Точнее будет сказать: попытался приступить. Елизавета вдруг резко отдёрнула ногу, подскочила на кровати, схватила меня за руку и жалобно попросила:
— Егор… — Баринова смущенно захлопала ресницами. — Я… Отнеси меня, пожалуйста, в туалет. Очень нужно.
Женские руки каким-то образом оказались на моих плечах, голову Лизаветы чуть приподняла, чтобы видеть мое лицо, грудь крепко прижала к моей руке.
— Давай сначала сменим повязку, а затем отнесу. Хотя, погоди, Митрич же костыль оставил, ведро могу в комнату принести, сам выйдут. Справишь нужду, позовешь, — предложил я.
Бесконечный плохо отрепетированный спектакль меня начал утомлять. Но врожденная Зверевская вежливость, доброта и интеллигентность не позволяли грубо оттолкнуть девушку, прижать коленом сверху, чтобы не мешала снимать пластырь и проводить необходимые процедуры.
— Егор, я не могу больше терпеть, ну пожалуйста. — рвано вздохнула Лиза, проигнорировав мое предложение. — Очень-очень надо
Сейчас Баринова напоминала ту самую девочку десятиклассницу, которую Егор встретил на каком-то школьном мероприятии. В моей голове замелькали смутные обрывки воспоминаний прошлого. Тогда Лиза, несмотря на все свои капризы, казалась доверчивей, человечней что ли. В ту Лизу Егор и влюбился. И долго закрывал глаза на внезапно испортившийся характер.
Баринова очень хорошо умела манипулировать сознанием парня. То ослабляла вожжи, то натягивала. Влюблённый Егор спускал все на тормоза, верил искренне и самозабвенно, что любимая девушка желает ему добра. Нет, подкаблучником Зверев не стал в том смысле, который в него обычно вкладывают друзья-товарищи без пары. Но реже стал видеться с друзьями, потому что многие из них Лизе не нравились. Все чаще проводил время либо с Бариновой, либо в своих научных изысканиях.
Зверев был фанатом учебы, новых знаний, открытий, поисков. Читал и изучал все, что попадалось в руки. Благодаря тому что был на хорошем счету у педагогов, Егор имел доступ к закрытым секциям. Досконально я так и не понял, по какой причине мой визави так резко изменил жизнь, сомневаюсь, что только из-за Лизаветы. Но свой карьерный Егор изначально собирался строить по-другому.
Работать учителем в школе, тем более, в сельской школе, парень до выпускного курса не собирался. Ему хотелось новых свершений, даже географических открытий во имя человечества и для его процветания. Тем удивительней оказался выбор педагогической стези и решение стать учителем. Хотя в целом наши мысли и чувства даже совпадали.
— Егор… — Лиза нежно потерлась щекой о мое плечо. — Пожалуйста… Ой… Ты чего? Что случилось, милый? — всполошилась Баринова, заметив, что я ее не слушаю. — Тебе плохо?
— Что? — я встряхнулся, глянул на девушку. Вот нутром чую, что оттягивает момент снятия повязки. На что надеется, спрашивается?
— Ладно, пошли. Сейчас костыль дам.
Я отодвинулся от Лизаветы, огляделся в поисках палки. Импровизированный костыль, который Митрич принес для Бариновой, стоял ровно там, где его оставил дядь Вася. Значит, либо Лизавета не вставала с кровати с момента, как мы с Беспаловым ушли, либо опора ей совершенно не нужна, даже не смотря на внезапно проявившуюся гематому.
— Я с палкой не умею, вчера попробовала и чуть не упала, когда ты меня бросил… — скривилась Лиза, на лице девушки нарисовалась растерянная гримаска. — Может, ты меня все-таки отнесешь? — закинула Баринова удочку, кокетливо улыбнувшись.
— Разрабатывай ногу, дорогая, — усмехнулся я. — Тебе еще до автобуса ковылять. Такси в нашем селе не имеется. Так что поторопись. На первый автобус мы уже практически опоздали из-за твоих выкрутасов, — я кинул короткий взгляд на часы. — А на второй вполне успеешь. Мне с тобой некогда возиться, в полдень меня на работе ждут.
— Не бережешь ты себя, Егор, — тихим заботливым голоском произнесла Баринова. — Ой…
— Что опять? — уточнил у гостьи, глядя на то, как она спускает ноги на прикроватный коврик.
— Неудачно выпрямила, больно, — скривившись, как от неприятных ощущений, пояснила Лизавета. — Егор, у тебя есть тапочки?
