Трое из Лукоморья

Глава 8

Убедившись в том, что преследователи покинули деревню, мы тоже засиживаться не стали. Продвигались осторожно, но солдат больше видно не было: они ускакали в другом направлении. Что и неудивительно: откуда им было знать, что мы направляемся к замку? А больше никуда наша лесная тропинка и не вела.

— Далеко ещё до замка? — спросила Дара, тяжело дыша.

Тропа медленно, но верно забирала в гору. Зрительно подъём был почти не заметен, но ноги этим было не обмануть, и они уставали быстрее обычного.

— Часа два, не больше, — ответила я. — Скорее даже полтора.

— И чей же это замок, если не секрет? — поинтересовался Ярослав. — Кто этот великий специалист в области холодного оружия?

— Мой давний друг Кощей, — буднично ответила я.

От изумления Ярослав остановился, как вкопанный.

— Кощей??? — переспросил он, снова нагоняя нас с Дарой.

— Ну да, Кощей.

— Что, тот самый, бессмертный?!

— Никакой он не бессмертный, — поморщилась я. — Просто одни люди глупости болтают, а другие очень любят их слушать.

— А третьи обожают всё на свете отрицать, — подхватил Ярослав.

— Ну сам посуди, какое такое бессмертие? Не бывает этого самого бессмертия, философский камень не то что не открыли, его уже даже никто не ищет! Никакой Кощей не бессмертный, — добавила я уже более спокойно. — Он просто везучий. Необыкновенно везучий, я бы даже сказала, сказочно. Это не раз его выручало. В прежние времена, когда он вёл более…бурную жизнь. Как, впрочем, и я. Лично меня его везение неоднократно ставило в тупик. Но помимо везения он ещё и хороший фехтовальщик. Может быть, не сказочный, но действительно очень хороший. И в самом деле прекрасно разбирается в холодном оружии. В любом — от мечей и до иголок. Включая, разумеется, и кинжалы.

— Ну-ну, — скептически хмыкнул Ярослав.

На этом разговор окончился.

Снаружи замок Кощея производил весьма гнетущее впечатление. Он стоял на вершине пологого холма и был со всех сторон окружён лесом. Лес этот был густым и трудно проходимым; из деревьев здесь преобладали хвойные — мрачные высокие ели, кедры, пирамиды кипарисов. Сам замок, исполненный в готическом стиле, глаз тоже не веселил. Стрельчатые окна, резные стены, четыре высокие узкие башни, каждая из которых в свою очередь украшена многочисленными декоративными башенками. Цвет замка был по большей части тёмно-серым; то ли такой камень выбирался целенаправленно, то ли изначально он был светлее, но с годами потемнел. Чёрные вороны, с криками кружащие над замком, завершали картину. Казалось, в таком месте должно быть хорошо обороняться — и невыносимо жить.

— Это и есть дом того самого Кощея? — проговорил Ярослав. — М-да, надо действительно быть очень везучим, чтобы не сойти здесь с ума от тоски.

Похоже, мой спутник заочно невзлюбил хозяина замка. С чего бы это?..

— А вдруг замок создаёт ложное впечатление?

— Что-то не похоже. М-да, вот и будь после этого богатым! Замок есть, угодья есть, деньги небось тоже есть, а толку что? Чем здесь можно заниматься? Кроме как охотиться на оленей, считать ворон и постепенно стареть среди фамильных портретов, потихоньку обрастая мхом? И что тебя так развеселило?

— Так, ничего. Вообще-то здесь ещё можно читать книги, вести философские дискуссии, заниматься исследованиями.

— Исследованиями в таком месте — это разве что если яды какие новые изобретать. Тогда да, понимаю, настроение здесь должно создаваться правильное. А философские дискуссии вести — это с кем? С соседом-медведем? — Ярослав обвёл многозначительным взглядом окружающий замок бор. — Или с призраком любимого пра-пра-прадедушки?

— Да, боюсь, что обсуждать философию здесь и правда не с кем, — улыбаясь, согласилась я.

Замок окружал высокий массивный забор, но ворота оказались открыты. Их охранял позёвывающий стражник, который пропустил нас внутрь безо всяких вопросов. Мы пересекли двор и вошли в здание самого замка. Здесь было полутемно: естественный свет не слишком хорошо проходил через узкие окна, а свечи и факелы, которых в зале было в изобилии, сейчас зажжены не были. В зале суетились несколько слуг: один колдовал у холодного пока очага, двое других катили по полу громадную бочку, служанка в белом переднике выносила в коридор горку грязной посуды. Я отыскала глазами знакомое лицо и окликнула одного из работников:

— Привет, Жавр! Как поживаешь?

