У роз нет запаха и вкуса

Глава 10

Утром, когда уехал Мортон, я проснулась, как в детстве накануне дня рождения или Дня воскрешения мира — с предвкушением какого-то подарка от судьбы, волшебства и воплотившейся былью сказки. И хотя по сути ничего не изменилось: муж, который обладал надо мной полной властью, слуги, шпионившие за мной, всего пара дней до возвращения магистра Койно в компании каких-то других людей, которые внушали мне ужас, ибо с надеждой на спасение я давно уже простилась, а фантазии мужа были мне хорошо известны — я улыбнулась начисто выбеленному потолку. Выбирала платье тщательнее, чем за все последние шесть лет, в кои-то веки радуясь обнажённым плечам и провокационно тонкой ткани. Расчёсывала волосы, почти напевая, пританцовывая у зеркала — сегодня мне безумно нравилось собственное отражение, я была почти что в него влюблена.

…надо было срочно брать себя в руки, кажется, я излучала свет. Кажется, всем в ближайших окрестностях должно было быть очевидно, что в жизни нелюдимой затворницы Альяны Койно всё изменилось кардинальным образом — на целых два дня, а если повезёт, то на три с лишним месяца.

Я спустилась в сад и зажмурилась, глядя на рассеянное сонное солнце, ещё, впрочем, деликатно-мягкое, утреннее. Привычно погладила нежные розовые лепестки. Обратила внимание, что вокруг дармасских роз почти никогда не кружили пчёлы и бабочки, прекрасная наружность не обманывала насекомых, не могла замаскировать пустого, вымороженного многолетней магической селекцией нутра.

Сегодня и завтра нужно будет снова открывать библиотеку для Вильема. А вот потом… Что мне делать потом? Остаться? Мы были с ним близки всего несколько раз, и я безумно хотела повторения, но всё же не могла не понимать — каждый раз опасная инициатива шла только от меня. И пусть моя гордость была давно и бесповоротно растоптана Мортоном, что-то во мне желало его первого шага, хотело увидеть подтверждение и его чувств.

Чувства? Кто говорит о каких-то чувствах, кроме постыдной банальной похоти? Я совсем не знала этого мальчишку, у него было прекрасное юное сильное тело, вот и всё! Любовник… всего лишь мой случайный любовник. Не возлюбленный: пусть у этих слов общий корень, но их суть совершенно различна… Как и итог.

К дверям библиотеки я подошла, изрядно подрастеряв свой утренний пыл. Не взглянула на Вильема, только пробормотала традиционные слова утреннего приветствия, открыла двери и — мысленно отрывая себя с мясом — повернулась и ушла, ожидая того, что он окликнет меня, остановит. Но Вильем не сделал никакой попытки задержать меня, двери за ним закрылись.

Вот и… всё? Какие ещё доказательства мне нужны?

Ему действительно нужно было заниматься, и юный ученик был ограничен во времени, нет повода для расстройств, обид и…

Если бы он испытывал хоть десятую долю того, что чувствую я, он бы не позволил мне уйти, зная, что у нас есть только два эти дня!

Вся эта намалёванная на бумаге учёная чепуха была ему дороже, чем я! Вся эта Академия, гости-профессора из магического магистрата, будущая карьера, магия… всё, всё было ему дороже, чем я!

Я стукнула кулаком по стене, совсем легонько, так как уже имела неприятный опыт травмы запястья в первый же год жизни с Мортоном, когда вымещала свою боль и отчаяние на всём вокруг, и давно поняла, что любые самоповреждения не стоили того. Замерла, глядя на стену. Ремонт Мортон проводил раз в два-три года, стабильно, на моей памяти таких было два. Дом блестел свежей краской, магистр Койно внимательно проверял сохранность вверенного ему имущества. И вот теперь по гладкой поверхности от того места, куда я ударила кулаком, разбегалась паутинка глубоких трещин, словно вместо моей руки оказалась железная кувалда. Я обалдело потрясла головой — нет, конечно, всё дело в том, что Мортон сэкономил на ремонте. Возможно, Койнохоллу требовалась не маскирующая покраска, а глобальное хирургическое вмешательство, раз уж тут от лёгкого толчка ломаются стены…

