У роз нет запаха и вкуса

Глава 23

Закрыться с Алей и Роуз безвылазно на ближайшие пару лет, пока всё не утихнет, было бы идеально. Но он действительно на эмоциях отправил письма из Экрейста, скорейшим почтовым отправлением, естественно, и понимал, что на конверте будет стоять экрейстовский номер почтового отделения.

А это значит, его очень быстро найдут. Надо действовать наперёд.

В ту первую ночь Вильем остался ночевать в доме Альяны, на софе в гостиной, а проснулся незадолго до рассвета — некоторые монастырские привычки он так и не изжил, хотя уже почти семь лет не слышал звона монастырского колокола. Встал, плеснул на ладони прямо из кувшина в кухонном закутке, умыл лицо… И тихо прошёл в сторону спальни, отчаянно надеясь, что дверь не скрипнет и не заперта на засов. Не заперта — засовов на ней не предполагалось в принципе.

Роуз спала на маленькой детской кровати, на спине, раскинув руки и ноги в стороны морской звездой, в точности, как обычно спал он сам. Неожиданная волна злости поднялась внутри: он должен был узнать раньше! Сейчас ей пять лет, а какой она была год назад? Два, три, четыре года назад? Когда первый раз смогла сотворить иллюзию? Не испугалась ли? Почему не любит улиток? И какого дьявола общаться Аля отправляла её к своей долбанутой сварливой сестрице, внушавшей его — его! — дочери, что у неё не такой нос и что замечательные забавные конопушки — это некрасиво?!

А вслед за злостью пришёл страх, что он может потерять её. Их. Снова.

Альяна тоже спала — а может быть, притворялась, таким ровным и беззвучным было её дыхание. Лежала на боку, трогательно, по-детски подложив ладони под щёку, и Вильем торопливо сделал шаг назад, чувствуя, что сейчас не выдержит и схватит её в охапку. Места двоим в её постели хватит…

Нет уж, хватило с него и вчерашнего возбуждения, не получившего разрядки.

«Хорошо, я буду твоей любовницей», — сказала она, и это было правильно. «Безумно тебя хочу», — сказала она. Разве он не должен был рад, услышав её столь легко полученное признание? Разве не об этом он мечтал все эти шесть лет? Ещё раз уложить в постель свою вновь обретённую самую желанную женщину?

Но её слова на признание не походили. Скорее… на откуп. Альяна откупалась от него своим телом. От его участия, его присутствия, его притязаний на значительное место в их жизни. На дочь.

Расторгнуть помолвку через несколько минут после того, как встретил женщину, с которой переспал несколько раз несколько лет назад… Его жизнь стала трагикомедией.

Тогда, шесть лет назад, он испугался.

Сейчас понял, что, если испугается вторично, смалодушничает, упустит момент, будет жалеть не шесть лет, а все сорок или пятьдесят. Чуть больше, чуть меньше, как жизнь сложится.

Буквально выскочив из спальни Роуз и Альяны, Вильем написал детским восковым мелком на оборотной стороне одного из рисунков, лежащих на полу: «Не сбегай. Я вернусь» — и положил на стол, усыпанный бисером.

Он был знаком с Веронеллой год. С отцом семь лет. С Альяной… сколько наберётся дней, когда они виделись? По пальцам пересчитать. Но только в её доме после смерти матери он впервые не почувствовал себя чужим, посторонним. Даже жаль, что он не сможет показать ей, что выбирает её, потому что выбора никакого и не было. Ничего не было в той, другой жизни, что можно было бы положить на весы, от чего отказаться. Даже магия. Даже наука, магистратура, должность…

Ему повезло с экипажем, доставившим его в столицу уже к десяти утра. Чуть помедлив, решил сразу идти к отцу. Сегодня воскресенье. Время традиционного семейного обеда.

— Ты сошёл с ума.

Отец в ранней юности увлекался энтомологией, и сейчас его легко можно было представить с увеличительным стеклом в руках и презрительной гримасой на лице, словно он обнаружил, что редкий и ценный, как померещилось сперва, экземпляр оказался обыкновенным рыжим прусаком.

