститься для проверки. После этого вы имеете право исследовать территорию.
Наступила пауза, чтобы все еще раз подтвердили свое согласие с правилами. Трэвис кивнул. Сигналы поступали громкие и четкие. Ужасные землетрясения и потоки кипящей вулканической грязи, выпадающей в виде дождя, заставили его отойти от места посадки, но маяк, который он установил, должен был помочь ему благополучно вернуться в стратосферу. Маяк перестал подавать сигналы через час, сообщая о том, что был уничтожен землетрясениями. Однако он показал, чего именно можно достичь.
– После осуществления разведки, – продолжал голос из динамиков, – вы должны отметить границы своих владений. Смутные описания, деревянные колья, зарубки на деревьях и пирамиды из камней не принимаются. После недобросовестного освоения Марса было слишком много судебных разбирательств. Необходимо предъявить точные топографические карты. Границы должны быть четкими, а углы должны быть привязаны к заметным объектам местности. Если это возможно, то все должно быть привязано к планетарной сетке. В случае возникновения споров выигравшей стороной будет считаться та, которая предоставит наиболее точную карту.
– Да вы что! – фыркнул Хартли. – Ждете хорошей топографии в густом тумане. Хорошо, что у нас есть «Мэгги».
Трэвис молчал. Ему было интересно, как эти оговорки попали в условия игры. Мог ли Дрисколл иметь к этому отношение? Он знал, что такие оговорки бессмысленны, но они могли помочь ему выиграть игру. Планетарная сетка предполагала либо наличие предварительной тригонометрической* съемки, либо определение широты и долготы, что в данной ситуации было невозможным. Может быть, Дрисколл собирался провести подобное исследование. У него было много людей и все знали, что на борту у него достаточно инфракрасного оборудования. Если у тебя достаточно людей и времени, то тригонометрическую съемку Венеры можно провести с помощью детекторов тепла и раций направленного действия. Эта мысль ему не нравилась.
– Осталось десять секунд, – предупредил лайнер, после чего раздался длинный звуковой сигнал.
– Вперед и удачи, – сказал помощник судьи.
Экран больше не был абсолютно черным с небольшой серебряной точкой в центре. Теперь он был наполовину черным, а наполовину серебристым: бархатное, усеянное звездами небо вверху и яркая поверхность Венеры внизу. Разделительная линия представляла собой арку, верхний край планеты. Постепенно арка становилась менее изогнутой, пока не превратилась в прямую линию – горизонт. Внизу лежало бесконечное поле белоснежного цвета, плоское, словно пол. Это было лишь похоже на снег. Это был твердый слой ледяных осколков, замерзший верхний слой перистых облаков, отделяющий стратосферу от области облаков и тумана. Трэвис занимался управлением. Он увел корабль с прямого курса и повел его в «горизонтальный» полет по дуге. Альтиметр показывал постоянное значение – двенадцать километров.
Они не торопились. По сигналу «ПОШЕЛ» некоторые псы Дрисколла очень заторопились, впрочем, как и некоторые энтузиасты среди прочих участников. Всполохи фиолетового пламени их двигателей говорили о том, что все они хотят быть первыми. Когда они понеслись вперед, каждый – к своему сектору венерианской поверхности, Трэвис не спешил. Большинство из первых погибнет, если можно верить истории, и он не хотел быть одним из них. Он видел, что осторожный Дрисколл тоже отстал. Он сразу понял его стратегию. Хитрый финансист посмотрит, кто из его разведчиков выживет, а потом пойдет на его сигнал. Если не выживет ни один из них, так что с того. Он может отказаться от экспедиции и отправиться домой. Всегда будет следующий раз.
– Что ты слышишь? – спросил Трэвис Лоримера, сгорбившегося в радиобудке и прислушивающегося к переговорам других кораблей.
Его лицо было белым, а глаза вылезали из орбит. Иногда его била крупная дрожь.
– Я… там внизу полная неразбериха, – сказал он, облизывая губы. – Они падают налево и направо. Ты слышишь переговоры, а потом дикий крик… Что-то про скалу в тумане… Или вообще ни звука и лишь помехи… Сэр, вы не думаете, что нам лучше вернуться?
– Мы не такие психи, какими кажемся, – мрачно сказал Трэвис. – Но мы пока не собираемся возвращаться.
Он немного изменил настройки корабля. Большая часть скорости была погашена за счет сопротивления воздуха. Работал только один двигатель и то только для того, чтобы поддерживать наименьшую скорость. Трэвис потянул рычаг, открывающий короткие крылья корабля и лопасти стабилизатора. Теперь корабль превращался в планер с достаточным запасом мощности для полета.
– Готовь «Мэгги», – сказал он, – и начинай работу.
Хартли включил магнитоскоп. Это был дополнительный прибор, который превращал координаты в лучи света. Весь секрет был в магнетронных трубках, которые передавали полученное визуальное изображение на вогнутый экран в дальнем конце помещения. Некоторое время на экране не было ничего, кроме тумана, который начал медленно рассеиваться. Через него начинало проступать изображение. То, что они увидели, было просто потрясающе.
Слой замерзших облаков исчез. В нескольких милях ниже перед ними раскинулось лазурное море, в котором поблескивали каменистые островки, расположенные длинной, изогнутой цепочкой. Это был океан, который человеку еще никогда не доводилось видеть. Его поверхность казалась твердой и блестящей, словно сделанной изо льда, но эта кажущаяся твердой поверхность поднималась и вновь опускалась, оголяя всё новые скалы, протыкающие ее насквозь. Все это было похоже на мираж, ведь у островов не было ни берегов, ни пляжей. Их границы постоянно изменялись из-за движения странного кристального моря.
– Похоже, это ионосфера, – предположил Трэвис, завороженный ошеломляющим видом. – Это явление искажает радиолучи, а иногда и вообще прерывает их. Во всяком случае, мы знаем, что это такое. Хоть что-то.
– Опустись как можно ниже и посмотри, что произойдет, – предложил Хартли. – Может быть, всё зависит от угла наклона. Может быть, оно пропадет.
– Так точно, – сказал Трэвис, направляя корабль вниз.
Блестящая поверхность неумолимо поднималась навстречу кораблю. Она не поддавалась ни на йоту. Она не исчезала. Она была всеобъемлющей. Версия, выдаваемая прибором, могла оказаться иллюзией, но то, что они увидели собственными глазами, было реальным и осязаемым. Если бы Трэвис сохранил угол движения, то через несколько минут для их корабля наступил бы момент последнего испытания. Он бы либо разбился о твердую поверхность, либо прошел бы… но через что?
– Стой! Не спускайся. Пожалуйста, не надо! – закричал Лоример.
Он незаметно подошел к остальным и с ужасом смотрел на экран.
– Это самоубийство, точно вам говорю.
Трэвис отпустил рычаги управления и выровнял корабль.
– Что ты имеешь в виду? – резко спросил он.
Лоример был очень напуган. Его трясло и он сбивчиво рассказал о том, что слышал по радио. Большинство из тех, кто спустился вниз, исчезли – все независимые корабли и десятки кораблей Дрисколла. Многие разбились о скрытые туманом скалы, некоторые докладывали о том, что попали в болото, которое их засасывает. Несколько кораблей Дрисколла дезертировали и вернулись обратно. Благополучно приземлился лишь один. Он до сих пор жаловался Дрисколлу и судье на свое плачевное положение. Его выбросило в бушующий океан, и корабль черпал воду с каждой огромной волной, потому что при ударе лопнула обшивка. Альтиметр не работал. Венера оправдывала свою смертельную репутацию.