Моя внезапная злость угасла, оставив после себя лёгкий флёр печали. Я отправилась в розарий снова, подумав, упрямо сцепила губы — буду учиться. Попрошу, нет, потребую от Мортона, чтобы он дал мне учителя или даже сам обучал… Когда Вильем уедет, конечно, всё же мне не хотелось бы подставлять его под супружеский гнев. А если не разрешит — буду ходить в библиотеку тайком и читать всё подряд. Выучусь магии… и сбегу. Пусть даже через десять лет. Пусть даже через двадцать!

А ещё мне внезапно захотелось домой. В родительский дом, где безраздельно царствовала сейчас моя сестрица. Не то что бы я жаждала увидеть предавшую, точнее, продавшую меня Саманту, безликого Тревера или парочку народившихся за эти шесть лет племянников, о которых я не знала ровным счётом ничего, даже имён, но оказаться в родных стенах… Поболтать с Джерданой, если она ещё там, вспомнить счастливое беззаботное детство. Полистать мамины альбомы, если Саманта не выбросила мамины альбомы и книги — мама вклеивала в переплетенные бумажные листы засушенные цветы и листья, выписывала любимые стихи и фразы. Пройтись по картинной галерее на втором этаже… Вряд ли Саманта продала семейные портреты, кому они нужны, от остальных-то, конечно, ничего не осталось.

Я вдруг подумала, что даже на могиле родителей не была ни разу. Как-то не приходило мне в голову это в юности, пару раз Саманта ездила сама, но меня не приглашала и сообщала обо всём постфактум. По сути, я даже не знала, что стало причиной их смерти — вроде бы, какая-то болезнь? С десяти и до шестнадцати лет училась в школе-пансионе, домой выбиралась редко. Пансион у нас был хороший, правда строгий и тихий, больше всего от девочек требовали тишины, спокойствия и послушания. Только сейчас я подумала, что пансион стоил немалых денег, которых у нас вроде бы не было. Саманта, как и многие девочки, обучалась дома, ей просто пригласили пару домашних учителей. Младшую дочь любили больше или наоборот, услали с глаз долой? И почему родители ничего не говорили о моём даре — обычно такие вещи семье сообщает домашний целитель при первом осмотре после рождения ребёнка…

Но я была уверена, что никакого дара нет, и узнала о нём только при беседе с Мортоном. Он сообщил мне это так небрежно, так между делом, цедя слова сквозь зубы, но в тот момент мне было не до того, чтобы думать о другом пути. Целых шесть лет, которые он дрессировал меня, как агрессивную беспородную суку — не до того.

И вот сейчас вдруг Вильем взбаламутил всё, перевернул с ног на голову, раскрыл мне глаза.

В этом смятенном и растерянном состоянии я вызвала служанку и неожиданно — прежде всего для самой же себя — отправила Саманте и Треверу приглашение в гости от лица мужа.

Я выпустила Вильема из библиотеки только под ужин — таково было его пожелание. Всё так же не поднимая на него глаз и не произнося ни одного слова — а внутри заходясь от беззвучного вопля. Но мой молодой любовник, возможно, уже бывший, не сделал и попытки как-то предъявить на меня свои права или просто завести разговор, поэтому я удалилась в комнату, предварительно договорившись со служанкой, что ужинать буду у себя, так как страдаю головной болью, а вечером, когда стемнело и можно было не опасаться встречи с Вильемом Хоринтом, выбралась из своей персональной темницы и отправилась в терму.

Вообще-то терма, водный горячий безо всякой магии подземный источник, выходящий наружу и переоборудованный в некое подобие отдельной ванной комнаты, предназначался в первую очередь для холодной зимней погоды. Летом можно было обойтись и без плескания в горячей солоновато-горьковатой воде, слабо пахнущей серой. Но для меня сейчас горячая ванна казалась самым желанным из всех возможных вариантов.

