Ответить я не успел. Девица презрительно скривила губы, прошлась по Оксане самым пренебрежительным взглядом, на который видимо была способна. После чего повернулась ко мне, выгнула идеально выщипанную бровь и капризно поинтересовалась:
— Ты про менял меня на вот эту серую невзрачную моль? Все твои громкие слова — это всего лишь прикрытие вот этой вот… интрижки? Егор, не ожидала от тебя! Где твой вкус? Ты был самым блестящим студентом всего курса. Юноша из приличной достойной семьи и кто? Доярка? — незнакомка презрительно фыркнула. — На это ты променял свое блестящее будущее? Карьеру? Перспективы? И бросил меня, свою невесту, ради вот этой?
Неприятная особа ткнула ярко алым ноготком в сторону Оксаны.
Только услышав слово «невеста» до меня дошло, наконец, кого принесли черти.
— Аккуратней в выражениях, мадам, — ледяным тоном одернул я девицу, затем перевел взгляд на Гриневу, ожидая увидеть растерянность, смущение, гнев, но Оксана умудрилась и здесь меня удивить.
Вместо всего вышеперечисленного девушка рассматривала невесту Егора (черт, как же ее зовут-то?) внимательным взглядом хирурга, перед которым на операционном столе лежит пациент с очень интересным диагнозом.
«Ну да, диагноз головного мозга „самоуверенная идиотка“ — это для исследователя очень любопытная форма мозговых явлений», — хмыкнул я про себя.
— Оксана Игоревна, прошу простить столичную даму за невоспитанность. К сожалению, немногие девушки в нашем прекрасном городе могут похвастаться приличным воспитанием. Некоторые гражданки не имеют ни малейшего представления о том, как следует вести себя в обществе, — со всей вежливостью заговорил с я фельдшерицей нарочито печальным тоном, позволив себе сочувствующие интонации в адрес невоспитанной хамки.
— Я так и поняла, Егор Александрович, — улыбнулась Оксана, совершенно не обращая внимания на нежданную гостью, затем посмотрела на меня и добавила. — Я, пожалуй, пойду. Завтра трудный день, да и сегодня выдался не легче. До свидания, товарищ Зверев.
Девушка протянула ладошку.
— До свидания, Оксана Игоревна, — с сожалением ответил я, пожимая протянутую руку.
— Саквояж, — произнесла Оксана.
— Что? — не понял я.
— Могу я получить обратно свой саквояж? — в глазах докторши прыгали веселые искорки смеха.
— О, черт, — невольно вырвалось у меня, но извиниться я не успел, снова вмешалась девица с красными губами.
— Да как ты смеешь! Егор! Ты слышал, что сказала эта… эта… пигалица! Она меня оскорбила! Немедленно сделай что-нибудь!
«Черт, да как же ее все-таки зовут?» — снова подумал я, вслух же произнес:
— Еще раз извините, Оксана Игоревна. И, знаете что, позвольте, я все-таки вас провожу. Не люблю нарушать собственные обещания. А вас я обещал довести прямо до калитки, — я не дал Оксане возразить.
— Но как же ваша гостья? — со всей серьезностью поинтересовалась докторша, глядя на меня.
— Подождет, — жестко отрезал я.- Незваный гость хуже татарина, знаете ли, а незваные бывшие невесты и в четыре раза хуже, чем все татаро-монгольское иго. Пойдёмте.
— Егор! Да как ты… Немедленно остановись! Ты меня слышишь? Егор! — взвизгнула практически на ультразвуке невеста Егора, имя которой я так и не вспомнил.
Я предложил Гриневой руку, фельдшерица, нисколько не колеблясь, просунула ладошку под мой локоть, и мы пошли в сторону ее дома, полностью игнорируя вопли столичной гостьи.
— Егор! Я сказала, стой немедленно! Я буду жаловаться! В конце концов, я твоя невеста! Ты меня слышишь? Ты в этой своей деревне совсем одичал! Как тебе не стыдно! — неслось нам вслед.
— Еще раз прощу простить за неприятный инцидент, — прощаясь с Гриневой возле калитки, передавая саквояж, извинился перед девушкой за неприятную сцену, участницей которой Оксана невольно стала.
— Вам не за что извиняться, Егор Александрович. Некоторым девушкам очень сложно смириться с тем, что не все в жизни происходит так, как им хочется. Вы не виноваты в отсутствии воспитания у посторонних людей.