Лоример так и не закончил свой жалобный рассказ. Он вновь взглянул на псевдо-море, колышущееся за плечом Трэвиса. Оно было всего в нескольких ярдах от корабля, и впечатление производило потрясающее. Лоример застонал и потерял сознание. Трэвис бросил презрительный взгляд на лежащее тело и щелкнул переключателем.
– Может, воспользуемся парашютом? – весело спросил Хартли, когда Трэвис направил корабль на безопасную высоту.
Трэвис покачал головой.
– Слишком рискованно. Лучше оставаться вместе. Что со сверхзвуковыми частотами? Ты сможешь настроить на них «Мэгги»? Я сомневаюсь, чтобы кто-то использовал их для зондирования.
– Я могу попробовать, – сказал Хартли, изменяя настройки приборов.
Он не расстроился из-за того, что идея с парашютом не удалась. В конце концов, это был самый крайний вариант. Один из них должен был выпрыгнуть из корабля с автоматическим маяком, надеясь на то, что приземлится там, где сможет приземлиться и корабль. Если радио откажет, то можно передавать сообщения наверх с помощью баллонетов. Однако поймать их и даже увидеть в верхних слоях атмосферы – задача не из легких для быстрого космического судна.
Звуковое зондирование дало результат. «Мэгги» не могла перевести данные в изображение, но Хартли смог расшифровать эхо.
– Та цепочка островов справа от нас, – сказал он, – заканчивается отвесной скалой. Всё, что приходит оттуда, очень слабый и замедленный сигнал. Я думаю, что это либо крутой обрыв, либо стена невероятно широкого каньона. Попробуй вон там.
– Здесь лучше, – мрачно сказал Трэвис и начал опасный спуск.
Прохождение сквозь загадочную ионосферу было незабываемым моментом. Они не могли не вскрикнуть, ожидая смертельного удара. Затем картинка магнитоскопа окрасилась матово-синим. Это было то же, что они видели на главном мониторе. Ужасная неопределенность длилась всего секунду, затем картинка прояснилась, но на этот раз на изображении появилась лазурная форма, опасно возвышающаяся впереди. Прямо под ними раскинулся потрясающий вид – необычайно странный, но такой же четкий, как вид Земли с высоты птичьего полета. Магнар сумел пробиться через занавес, закрывающий обетованную землю. Венера принадлежала им!
Ландшафт представлял собой невероятную смесь земных форм. Пики горной цепи терялись в ионосфере, но всё остальное лежало перед ними, как на ладони. Крутые склоны огромной скалы спускались в долину. Однако эта долина была испещрена конусами вулканов, многие из которых были накрыты странным покровом грязно-коричневого цвета, возможно, вулканическим пеплом, превратившимся в грязь из-за постоянной влажности. Кое-где были кривые плато и одиноко стоящие плоскогорья, между которыми текли огромные реки. Далеко впереди, справа, было море. На этот раз оно было настоящим, испещренным большими и маленькими островами, многие из которых были окружены рифами и лагунами. Граница между морем и землей представляла собой болотистую область, где реки превращались в лабиринт извилистых ручьев и лагун в дельте реки. Там, где поверхность была достаточно ровной, возвышались бескрайние леса с высокими деревьями.
Трэвис кружил над поверхностью планеты, выискивая наилучшее место для посадки, ведь когда они приземлятся, то за пределами корабля им придется пользоваться краулером-амфибией[1] Неожиданно он обратил внимание на странное нагромождение камней возле гребня на одном из плато.
– Странная штука, – начал он, – это очень похоже на…
Конец фразы замер на губах Трэвиса, потому что Лоример пришел в себя. Он был в ужасе. Он рванул через всю комнату с истеричными криками.
– Я не позволю убить себя, – заорал он. – Это безумие не сойдет вам с рук!
Трэвис и Хартли двинулись к нему, но подножка Хартли и апперкот Трэвиса запоздали. Удар уже был нанесен. Лоример опять потерял сознание, но теперь уже из-за яркого света, заполнившего экран. Всё остальное погрузилось во тьму. Магнитоскоп умер. Дрожащие пальцы Лоримера успели отключить половину устройств на панели управления. Медленно замигали аварийные огни, но измерительные приборы всё еще не могли успокоиться, особенно те, которые были связаны с магнитными цепями. Резкое отключение электроэнергии привело к возникновению маг- нетронных возмущений, которые обычно продолжают действовать на протяжении нескольких минут.
– Восстанови сверхзвуковые волны, если сможешь, – процедил Трэвис сквозь зубы. – Похоже, мне придется сажать эту птичку вслепую.
Он выругался, пытаясь вспомнить все подробности топографии, которые изучал. На обдуманные решения времени не было. Альтиметр показывал высоту в один километр, и они быстро снижались. Прежде, чем он успел взять корабль под полный контроль, по нижней части корпуса уже заскрежетали верхушки деревьев. Корабль подался вперед и начал падать. На секунду показалось, что он выровнялся, но он лишь продолжал свободное падение. Затем последовал удар, и их путешествие закончилось. Лениво перекатываясь, корабль заскрипел и остановился. Трэвис и Хартли сидели в тех углах, куда их отбросило, и прислушивались. До их слуха доносился равномерный плеск воды под килем и стук дождя по крыше.
– А вот и Венера! – криво усмехнулся Хартли.
– Ага, – буркнул Трэвис, поднимаясь на ноги. – Похоже так. Надо установить маяк. Я осмотрю оборудование.
– Мрачное место, – прокомментировал Хартли.
Когда он вернулся на корабль, то был по грудь вымазан грязью. Позади него виднелась стена горячего дождя, который превращался в пар, едва коснувшись земли. Чуть позади виднелся краулер, забрызганный грязью по самую кабину. Журчащие потоки воды неслись мимо него к более крупной реке, рев которой доносился издалека. Видимость ограничивалась пятью ярдами. Дальше был только жуткий желтоватый свет, плотность которого была одинаковой, куда ни посмотри. Влажность и удручающая полутьма были отличительными чертами Венеры.
– Что снаружи? – спросил Трэвис.
Успокоенный Лоример выглядывал из-за его плеча.
– Деревья, в основном. Удивительные деревья, – сказал Хартли. – Калифорнийские секвойи – это побеги по сравнению с этими деревьями. Если нам нужна органика, то она у нас есть. Тень здесь никакой роли не играет, потому что свет и так рассеянный. Между большими деревьями растут другие, поменьше, с фруктами, похожими на дыни. А под ними – густая поросль. Ужас. Идти очень трудно. Я рад, что нам не придется изучать эту планету дюйм за дюймом.
– Тогда лучше начать с «Мэгги», – сказал Трэвис. – Лоример помог мне установить ее. Все, что нам теперь нужно, это пантограф и твой профессионализм.
Хартли смыл большую часть грязи и направился за Трэвисом к люку, ведущему на крышу. Инструменты были разложены на плоской части крыши, укрытые от ливня наспех натянутой парусиной. Рядом стоял прибор, предназначенный для приёма данных о рельефе, которые будет передавать ему «Мэгги». Это был трехсторонний прибор с открытым верхом, состоящий из пластин, выполненных из прозрачных синтетических кристаллов. Трэвис зафиксировал манипуляторы пантографа на узлах, закрепленных на одной стороне магна- ра, и подсоединил к ним иглы. Когда он закончил приготовления, пантограф превратился в построительный прибор.
