Учитель. Назад в СССР 4

Глава 17

Болезная вела себя по-хозяйски. Точнее, как крыска-тихушница, которая попала в новую обитель и теперь торопливо осваивается, пока не вернулись хозяева территории. Я с любопытством наблюдал в окно за тем, как Елизавета Юрьевна Баринова, интеллигентка-москвичка в каком-то там поколении, вся такая из себя правильная девочка хороших родителей с приличным воспитанием шарится по моему столу. Что уж она пыталась там найти, черт его знает, но факт оставался фактом: Лиза методично и торопливо просматривала мои тетради, конспекты, перелистывала учебники, по которым я готовился к урокам. Перетряхивала бумаги, даже заглянула в пачку порезанной цветной бумаги, которую я забыл после очередной поделки на подоконнике.

Вот, воровато оглянувшись на окна и занавеску, что отделяла кухню от комнаты, Баринова осторожно выдвинула ящик стола. Что характерно, девица при этом крепко стояла на обеих ногах, вполне прекрасно опираясь на ту самую, которую якобы повредила. И ничего у нее при этом не болело.

Кстати сказать, своим письменным столом я гордился. Еще бы! Уж не знаю, откуда он появился у предыдущей хозяйки, но мне повезло что не сгнил в сарае. Именно там я его и откопал. Привел в порядок, почистил, отшкурил, покрасил, покрыл лаком, который помог раздобыть вездесущий Митрич. И теперь у меня вместительный белый стол с двумя тумбами и широкой столешницей в стиле «шебби-шик». Правда, модный он по меркам будущего, дядь Вася так и не понял, почему я оставил потертости.

В ящиках стола-монстра, который занял почти всю короткую стену, кроме карандашей и прочих письменных принадлежностей, Баринова ничего не обнаружила. Да там и не могло ничего находиться, я еще не до такой степени оброс вещами.

Сомневаюсь, что Баринову заинтересуют мои чертежи всяких-разных приспособлений из моего будущего, в том числе лампочки Ильича. Баловался я в свободное от работы и учеников время, зарисовывал все, что создавал своими руками, все что помнил и мог воссоздать в этом времени, чтобы улучшить собственную жизнь.

Не боялся я и за разрозненные заметки, в которых черкал собственные мысли о воспитании человека будущего Попытки структурировать все знания и создать какой-то план или вывести теорию, с моей точки зрения, были сырыми, отрывистыми. Ну а планы сценариев на различные школьные мероприятия и вовсе ценности не представляют.

К моему удивлению, именно папка с набросками новой воспитательной теории заинтересовала Баринову больше всего. Лиза быстро, но достаточно внимательно изучила именно эти мои записи. В какой-то момент мне даже показалось, что гостья приватизирует несколько черновиков, но нет, аккуратно сложила все листики обратно в папку, завязала красивым бантиком и положила обратно в ящик. Вот этим бантиком Елизавету Юрьевну модно прихватить за любопытство. У меня-то папка была завязана небрежным узлом.

Изучив все ящики и полочки стола, Лизавета разочарованно поджала губы, медленно окинула комнату задумчивым взглядом. Я уже собрался покинуть свой наблюдательный пост, когда шустрая гостья уверенным быстрым шагом двинулась к платяному шкафу, оглянулась на кухонную занавеску и решительно распахнула дверцы.

Правая створка отчаянно заскрипела, девчонка вздрогнула, испуганно замерла, прислушалась, готовясь сорваться в любой момент и кинуться на кровать. Но я остался стоять на месте, ожидая развязки. Убедившись, что в дом никто не заходит, Лизавета быстренько перетряхнула мой скудный гардероб. Прощупала пару костюмов, просмотрела каждую рубашку, заглянула на полки и пошарила руками под тонкой стопкой маек. Даже в нижнем белье не постеснялась порыться.

«Деньги что ли ищет? — мелькнула мысль. — Зачем? Я ж не олигарх какой, в смысле, не партийный босс с крупными заначками». В какой-то момент Баринова развернулась ко мне в профиль, и я заметил самодовольную улыбку на ее лице. С чего бы это?