Мне показалась, что на слове «посторонние» Оксана сделала особый акцент. Захотелось что-то сказать в свое оправдание, но я не стал. Чем больше объясняешь ситуацию, тем меньше собеседник тебе верит, тем больше уверяется в том, что ты оправдываешься.
А когда оправдываешься, значит, есть в чем, значит, виноват. Моей вины в том, что Егор расстался с истеричной меркантильной девицей, не было, поскольку мой реципиент разошелся с невестой задолго до меня. Во всяком случае, перед своим отъездом по к месту назначения, если судить по письмам, Зверев точно расставил все точки на «и». Поэтому я никак не мог понять, какого черта бывшая зверевская подружка приперлась черти куда за сотни километров от столицы, которую не желала покидать ради глухой провинции.
Но, уверен, прямо сейчас мне все объяснят. Осталось придумать, куда ее сбагрить. Потому как оставлять у себя на ночевку бывшую подружку Егора у меня было ни малейшего желания. Знаю я эти штучки: дайте попить, а то так есть хочется, то переночевать негде. А потом бац: ой, Егорушка, а я беременная. Как ты не помнишь? У меня никого кроме тебя не было! Ты подонок! Я буду жаловаться в горком! Или куда там бегали дамочки, желающие захомутать перспективного женишка.
Впрочем, перспективным женихом для столичной девицы я себя не считал. Возвращаться в столицу я не планировал как минимум еще несколько лет.
— До свидания, Оксана Игоревна, — попрощался с фельдшерицей, жалея о том, что перспективный тихий уютный вечер после дневных потрясений в школе превращается не пойми, во что. Мало мне Голубевского салюта, теперь еще и это… эта…
— Желаю вам побыстрее решить вопрос, Егор Александрович, — ответила Оксана, подхватила саквояж и исчезла в сумерках двора.
Я развернулся в сторону собственного дома, остановился, похлопал себя по карманам в поисках сигаретной пачки и понял, что оставил ее дома. В школе я не курил, да и в принципе не сильно стремился вернуть ненужную привычку, но ситуация прямо-таки располагала.
Истеричная возмутительница спокойствия, без спроса свалившаяся как снег на голову, орать давно перестала. Ожидала меня возле калитки, сложив руки на груди, гордо вздернув подбородок, нахмурив тонкие брови и недовольно скривив капризные губы.
«И что он в ней нашел? Ну, красивая, ну ухоженная, возможно, даже мозги имеются. Но ведь пустышка… Такой только статус да чтобы все как у людей, а желательно в три раза лучше, чем у соседей», — подумал я подходя к калитке.
— Ну здравствуй, Елизавета Юрьевна Баринова, — равнодушно поздоровался с девицей, наконец-то вспомнив, как зовут невесту Егора. — В дом не приглашаю, не люблю незваных гостей. Что хотела? Зачем приехала? — остановившись возле калитки, поинтересовался я.
— Да как ты! — начала было Елизавета.
Лицо ее сначала покраснело, затем побелело от возмущения, но девица довольно-таки быстро взяла себя в руки и расцвела улыбкой, пусть и наигранной, натянутой, но всё-таки улыбкой.
— Егор, где твои манеры? — нежадным голоском пожурила девушка.
«Поздно, дамочка, пить боржоми, когда голос сорвала. Вот как бы с первой минуты повела себя, как человек, глядишь, и в гости бы пригласил, посидели бы, чайку попили, обсудили, и отправил бы я тебя восвояси. А теперь баста, карапузики, надо думать, куда тебя пристроить на ночевку. Главное не в моем ломе», — разглядывая Баринову, прикидывал свои дальнейшие действия.
— Егор, давай поговорим по-человечески! — воскликнула Елизавета Юрьевна.
В широко распахнутых глазах девушки, даже красивых, признаю, блеснули слезинки. Голос дрогнул, изящные пальцы нервно переплелись, девушка шагнула ко мне, прикоснуться ко мне, но я невежливо отступил. Терпеть не могу, знаете ли, когда ко мне прикасаются чужие бабы, в смысле, бывшие чужие невесты.
— Не стоит, Елизавета Юрьевна, — мягко, но твердо остановит я актрису.
То, что столичная штучка разыгрывала передо мной второй акт домашнего спектакля, было ясно, как божий день. Вопрос: какого лешего я оказался единственным зрителем этой домашней заготовки? Причем ради этого фарса дамочка прикатила аж из самой столицы в Тмутаракань за ради какого-то деревенского учителя. Спрашивается, зачем? Что изменилось?