Как и другие помещения Койнохолла, терма держалась в порядке и была полностью готова к использованию в любое время дня и ночи. Я зажгла немногочисленные свечи принесённой с собой свечой, решив ограничиться их слабым светом, разделась, замотала волосы в полотенце и опустилась в горячую мутную воду, чувствуя, как щиплет мельчайшие ранки и одновременно расслабляются мышцы.

Но расслабиться не получалось. Мысли продолжали крутиться водоворотами, тревожа, волнуя, заставляя раз за разом закусывать губу.

Мортон… Мортон был такой странный. Вёл себя странно со мной, и я объясняла это всё его личными особенностями. Но если подумать… Многие вели себя со мной странно. Та же сестра. Те же родители…

Однако додумать я не успела — дверь скрипнула. Кто-то из слуг? Но зачем? Терма предназначалась исключительно для хозяев, мыть в такое время её никто бы не стал, к тому же поступающая непосредственно из подземного источника вода по сути самообновлялась… На всякий случай я сползла ещё немного пониже, до самого подбородка.

— Леди…

От неожиданности я ещё больше сползла в воду, вода попала в нос и в рот, и я закашлялась, одновременно пытаясь оставаться в воде и дышать.

— Простите, я вас напугал.

— Да, напугал, — сказала я резко, как только восстановила дыхание. — Что за манера подкрадываться? Что ты вообще здесь делаешь? Заблудился? Библиотека не в этой стороне.

— Библиотека меня не интересует.

— Разве? — это получилось куда эмоциональнее, чем я планировала. — А мне наоборот показалось, что только она тебя и интересует. Выйди немедленно.

— Леди Альяна, я вас чем-то обидел? Вы же понимаете, что это всё…

— Понимаю, что ты малодушный трус.

Я перестала пытаться удержаться в неудобной, но целомудренной позе и села. Вода была как раз мне по грудь, и не без мстительного удовольствия я увидела, что Вильем уставился на меня и моментально покраснел, что не скрывал даже полумрак. Опустился на колени рядом с термой, провёл ладонью по моему плечу.

— Леди Альяна… Вы действительно хотите свести меня с ума?

— Было бы с чего сводить… Тебя никто не видел? Откуда ты узнал, где я?

Вильем наклонился ко мне, щекоча губы горячим дыханием. Сдёрнул полотенце с моей головы, позволяя чуть влажным волосам рассыпаться по плечам. Пальцем обвёл губы, осторожно прикоснулся к груди… Даже такие почти робкие прикосновения тревожили, возбуждали, хотя мне хотелось чего-то куда более весомого.

— Слуги сказали.

— Ты спрашивал, где я, у слуг?!

— Нет, конечно. Просто случайно услышал, мол, хозяйка искупаться изволит.

— И зачем пришёл?

Вместо ответа он сжал вершинку груди пальцами.

— Не выдержал. Никогда не думал, что женское тело может быть таким красивым…

Наклонился, касаясь губами соска, одного, другого.

— Красивым, и что с того? — пробормотала я упрямо. — Утром и… вечером ты… даже не попытался меня остановить…

Я сама понимала, как нелепы мои обвинения и обида, но глупые слёзы слепили глаза.

— Пытался удержаться. Всё это какое-то безумие. Вы же сами знаете, что нам нельзя…

— Ты врал мне, — прошептала я, плавясь от нетерпения и в то же время желая растянуть происходящее на долгие часы. — Я у тебя не первая, этого просто не может быть. Ты порочный избалованный мальчишка с дурными наклонностями.

— Ммм, ну, женскую грудь я уже совершенно точно видел и даже трогал… примерно вот так, — выдохнул он мне в ответ. — Лет восемнадцать назад.

— Дурак, — простонала я, чувствуя, как мягко он обхватывает губами сосок, посасывая и покусывая его, одновременно поглаживая другой. Эти прикосновения в низу живота отдавались сладкими судорогами. Я стала наощупь расстегивать его рубашку мокрыми неловкими пальцами.

— Вы… горькая на вкус.