— Зачем это? — не понял я.
— Ну не пойду же я в туфлях в туалет, один раз уже сходила, второй могу и ногу поломать, — невинно хлопнув ресницами и очаровательно улыбнувшись, объяснила Лизавета.
— Тапок нет, есть галоши. И даже почти твой размер.
Я вспомнил, что где-то в сарайке видел старый хозяйские галоши размером поменьше, чем те, что прикупил себе.
— Сейчас вернусь, — предупредил я и пошел на выход.
— Только побыстрее, — нежным голоском пискнула Баринова. — Очень надо.
— Я тебя услышал, — хмыкнул я и вышел из дома. Через несколько минут я вернулся, держа в руках пару явно женских калош. Лиза отметила сей факт, недовольно поджав губы. Но уже через секунду ее лицо разгладилось, на губах заиграла мила улыбка.
— Ах, какие миленькие, — воскликнула Баринова. — Настоящий деревенский колорит! — Баринова всплеснула руками. — Прелесть что такое! А помнишь, в каких сапогах мы на картошку ездили?
Глаза девушки затуманились, но я не позволил ностальгическим воспоминаниям удлинить утро.
— Не помню. Ты в туалет, кажется, опаздывала? Обувайся и пошли. Время — деньги, Лизавета. В моем случае, время — работа. Твой приезд и так испортил мне выходной, так что поторопись. Раньше сядешь, раньше выйдешь, раньше… — я хотел добавить «свалишь», но в такие моменты натура Егора все-таки одерживала верх над моей солдафонской прямотой.
— Егор! — и снова глаза Бариновой налились слезами. — Ты стал такой грубый в этой своей деревне… —
Елизавета грустно вздохнула и сползла по кровати на самый краешек, чтобы сунуть ноги в обувку.
— Ой, — снова пискнула Лиза.
— Что опять? — мое терпение заканчивалось.
Еще немного и никакой сгинувший Егор не удержит меня от агрессивных действий против незваной гостьи. Обую, одену, сходу к соседу за моторком, погружу и с ветерком отвезу на сельский автовокзал. Выброшу на остановке и смотаюсь в школу. Хотя нет, сначала дождусь автобуса, своим глазами увижу, как Лизавета садится в рейсовый автобус, и только после этого вздохну свободно.
— Ну… плохо входит… нога распухла… — пожаловалась Лиза, бросив на меня короткий взгляд.
Не заметив во мне сочувствия, актриса вздохнула и принялась медленно и осторожно просовывать ступню в галошу, прикусив губу, всем своим видом изображая страдания и боль. Ну и огорчение от моего бесчувственного поведения.
— Готова?
— Готова. Помоги, пожалуйста, Егор, — попросила жалобно Лиза, протягивая мне руку.
— Давай, — согласился и рывком поднял Баринову с кровати. — Стой. Держись. Обопрись на костыль.
— Я не умею, — растеряно взяв палку в руки, Лиза повертела импровизированную трость.
— Тут ничего сложного, — заверил я девушку, прекрасно понимая, что столичная штучка тянет время — Берешь в руку, на здоровую ногу делаешь упор. На… хм… ушибленную опираешься послабже. Вместо этого делаешь упор на палку. Ясно?
— Да, — кивнула головой Баринова. — Попробую, только ты меня держи, вдруг я упаду.
— Лиза, — процедил я недовольным тоном — Кажется, ты очень-очень хотела в туалет, — передразнил девушку.
— Егор, — и снова чёртовы слезы. — Но я правда не умею.
— Да чтоб тебя, — рявкнул я, выхватил из рук Бариновой костыль, отшвырнул его в сторону, наклонился, обхватил Лизавету чуть пониже мягкого места, закинул на плечо и выпрямился.
— Ай, ой, Егор! Что ты делаешь⁈ — заверещала Елизаветы, заколотив кулачками по моей спине.
Я молча шагал прочь из дома, на выход, не обращая внимания на вопли.
— Возьми меня хотя бы на руки, мне так неудобно! — взмолилась Лизавета чуть подобревшим голосом.
Но я проигнорировал предложение и продолжил молча шагать по ступенькам.
— Егор! Ну, прекрати! Егор! У меня тапочек упал. Ой, калоша свалилась… Ну, Егор! Ну, чего ты! Ты ведешь себя как… как… как неандерталец! Вот! — продолжала верещать Баринова, без устали молотя кулачками то по плечу, то по спине. — Ну, поставь меня… ай! Что ты делаешь⁈ — завопила Лиза.