– Без «Мэгги» мы бы пропали, – сказал Трэвис, посматривая на стены воды, окружившие их со всех сторон. – Люди Дрисколла взяли с собой огромное количество инфракрасного оборудования и болометров, но с ними проводить съемку на такой местности будет очень непросто. Что…
Корабль под ними заскрипел и задрожал так, что у них застучали зубы. Чтобы не слететь с крыши, им пришлось хвататься за распорки. Землетрясение, хоть и мощное, оказалось недолгим. Оно сошло на нет после ряда толчков и вокруг вновь наступила тишина – если не считать шум рек и дождя.
– Запиши время толчков, – крикнул Трэвис Лоримеру, который сидел в корабле.
– Я готов, – объявил Хартли, быстро забыв о землетрясении и возвращаясь к прибору. – Давай проведем первую попытку точно. Они будут принимать наши последующие расчеты охотнее, если мы сразу покажем им, на что способны. Я начну с нижних слоев изверженной породы и буду постепенно продвигаться вверх. Используй для этого черный цвет.
Трэвис наполнил иглы пантографа дегтеобразной массой, которая, высыхая, мгновенно твердела и превращалась в черное стекло. Это должен был быть гранит. Для других пород у него имелись другие цвета: темно-красный – для песчаника, оливковый – для сланцев, грязно-желтый – для известняка и т. д. Хартли включил питание.
Чтобы заложить основу для их работы, «Мэгги» понадобился час. Манипуляторы пантографа двигались взад- вперед под руководством оператора, накладывая цветной пластик на уже существующие слои. Там, где жерла вулканов переплетались, а таких мест было много, Хартли увеличивал напряжение, чтобы ускорить продвижение медленного излучения, ведь если прибор был настроен на базальт, то электромагнитные лучи будут отскакивать от ближайшей поверхности. Двум исследователям Венеры нужны были знания и опыт, но в итоге они были довольны результатом.
В ящике находился макет диорамы окружающего их ландшафта – пока что голая земля, на которой они стояли. Можно было пройти вокруг прозрачного ящика и увидеть, насколько глубоко залегала магма, и как пласты горных пород перекручивались, загибались и сжимались над ней. Это была мечта любого геолога, ставшая реальностью. Если бы их интересовали полезные ископаемые, то им всего лишь нужно было правильно настроить уровень излучения и выбрать подходящий цвет. Если бы кто-то захотел поспорить с ними, то буровая установка достаточно быстро подтвердила бы их догадки.
Хартли остановился, чтобы перекурить, однако влажный табак плохо тянулся. Исследователь немного изменил настройки и вошел в слой почвы и грязи, покрывавший коренные породы. Ближе к морю слой наносного ила становился толще.
– Послушай, – сказал Трэвис, – нам приходится мириться с тем, что тень корабля дала своё изображение, но что это за штука там вверху?
Он указал на узкий клин на поверхности модели. Он был пустым, что означало, что там не было зарегистрировано никаких сигналов. Кроме формы, у него не было ничего общего с конической дырой в центре модели. В центре модели находилась тень корабля, потому что ни один магнетрон не смог бы пройти через такое большое количество стали. Пантограф смог создать лишь пустой конус, по форме напоминавший верхнюю часть космического судна.
Хартли внимательно осмотрел клинообразную пустоту.
– Может быть, это морена. Кто его знает, может быть, здесь когда-то были ледники. Установи черный и я проверю на гранит.
Результат удивил его.
– Интересно, – пожал плечами Трэвис. – Ни вода, ни лед не могли оставить такие обломки, и я не понимаю, что за сдвиг мог вызвать подобное.
На месте пустоты был гранит, но в очень неестественной форме. Это была неизвестная до сих пор форма отложения – гранит лежал тонкими плитами. На модели их толщина не превышала толщины бумажного листа, означая, что на самом деле они были не толще одного ярда. Наличие этих листов противоречило типу трещиноватости гранита, к тому же положение их было крайне необычным. Они лежали в ряд, рядом друг с другом, хотя иногда между ними было значительное расстояние. Это напоминало тайный ход, который иногда огибал низкие холмы, а иногда проходил прямо через них.
– И что ты думаешь? – спросил Хартли. – Может, остатки древней стены, разрушенной землетрясением?
– Слишком тонкие для стены, – решил Трэвис. – Давай пока забудем о них. Когда мы начнем съемку на месте, то нам все равно придется идти туда, вот тогда и посмотрим. Давай закончим с топографией. Темнеет, да и дождь становится холодным.
Хартли настроил «Мэгги» на воду, и неровности венери- анской поверхности быстро заполнились прозрачным пластиком. Ущелья превращались в реки, а низины – в озера. Чтобы отправляться на разведку на краулере, им было необходимо знать глубину всех водных преград. Затем они поменяли иглы, и пантограф начал наносить на карту органические объекты, состоящие из целлюлозы. Леса начали обретать форму, но отдельные деревья различить было невозможно. Масштаб был слишком маленьким. На карте появлялись объемные массы зеленого стекла или небольшой зеленый налет там, где росла лишь трава.
– Эй, – воскликнул Трэвис. – Что это? Еще одна тень?
Двигающиеся руки прибора оставили четкую V-образ- ную пустоту – своеобразный туннель прямо посреди леса. Это нечто явно не могло быть частью окружающей природы. Слишком четкой была форма.
Появление новой пустоты озадачило Хартли, потому что она заканчивалась именно там, где начиналось небольшое плато, которое они обнаружили ранее. Это означало, что невидимый объект мягче осадочных пород, но тверже дерева. Хартли изменил настройки. Пустота не исчезала. Он снова изменил настройки и увеличил мощность. Ничего не помогало. Что бы это ни было – оно было невероятно твердым.
– Корабль! – сказал Трэвис, когда очертания неизвестного объекта стали проявляться под механическими руками пантографа. Объект имел форму сигары, а по бокам находились два плоских объекта из того же материала. Очертания казались знакомыми. Это был «Следопыт» Дрисколла, а два других объекта – его краулеры. Сталь, из которой они были сделаны, прекрасно закрывала все, что находилось позади них.
– Он, наверное, только что приземлился, – сказал Хартли. – Он не может находиться там долго, иначе я не смог бы увидеть плато.
– Вот подлец, он использовал наш луч, чтобы приземлиться, – прохрипел Трэвис, повернувшись к люку.
– Что ты собираешься делать?
– Свяжусь с главным судьей и выражу протест.
Судья был спокоен.
– Спокойнее, мистер Трэвис. Не нужно так переживать. Венера большая. Огромная. На ней хватит места вам обоим. Я советую вам наладить связь друг с другом и прийти к соглашению. Один из вас отправится в одну сторону, а другой – в другую. В конце концов, мистер Дрисколл понес огромные потери. Он потерял много кораблей и людей, и вы могли бы проявить снисходительность. К тому же, в правилах ничего не говорится о конфликтах такого рода. Они не входят в мою юрисдикцию, но вы можете обратиться в суд. Кроме того, вам пока не принадлежит ни одна часть Венеры. Во всяком случае, до тех пор, пока вы не проведете соответствующую разведку.
– Но мы уже провели ее, – яростно настаивал Трэвис. – Мы разработали инструмент, который создает карты в полной темноте и пробивается даже сквозь плотную материю. Именно с его помощью мы обнаружили этого нарушителя. Я требую…
– Чепуха, – сухо ответил судья. – Мои помощники доложили мне, какие условия царят на поверхности. Протест отклоняется.