— Ты сошёл с ума, — повторил отец и бесшумно положил на тарелку серебряную вилку с фамильным клеймом. Казалось, всё в этом доме было заклеймённым — от вещей до людей. За овальным деревянным столом немыслимых размеров, предназначенном для большой и дружной семьи принца Эльдера, родного брата Его Величества Дайгона, почти полным составом располагалась него, Вильяма, не так давно обретённая высокая родня. Овдовевший раньше времени Эльдер, ныне занимавший пост министра внутренних дел, неожиданно принявший самое активное участие в судьбе младшего незаконнорожденного сына, сидел, естественно, во главе стола. Справа от него оказалась тридцатипятилетняя Дайна, слева — тридцативосьмилетняя Риона. Сестры, виртуозно и синхронно орудуя столовыми приборами, украдкой сочувственно улыбнулись ему одними уголками губ.

— Что значит — ты разрываешь помолвку и отменяешь свадьбу? Так не делается, Вильем. Если ты нашёл себе… — отец снова скривился, впрочем, для постороннего наблюдателя, не знакомого с его мимикой — почти незаметно, — нашёл себе очередную женщину низкой социальной ответственности…

— Её ответственность — это моё дело. Я разрываю помолвку, но не отменяю свадьбу. Всего лишь меняю невесту.

— Ты предполагаешь, что отказать семейству Лиастель — это «всего лишь»? Нет, Вильем. Это скандал, в котором окажусь замешан и я. Имей мужество поступать по-мужски.

— Хочешь сказать, что оставить мою мать с ребёнком на руках было очень по-мужски? — Вильем почувствовал, как закипает в нём злость, холодная слепая ярость. Сестры, даже теперь, будучи сами замужними семейными дамами, как по команде опустили головы ниже. Они-то росли с Его Высочеством с самого рождения и до сих пор боялись его чуть ли не до судорог, включая старшую, сорокалетнюю Элейну, которая сегодня отсутствовала — не иначе как была при смерти, разве может быть менее уважительная причина для пропуска семейного воскресного обеда?

— Я помогал ей финансово, ты ни в чём не нуждался, — равнодушно ответил отец. — И прекрати мусолить эту тему. Я предлагал твоей матери решить вопрос с прерыванием беременности, она отказалась. У меня была законная семья, и я поступил, как требовал долг. Я никому ничего не обещал так, чтобы потом оставить обещание невыполненным, Вильем.

«Если не считать обещания верности законной жене» — Вильем не сказал этого только из сочувствия к сёстрам.

— У меня изменились обстоятельства.

— Ты говоришь о женитьбе на какой-то женщине, о которой никто никогда ничего не слышал. Хватит, Вильем. Такое волнение бывает перед свадьбой. Я сообщу Вергеру Лиастелю, что у тебя очередная блажь, к которой не стоит относится серьёзно.

— Ты свяжешь мне руки? — Вильем вытянул вперёд ладони. — Отец, я люблю эту женщину. У нас дочери…. четыре года!

Меньше всего ему хотелось, чтобы отец связал «эту женщину» с леди Альяной Койно.

Несмотря на установленный этикет, Дайна вскинула голову. Она всегда симпатизировала ему больше других его родственников по отцовской линии и одновременно была самой смелой.

— У тебя есть дочь?!

— Да. И я хочу жениться на её матери. Я не хочу, чтобы она была, как я — никому не данным никому не нужным обещанием. Мы уедем из столицы куда-нибудь подальше…

— То, что это твоя дочь, ещё надо доказать, — кисло процедил отец. — Эта женщина в курсе, что ты не носишь мою фамилию? Если этой женщине нужны деньги…

— Ей не нужны мои деньги. Точнее, твои. И твоя фамилия тоже никому из нас не нужна.

Риона ещё ниже опустила голову, а Дайна воскликнула, игнорируя почти угрожающий взгляд отца, его побелевшие пальцы, сжатые на рукоятке столового серебряного ножа.

— Ты должен обязательно нас познакомить! Наши дети подружатся! — у младшей из трёх старших сестёр Вильема был образцовый многодетный брак, образцовый муж в должности первого заместителя Королевского канцлера, образцовая «женская» деятельность — благотворительность. Несмотря на четверых детей Дайна сохранила свою энергичную активную натуру, сочетающуюся с необыкновенной искренней жалостливостью ко всем страждущим и добрым нравом, и сфера её деятельности распространялась и на здравоохранение, и на образование, и на сиротские приюты при храмах Творителя. — Но зачем же уезжать?!