Тот поднял глаза, отрываясь от своего занятия, увидел меня и расплылся в улыбке:

— Добрый день, госпожа ведьма! Рад снова вас видеть! А кто это с вами?

— Это мои друзья.

— А, а я уж было подумал!

— Даже и не надейся! — рассмеялась я.

— Какими судьбами в наших краях?

— Да вот, хочу повидаться с Кощеем. Он дома?

— Да, госпожа ведьма, внизу! Хотите я о вас доложу?

— Да нет, спасибо, мы лучше сами, сюрпризом. Дорогу я помню.

Махнув ему рукой, мол, ещё увидимся, я бойко зашагала через зал. Спутники последовали за мной. Шум наших шагов гулким эхом поднимался к высокому потолку. Выйдя из зала, мы оказались перед узкой лестницей, и я принялась резво спускаться по каменным ступеням.

— Обычно гостей ведут наверх, а не вниз, — заметил Ярослав.

— Здесь необычное место, — призналась я.

— А что там, внизу? — спросила Дара.

— Подвал, — просто ответила я.

— А в подвале что? — нахмурился Ярослав.

— А что может быть в подвале у приятеля ведьмы, да ещё и живущего в таком мрачном замке? — отозвалась я. — Ну, разумеется, пыточная! И пара-тройка сырых темниц.

Я молча завершила спуск и, не стучась, распахнула крепкую дубовую дверь. В полутёмный коридор хлынул яркий свет. А также поток громких, оживлённых голосов и весёлого смеха. Мои спутники замерли у входа, взирая на открывшуюся им картину со смесью чувства облегчения и изумления.

Подвальное помещение было раза в два просторнее того зала, через который мы проходили наверху, так как тянулось не только под этим залом, но и под несколькими служебными комнатами. Солнечные лучи проникали сюда через расположившиеся под самым потолком окна; кроме того, в очаге весело потрескивал огонь, а на столах колебалось пламя многочисленных свечей. Вдоль стен стояли длинные скамьи с изящными деревянными спинками, на стенах висели картины с пейзажами, натюрмортами, ну и другие, несколько менее приличной тематики, что, впрочем, вполне позволительно в искусстве. Тут и там красовались бокалы на длинных хрустальных ножках. Одни уже успели опустеть, другие были на три четверти наполнены вином тёмно-вишнёвого либо желтовато-зеленоватого оттенка. Столы были покрыты яркими зелёными скатертями; помимо бокалов и канделябров, на них можно было увидеть игральные карты, фишки, а на одном — шахматную доску с расставленными к началу партии фигурами.

Здесь было не менее трёх десятков гостей, однако стулья и скамьи пустовали. Почти все столпились вокруг одного из столов, расположенного в глубине зала. Мы с Дарой и Ярославом подошли поближе, выглядывая из-за плеч впередистоящих. Как оказалось, на столе стояла рулетка, и сейчас все внимательно наблюдали за игрой. Игравшего я узнала сразу. Это был молодой мужчина не старше тридцати лет на вид, с коротко остриженными волосами, франтовато одетый; в ненавязчивой грации его движений прослеживалось что-то слегка кошачье. Кощей поставил на семёрку, тот, кто исполнял роль крупье, повернул барабан. Все звуки вскоре затихли; было лишь слышно, как шарик подпрыгивает на быстро крутящемся барабане. Кощей следил за ходом игры с лёгкой улыбкой, но в целом довольно равнодушно. Было видно, что играет он только для того, чтобы немного потешить гостей. И в самом деле: какой интерес играть человеку, давно и неоднократно имевшему возможность удостовериться в собственном везении? Я улыбнулась. Вращение барабана замедлилось; шарик принялся скользить более медленно и мягко; уже можно было без труда разобрать выведенные на красном и чёрном фоне цифры. Ещё медленнее, ещё легче уследить за развитием игры; шарик встретился с семёркой, но барабан продолжил крутиться, и красная цифра сдвинулась в сторону. К тому моменту, когда барабан был готов остановиться, он успел сделать почти полный круг. Восемнадцать, красное…двадцать девять, чёрное… Наблюдающие затаили дыхание; все боялись пошевелиться, как будто любое движение могло вспугнуть непостоянную удачу. Семёрка! Барабан почти уже замер, но, сделав последнее усилие, сдвинулся ещё чуть-чуть…и шарик упал в ячейку с цифрой двадцать восемь!