Щелчок завершенного сеанса связи привел Трэвиса в ярость. Глупая реакция судьи, конечно же, не могла считаться окончательным решением. Созданная карта подтвердит, что он ошибался. Однако появление Дрисколла не только не соответствовало правилам ведения честной игры, но и предвещало неприятности. Он мог и умел использовать любые доступные технические средства. Даже если бы он оказался на другой стороне планеты – это было бы уже плохо, потому что рано или поздно они бы встретились. Такой конфликт в самом начале не то что не предвещал ничего хорошего, это вообще было просто отвратительно!
Трэвис подошел к сейфу и достал свод правил. Он быстро просмотрел их, кипя от злости, но в конце концов ему пришлось признать, что главный судья отчасти был прав. В правилах о таком ничего не говорилось. Все зависело от качества проведенной разведки. Побеждал тот, кто создавал лучшую карту, вне зависимости от первенства появления на планете. Трэвис немного расслабился. В такой ситуации «Мэгги» должна оказаться намного лучше примитивных болометрических методов, которые наверняка будет использовать Дрисколл. Хартли согласился, что нужно игнорировать Дрисколла и просто продолжать работу.
– Завтра, – заявил Трэвис, когда они втроем сидели за ужином, – мы уберем подальше созданную карту, разберем «Мэгги» и передвинемся к краю разведанной местности, где продолжим работу. Тебе, Лоример, придется остаться здесь, чтобы поддерживать внешнюю связь. С тобой мы будем связываться с помощью раций.
Лоример кивнул, а Трэвис внезапно подскочил с места.
– Тс-с-с! Вы слышите то, что слышу я?
Снаружи доносилось шипение непрекращающегося дождя, однако сквозь него до их слуха донесся грохот техники и бульканье выхлопной трубы, наполовину забитой грязью. К ним приближался краулер. Потом они услышали оклик – слабый и неразборчивый. Шум краулера стал громче, а потом внезапно стих. Кто-то постучал по корпусу корабля.
– Эй, там, на корабле! – вновь послышалось за бортом.
Трэвис усмехнулся, встал и злобно сплюнул на пол. Это был голос Дрисколла.
Согласно межпланетному кодексу, а именно статье об аварийных ситуациях, они обязаны были впустить его, однако приветствие Трэвиса, открывшего дверь, было холодным.
– Я обязан впустить тебя, – сказал он, – но твои гориллы останутся в краулере.
Он закрыл дверь прямо перед лицом четверых крепких мужчин, которые всегда были рядом с Дрисколлом, когда он посещал внешние планеты.
– Что тебе нужно? – продолжал Трэвис.
– Мне? – рассмеялся Дрисколл со всей возможной вежливостью. – Мне ничего не нужно. Я просто хотел узнать, все ли в порядке у вас. Это опасное место, сами знаете.
– Ты знаешь, что с нами все в порядке, – грозно ответил Трэвис. – Ты прилетел сюда по нашему лучу и, несомненно, следил за нами все это время. Хватит ходить вокруг да около. Говори, зачем пришел.
Дрисколл удивленно приподнял бровь.
– Ваша враждебность удивляет меня. Хотя, у моего визита действительно есть другая причина. У помощника судьи на моем корабле закончились формы для отчетов. Он попросил меня раздобыть их у вашего помощника судьи.
Трэвис молча дал знак Лоримеру, который встал и отправился в свою каюту. Трэвис и Хартли железными взглядами проводили прошедшего вслед за ним Дрисколла. Они обменялись лишь пачкой государственных формуляров, но любое действие непрошенного гостя было подозрительным. Дрисколл убрал формуляры в карман, выразил свою искреннюю благодарность, но перед тем, как уйти, добавил:
– Раз уж я здесь, то можно было бы обсудить наши дальнейшие отношения. Ведь мы – единственные, кому удалось добраться сюда.
– Так вот в чем дело, – сказал Трэвис, ухмыльнувшись. – Давайте обсудим.
Двое компаньонов молча слушали прелюдию финансиста. Он вкрадчиво заметил, что Венера настолько огромна, что исследовать ее без денег невозможно… Необходимо строить космопорты… Для одной только транспортировки необходимы огромные средства… Для правильной разработки огромного количества полезных ископаемых потребуется целая армия технических специалистов и астрономическое количество специального оборудования. Простым пионерам с такой проблемой не справиться. Они лишь мешают другим.
– Ага, – рявкнул Трэвис. – Значит, мы мешаем. Ну что же, это наше право.
Дрисколл не сдавался. Он терпеливо предложил вспомнить историю. Когда первопроходцам удавалось разбогатеть от того, что они нашли? Разве не будет лучше просто проложить путь и с победой уйти в сторону? Разве им не хочется получить миллион валоров? Каждому! Нет? Пять миллионов? Десять? Десять миллионов валоров – это большие деньги. Тогда сколько? Борьба за землю не должна превращаться в беспощадную игру. Они могут стать партнерами в большой компании, просто передав свои права. В дополнение к наличным можно получить еще и акции. Почему бы и нет?
– Мы хотим спать, – зевнул Трэвис. – Это был тяжелый день. Спокойной ночи.
С лица Дрисколла не сходила маска приторного дружелюбия, но, когда он вышел из корабля и поклонился в знак уважения, в его взгляде появился огонек, не предвещающий ничего хорошего.
– Я никогда не делаю своих предложений дважды, – сказал он.
– Ваше право, – сказал Трэвис и с треском захлопнул дверь.
Их разбудило землетрясение. Оно произошло прямо среди ночи, всего лишь через одиннадцать часов после последних толчков. Грохот от бьющихся друг о друга предметов в корабле был оглушающим. Ночные лампы беспрестанно мерцали, а койки в каютах надрывно скрипели.
– Надо подняться наверх и проверить «Мэгги», – сказал Хартли. – Подними Лоримера, чтобы он нам помог.
Лоримера не было на его кровати. Они нашли его на крыше. Они довольно быстро заметили, что люк был открыт. Первым на крышу поднялся Трэвис. Он пробрался через люк и вышел из столба света, пробивавшегося из корабля сквозь туманную ночь. Свет фонарика не вырвал из темноты ни магнар, ни диораму, хотя крепления все еще были накрыты непромокаемой парусиной. Шнур питания все еще лежал на крыше, но примерно в ярде от купола он обрывался. На крыше стоял лищь удивленный человек в пижаме, жмурящийся от прямых лучей фонаря.
– Я… я поднялся, чтобы закрепить ваше оборудование, – заикаясь, сказал Лоример. – Я… его здесь нет!
– Мы видим, – мрачно ответил Трэвис.
Он направил фонарь на корпус корабля. Он был влажным, но широкий, блестящий след говорил о том, что в этом месте по нему скользило что-то тяжелое.
– Нужно считаться с этими землетрясениями. Они могут оказаться регулярными, – сказал он.
Его голос звучал резко, но он даже не дрогнул. В нем не было даже намека на упрек или разочарование.
– Сейчас слишком темно, чтобы оценить масштаб ущерба. Идемте спать.
Внизу Хартли осторожно прикрыл дверь в каюту.
– Ты был спокоен.
– А почему нет? – спросил Трэвис. – Нет сомнений в том, что оборудование столкнула эта крыса. Но у нас нет доказательств. К тому же, это могло быть и землетрясение. Зато теперь мы знаем, чего можно ожидать.
– Например?