— Дайна, — словно малолетнему нашкодившему ребенку, брезгливо бросил отец. — Помолчи. Вильем сейчас разговаривает не с тобой. Дай этой женщине денег, пусть уезжает. Твою жизнь и твою карьеру незначительный эпизод из прошлого ломать не должен.

— Я сам незначительный эпизод, — почти весело ответил Вильем. — В гробу я видал такую карьеру, для которой я нужен как муж Веронеллы Лиастель, а не как специалист по…

— Разговор окончен, — отец смял салфетку. — Я бы ещё понял, если бы это был сын…

Риона вдруг подняла голову:

— Если сын, то что-то бы изменилось для тебя?

— Можно было бы рассмотреть вопрос о его воспитании, после соответствующей процедуры подтверждения отцовства… — Эльдер махнул рукой. — Но тут и говорить не о чем.

— Это я знаю. Мы всегда такими для тебя были — «говорить не о чем», — неожиданно внятно произнесла средняя сестра, и Вильем посмотрел на неё изумлённо. Ему подумалось, что за шесть с половиной последних лет он даже и голоса-то её не слышал толком. — А теперь ты требуешь от Вильема, чтобы он был таким же, как ты. Но у него, в отличие от тебя, к счастью, есть сердце.

— У него есть юношеская дурь, которую, к сожалению, никто из него вовремя не выбил. Вильем, я запрещаю тебе покидать столицу…

— Я пришёл не за разрешением. Я пришёл уведомить о том, что женюсь на другой женщине и, вероятно, уеду. И мне нужен сэр Лероль. На полдня максимум. Я думаю, будет правильнее обратиться через тебя, а не непосредственно к Его Величеству.

Лероль был королевским лейб-магом высшего порядка, и в этом качестве должен был постоянно находиться в шаговой доступности от Его Величества Дайгона. В исключительных случаях Лероль оказывал услуги и кому-то ещё, например, королевским родственникам.

— Что случилось? — обеспокоенно сказала Дайна, продолжая игнорировать отца, и мысленно Вильем почти восхищался ею.

— Я потом расскажу. Личный конфиденциальный вопрос.

— Чтобы освидетельствовать помутнение твоего рассудка, Лероль не нужен.

— А что ты мне сделаешь? — спросил Вильем, глядя в карие отцовские глаза, умудрявшиеся оставаться ледяными, несмотря на тёплый шоколадный цвет. И вдруг подумал, что у Роуз точно такие же глаза. И в любом случае он не хотел бы тащить её сюда и знакомить с дедом, от которого она очень быстро узнает, что является не более чем ошибкой, блажью и помутнением. Он сам был не рад узнать о себе такое, но ему хотя бы уже исполнилось восемнадцать. А Роуз должна знать только одно: она подарок и прекрасна сама по себе. — Посадишь за решётку? Запрешь в приюте для умалишённых?

— Я договорюсь с Леролем лично, если тебе нужно, — Дайна осторожно положила ложку на тарелку. — Он принимал всех моих четверых, у нас хорошие отношения.

— Тебе будет отказано от этого дома, — сказал отец. — И не только…

Неожиданно Дайна встала, и ложка-таки предательски звякнула, стукнувшись о фарфоровую тарелку — тоже с фамильным клеймом.

— Если тебе срочно, я обращусь к Леролю прямо сейчас…

— Дайна, сядь! — голос отца зазвенел металлом. И в этот момент поднялась и Риона. Задвинула стул, ножки пронзительно скрипнули по паркету.

— Я надеюсь, Вильем, что ты нас познакомишь с твоей избранницей. Если бы в своё время я вышла за человека, которого любила, а не за это навязанное мне убогое чучело, которое называется моим мужем, и которое скорее женато на своих экономических отчётах, может быть, сейчас у меня были бы хотя бы счастливые воспоминания.

И в этот момент отец вскрикнул, совершенно не по-мужски, как-то визгливо, нет, даже пискляво. Вильем, Дайна и Риона одновременно опустили взгляд: в тарелке Его Высочества Эльдера копошилась огромная, с котёнка величиной, улитка с ярко-оранжевым панцирем. Миг — и невольная иллюзия развеялась, а на лице отца вновь оказалась маска брезгливого высокомерия. Только она уже никого не пугала.

Может быть, Вильему даже хотелось обернуться, чтобы увидеть, как отец сидит в одиночестве во главе своего огромного стола.

Но он не обернулся.