И тут до меня дошло: похоже, увидев меня вместе с Оксаной, Елизавета решила, что Гринева — моя девушка, которую я встретил уже здесь, в Жеребцово. И теперь Баринова искала доказательства того, что Оксана Игоревна ей не соперница, или доказательства обратного.

Ну а что еще она могла решить, после того, как я оборвал ее хамские высказывания и, бросив московскую гостью, отправился провожать фельдшерицу домой. А жилье-то оказалось в двух шагах от моей избушки, Гринева могла и сама дойти, но я не позволил.

Я ухмыльнулся. Даже жалко, что завтра от Лизаветы избавлюсь. Можно было бы повеселиться, устроить незваной гостье хорошую моральную встряску, чтобы больше ко мне не совалась. Но втягивать Оксану в детские игры с ревностью и прочей ерундой — неправильно и некрасиво. Сам разберусь, благо, опыт избавления от навязчивых перспективных невест у меня имеется. Да и нет желания задерживать Баринову в собственном доме дольше необходимого.

«А вот теперь пора», — решил я, заметив, как Елизавета повторно огляделась по сторонам, о чем-то задумалась, а затем вернулась к кровати, приподняла край покрывала, наклонилась и заглянула под койку. Ну правильно, где же еще хранить чемодан в такой маленькой комнате, как не под кроватью? А там дневники Егора и прочие разные вещи, не предназначенные для любопытных глаз Бариновой.

Я громко затопал по крыльцу, шумно открыл двери и ввалился на кухню. Когда отдернул занавеску, Лизавета уже лежала на покрывале как ни в чем не бывало, прикрыв глаза ладошкой. Картину я оценил, посмотреть было на что. Эффектная поза возлежащей на койке девицы выгодно подчеркивала каждый изгиб красивого тела, без пошлостей и вульгарности. Да только плевать мне на Лизаветины прелести.

Не заметив интереса, Баринова опустила руку и глубоко вздохнула, томно прикрыв ресницы. Но и этот способ не сработал.

— Ну что, поговорим? — грубовато и без предисловий поинтересовался я, прошел к письменному столу, развернул стул, но прежде чем усесться, оглядел свое рабочее место, демонстративно приподнял бровь и посмотрел в упор на московскую гостью.

Баринова, конечно, постаралась разложить все вещи на свои места, на которых они находились до устроенного ею обыска. Но мой наметанный взгляд определил сдвиги, в том числе и не закрытый до конца ящик стола.

Надо отдать должное, столичная гостья еще не до конца превратилась в циничную суку, потому даже опустила глаза, при этом усиленно изображая невинность.

— Так зачем ты приперлась, Елизавета Юрьевна? — поинтересовался я, усаживаясь на стул.

Чтобы видеть мое лицо. Бариновой пришлось изменить позу, отчего разрушился весь эффект соблазнительности. Девушка, скривившись якобы от неприятных ощущений в больной ноге, повернулась на бок, чуть подтянулась повыше, оперлась на локоть, все еще пытаясь соответствовать образу неотразимой приболевшей красавицы. И где только понабралась?

— Егор, — заметно поморщившись, мягко произнесла Лиза. — Зачем ты так? Я совершила огромную ошибку…

— Лиза, я очень устал, день выдался тяжелым, — перебил я, наплевав на все правила приличия. — Про ошибку и прочее я уже слышал. Не начинай сначала. Зайди с конца, а еще лучше просто ответь мне на вопрос: какого черта ты приперлась из Москвы ко мне в село?

— Но… — попыталась возразить Баринова.

— Никаких «но», — я не оставил ей шанса. — Или говоришь как есть прямо сейчас, или мы молча ложимся спать, а завтра с утра я посажу тебя на автобус до Новосибирска. Спать тебе осталось… хм… совсем ничего. Первый рейс в шесть утра.

Елизавета Юрьевна возмущенно раскрыла рот, тут же закрыла, некрасиво пождала губы. Через секунду снова раскрыла красиво очерченные губки, умело подчеркнутые помадой, намереваясь прочитать мне лекцию по манерам, и снова передумала. Лиза явно не понимала, как себя вести в этой ситуации. Тот Зверев, которого она помнила, совершенно не походил на Зверева, с которым она столкнулась здесь и сейчас.