– Подготовка Дрисколла к исследованию этой проклятой, затянутой туманом планеты оказалась недостаточной… Лоример работает на него и, скорее всего, уже рассказал ему о прекрасных результатах работы «Мэгги»… Судья, что остался в стратосфере, скорее всего, просто дурак и вряд ли работает на Дрисколла. В противном случае, Дрисколл не стал бы пробираться сюда сквозь грязь, чтобы сделать нам такое заманчивое предложение. Я знаю, что он боится нас, но не ожидал, что он будет действовать настолько быстро. Он поступил хитро. У нас нет никаких доказательств, кроме наших подозрений, которые просто высмеют в любом суде мира.
– Значит, мы проиграли?
Трэвис рассмеялся.
– Я смогу сказать больше только после того, как завтра утром мы откопаем «Мэгги» из грязи. Зачем переживать об этом сейчас.
Никому из них не удалось быстро заснуть. В какой-то степени Трэвис был рад, что первый удар был нанесен. Война началась, пусть и скрытая. Это снимало все запреты. Трэвиса и Хартли на Венеру привела не жадность. Их мотивы были совершенно иными – своеобразная смесь научного любопытства, гордости за свою чудо-машину, и в какой-то степени – любви к приключениям. За всеми этими причинами просматривалась также уверенность в том, что человечество должно расширять свои границы или же оно угаснет. Им, конечно же, нужны были деньги. Как, впрочем, и всем остальным. Но деньги им были нужны лишь в разумных пределах. Алчность Дрисколла пыталась лишить их даже этих денег. Хорошо. Они ответят землевладельцу тем же. Ответом на его ложь и саботаж должны стать удары, которые причиняют боль – удары по его кошельку. Трэвис долго размышлял о возможностях, а потом провалился в сон.
Вся безжалостность потери стала очевидной лишь после наступления мрачного восхода. Фрагменты диорамы они нашли в грязи, рядом с кораблем. Она разбилась на три большие части, которые были покрыты трещинами. Хмурый Хартли вытащил все фрагменты и отмыл их от грязи. Некоторые части были безвозвратно потеряны, но самые крупные можно было скрепить в довольно сносную карту. С «Мэгги» дело обстояло по-другому – спасти ее было невозможно.
Судя по всему, она упала первой, а потом уже на нее свалилась тяжелая стеклянная диорама. Уникальные трубки и хрупкие детали были полностью уничтожены. На корабле были запасные детали, с помощью которых можно было восстановить большую часть повреждений, но для того, чтобы полностью вернуть устройству работоспособность, необходимо было вернуться на Землю. Но они не могли себе это позволить. Если они улетят сейчас, то потеряют все, чего добились.
– Мы пропали! – мрачно сказал Хартли.
– Да, если только признаемся в этом, – заметил Трэвис. – У нас есть гелиограф, болометр и еще кое-какие сюрпризы.
– Например?
– У меня есть одна догадка, которую я собираюсь подтвердить. Поговорим об этом позже.
Они внесли топографическую модель внутрь и отремонтировали ее. Затем они сфотографировали ее со всех сторон и заперли в сейфе. Для бедной «Мэгги» было предназначено место в мусорном баке. У них больше не было того преимущества, которое она им давала. С этого момента им придется исследовать Венеру самым сложным способом.
– Загружай все необходимое в краулер, Хартли, и прогревай мотор.
Трэвис связался с главным судьей по радиосвязи. Он говорил спокойно, но настойчиво. У судьи были определенные обязанности, и он должен был их выполнять. Он должен был уйти из стратосферы. Он должен был спуститься на поверхность и приземлиться между двумя соперниками.
Трэвис рассказал о том, как Лоример впал в панику во время посадки и о его «безалаберности», в результате которой он столкнул их оборудование с крыши корабля, якобы пытаясь закрепить его. Он потребовал немедленной замены Лоримера, а также предоставления охраны для корабля, так как они собирались покинуть его для проведения необходимых полевых работ. Он мягко намекнул на то, что не стоит стрелять ему в спину, пока его не будет на корабле, и напомнил судье о том, что произошло с некоторыми беспечными официальными лицами после скандалов на Марсе. Судья возмущался, но пообещал прилететь.
Через час Трэвис и Хартли уже удалялись от корабля в перепачканном грязью краулере. Трэвис улыбался, вспоминая реакцию судьи, увидевшего их карту. Он свято верил в то, что за такое короткое время таких результатов достичь было невозможно. С другой стороны, он был обычным государственным служащим, который больше всего боялся нарушить данные ему инструкции. Он был слабым и недалеким, но отнюдь не продажным. Они могли спокойно раствориться в тумане, оставив его на корабле. Перед их отъездом главный судья передал подробный отчет о проделанной работе на Землю.
– Я все еще не понимаю, к чему ты ведешь, – сказал Хартли, всматриваясь в грязно-желтый туман, заменивший собой дождь.
Хартли был за рулем. Картой ему служили фотографии диорамы, а компасом – гироскоп, установленный на линии так называемого «псевдо-севера». Он объехал очередную лужу и вновь вернулся на курс, который должен был привести их к ближайшей части необычных гранитных отложений.
– Сейчас поймешь, – радостно сказал Трэвис, который был не так сильно расстроен потерей «Мэгги», как его напарник. – Ты думал, что те куски гранита являются остатками стены. Может быть. Но мне кажется, что это остатки дороги. Наши древние предки строили неплохие дороги. Вполне возможно, что эта плане!а обитаема, или когда-то была обитаемой. Если я прав, и эти плиты являются дорогой, то нам нужно всего лишь следовать по ней и, может быть, она приведет нас к чему-то, что поможет нам.
– Хорошо, но я все равно не… – возразил все еще удивленный Хартли, но резко прервал свою речь.
Они пробирались сквозь гигантскую траву, поднимавшуюся на неопределенную высоту и на какой-то момент видимость оказалась просто потрясающей. Иногда наступали моменты, когда они могли видеть на целых пятьдесят футов вперед. И прямо перед ними лежала одна из странных старых плит.
Края были отколоты, а сквозь плиту пробивались растения, похожие на бамбук, однако было очевидно, что догадка Трэвиса оказалась верной. Несмотря на то, что поверхность плиты была покрыта склизким мхом, им удалось рассмотреть глубокую колею – четкие параллельные линии, оставленные на твердой поверхности дороги миллионами окованных колес. Ширина колеи составляла чуть меньше шести футов, что означало, что размер используемых на этой дороге транспортных средств мало отличался от тех, которыми пользовались люди.
– Я же говорил, – победоносно заявил Трэвис. – Теперь посмотрим, куда она нас приведет. Помнишь, как Лоример взбесился при посадке и вырубил электричество? Мы как раз изучали странные каменные образования на плато. Мне они показались руинами города. Они совсем недалеко. В любом случае, дорога всегда ведет от одного места к другому. Поворачивай направо и посмотрим, куда нас приведет эта дорога.
Они продолжили путь. Они часто теряли дорогу из виду, но в таких ситуациях ихо всегда выручала карта. Пока Хартли управлял неуклюжим краулером, Трэвис делился с ним своими соображениями.
– Мы должны провести съемку местности. Достаточно просто оглядеться, чтобы понять, насколько это сложно. На Земле можно провести астрономические наблюдения или триангуляцию, но здесь об этом не может быть и речи. Условия здесь хуже, чем в полной темноте. Это значит, что триангуляцию придется проводить с помощью тепловых маяков, показания которых будут сниматься или болометром, или радаром, или датчиком сверхзвуковых волн. Все эти методы слишком примитивны. Необходим очень мощный источник тепла, а не такая мелочь, как лампа. Радиоволны дают слишком расплывчатый результат, если только мы не имеем дело с металлом. Надеяться на сверхзвуковые волны в такой влажной атмосфере вообще нельзя. «Мэгги» у нас больше нет и нам придется стараться изо всех сил. Причем эти силы должны оказаться лучше, чем силы Дрисколла.