— Никуда не пойду, — сказала Альяна, не без труда дав ему возможность договорить. — Абсолютно исключено. Абсолютно. И никакой королевский маг-медик меня осматривать не будет!

— Я буду рядом. Я и мой приятель. Он ведёт себя как идиот, но отлично владеет телекинетической магией, если ты слишком перенервничаешь. Тебе не о чем беспокоиться, Аль. Мы тебя подстрахуем. Поддержим. Просто на всякий случай — я не хочу пока светить этот дом.

— Толпа народа. Эмоции. Столица. Роуз, которая никогда не бывала в таких шумных местах. Целитель, который будет знать обо мне и непременно доложит, куда следует… Мне есть о чём беспокоиться, Вильем.

— Никто никуда ничего не доложит, Лероль умеет держать язык за зубами, для того его и держат. Он ничего не расскажет, даже если его похитят и будут пытать. Королевский медик знает все тайны самых высоких персон. И никто не ищет вдову Мортона Койно, Аль, для всего мира её больше нет. Трудно только сделать первый шаг. Ты сама себя похоронила в этом доме. А ты красивая молодая женщина, которая и без того прожила взаперти несколько лет…

— Молодая! — передразнила его Альяна, которая, кажется, в глубине души крайне болезненно воспринимала их возрастную разницу.

— Годы, проведённые взаперти, не считаются. Поедем. Представь, как обрадуется Роуз.

Вильем вернулся домой — он так и подумал — домой, только через двое суток, потому что встретиться и договориться с Леролем сразу не удалось. Голова раскалывалась на кусочки от бесконечных разговоров и выяснения отношений со всем семейством Лиастоль, к которым он таки поехал лично, от их рыданий, проклятий и угроз. И в то же время внутри наступила ошеломительная ясность.

«Если идёшь по правильному пути, тебе помогает вся Вселенная!» — процитировал как-то одного мудреца Дирк. Но на Вселенную Вильем больше не надеялся.

Когда он зашёл, порадовавшись незапертой двери и огоньку в окне, Роуз уже спала, а Альяна сидела за столом за своим любимым бисером. Мелкие бусины так и мелькали в ловких тонких пальцах.

— Мог бы и не возвращаться, — сказала она негромко, не поднимая глаз. — Роуз уже раз сто про тебя спрашивала, а я не знала, что ответить. На будущее: будем общаться как угодно, только без неё.

— Без неё уже не получится. Не смогу, — и чтобы Альяна не стала опять возражать, Вильем с порога начал докладывать грядущие планы: поездка в столицу, встреча с Леролем. Умолчал только об официальном расторжении помолвки с леди Лиастоль и о планируемом предложении руки и сердца — успеется. Посмотрел в её уставшие глаза — кажется, Альяна не спала эти два дня. Волновалась… из-за его ухода?

— Поздно, пойдём спать.

— Как скажешь. Стели себе здесь.

Она кивнула на стопку постельного белья на софе.

— Ложись здесь со мной, — сказал Вильем, чувствуя почти отчаяние от её смиренного равнодушия.

— Роуз может войти…

— Закрой дверь.

— Она испугается, проснувшись одна в комнате.

— Я оставлю там иллюзию тебя спящей. Чего ты боишься? Мы просто ляжем спать. Роуз пора привыкать, что мы будем спать вместе.

Она запустила в него игольницей. Правда, без иголок.

— Хочешь сказать, что сама предложила, а теперь сдаю назад? — Альяна посмотрела на него искоса. — Ты пришёл, хотя я тебя не звала. Буквально свалился нам на головы. Остался, хотя я просила уйти. Ушёл, когда я почти поверила, что ты останешься. Как оказалось, моё терпение не так уж велико. Я переоценила свои силы.

— Иди сюда, — вопреки словам Вильем подошёл к ней сам. Альяна подняла на него взгляд, не пытаясь встать со своего стула. — Мосты мало сжечь, Аль. Бесконечно подметать пепел после — вот настоящая работа.

— Подмёл?

— Прикупил мётел. Я же говорил, что мне понадобится время.

— А я глупая. Не понимаю с первого раза.

— Иди сюда.

Она медленно поднялась, продолжая смотреть на него. Взяла за руку, переплетая свои пальцы с его, томительно неторопливо погладила ладонь подушечкой большого пальца. Потянула его в сторону выхода, и он поклялся не уходить, что бы она ему ни сказала, чем бы ни уколола.