Бросил новый ухажер в состоянии почти беременна и надобно срочно пристроить нагулянного ребеночка бывшему жениху, человеку глубоко порядочному, с покладистым характером? Как только в армии выжил с таким подходом к жизни, или это только женщин касается? Эх, девочка, не повезло тебе, Егор, может, и простил бы и поверил, но где тот Егор теперь?
— Егор! Как ты можешь! Да, я совершила ошибку! Но все совершают ошибки! Ты тоже хорош! Решил все за нас двоих, не посоветовался! Уехал! — Лиза начала заводиться, но тут же опомнилась и сменила недовольно-раздражённый тон на мягкий женственный.
Вот только он никак не вязался со сталью во взгляде, которая пряталась в глубине затуманенных фальшивыми слезами глаз, и общим фоном, так сказать.
— Слушай, что тебе надо? — поинтересовался я.
— Егор! Ты так и не пустишь меня в дом? — воскликнула девушка. — Я… устала! Мне так долго пришлось до тебя добираться! Автобус, который сюда привез… Егор! Это же просто ужас что такое, а не автобус! У меня разбито все тело! У меня все болит! Я очень хочу кушать! И в душ! Ты что меня даже чаем не угостишь? — плачуще-капризным голоском заговорила Лиза.
«Черт, похоже, придётся проявлять законы гостеприимства в худшем его варианте. А то вон соседи уже резко себе дела за дворами понаходили, глазеют на сцену», — выругался я про себя.
— Заходи, расскажешь, что хотела… «а я придумаю, куда тебя отправить ночевать», — вторую часть фразы произнёс про себя, не стоит предупреждать неприятную гостью о своих планах.
С этими словами я развернулся, открыл калитку и пошёл, не оглядываясь к дому.
— Егор! — возмущенно окликнула Елизавета. — А чемодан? Он тяжелый! Ты что мне даже не поможешь?
Не оглядываясь, я крикнул:
— Я тебя в гости не звал, можешь оставить за калиткой, у нас тут люди честные, не украдут. А то и занесет кто-нибудь по-соседски.
В том, что в ближайшее время ко мне наведается как минимум Митрич, я почему-то не сомневался. Честно говоря, даже надеялся на внезапный визит дядь Васи. Не могут соседки мои не прислать засланного казачка на разведку. Вот я тогда и сплавлю Лизавету к кому-нибудь переночевать. А завтра, думаю, после такого приема, девочка-припевочка сама свалит из нашего села в далекую белокаменную столицу и больше не вспомнит про сельского идеалиста учителя. Главное, еще раз в очень доступной форме объяснить несостоявшейся жене Егора, что нам с ней не по пути от слова окончательно.
«И все-таки, какая нелёгкая ее принесла?» — в который раз подумал я, отпирая замок на двери.
За моей спиной слышалось возмущенное пыхтение, я оглянулся и ухмыльнулся. Елизавета Юрьевна изо всех сил демонстрировала, насколько ей тяжело, и насколько она понимает, почему я так поступил. Мол, виновата да, ты обижен, я понимаю, но видишь, я могу и готова все простить и забыть.
— Чемодан на крыльце оставь, — посоветовал я.
— Почему? — выдохнула Лиза, с недоумением глянув на меня.
— Чтобы далеко не таскать, — хмыкнул я. — Проходи. Разувайся. Тапок нет, свои не дам, — командовал я из комнаты.
Понятное дело, девица меня не послушалась и теперь пыхтела в три раза сильнее, стараясь затащить чемодан не просто в мой дом, но подальше от порога, прямо в комнату. Ну-ну, старайся, дорогая, мне вынести-то несложно будет.
— Я же сказал, не стоит так далеко заходить, — повтори, лицезрея раскрасневшуюся от натуги недовольную физиономию столичной штучки. — Чай будешь? Заварка, правда, закончилась, но есть вчерашняя, почти свежая. И пряники остались, малость твердоватые. Но это ничего, если их помакать в кипяток, вполне даже ничего, местами вкусно, — гостеприимно предложил я.
— Егор! И вот здесь ты живешь? — забывшись, воскликнула Лизавета, с ужасом оглядывая мою комнату.