Надо отдать должное гостям: их стон был по большей части разочарованным. Кощей не то чтобы расстроился, скорее удивился. Какое-то время он просто непонимающе взирал на покоящийся в чёрном секторе шарик и на соседний пустующий сектор с цифрой семь. Хозяин замка поднял голову, перевёл взгляд на столпившихся кругом зрителей, и нахмуренный лоб внезапно разгладился. Лицо Кощея осенила догадка.

— Ведьма! — воскликнул он, рассмеявшись. — Ну же, я точно знаю, что ты где-то здесь!

Гости стали расступаться под напором его взгляда, и, наконец, раздвинувшаяся толпа позволила ему разглядеть меня и моих спутников.

— Рад тебя видеть! — просиял Кощей.

— С каких это пор ты стал настолько догадлив? — рассмеялась я.

— Годы опыта, — развёл руками он. И более громким голосом объявил: — Господа, минуточку внимания! Позвольте представить вам мою старую знакомую, талантливую ведьму, специалиста по травам и магии стихий…

Он замялся, будто бы подзабыв имя, и я подсказала:

— Элена.

Дело было вовсе не в забывчивости, просто раз в несколько лет таким, как мы, приходится менять имена. На всякий случай.

— …Элену из Велиграда и её спутников!

— Моя ученица и Ярослав, наш сопровождающий.

Дара просияла: я впервые официально представила её как свою ученицу. Имя девочки я не назвала умышленно. В целом гостей Кощея я не слишком опасалась: навряд ли кто-либо из вхожих в этот подвал людей столь тепло относится к государственной власти, что поспешит разыскивать царёвых солдат, да ещё и так далеко от столицы. К тому же знать о том, что мы находимся в розыске, им особо и неоткуда. Ну, а если кто-то и проболтается впоследствии, тоже не беда: к тому времени мы будем уже далеко отсюда, вполне вероятно, что на территории другого государства: граница с землями Миргорода проходила совсем рядом.

— Прошу любить и жаловать! — подытожил Кощей и двинулся мимо остальных гостей в нашу сторону.

— Элена! — воскликнул он, взяв меня под руку и жестом приглашая остальных следовать за нами. — Не ожидал тебя здесь увидеть, но я чертовски рад!

— Ну, я вижу, ты тут не скучаешь, — заметила я, кивая на роящийся улей гостей.

Одни рассаживались на скамьях, другие брали со столов новые бокалы, третьи оживлённо что-то обсуждали, то и дело повышая голос и выразительно размахивая руками.

— А хорошая собралась компания, согласись! — отметил он. — Впрочем, ты пока ещё с ними незнакома. Поверь мне, это замечательные друзья.

— Друзья или собутыльники? — хмыкнула я.

— И собутыльники тоже, — не стал отпираться Кощей.

Он усадил нас за стол, на котором предусмотрительный слуга успел расставить бокалы с вином и лёгкие закуски.

— Надеюсь, доносчиков среди них нет? Наше дело несколько…конфиденциально.

— Ты меня обижаешь! Не скрою, здесь найдётся пара шулеров, несколько браконьеров и ещё так, по мелочи. Но все они — порядочные люди!

— Как видно, порядочнее некуда, — заметил Ярослав.

Кощей то ли не заметил иронии в тоне воина, то ли намеренно сменил тему:

— А ты в своём репертуаре! Сама, как всегда, хороша, и спутник у тебя, что надо! Он правда только сопровождающий, или как?

— Правда сопровождающий. Причём даже не мой, а вот, моей ученицы.

— Интересно. — На губах Кощея играла ироничная улыбка, но взгляд был серьёзен. — Полагаю, подробности мы обсудим несколько позже, в более тесном кругу. А вот девочка, думаю, всё нам расскажет! Ученики как правило знают обо всём, что происходит с их учителями. Итак, что скажешь, ученица? Элена и Ярослав — всего лишь спутники?

Я строго посмотрела на Дару, надеясь, что мой взгляд достаточно красноречив. Но, как видно, запугать её в должной мере у меня не вышло.

— Ага, конечно! — скептически хмыкнула она. — Всего лишь спутники так много не ссорятся!

Кощей засмеялся, а девочка доверительно добавила:

— По-моему, они просто ведут себя, как маленькие дети. Знаете, когда мальчик дёргает понравившуюся девочку за косу?

Кощей расхохотался, а мы с Ярославом виновато потупились.

— М-да, Дара, чувствую, нам с тобой предстоит продолжительный разговор. Причём говорить буду я.

— А я? — спросила Дара.

— А ты — квакать.

— Эй, хозяин! Что-то становится скучновато! — громко сказал кто-то из гостей. — Может быть, немного музыки?