— Выполняю твою просьбу. Даже две! — невозмутимо ответил я, поставив девушку на деревянный порожек возле туалета.
— Ты дурак? — вспыхнула Лиза. — Я босиком! Вот НА ЭТОМ⁈ — Баринова с ужасом огляделась вокруг. — Тут же полнейшая антисанитария! Я даже без носочков! Мне холодно! Ну, же, Егор! Немедленно унеси меня отсюда! — приказным тоном выпалила Лизавета и стукнула меня кулаком в грудь.
Вернее, попыталась, но я перехватил девичью руку и ощутимо сжал запястье.
— Ой… Что ты делаешь? Егор! Мне больно! — возмутилась Баринова, вскинув на меня сердитые глаза.
— Прекрати истерить, — медленно и отчетливо проговорил я глядя прямо в глаза Бариновой. — Достала.
— Что? — опешила Лиза.
Но в глубине глаза я заметил мелькнувший страх: Лиза явно не ожидала, что ее бывший способен на такие действия.
— Ты права, по правилам русского языка, не достал, а извлек. Так вот, — демонстративно вздохнул я, выпуская женскую руку из захвата. — Так вот, Лизавета Юрьевна, ты меня не просто достала. Ты меня извлекла окончательно. Ступай в туалет, я сейчас принесу тебе галоши, — не дав Лизавете возразить, отчеканил я. — Затем идем в дом, я снимаю с тебя компресс и делаю все, что велела доктор. После чего ты собираешь вещи, я иду к соседу за мотором и отвожу тебя на вокзал. На этом все. Больше ты здесь не появляешься от слова совсем. Ясно?
— Но Егор… — попыталась было возразить Баринова.
— Я. Все. Сказал, — отчеканил, развернулся и пошел по тропинке к дому собирать потерянные галоши. Через минуту вернулся, всучил растерянной Лизавете, которая так и стояла на туалетном порожке, позабыв и про то, что босым ногам холодно, и про то, что вокруг антисанитария, а она не в носочках.
Насчет грязи — эти Баринова приврала. Свой туалет я содержал не просто в порядке, а в идеальном порядке. И внутри, и снаружи.
— Егор! — торопливо засовывая ноги в галоши, запричитала Лизавета. — Ты невыносим! Ну, правда! Ну, подожди.
— Лиза, ты хотела в туалет. Туалет за твоей спиной. Закончишь свои дела, позовешь, провожу. А еще лучше — вот я тут оставляю палку, — с этими словами я прислонил костыль к стене туалета. — Ты самостоятельно справляешься со своими делами, выходишь, берешь костыль и топаешь к дому. Дома тебя будет ждать горячий чай и пирожки от теть Маши. Мы спокойно позавтракаем. Спокойно, — подчеркнул я. — Затем у тебя будет выбор: или я снимаю компресс сам по всем правилам, которые объяснила Оксана. Либо ты выбираешь второй шанс.
— Какой второй шанс? — вскинулась Баринова.
— Честно признаешься в том, что с ногой ты все наврала. Тогда и только тогда у нас с тобой есть шанс расстаться по-хорошему, без обид друг на друга.
— А если… — спокойным тоном поинтересовалась Лизавета, демонстративно сложив руки на груди, вскинув голову и пристально разглядывая меня возмущенным взглядом.
— А если я сниму повязку и увижу подтверждение тому факту, что ты сознательно все-таки водишь меня за нос сутки, я вышвырну тебя из дома со всеми вещами. Дальнейшая твоя судьба меня перестанет интересовать, — закончил я.
— То есть сейчас моя судьба тебя интересует? — уцепилась Баринова за последнюю фразу.
— Не в том смысле, который ты сейчас вкладываешь, — отрезал я. — Ты идешь в туалет? — не дал возможности задать Лизавете вопрос, вытекающий из моего ответа.
— Но, Егор… — Лиза попыталась продолжить разговор.
— Лиза, угомони свои таланты, будь добра. Сказано: чемодан, вокзал, Москва. Других вариантов нет. И, кстати, ты вроде очень хотела в туалет. Еще немного и уписаешься, — добродушно подначил я.
— Да ты! Ты! Ты стал просто невыносимым! — моментально вспыхнула Баринова, развернулась и влетела в деревянный домик в одну секунду, хлопнув дверью так, что конструкция могла бы и развалиться, если бы я не снес старый сортир и не установил новый крепкий короб.