– И что теперь? – спросил Хартли, пытаясь увернуться от гигантского гейзера, появившегося у них на пути. Это был один из целого ряда гейзеров, выбрасывавших фонтаны кипящей воды в воздух, который и так уже был практически пропитан водой. Краулер пробирался сквозь болото, где ему пришлось остановиться на несколько минут, чтобы переждать очередное землетрясение. В эту же секунду им по ушам ударил раскатистый гром отдаленного извергающегося вулкана.
– Что за планета, – прохрипел Хартли, вцепившийся в руль. – Даже если мы проведем разведку, то что мы получим? Я уверен, что поверхность планеты меняется чуть ли не каждую ночь.
– Вполне возможно, – невозмутимо ответил Трэвис. – Именно поэтому очень важно определить наше географическое, а не топографическое местоположение – долготу и широту. Если, конечно, это возможно. Нам остается лишь использовать болометр. Результат будет зависеть от того, насколько точна наша базовая линия. Там, в джунглях, где остался наш корабль, и где сейчас находится Дрисколл, на то, чтобы провести топографическую съемку, понадобится целый год. Конец линии все равно придется привязывать к точному ориентиру. Города подходят для этой цели куда лучше, чем деревья, озера или горные пики. Если мы сможем найти город, то у нас уже будет четыре готовых угла. К тому же города обещают и другую награду – древние сокровища. Если, конечно, эти города так же мертвы, как и эта дорога.
Хартли кивнул в знак согласия. К этому времени они уже достигли края карты, созданной «Мэгги».
– Просто следуй дальше по дороге, – сказал Трэвис.
Краулер продолжал карабкаться вверх. Через некоторое время заросли бамбука стали намного реже. Он уже был не таким высоким. Воздух стал намного прохладнее, что говорило о том, что они набирают высоту. Горячий пар леса сменился холодным туманом горного плато. Ехать стало намного легче, да и видимость улучшилась.
– Вот мы и приехали, – сказал Хартли, останавливаясь перед тем, что лежало у них на пути. – Судя по внешнему виду, эта груда камней мертва так же, как и Вавилон.
Поперек дороги, укутанная туманом, стояла зубчатая стена, в которой были видны лишь одни ворота, над которыми возвышалась башня. С левой стороны стена обрушилась в некое подобие рва и груда камней закрывала нижнюю часть ворот. Хартли быстро изучил завал и включил мотор. Неуклюжее транспортное средство взревело и начало карабкаться по камням. Через секунду краулер уже прошел под темной аркой ворот и выбрался на улицы мертвого города.
– Смотри, этот город наполовину погребен, прямо как древние Помпеи, – воскликнул Трэвис, указывая куда-то вперед.
Справа и слева стояли ряды зданий, нижние этажи которых были погребены под смесью грязи и камней, которая доходила до подоконников верхних окон.
– Городские стены удерживают грязь внутри, иначе бы дожди уже давно размыли ее. Понятия не имею, что мы найдем, если начнем копать.
Они продолжили исследовать местность. Это был довольно большой город с огромным количеством добротных каменных зданий, но он был мертв уже очень и очень долго. В центре города находилась большая площадь, посередине которой возвышалась верхняя часть необычной пирамиды.
Она имела шесть граней и была усечена под необычным углом. Большая часть пирамиды была покрыта склизким мхом, но множество трещин давало необходимую опору, и они смогли забраться на вершину. На наклонной поверхности исследователи обнаружили круглое отверстие диаметром примерно в один фут – единственный вход, который они заметили. Посветив вниз фонарями, они увидели лишь пещероподобное помещение, наполовину заполненное вонючей дождевой водой.
– Ну что же, – радостно сказал Трэвис, вставая с колен. – Похоже, мы кое-что нашли. Свяжись по рации с судьей и скажи ему, что мы нашли место для передовой базы. Больше ничего не говори. Понял?
Все последующие дни они занимались лишь исследованием города. Они пробрались в верхние этажи погребенных домов и раскопали вулканический пепел и грязь, которыми те были заполнены. Исследователи обнаружили запертые двери, которые приходилось взламывать. Однако за дверями они нашли лишь ходы, ведущие на нижние этажи домов, где обреченные венерианцы в страхе прятались от приближающегося вымирания.
Если учитывать уровень влажности на планете, то всё, что они нашли, оказалось в на удивление прекрасном состоянии. Судя по всему, катастрофа сопровождалась сухой жарой, поэтому остатки венерианских существ превратились в мумии, которые можно было легко изучить. Они были человекоподобными. Единственная разница заключалась в том, что они были более высокими и худыми, чем люди. К тому же, на ногах и руках у них было по шесть пальцев. Кроме мумий было обнаружено огромное количество артефактов, включая оружие и доспехи. Зачастую доспехи были очень богатыми – прочная сталь была инкрустирована золотом и серебром, и украшена драгоценными камнями необычных цветов с редким отблеском. За один день наши друзья нашли столько ценностей, что они способны были удовлетворить самого алчного человека в мире.
Трэвис доверил работы по инвентаризации археологических находок Хартли. После обнаружения этого древнего города они были просто обязаны подать заявку, которой будут не страшны никакие махинации приспешников Дрисколла. Именно поэтому Трэвис взял все необходимые инструменты и начал терпеливо собирать нужные данные.
Сочетание света и температуры было практически идеальным. Невооруженным глазом трудно было заметить, где встает, а где садится солнце, да и определить необходимое направление было практически невозможно. Однако гелиограф был очень точным прибором, и Трэвис был уверен, что сможет установить местонахождение солнца с точностью до одного-двух градусов. Результаты измерений болометра были менее удовлетворительными, потому что самая высокая температура была зарегистрирована в середине второй половины дня. Но с помощью двух приборов Трэвис мог примерно определить, когда именно наступал полдень, а также более или менее точно вычислить высоту солнца. Время восхода и заката было неизвестно, так как были неизвестны горизонты, поэтому Трэвис не мог определить длительность дневного времени. Однако, рассчитав время между полуднями, а также воспользовавшись регулярностью землетрясений, он смог примерно определить длительность суток. Венера делала полный оборот вокруг своей оси за двадцать два часа и несколько минут.
Это был своего рода триумф.
– Широта здесь примерно шестьдесят пять градусов, – с ликованием заявил он Хартли.
– Ага. А что насчет долготы?
– Ноль. Или сто. Какая угодно. Я могу назвать ее, как мне хочется, – расплывшись в улыбке, ответил Трэвис. – Долгота может быть какой угодно. Самые первые земные карты использовали в качестве отправной точки западную оконечность Азорских островов, потому что люди считали, что мир начинается там. Позже американцы брали за основу Вашингтон, французы – Париж и так далее. До тех пор, пока они не решили остановиться на Гринвиче. Это неважно. Победителем будет тот, кто сделает это первым и будет кричать об этом громче всех.