— Это всё вода, — опомнилась я. Тряхнула головой и выбралась из термы, чувствуя на себе горячий взгляд Вильема. Он не видел меня ранее полностью обнажённой, наши торопливые суетливые встречи до этого не подразумевали возможность снять одежду. По идее, мне тоже полагалось смутиться, но ни малейшей доли смущения я не чувствовала. Я хотела увидеть и его всего, целиком. Оказаться с ним в одной постели, никуда не торопиться и ничего не бояться. Но… видимо, не судьба. Именно в постели мы даже с Мортоном-то толком не были.

Нет, не хочу сейчас думать про Мортона.

Его предки, оборудовавшие терму, предусмотрели желание принимавших ванну смыть с себя целебную воду по завершении процедуры. Поэтому здесь имелся душ с внушительным запасом чистой пресной воды — уж его-то вода наверняка подогревалась каким-то хитрым способом. Чуть теплее комнатной температуры, вода стекала на моё поднятое к потолку лицо. Пламя свечей почти не освещало этот уголок терм, что касается меня, темнота устраивала как нельзя более кстати.

Вильем чуть повозился, снимая оставшуюся одежду, и спустя мгновение я всхлипнула, чувствуя, как прижимается ко мне со спины его горячее, целиком обнажённое тело, а ладони обхватывают полукружья груди, жадно сминая мягкую кожу. Я попыталась вывернуться из его рук и повернуться к нему лицом, но он прикусил мне ухо, прошёлся острыми поцелуями-укусами по шее, заставляя упереться ладонями в шершавую каменную стену. Пальцы легли на бёдра, удерживая, пока его член нетерпеливо и безапелляционно протискивался внутрь. Почти сразу он начал двигаться, жёстко и ритмично, заставляя меня прогнуться ему навстречу. Не очень-то соображая, что делаю, я потянула за рычажок в стене — и на нас опять полилась вода…

Мы стояли, точно под дождём в ночи. Тишина прерывалась только тихими и мягкими звуками шлепков от соприкосновения наших тел, нашим общим тяжёлым дыханием. Сегодня Вильем не щадил меня, задавая быстрый и резкий темп, так что я словно балансировала на грани наслаждения и желания ускользнуть, понимая, что ускользнуть — невозможно…

Приближаясь к разрядке, он сжал мою руку своей, и я поднесла его руку ко рту, впиваясь в неё зубами, пытаясь задержать рвущийся вскрик. Опомнившись, попыталась отодвинуться, одновременно страшась и вожделея того, что он кончит внутрь — какая-то часть меня, довольно существенная часть, не желала думать о последствиях. Но он успел выйти, а потом обхватил меня, прижимая к себе.

Вода снова потекла, смывая следы нашего преступления и моего ворованного у судьбы счастья.

Стояли мы так недолго.

— Леди Альяна?

Неуверенный женский голосок раздался у выхода, мы оба на мгновение замерли, а потом я быстро потянула Вильема за руку вниз, вынуждая опуститься на колени — силуэт головы и плеч второго человека мог быть заметен издалека, но ниже пояса душевой отсек был отделан деревянными пластинами.

— Да? — откликнулась я, надеясь, что мой голос не слишком-то меня выдаёт.

— Простите, с вами всё в порядке? — это была та самая юная служанка, которую в своё время — всего несколько дней назад! — мне удалось уберечь от посягательств Мортона. — Вас так долго нет и уже поздно…

— Я скоро выйду! — объясняться хозяйке не было нужды, но я никогда не чувствовала себя полноправной хозяйкой здесь. Щека Вильема прижалась к моему животу, ладони пробежались по бёдрам, и моё дыхание сбилось. — Всё в порядке, иди. Я просто… отдыхаю.

Девушка покорно удалилась, но что, если следующим появится Самсур? А между тем пальцы Вильема, всё ещё стоящего на коленях рядом со мной, настойчиво отодвигали мою ногу в сторону.

— Что ты делаешь? — фантазии о том, как он касается меня там ртом долго меня тревожили, но сейчас стоило проявить осторожность. — Идём… Время.