— Почему бы и нет?

Пока радушный хозяин отдавал соответствующие распоряжения, я с интересом разглядывала гостей. Компания собралась самая что ни на есть разношёрстная. Судя по манерам и одеяниям, были здесь и аристократы, и купцы, и люди творческих профессий, так сказать, свободные художники. На немного просевшей скамье сидел даже один монах, должно быть, из тех, кто странствует по городам и деревням, собирая подаяние для своего монастыря. Присутствие священнослужителя меня удивило и, скажем прямо, не порадовало. По понятным причинам взаимоотношения между ведьмами и церковью оставляли желать лучшего. Дело было не только и не столько в малоприятной истории, сколько в вопросах морали. Мораль у нас, что ни говори, была разная. Порой даже прямо противоположная.

Монаха я, разумеется, всерьёз не опасалась, однако очень не хотелось выслушивать длинные и нудные проповеди о Богах-Близнецах и оставленных ими заповедях. Собственно говоря, против самих по себе заповедей я ничего не имела, но вот толкование оных, беспрестанно навязываемое представителями церкви, вызывало во мне непреодолимое желание спорить до хрипоты. И заодно нажить себе лишних врагов, которых и без того было предостаточно.

Но здешний монах немало меня удивил. Он не только не пытался проповедовать, но даже не стремился убедить окружающих в собственной значимости, и запросто ел, пил и смеялся вместе со всеми.

Слуги принесли несколько гитар. Гости стали рассаживаться, по большей части на скамьях, но некоторые оставались и за столами. Один из мужчин принял гитару и сделал несколько аккордов. Затем поднялся на ноги и объявил:

— Пожалуй, сегодня я исполню вам песню о менестреле.

В зале зашушукались; песня была новая, никому из присутствующих неизвестная. Некоторые из гостей призывно зааплодировали; видимо, певец, в отличие от песни, был им знаком и пользовался уважением. Исполнитель снова сел, провёл рукой по струнам, и заиграл.

Мела метель; снаружи всё белей.

Снег навевал щемящую тоску.

"Ты мне, трактирщик, чарочку налей,

А я твоих клиентов развлеку".

Он лютню взял. Лишь звуки понеслись,

Стал мертвецу завидовать живой.

Хоть эти звуки песнею звались,

Похожи были более на вой.

Ждала героев гибель впереди,

Но изменил историю певец.

У всех рыданья рвались из груди,

Лишь стало ясно: это не конец!

Снег за окном сменяется на град.

Исхода нет, а свет давно не мил.

Трактирщик, право, сам уже не рад,

Что всех певцов бесплатно не кормил.

Со стариком случился нервный тик.

Кубит* жалел, что рядом нету тёщ.

Я в этот час на опыте постиг:

В искусстве скрыта дьявольская мощь.

Певец, твой дар везде откроет путь,

Иди любой манящею тропой.

Танцором, юнгой, каменщиком будь,

Лишь об одном прошу тебя: не пой!

(*Кубиты — народ, мужчины которого женятся на двух женщинах.)

Громкий смех смешался с бурными аплодисментами. Песня и правда повеселила, ведь ситуация, которую она описывала, была весьма знакомой. Хороший менестрель — такая же редкость, как и хорошая ведьма.

— Спасибо, Кудеяр, ты всех нас порадовал! — провозгласил Кощей. — Надеюсь, сам ты никогда не последуешь собственному совету и петь не перестанешь!

С разных сторон раздались смешки и одобрительные выкрики.

— А ты, Элена? — сказал вдруг Кощей.

Все взгляды обратились в нашу сторону.

— Что "я"?

— Может быть, ты исполнишь для нас что-нибудь?

— Просим, просим!

С разных сторон послышалось несколько призывных хлопков.

— А правда, давайте! — подтолкнула меня в бок Дара.

Я хотела немного покочевряжиться, но слуга уже нёс мне гитару.

— Ну хорошо, — согласилась я, принимая инструмент. — Но при одном условии: даже если моё исполнение понравится вам так же, как было описано в предыдущей песне, гнилыми помидорами вы меня не закидаете.

— Обещаю: все будут вести себя, как паиньки, — заверил меня Кощей. — Они же понимают, чем чревата ссора с ведьмой, — добавил он с ухмылкой.

Публика притихла, видимо, оценивая реальность угрозы. Я взяла несколько аккордов, привыкая к инструменту. Музыкант из меня не очень, певица тоже, но, как говорится, для сельской местности сойдёт. Здесь собрались не столько ценители высокого искусства, сколько желающие повеселиться, а в этом я как раз могла им посодействовать. Никаких сомнений в том, что именно спеть, у меня даже не возникло.