Однако восторг Трэвиса продлился недолго. Его расчеты были приблизительными, но в них просматривалась четкая тенденция. Каждый день широта увеличивалась. Венера двигалась в плоскости эклиптики. На ней существовали времена года. Солнце забиралось все выше, поэтому сейчас на планете была весна. Трэвис был разочарован. Он ожидал этого, но открытие все равно стало для него шоком. Чтобы получить точные расчеты, ему придется вести наблюдения целый год – двести двадцать пять земных суток. А потом ему понадобится еще год или два, чтобы убедиться в том, что его расчеты верны. Слишком долго. Дрисколл обойдет его, даже если его топографическая съемка будет хуже. Как только они передадут результаты работы, игра будет окончена.
Он вздрогнул, когда понял, что есть и другая проблема. Даже если у него будет время на исследования, то его топография с астрономическими широтами обязательно будет лучшей, только вот с долготой дела обстояли не лучшим образом. Погрешность в один градус была слишком большой. Возможная ошибка могла превратиться в расстояние до ста миль. Он попусту терял время. Лучше бросить эти глупости и уделить внимание более надежному способу поэтапной триангуляции. Когда он рассказал об этом Хартли, тот преподнес ему более приятную новость.
– Смотри, – сказал он, – я нашел эту картину в подвале дома. Мы должны пробраться в пирамиду.
Он показал Трэвису тонкую бронзовую пластину, на которой была выгравирована центральная площадь города. Линии были очень тонкими и площадь выглядела так, как она выглядела до катастрофы. Огромная пирамида заполняла почти всю картину. Площадь была переполнена людьми, поднявшими руки в воздух в молчаливой молитве. Группа жрецов стояла на плоской вершине пирамиды и взирала на толпу. Было очевидно, что на картине был изображен какой-то большой праздник, но самым главным было то, что на уровне улицы был вход в пирамиду. Широкие двери были открыты и туда стремились толпы мужчин и женщин.
Трэвис изучил гравюру. Дверь находилась прямо под нижней частью плоской вершины, на фронтальной стороне пирамиды.
– Ну что же, – сказал Трэвис, – теперь мы знаем, где копать. За работу.
Копать спрессованную грязь было тяжело, но, к счастью, копать пришлось недолго. Они прикрепили скребок к краулеру и воспользовались им в качестве бульдозера. Затем неуклюжее транспортное средству стало тараном, так как дверь была закрыта изнутри. Створки с грохотом упали и краулер проехал в темное помещение. Они остановились и включили фары.
– Это храм, а не могила, – заявил Хартли.
Это была огромная квадратная комната, где не было никакой мебели, кроме высокого алтаря, к которому вела широкая лестница. Над алтарем возвышался столб с изображением солнечных лучей, выполненных из золота и украшенных драгоценными камнями. Рядом с алтарем стояло несколько ваз, вокруг которых валялись осколки других ваз. Среди них можно было увидеть огромное количество драгоценных камней, причудливо переливающихся в свете фар.
Трэвис повернул фары и осветил стены. На каждой стороне столба были выгравированы огромные буквы венери- анского алфавита, а все стены украшал гурт[2]с изображением шестиугольников и двенадцатиугольников. Каждый квадратный фут стен под гуртом был выложен мозаикой. Темой большей части изображений были батальные сцены, что подтверждало мнение о том, что венерианцы были воинственным народом. На одной мозаике была изображена церемония, похожая на коронацию. Но самым интересным было изображение, которое они увидели последним.
Оно было сделано из темно-синих блестящих плиток, на которых были разбросаны яркие алмазы. Посередине проходила изогнутая золотая линия. На самой высшей точке дуги находилось стилизованное изображение солнца.
– Не может быть! – воскликнул Трэвис. – Это небесная карта. Надеюсь, что тот, кто изобразил здесь путь Солнца, был астрономом, а не художником, – сказал он, доставая камеру.
На исследование пирамиды им понадобилось несколько часов. По винтовой лестнице, спрятанной за столбом, они добрались до верхних уровней, каждый из которых был меньше предыдущего. Большинство из них были жилищами жрецов. Космические путешественники также обнаружили несколько темных камер для пленников, которых приносили в жертву. Когда-нибудь археологи расшифруют венерианский язык и узнают, что писали на стенах приговоренные к смерти. На верхних уровнях наши друзья находили множество сокровищ, но самым главным из них оказалась библиотека. Там было множество свитков, большая часть которых хранилась в тубусах, запечатанных воском. Большинство из них разобрать было невозможно, однако напарники решили изучить те, в которых встречались иллюстрации и диаграммы.
Очередная бронзовая дверь преграждала путь на самый высокий уровень. Открыть ее не удалось, и они принесли из краулера динамит. Им повезло, что они спрятались на нижнем уровне, потому что взрыв оказался неожиданно мощным. Поток дождевой воды рванулся вниз по лестнице и залил пол нижних уровней. Через некоторое время поток иссяк, и напарники стали подниматься по мокрой скользкой лестнице, чтобы взглянуть на последнее помещение.
Наверху они нашли еще один столб с изображением солнечных лучей, покрытый мхом, разросшимся здесь из- за высокой влажности. Под столбом находился плоский каменный алтарь, освещаемый светом, попадающим в помещение из отверстия в потолке. Трэвис включил фонарь. Водоросли, прилипшие к стене, указывали на уровень воды, скопившейся в помещении. В углах комнаты находились странные инструменты, покрытые темно-зеленой краской. Это были астролябии, октанты и теодолиты необычной формы. На одном из инструментов была закреплена грубо обработанная линза.
Задумавшись, Трэвис и Хартли долгое время стояли в помещении, пытаясь понять, какие ритуалы здесь проводились.
– Мне кажется, я начинаю понимать, – неожиданно сказал Трэвис. – Я уверен в том, что они поклонялись Солнцу. Это не только храм, но еще и обсерватория. Тем же самым занимались и египтяне, и ацтеки. Мне кажется, что это отверстие в потолке вырублено таким образом, что солнечный свет освещает алтарь только в день летнего солнцестояния. И неважно, какие кровавые оргии проходили здесь после этого. Главное то, что я могу проверить свои расчеты. Срез на вершине пирамиды смотрит на юг и если я смогу узнать, в каком именно месте солнце освещает алтарь, то я смогу определить широту в этот конкретный день. Это еще не все, но это обязательно поможет.
– В те далекие времена климат наверняка был совершенно другим, – сказал Хартли, рассматривая еле пробивающийся сквозь туман свет солнца.
– Конечно. Все дело в вулканах. Какое-то время эта планета была стабильной, а потом наступила новая эра формирования гор. То, что мы увидели, благодаря «Мэгги», прекрасно говорит о том, что происходило во время последнего периода геологических изменений. Но вене- рианцев сгубили не только землетрясения и извержения вулканов. Мощная вулканическая активность поднимает в воздух огромное количество воды. Во всяком случае, это происходит на Земле. Эта вода поднимается из ядра планеты, где она является его частью. Венерианцы быстро теряли города. Облака становились все плотнее. Самые умные решили объединиться и сбежать. Среди них наверняка были те, кто додумался до космических кораблей – своего рода венерианские Леонардо да Винчи. Мы знаем, что им это удалось и, возможно, их раса выжила.
– Отлично, – согласился Хартли. – Только как это может нам помочь?
– У нас есть шикарная обсерватория, построенная специально для Венеры. Солнце поднимается все выше каждый день. Я буду вести наблюдения снаружи, а ты установишь здесь необходимое оборудование. Если мы одинаково определим день летнего солнцестояния, то моя теория будет доказана. Это будет отправной точкой – долгота ноль градусов и соответствующая широта. Потом мы переедем в другой город и проведем дополнительные наблюдения. Мы справимся с этой задачей.