И немудрено. Судя по воспоминаниям, которые во мне остались, Егор парень не глупый, сильный, смелый, умный, с характером. Познакомившись с Елизаветой Бариновой воочию, я до сих пор не могу понять, как это нормальный юноша со здоровыми амбициями, честный и порядочный, умудрился влюбиться вот в этот продукт советской партийной элиты? Просто потому что сам относился к этой самой советской «золотой молодежи»?

Как сумела эта девица так обработать Зверева, практически полностью подчинить себе? Приворожила что ли? Или права народная пословица: любовь зла, полюбишь и… вот такую Баринову? У несчастного Зверева словно воля оказалась парализованной, настолько парню снесло крышу от Лизаветы. Он не просто жил той девочкой, дышал ею, он в какой-то момент практически растворился в ней, исполнял все прихоти и желания, терпел все капризы. Делал только то, что хотела она. В результате растерял почти всех своих друзей.

Радует, что парнишка, в конце концов, взбрыкнул, разорвал отношения. Похоже, на пацана шла планомерная атака со всех сторон. Два семейства одинакового статуса и уровня, родители при должностях, характеры у отцов похоже не из приятных. Как сказал глава семейства, так и должно быть сделано, без учета плюрализма мнений и прочей демократии. И Зверев ведь со своим отцом всегда конфликтовала, не желал жить по его указке. Все изменилось после армии, когда Егор познакомился с Лизой. То, что не сумел сотворить с сыном родитель, спокойно сделала Баринова.

А уж Лизавета выросла с полным осознанием того, что весь мир крутится только вокруг нее одной единственной неповторимой. Все прихоти выполняются, все мальчики покоряются. Уверен, Егора глава семейства Бариновых посчитал самой перспективной кандидатурой в мужья дочери. Собственно, как и родители Зверева желали породниться с семейством Бариновых, полностью одобрив девочку из хорошей семьи.

На Егора и отец, и мать возлагали большие надежды. Впрочем, было с чего. Учился парень со школьной скамьи на отлично, но и это неважно. Не все отличники способны на карьерный рост. Хорошие ученики делятся на две категории: заучки-зубрилки и те, кто действительно понимает, что изучил.

Так вот последние зачастую и не учатся в полную силу, схватывают все на лету, читаю с интересом научную и около научную литературу, спорят с учителями по теме, а не просто ради спора со взрослым, но чтобы понять, разобраться, убедиться или опровергнуть общепринятое. Такие дети копают глубоко, расширяя свой кругозор. Как правило, либо к концу школы уже знают, кем хотят быть, либо с первого класса осознают и целенаправленно стремятся к своей к цеди. При этом успевают и дружить, и хулиганить, что называется. Про таких в народе раньше говорили: поцелованные боженькой.

Заучки-отличники, зубрилки, ботаны — самые несчастные ребята. Их родители заставляют получать хорошие, вернее, отличные отметки. Для них четверка — это огромная трагедия. Тройка или двойка — это и вовсе за гранью, до истерики, до трясущихся рук и слез.

Тут не ребенок с амбициями, в этой ситуации родители пытаются реализовать через собственного детеныша свои мечты, цели, все то, чего папа или мама, или оба вместе не сумели достичь самостоятельно. Отсюда и гонка за отметками, бесконечный бег по кругу «выше, лучше, больше». В смысле: ты можешь лучше, ты должен быть первым, почему четверка? Значит, плохо подготовился! У моего сына (дочери) не может быть провалов! Ты недостаточно старался. Жуть, одним словом.

В большинстве своем такие дети не умеют самостоятельно думать и выходить за рамки навязанных и доказанных теорем и прочих школьных дисциплин. Есть шанс, если ребенок поступает в институт и уезжает в другой город. С хорошей базой знаний, вырвавшись из-под жесткого прессинга, у затюканного отличника жизнь может поменяться. И тут опять два пути: или сорвется во все тяжкие, или постепенно выровняется и поймет, чего хочет сам.