— А что не так? — удивился я. — Чисто побелено, Серафима вон занавесочки пошила. Степанида покрывало красивое придарила, сама своими руками кружева пришивала по краям. Людочка подушками порадовала, — перечислил я свое богатство, намеренно именуя пожилых соседок только по именам. Пусть думает, что хочет, глядишь, быстрее свалит.
— А Оксана Игоревна что же, ничего не подарила? — съязвила Баринова, не выдержав моих обстоятельных описаний и многочисленных женских имен. — Я смотрю, за тобой тут все деревня ухаживает. Ну а что, жених ты завидный. Только вот интересно, эти твои, деревенские, знают, что у тебя невеста имеется, Егор? — Лиза уперла руки в бока и возмущённо на меня уставилась, совершенно позабыв, что отыгрывает роль виноватой невесты, которая приехала мириться.
— Бывшей, Лизонька, бывшей, — хмыкнул я. — Так что, чай будешь? Или сразу скажешь, зачем я тебе понадобился, быстренько закончим разговор, и я буду решать, куда тебе пристроить на ночь.
— Что? — растерялась столичная принцесса. — Но… я же к тебе… Ты что меня выгонишь из дома на ночь глядя? — возмутилась Баринова.
Лицо девчонки пошло пятнами, Лиза с недоверием смотрели на меня, губы скривились, вот-вот разрыдается. Этого только не хватало.
— Так Елизавета Юрьевна, держи себя в руках. Слезы оставь для папеньки, и для прочих ухажеров. На меня они больше не действует. А ночевать у меня негде, кровать одна. Не могу же я незамужнюю девушку оставить у себя в доме. Это тебе не город, тут такого не поймут.
— Да как ты… Да плевать мне… Егор! Ты стал бесчеловечным в этой дыре! Ты… ты… что скажут Александр Еремеевич и Светлана Николаевна, когда узнают, что ты выгнал меня в незнакомом месте на улицу⁈ В холод! Куда я пойду?
— Ничего не скажут, думаю, они про меня уже и думать успели позабыть, — заверил я девушку, но, судя по реакции, что-то тут было не так. — Та-а-ак… или ты по их инициативе поперлась черти куда? С полного согласия и поддержки? Ну-ка, дорогая, пошли-ка на кухню, чаем я тебя так уж и быть напою, пряников насыплю, и ты мне все в подробностях расскажешь.
— Егор! Я совершила большую ошибку, — прижав кулачки у к груди, начала Лизавета старую песню о главном, но я перебил.
— Так, стоп, хватит. Я оценил, правда. Лиза.
— Что? — девица растерянно хлопнула ресницами. — Я не понимаю… Егор, почему ты такой… жестокий. Ты таким не был! Ты совершенно невозможен! Деревенская жизнь плохо на тебя влияет! Да, я тебя обидела, но я была неправа! Я приехала извиниться, начать все с начала! Я люблю тебя, Егор! — несчастным срывающимся голоском практически промурлыкала Елизавета. Это ж надо так уметь, вот вроде и голос хныкающий, а сколько в нем обещаний на будущее.
— Вон там рукомойник, руки мой и за стол. Осторожно, табуретка старая. Но тебя думаю, выдержит, — не обращая внимания на очередной акт театрального представления, скомандовал я. — Тебе с сахаром?
— Да, — растерянно пискнула Баринова, следя за тем, как я хозяйничаю на маленькой кухне.
Глаза столичной девочки все больше и больше расширялись, замечая детали и мелочи сельского быта.
— А… где у тебя уборная? — смущаясь, произнесла Лиза.
И вот тут я с удовольствием ответил:
— Так на улице. Как с крыльца спустишься, пройдешь по тропинке, свернешь налево, там за курятником домик стоит, не ошибёшься.
— Что? К-какой домик? — ужаснулась Лиза.
— Деревенский. Ну, если что, могу предложить ведро, — я с сомнением посмотрел на Баринову. — Оно, конечно, на таких каблуках в сельский сортир… застрянешь в щелях пола, вытаскивай тебя потом. Да и каблуки поломаешь… — напустил я жути.
— Егор! Ты… деревенский чурбан! — воскликнула Елизавета, глядя на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Сельский, — поправил я.
— Что?
— Мы в селе живем, значит, сельский чурбан, — вежливо пояснил девочке.
— Все равно! — воскликнула Лиза — Проводи меня, там у тебя… собака! Я боюсь! — капризно скривила губы бывшая невеста Егора.