Вечером они открыли бутылку бренди, чтобы отпраздновать. Хартли вспомнил, чтобы забыл сделать ежедневный отчет. Им не хотелось, чтобы на их поиски отправили спасательную команду. Он сообщил, что с ними все в порядке, но разведка продвигается медленно.
– Спроси, как дела у Дрисколла, – предложил Трэвис.
– Не очень хорошо, – сказал Хартли, завершив сеанс связи. – Для нас. Судья сказал, что он призвал вернуться все корабли, которые дезертировали, ведь так как они еще не достигли Земли, то все еще являются частью его экспедиции. Так что теперь у него еще больше кораблей. Судья сказал, что Дрисколл отхватил себе сотни квадратных миль территории по другую сторону от нашей. Они собираются нанять еще больше людей, чтобы начать строительство места для посадки.
– Это плохо, – простонал Трэвис.
Он бы не завидовал, если бы это был не Дрисколл. Дополнительная помощь оказалась ударом ниже пояса.
– Он что-нибудь упоминал о том, что нашел какие-нибудь города?
– Нет, но он сказал, что Дрисколл очень уверен в себе. Мне кажется, что он осторожничает так же, как и мы.
– Ага, – пробубнил Трэвис.
Это были плохие новости. Среди людей Дрисколла было достаточно умников, а у них не было единоличных прав на раскрытие древних тайн.
Летнее солнцестояние наступило два дня спустя, но им понадобилось еще несколько дней, чтобы удостовериться в правильности своих расчетов – Солнце снижалось слишком медленно, чтобы это можно было зафиксировать с помощью грубых инструментов, которые были у них в наличии. Трэвис постоянно сравнивал документы, найденные в храмовой библиотеке, с документами, некогда найденными в Персии. Он ничего не понимал в иероглифах, но разбирался в цифрах. Он долгое время не мог разобраться, пока наконец не понял, что венерианцы использовали двенадцать базовых чисел вместо десяти.
– Конечно, – пробормотал он, – у них ведь по шесть пальцев. Поэтому они используют двенадцать базовых цифр. Я должен был догадаться – все эти орнаменты, форма пирамиды и так далее.
После этого ему не составило труда разобраться в простых вычислениях древних венерианцев, однако более сложные расчеты все еще оставались загадкой, ввиду отсутствия объяснительных текстов.
Хартли открыл очередной тубус и разложил свиток на импровизированном столе.
– Смотри! – воскликнул он.
– Карта! – закричал Трэвис, подбегая к столу.
Но его надежда тут же умерла. Это была карта, но карта чего? На ней не было ни берегов, ни рек, ни гор. Она была не похожа на карту звездного неба. Она была вообще ни на что не похожа. Она была покрыта тысячами маленьких черных изображений вспышек. Некоторые из них были маленькими, другие были крупнее. Все они были соединены между собой ломаными линиями. Возле каждой вспышки была пара иероглифов – судя по всему, названия – но они не могли прочитать их. На карту была нанесена прямоугольная система координат с цифрами по бокам. Четыре горизонтальные линии были толще остальных и между теми, что находились посередине, в самом центре карты были изображены две двойные вспышки, выполненные из золота. Одна из них была расположена под верхней линией, а другая – лад нижней.
Хартли и Трэвис изучали карту несколько часов. Трэвис достал таблицу с числовыми кодами и начал расшифровывать значения цифр. Вертикальные линии были обозначены трехзначными числами от 0 до 999 по двенадцатерич- ной шкале. Горизонтальные линии доходили до значения 499 по той же шкале. Все числа располагались по порядку – горизонтальные сверху вниз, а вертикальные – справа налево. На самой верхней и на самой нижней части карты ничего не было.
– Это точная копия проекции Меркатора, – уверенно заявил Хартли.
– Я знаю… подожди! – Трэвис неожиданно повеселел и засмеялся. – Вот, что получается, когда зацикливаешься только на одном. Мы думаем о круге в триста шестьдесят градусов. Их система намного проще. В их круге тысяча семьсот двадцать восемь градусов – двенадцать в кубе! Теперь всё ясно.
Он открыл выдвижной ящик и достал фотографии, сделанные в храме. На одной из них был изображен столб, возвышающийся над алтарем. Трэвис схватил лупу и дал такую же Хартли.
– Давай посмотрим, сможем ли мы найти такие же иероглифы на карте. Они могут означать храм или город. Мне кажется, они должны быть в средних широтах, так что ты возьмешь верхнюю часть, а я – нижнюю.
Через некоторое время Хартли вскрикнул. Он нашел такие же иероглифы. Напарники изучали карту еще полчаса, и им стало ясно, что больше таких иероглифов на карте нет. Было очевидно, что вспышки на карте символизировали пирамиды, а линии между ними должны были быть дорогами. Перед ними лежала церковная карта Венеры.
Предстояло еще много работы. Хартли вскочил и достал результаты измерений из верхней священной комнаты. Он давно подозревал, что угол наклона срезанной вершины пирамиды должен соответствовать лучам летнего солнца. Угол наклона составлял двадцать один градус от горизонта. Он отнял это значение от максимальной зарегистрированной высоты солнца – шестьдесят восемь градусов. Получилось сорок шесть. Это значение не соответствовало числам на карте, но венерианская система была другой. Если бы на Земле широта пролегала от полюса к полюсу, а не в обе стороны от экватора, то тогда это бы походило на то, что было сделано на этой карте. Трэвис провел быстрые вычисления и перевел венерианские градусы в земные. Ответ был потрясающим. Получалось сорок шесть.
– У нас получилось, – захохотал Трэвис. – Теперь все встало на свои места. Двойные золотые вспышки – это земля обетованная. Благословение Солнца снисходит на них дважды. В тропиках Солнце оказывается в зените дважды в год, поэтому жрецы могут проводить свои кровавые обряды два раза. Я уверен, что у этих храмов будет плоская крыша. Чем выше от экватора, тем больше угол наклона крыши. Ведь они должны поймать лучи Солнца раз в год. Ближе к полюсам угол наклона будет самым большим. За полярным кругом Солнце вообще никогда не встает, поэтому храмов там мало и расположены они далеко друг от друга. Теперь у нас есть ключ, так чего же мы ждем? Вперед!
– Куда? На корабль?
– Еще рано. Мы отправимся в другой город и перепроверим все данные.
Без карты найти другой город было бы непросто. Он находился в низине и всё, что от него осталось – это лишь плоский камень, который вполне можно было принять за выход коренных пород. Они откопали отверстие в крыше пирамиды и сбросили в жертвенную камеру отсасывающий шланг. Заработал насос краулера и вскоре из шланга полилась грязная вода. Напарники пообедали и принялись расширять дыру с помощью ломов. Им не нужно было пробивать дорогу в главный зал у самого основания пирамиды. Столб в верхнем помещении также был украшен соответствующими иероглифами храма. Трэвис и Хартли очистили столб от грязи и сравнили иероглифы с картой. Они совпадали.
Когда они вернулись в краулер, где спрятались от дождя, превратившегося из мелкой мороси в ливень, им пришлось пережить очередное землетрясение. У них было время подумать о том, какое богатство свалилось на их головы.
– Это значит, что вся эта чертова планета принадлежит нам? – спросил ошарашенный Хартли.
Трэвис кивнул.
– Без всяких сомнений.
– Но, что мы будем с ней делать? Жить я здесь не собираюсь.
– Не знаю. Выкинем отсюда Дрисколла и отдадим ее бедным.
Он ухмыльнулся.
– Я тоже здесь жить не собираюсь.