Землю крутят такие, как Егор. Креативят, ищут новое, пробуют, ошибаются, падают и поднимаются, и снова пробуют. Идут к своей цели.

Если, конечно, не вляпываются вот в такую, как Лиза. Хотя, Зверев молодец, характер все-таки не потерял. Вон как взбрыкнул, поругался с родителями, бросил невесту, выбрал свой путь. Лиза, впрочем, тоже молодец. Умница, красавица, и характер налицо. Такая жена любого лейтенанта приведет к генеральским погонам. Умелой рукой будет направлять, фильтровать друзей и увлечения, решать, куда в отпуск и кому занести при необходимости. Но с Егором где-то что-то пошло не по плану. и вот теперь Баринова не понимает, что не так и как себя вести.

Пан-то возвращения Зверева строился на старых показателях, а тут практически новый человек. Тот, каким Егор уходил в армию, ну и плюс сверху мой характер и опыт наложился.

— Так что? Готова поговорить? — поторопил я зависшую в прострации Елизавету.

Ну еще бы не зависнуть бедной девочке. Ехала-то она к старому Егору, а встретилась совершенно с неуправляемой его копией. Впрочем, уверен, Зверев вдали от Бариновой довольно быстро пришёл в себя. Не потому ли парень сбежал от семьи и от такой замечательной невесты?

— Но… — Баринова тряхнула эффектно волосами.

«И когда только успела распустить свою безупречную уложенную прическу?» — удивился я, только сейчас заметив, что густые блестящие волосы девушки рассыпались по плечам, одна прядка скользнула и упала на грудь. Кстати, и пуговичка верхняя на безупречно отглаженной блузке вдруг оказалась расстёгнутой, чтобы, значит, соблазнительную ложбинку мне показать. Ну да, ну да, молодые чем думают? Явно не головой, частенько совершенно другим местом, которое пониже пояса. На то и Лизин расчет, сбить с мысли, отвлечь.

Я равнодушно скользнул взглядом по прелестям Бариновой, которые так явно мне демонстрировались, поднялся и пошёл на кухню. Там на печке у меня лежал запасной матрас. Старенький, но вполне пригодный для того, чтобы переночевать на полу. От старой хозяйки остался. Новый я сам купил, с первой зарплаты и отложенных Егором денег. А старый привел в порядок и решил не выкидывать, оставил на всякий случай. Вот этот случай и настал.

— Егор ты куда? — всполошилась Лизавета.

— Стелиться. Спать буду. Разговор у нас не получается, значит, будем спать, — не оглядываясь, бросил через плечо.

— Егор! Я… вернись, пожалуйста! Давай поговорим! — воскликнула Баринова, наконец-то смирившись с тем, что не все идет по ее плану. Точнее, все пошло не так, как она задумывала.

Я промолчал, достал матрас, вернулся в комнату. Бросил сверток на пол, уселся обратно на стул, в упор глянул на Лизавету и отчеканил:

— Говори.

Лиза попыталась улыбнуться, даже похлопала игриво ладошкой, приглашая пересесть на кровать, но я проигнорировал предложение. Баринова демонстративно тяжело вздохнула и заговорила:

— Егор… Понимаешь… — Лизавета приподнялась, облокотилась на ладошку, завозилась, пытаясь сесть поудобней, при этом четко помня о том, что у нее болит нога. Баринова морщилась, пыхтела, сопела, стреляла в меня глазками, рассчитывая на помощь, кривилась, то и дело притрагиваясь к щиколотке. Но я продолжал спокойно сидеть на стуле, равнодушно наблюдая за всеми потугами.

Наконец, гостья устроилась, спустила ноги на пол. Ту, которую якобы подвернула, оставила на весу.

— Подай мне сумку, — велела Елизавета командным тоном. Ага, сейчас, бегу аж волосы назад.

Я холодно улыбнулся и не двинулся с места.

— Пожалуйста, Егор, подай мне сумку, — тут же спохватилась Лиза, нежно улыбнулась и добавила. — Я оставила ее на кухне.