— Ага, невыносимо нагл и вообще полный хам, — хмыкнул я вслед достаточно громко, чтобы некоторые не обольщались, развернулся и пошел в дом ставить чайник.
Баринова допекла меня до такой степени, что я сумел осадить моральные и душевные порывы Егора, полностью подавив остатки чужого эмоционального фона. Похоже, пришла пора окончательно расставаться с тем, кто раньше был Зверевым. Остаточные фрагменты личности раньше помогали. Но нынче начали раздражать. Вот честное слово, как с таким мягким характером, верой в добро и справедливость пацан выжил в армии? Заработал уважение и был, что называется, своим в доску парнем.
— Не понял? — удивился я, взяв в руки коробок спичек. — Черт, вчера уже был пустой, — буркнул себе под нос, доставая последнюю спичку и поджигая конфорку. — Куда делись все спички-то? — я повертел коробок в руках и выбросил в мусорное ведро.
В голове закрутились, завертелись какие-то мысли, я задумчиво смотрел на чайник, пытаясь вспомнить, что сделал со спичками, почему все-таки они так внезапно закончились.
— Спички… сера… — почему-то вспомнился салют, устроенный пацанятами-семиклассниками. — Да ну бред, — хмыкнул вслух. — Спички пацанва достала из дома, ко мне они явно тайком не пробиралась, но все-таки, куда они исчезли?
Я оглядел маленькую кухню, прикидывая, куда могли всыпаться чиркалки, причем сами по себе.
— И запах… — нахмурился я, вспоминая вчерашний вечер и странный запах серы в комнате. — Лиза похоже дьявол, — усмехнулся я. — Когда я уходил запаха не было…. Когда мы вернулись с Митричем и Оксаной, в комнате было свежо, но…
Я напряг память, припоминая вечер. Да, в комнате было свежо, но это объяснялось просто: форточку я не закрывал, когда уходил. А вот едва заметный аромат паленых спичек присутствовал. Точно! Я еще удивился, кто это на ночь глядя собирается палить костер. Потому решил, что пахнет от дядь Васи, он же всю дорогу травился своей папироской.
Я прошел в комнату и внимательно осмотрелся по сторонам. Так, расхристанная постель, в которой спала Лизавета. Вроде бы закрытые ящики стола, кажется, Баринова больше не покушалась на мои незамысловатые тайны. Форточка по-прежнему открыта. Впрочем, под таким одеялом, как у меня, можно даже зимой на улице спать в морозы, не замерзнешь. Что еще?
Я внимательно оглядел каждый угол. Что-то крутилось, вертелось в голове, но упрямая мысль не давала поймать себя за хвост. Спички, сера, коричневые головки, розжиг… Температура…
— А это здесь при чем? — изумился я, поймав последнее слово. — Температура… У Лизы температуры вроде не было… тогда почему я про нее подумал?
Засвистел чайник в импровизированный свисток, который я сделал своими руками из подручных средств. Собственно, ничего сложного тут не было. Две жестяных пробки соединил вместе, просверлил в них тонкое отверстие и свисток готов. Дешево и сердито, что называется. Зато удобно. В бытность мою молодую я столько чайников успел перевести. Когда увлекаюсь чем-то, забываю обо всем на свете, в том числе и о том, что на плите стоит чайник. Сколько выкинул за свою жизнь, пока не появился первый со свистком.
— Его-о-о-ор! — раздалось со двора.
Я скривился: весь колхоз поднимет на уши
Вот что за неугомонное вредное создание? Неужто сама дойти не может, без моей помощи? Ладно, черт с ней.
Снял чайник с плиты и пошел встречать несчастную хромоножку. Любопытно, что Лизавета решила? Дождаться, когда я сам обнаружу обман? Или все-таки сама признается за чашкой чая? «А бутерброды я так и не нарезал, — мелькнула мысль. — Ну да леший с ними. Придем — нарежу».
На порожке я остановился полюбоваться забавным зрелищем. Баринова изо всех сил хромала, шаркала по каменной дорожке великоватыми калошами.
— Егор! — увидев меня, воскликнула девушка.
— Что, опять на ручки хочешь? — не дав договорить, усмехнулся я.
Лиза вспыхнула, вскинула голову, но промолчала. Только активней зашевелила ногами, пробираясь к дому.
— Сама доковыляешь? — поинтересовался я.
— Егор! — возмутилась Баринова. — Дойду. Бесчувственный чурбан!
— Я все слышу! — хмыкнул и нырнул в дом.