Но у самой входной двери Альяна остановилась. Толкнула стену напротив. Та неожиданно разломилась неприметной дверцей, за которой обнаружилось небольшое тёмное помещение с каким-то хозяйственным инвентарём. Аккуратные стопки деревянных ящиков разной высоты располагались вдоль стены.

Дверь закрылась за ними, темнота и тишина на несколько мгновений стали абсолютными, всепоглощающими. Впрочем, над потолком было маленькое застеклённое окошко, и когда показалась луна, кое-какие очертания окружающего пространства стали яснее. Вильем торопливо расстёгивал рубашку, стягивал брюки и слышал шелест ткани её платья.

В темноте цвет её волос был совершенно неважен. Руки коснулись голой тёплой кожи. Губы Альяны прижались к его подбородку, ладони легли на щёки, удерживая лицо. Грудь женщины, полная, мягкая, коснулась его обнажённой груди.

— Я хочу тебя всю рассмотреть, — шепнул он ей на ухо, — Налюбоваться. Не хочу спешить. Но и ждать не могу.

— Не жди.

Вильем набросил свою одежду на один из ящиков, усадил туда свою женщину: её кожа на контрасте с чернотой волос казалась невероятно белой. Наклонился, обхватывая её губы своими, одновременно поглаживая нетерпеливо приподнявшимся членом влажные складочки между её ног.

— Не спеши, — задыхаясь, проговорила она ему прямо в губы. — Дай мне привыкнуть… У меня никого не было с того нашего раза. У тебя было много женщин?

— Я…

— Не оправдывайся. Всё равно это уже ничего не изменит.

Он чувствовал тугое давление невероятно нежной требовательной плоти, стараясь сдерживаться, чтобы не сделать ей больно или некомфортно.

— Не настолько не спеши.

Деревянные доски ящика поскрипывали под мерными, чуть убыстряющимися толчками.

— Так и знала… — шептала она, кончики ногтей впивались ему в шею, точно розовые шипы. — Сразу знала, что этим всё кончится. Иначе быть не могло…

— Всё только начинается.

Её волосы пахли теплом. Вильем, конечно, знал, что тепло не пахнет, но если бы у домашнего уюта был аромат…

— Как я скучал по тебе, — тело содрогалось от разрядки, кожа была чуть солёноватой на вкус от пота.

— Врёшь. Чувствуется богатый опыт.

— Ты вообще была замужем.

— До тебя.

— У меня было много женщин, — сдался он. — Ни одной лица не помню.

— Хотела бы я забыть лицо Мортона.

— Это ты его убила?

Они отстранились друг от друга, точнее, отстранилась Альяна. Соскочила с ящиков, теперь Вильем опустился на них и потянул её на себя. Она стояла перед ним, и Вильем поглаживал её грудь мягкими круговыми движениями, осторожно касаясь губами и языком тёмных вершинок.

— Не уходи. Можешь не отвечать. Это не имеет особого значения.

Она закусила губу, глаза блеснули. Приподнялась — и оседлала его ногу. Чуть потянулась, потёрлась об него гибким кошачьим движением. Вильем нетерпеливо дёрнул ногой, усаживая её на себя. Альяна слегка толкнулась вперёд, заставляя отклониться назад. Погладила руками напрягшийся пресс, прижатый к животу требовательно пульсирующий член, отвела его руки. Он чувствовал сладкую тяжесть тела, мягкость беззащитной гладкой кожи.

— Его убила не я.

— А кто? Та женщина, чьё имя ты взяла?

— Да. Его кузина. Кажется, она слегка повредилась рассудком, что неудивительно. А вот её… уже я. Дом рушился, Вильем. Я не хотела…

— Всегда знал, что ты очень страшная женщина, — Вильем не выдержал, опустился ещё ниже, лопатками на жёсткую поверхность ящика, одновременно приподнимая её над собой. Альяна опустилась сверху, отбросила копну волос за спину, прикрыла глаза и сжала бёдра.

— Я се-рьёз-но, Виль-ем, — прошептала в несколько рваных выдохов. Он остановился на несколько мгновений, невероятным усилием. Поймал её затуманенно-пьяный взгляд.

— Я тоже, Аль. И раз уж мы заговорили о серьёзных вещах: я влюбился в тебя без памяти.