— Я спою вам песню об идеальной женщине, — объявила я. И, не обращая внимания на перешёптывания и одиночные комментарии, начала петь:

Ты, мой милый, наивен, как будто дитя,

Твои мысли прозрачней посуды хрустальной.

Ты недавно сказал мне, ничуть не шутя,

Что считаешь меня, без прикрас, идеальной.

Горделива осанка, походка тверда,

Цвет лица совершенен без крема и пудры.

Кружат стрелки часов, я же всё молода,

И спадает на плечи каскад чернокудрый.

Я умею гадать и разгадывать сны

И читаю судьбу по ладоням и лицам.

Предсказанья мои иногда неясны,

Но не всякою истиной стоит делиться.

Я смешаю во чреве большого котла

Серебристые сны с соловьиною песней,

И больная душа, что сгорела дотла,

Птицей Феникс из пепла внезапно воскреснет.

Я на скатерти вышью ручей и звезду.

Мои пальцы мягки, а движения ловки.

Ты меня позовёшь, и я тут же приду;

Ты меня приласкай и погладь по головке.

А как только предательски дрогнет рука,

Что нащупает рожки на темечке гладком,

Я замечу, обидевшись будто слегка,

Что у каждого, милый, свои недостатки!

Завершив песню, я положила гитару на колени и принялась потирать подушечки пальцев левой руки. Пальцы раскраснелись; на них явственно отпечатались следы от струн. С непривычки; своей гитары у меня не было, и играть доводилось крайне редко.

Аплодисменты тем не менее были вполне громкими и продолжительными. Я приняла протянутый слугой бокал и с наслаждением отхлебнула вина. Хотя, пожалуй, предпочла бы, чтобы это было молоко.

— Нам бы отдохнуть, — сказала я Кощею одними губами.

Он понял, сделал знак слуге и повёл нас к выходу из зала.

— Вас проводят в приготовленные для вас комнаты, — сказал он, подводя нас к лестнице. — Чувствуйте себя, как дома, вам принесут всё, что вы захотите. Ешьте, пейте, можете погулять по саду. Сейчас я должен возвратиться к гостям, но через два часа мы с вами встретимся в моём кабинете и всё обсудим.

Он подмигнул Даре и направился обратно в зал. Мы же стали подниматься следом за несущим факел слугой.

— А он симпатичный, — заметила Дара. — Весёлый такой.

— Смотри только не влюбись, — фыркнула я.

— Почему нет? — запальчиво спросила Дара.

Если я и волновалась прежде, её тон меня полностью успокоил. Будь у неё к нему хоть какие-то чувства, девочка всеми силами постаралась бы убедить меня в их отсутствии, вместо того, чтобы бойко качать права.

— Так почему? — настойчиво повторила Дара. — Потому что я ещё маленькая, да?

— Нет, как раз потому, что ты уже большая, — заверил её Ярослав.

— Точно! — подтвердила я. — А также потому, что Кощей — всем известный сердцеед. Большой любитель и ценитель женской красоты. Знаешь, сколько женщин у него было? Всех возможных видов, мастей и возрастов?

— И девяносточетырёхлетние тоже? — как бы между делом поинтересовался Ярослав.

— А что, я сказала "девяносто четыре"? — переспросила я. — Ну, неважно. Так или иначе, ответ отрицательный. Мы с Кощеем — хорошие друзья, очень хорошие. А я никогда не ложусь в постель с друзьями.

— Ага, значит, с Ярославом вы не друзья, — отметила Дара.

— Это ещё почему?

— Ну, с ним ведь ты ложилась в постель, — невинно ответила девочка. — Не далее как сегодня утром.

Слов я не нашла, поэтому просто отвесила ей подзатыльник. При этом моя рука столкнулась с рукой Ярослава, двигавшейся с той же целью. Похоже, из этого мужчины всё-таки выйдет толк.

Нам отвели три отдельные комнаты на третьем этаже. Прежде чем мы разошлись, Ярослав остановился у открытой двери и спросил:

— Так всё-таки сколько тебе лет?

— Разве тебя в детстве не учили, что задавать такие вопросы девушкам нехорошо?

— А у меня другая мораль; она это позволяет, — нагло ответил он.

— Определённо из тебя выйдет толк, — произнесла я вслух.

— Не уходи от вопроса.

— От какого? — улыбнулась я, берясь за ручку своей двери.

— Сколько тебе лет?

— Как и всем женщинам. Восемнадцать.

С этими словами я вошла в комнату и закрыла дверь изнутри.