Пока Лиза ковыляла потихонечку обратно, я нарезал хлеб, намазал маслом, присыпал сахаром. Любимое пирожное из моего детства. Выложил в глубокую миску пироги от теть Маши и вернулся на крыльцо.
— Ой, — вскрикнула Баринова. Девушка уже взобралась на крыльцо, когда я появился на пороге и едва не столкнул ее вниз.
— Повнимательней, — буркнул я, посторонился, пропуская хромоножку в дом.
Вот ведь упрямая и упертая. И ведь знает, что сейчас все раскроется, а все равно продолжает делать вид, что нога болит, и она едва на нее наступает, на что надеется? На доброту Егора? Ну, так и я добрый, до вокзала довезу, чтобы побыстрее избавиться от такого счастья.
— Ну что, чаю? — предложил гостье, когда она плюхнулась на стул.
— Руки помыть и умыться, — заявила Лиза.
— Умывальник в углу, мыльно-рыльное там же.
От моей грубости Баринова поморщилась, но ничего не сказала. Заковыляла умываться.
— Принеси, пожалуйста, мою косметичку. Она на стульчике возле кровати.
Я молча ушел в комнату, вернулся и подал девушке необходимое.
— Ты закончила? — устав ждать, поинтересовался я.
Пока Баринова умывалась, я успел сходить на улицу за газетами, которые забыл вчера вытащить из почтового ящика, вернулся, уселся за стол, и стал ждать, когда Баринова справится с утренними ритуалами, пролистывал прессу.
— Я готова! — нежно проворковала Лизавета, появляясь из-за занавески, которая отделяла кухню от импровизированного санузла.
— Замечательно. Присаживайся. Чай, бутеры, пирожки, — гостеприимно предложил я.
— Спасибо, я утром не завтракаю…. Таким… — отказалась Лизавета.
— Ну нет, так нет, — не стал я продолжать разговор и накинулся на вкусную и сытную пищу.
Лизавета интеллигентно попивала чай, я совершенно не интеллигентно прихлебывал из своей кружки вприкуску с пирогами и сахарно-масляными бутербродами.
Разговор как-то не клеился, Баринова вздыхала и время от времени бросала на меня странные взгляды. Я с удовольствием наслаждался завтраком и прикидывал, как спланировать дальнейший день. После разоблачения обмана начнутся слезы, уговоры и извинения. И затянуться все это может на неопределенное время. Мне оно надо? Нет. Меня в мастерских ждет Борода и Митрич. Дел невпроворот.
— Ну что ты решила?
— Что? — встрепенулась Лиза.
— Решила, говорю что? Сама признаешься? Или доиграем до конца? До финального акта, так сказать? — усмехнулся недобро я.
— Ну-у-у… Сама, — Лиза слегка покраснела, опустила ресницы, нервно затеребила край моей рубашки.
Я нахмурился: и когда только успела нацепить мою одежду? Видимо, вчера, когда я ушел ночевать к Митричу, решила утром встретить во всеоружии. Вот ведь…
— Ну, так что? Как ты гематому нарисовала? Только не говори, что оно само, — предупредил девчонку.
Лиза глубоко вздохнула, смущенно потупилась, отвернулась и вдруг резко повернулась в мою сторону, робко улыбнулась и громче обычного поспросила:
— Егор! А можешь сам отклеить вот это все? Пластырь же… неприятно будет… Я одним движением не смогу, а ты резко дернешь и все, — ресницы затрепетали, глаза приняли умоляющее выражение.
«Когда успела обратно налепить-то?» — удивился я.
Пару секунду задумчиво разглядывал Баринову, пытаясь понять, что она еще придумала. Затем кивнул, поднялся со своего стула, присел перед Лизой на корточки. Баринова поспешно вытянула ногу. Но едва я наклонил голову, чтобы приметить, с какой стороны лучше отдирать пластырь, как Лизавета скользнула с табуретки ко мне на пол, обхватила ладошками мое лицо и принялась страстно целовать.
Честно говоря, я малость растерялся. В первый момент только и мог, что ошарашенно принимать поцелуи, растерянно хлопая глазами.
— Какого..- начал было я, пытаясь оторвать от себя женские руки.
Но Баринова с какой-то необузданностью впилась в мои губы.
— О, я вижу, у вас все наладилось? — раздался за моей спиной голос. — Ну что же поздравляю.
— Твою дивизию! — рявкнул я, отрывая от себя, наконец, Лизавету, подорвался на ноги и замер, не зная, что делать.