— Точно! Чуть про Штырьку не забыл, это же надо, — покачал головой, шагнул в сенцы, распахнул дверь и крикнул:
— Мелкий! Давай домой! Ужинать!
С радостным лаем в дом залетел Штырька.
— Куда! Стоять! Лапы! — остановил я лохматый комок счастья, косясь на Лизу.
Девушка брезгливо поджала не только губы, но постаралась спрятать ноги, чтобы пёсель не кинулся их обнюхивать.
— Давай лапу, вот молодец, — разговаривал я со Штырькой, не обращая внимания на незваную гостью. — Вторую. Да стой ты, мелкий. Сейчас отпущу. Поворачивайся, давай заднюю, вторую… — командовал я щенку.
Штырька оказался умным и послушным псом, потому процесс его воспитания шел легко и не занимал много времени. Про лапы мелкий понял практически с первого раза, но сейчас, при виде нового человека на своей территории, Штырька весь извертелся. Это же непорядок, с точки зрения щенка, в собственном дворе не встретил и не облаял чужачку. Потому пес рвался познакомиться с Лизаветой поближе, мечтал хорошенько обнюхать, а может даже и лизнуть, если повезет.
Похоже, опять через забор убегал к соседскому Шарику, но к ужину малой возвращался как штык.
— Это… что? — поинтересовалась Елизавета.
— Щенок, — ответил я. — Лучший друг человека. Зовут Штырька. Все, свободен.
Я отпустил мелкого и он тут же начал крутится возле Бариновой. Девица поглубже спрятала ноги под стул, и едва сдерживалась, чтобы не шлёпнуть щенка по носу.
— Но у меня аллергия на животных! — возмутилась Елизавета, доставая платочек из дамской сумочке. — Егор! Сделай что-нибудь! Зачем он меня нюхает! — брезгливо процедила девица.
— Штырька фу. Место! — велел я, пёсель разочарованно отправился к свой лежанке.
— Выгони его на улицу! — приказала Лиза. — У меня аллергия!
— А у меня нет, — я развернулся, подхватил чайник, зажег плиту и поставил посудину нагреваться.
— Но… Егор, пожалуйста, отправь собаку на улицу, — попросила Лиза умоляющим тоном, старательно прижимая платок к носу.
— Нет. Он привык ночевать дома, — отрезал я.
— Но… у меня аллергия! — воскликнула девица, добавив возмущения в голос.
— Лиза, прими таблетку, мелкий сейчас поест и пойдет в комнату. Надеюсь, за полчаса с тобой ничего не случится. Штырька, ужин, — крикнул я щенку, подзывая к миске.
Мелкий радостно подскочил к своей чашке и принялся жадно чавкать.
— Почему за полчаса? — моментально позабыв про аллергию, поинтересовалась Баринова.
— Ты в туалет хотела? Вроде бы. Так что, на улицу пойдешь, или я выйдут, а ты на ведро сходишь? — пропустив вопрос мимо ушей, уточнил я.
— Егор! — Лизавета покраснела. — На улицу, конечно! Проводи меня! — потребовала бывшая невеста, но тут же добавила ласковым тоном. — Пожалуйста.
— Обувай, — я вышел в коридорчик, через секунду вернулся, поставил перед столичной девочкой обувку.
— Что это? — с ужасом спросила Лиза.
— Калоши. Говорю же, каблук застрянет в досках туалета, а калоши для села самое то, — посоветовал я.
— Но это не мой размер! — пискнула сдавленным голосом Баринова.
— Какой есть, других не держу, — пожал плечами. — Ну, ты идешь? — грубовато поторопил девицу.
— Да…
С каменным лицом, едва сдерживая желание оттолкнуть от себя щенка, который поел и снова норовил пристать к незваной гостье, Елизавета поднялась, сунула ноги в калоши и застыла на пороге между импровизированной кухней и сенцами.
— Егор… а… там все есть? — мило покраснев, уточнила Баринова.
Сперва я не сообразил, что Лизавета подразумевает под «все», потом понял, о чем речь и улыбнулся.
— Конечно, Лиза, все как в лучших домах Лондона и Парижа, не волнуйся.
Девица заметно выдохнула, мило улыбнулась и попыталась взять меня под руку. Но в коридорчике места было очень мало, потому я шагнул к выходу, не обращая внимания на недовольное лицо Бариновой, снял с гвоздика фонарь, открыл дверь и сделал приглашающий жест рукой.