Вместо ответа Вильем прижался губами к низу моего живота, и я прислонилась к стенке. Сопротивляться не было никакой возможности… и желания, несмотря ни на что.

— Надо идти, — пробормотала я для очистки совести, едва сдерживаясь, чтобы не поторопить его. — Уходим, Вильем-м-м…

— Как это обычно делают? — огорошил он меня вопросом. — Я… я просто действительно не знаю.

— Так, как хочется, — я едва не прикусила язык, чтобы не сообщить, что Мортон так меня не баловал. — Как тебе хочется?

— Хочется, чтобы вы были свободны.

У меня едва не свело всё в животе от этих нехитрых слов. Если бы ты знал, юный прекрасный Вильем, как мне-то хочется быть свободной… Тем временем он погладил меня пальцами по влажной коже, а потом пальцы сменил язык.

— Вам хорошо, Альяна? Вам нравится?

— Очень… — говорить не хотелось, хотелось никогда, никогда не возвращаться в свою спальню, чтобы лошади, везущие экипаж Мортона, понесли и отыскали пропасть на безопасном прямом пути от столицы до Койнохолла, чтобы он сгинул в этой своей столице, никогда сюда не вернувшись… Люди ежедневно умирают сотнями по самым разным причинам! Почему бы и Мортону не умереть? — Очень, очень, очень, мне безумно хорошо с тобой, Вильем. Не останавливайся…

Я таки опустилась на гладкий влажный деревянный пол, легла на спину, раздвигая колени и улыбаясь сквозь неожиданно выступившие от оргазма слёзы. Слова не могут передать всего того, что я чувствую… Вильем накрыл меня собой и снова вошёл, мы словно качались на волнах. Целовались и целовались, и ощущение слитости, цельности было таким отчётливым, словно в прошлой жизни мы и были единым целым.

— Я тоже хочу быть свободной, — сказала я в темноту, когда, обессилившие, мы на несколько мгновений просто замерли лёжа. — Безумно хочу, хотя у нас с тобой в любом случае не было бы общего будущего, Вильем. Как… жаль.

— Почему? — он огорошил меня этим вопросом, а я улыбнулась одними кончиками губ, чувствуя солёные дорожки на щеках.

— У тебя влиятельный отец, которые не захочет женитьбы молодого перспективного сына на разведённой женщине без достатка… или даже на вдове. В обществе наш брак будет считаться мезальянсом. К тому же я старше.

— Сколько вам лет?

— Двадцать четыре. Но когда ты зовёшь меня на вы, чувствую себя на все сорок.

— Тогда я не буду. Вы… ты действительно не любишь магистра Койно?

— Я никогда его не любила. И не хотела. Никогда. Ни разу.

— Но почему тогда…

— Это долгая история… — я вздохнула и поднялась. Вильем тоже поднялся. — Сейчас нам лучше пойти к себе. Я первая. Ты минут через десять.

— Расскажешь мне обо всём завтра?

— А ты действительно хочешь знать?

— А почему нет?

— Слова, — пробормотала я, натягивая одежду, — слова, Вильем, это связь. Её сложнее разорвать, нежели простую интрижку с заскучавшей замужней женщиной — ты же так обо мне думаешь? Если мы начнём разговаривать, всё может закончиться куда хуже…

— Что ты имеешь в виду?

Я протянула руку и коснулась его губ, заставляя замолчать. От мысли о том, что ещё совсем недавно он ласкал меня этими губами между ног, во мне опять проснулось желание, но сейчас я не дала ему никакого шанса.

— Я ведь могу влюбиться в тебя, мой Вильем. Или даже ты в меня. И тогда нам будет очень сложно расстаться или остаться незамеченными. Я не хочу портить твою жизнь, хотя сама всё это начала. Но лучше обойтись без разговоров.

Вильем несколько секунд смотрел на меня, а потом взял мою руку и поднёс к губам, не отводя взгляда.

— Поговорим завтра, леди…

— Альяна, — зачем-то поправила его я.

— Альяна, — согласился он.