Три желания

Глава 12.

Наше утро началось ещё до рассвета, когда край неба только-только начал сереть, а из леса на поляну стал наползать густой туман. Он молоком растекался по земле, скрывая под собой очертания тропинки, травы и даже невысоких кустов. Мужчины хмурились, мы с матушкой молча собирали на стол завтрак из холодного отвара, куска запеченной птицы да дикого джусая. По-быстрому перекусив и прибрав за собой, двинулись на выход. Первым вышел Меркул, за ним следом Митрофан. Мы с матушкой замешкались, а когда открыв дверь, шагнули за порог, наткнулись на торжествующую ухмылку моего персонального кошмара.

— Ну, здравствуй, Дарина! Кажется так тебя зовут?

Инспектор, собственной персоной, стоял в окружении отряда воинов, которые заломив руки назад отцу и Митрофану, тычком заставили их опустится на колени.

— Думали от меня сбежите? — ухмыляясь, продолжил он, — Нет, голубчики! От Пульетта ещё никто не сбегал! И теперь тебя и тебя — ткнул пальцем в мужчин, ждёт казнь, старуху каторга, а ты, — вновь обратил свой чёрный взор на оцепеневшую меня, — будешь служить лично мне. Но уже ни о каком договоре речи быть не может! — и засмеялся: — Если б вы знали, как я рад, что этот недоумок, — он кивнул в сторону Митрофана, — сам того не желая, помог избавиться от Простера!

Перехватив мой недоумевающий взгляд, снизошел до пояснения:

— Тот помощник, что был со мной в деревне. Лишний свидетель. С ним пришлось бы торговаться, платить за молчание, а это всегда чревато опасностью шантажа. Или избавляться, самому пачкать руки, что тоже грозило б неприятностями. А так… деревенский дурачок не справился со стихией, повздорил с Простером и как результат, прихлопнул его. И мне хорошо и всё шито-крыто.

Серая мгла утра слегка размывала фигуру, облачённую в длинный темный плащ и широкополую шляпу, на манер французских мушкетёров. Сапоги высоко чтимого бува утопали в утреннем тумане и весь его облик казался порождением ночного кошмара. Казалось, стоит взойти солнышку, как происходящее исчезнет вместе с мглой, растворится в солнечных лучах, спрячется под корягами, заляжет на самом дне глубоких оврагов. Я моргнула, а в голове щелкнуло: "Пора!" Пора на деле доказать, чего стою на самом деле. Что для меня важней, жизнь близких или собственная выгода. Чёрт побери! Пора тратить бонусы!

Она появилась, как будто ждала за углом, вывернув из-за сторожки. Как всегда, великолепно выглядящая, в короткой клетчатой юбке, открывающей точеные ножки, в высоких сапогах ботфортах, кожаной косухе нараспашку и белой футболке с принтом жирафа во всю грудь. Разгоняя веточкой туман, не спеша приблизилась ко мне, обходя застывших в нелепых позах людей, собравшихся перед крыльцом.

— Ну?

— Бонус!

— Желание?

— Хочу, чтобы их, — указала на Меркула, Стешаню и Митрофана, — вернули домой. Чтобы ничего этого, — обвела взглядом поляну, — не было вообще. Если нельзя вернуть им дочь, то пусть думают, что она умерла. Пусть будет всё как раньше, но без меня. Меня нет для них и не было.

На глаза навернулись слёзы. Было больно и, чего греха таить, страшно. Я вновь оставалась одна. Причём в совершенно чужом мире.

— Этих, — кинула взгляд на инспектора с отрядом, — туда, откуда пришли, а меня, пожалуйста, в город, любой.

— Всё? — сегодня чертовка была серьезна как никогда.

— Всё!

Думала вновь будем составлять какой-нибудь договор, но нет, на этот раз обошлось без бумажной волокиты. Девушка что-то тихонько зашептала себе в кулак, потом раскрыла ладошку и легонько дунула в сторону моей семьи. Их охватило золотистым сиянием, словно каждого завернули в блестящий фантик. А когда сияние померкло, моей семьи больше не было. Воинов с инспектором она отправила порталом, просто разрезав пространство одним движением пальца, нарисовав в воздухе дверь. Потом, взяв меня за руку, осторожно коснулась острым коготком моего запястья, царапая кожу.

— Это знак, что одно желание выполнено. —указала она на появившуюся розовую тонкую полоску, напоминающую шрам, — Помни, осталось два! — И, неожиданно, хлопнула в ладоши перед самым моим носом. Я моргнула. А когда вновь открыла глаза, обнаружила себя стоящей посреди площади какого-то города.

После сумрака предрассветного утра яркое солнце, стоявшее высоко над головой, выбило невольную слезу, а многоголосый шум и толчея вокруг, окончательно меня дезориентировали. Вдобавок кружилась голова и немного подташнивало. Кто-то сильно толкнул в бок и заорал над ухом: "Не стой на дороге, дура!" Я шарахнулась в сторону и чуть не попала под колеса проезжающей мимо кареты. Над головой просвистел кнут и, с трудом увернувшись от удара, на одних инстинктах, пригнувшись, я бросилась бежать в сторону стоящих двухэтажных домов. Остановилась около какой-то лавки, чтобы перевести дух и оглядеться. Ну, спасибо! Удружила, так удружила рогатая гадина! Ой, поминать-то нельзя, а то явится!

Немного выровняв дыхание, стала осматриваться. Площадь небольшая, немного вытянутая с одного конца, она расходилась лучами трёх улиц. Одна из них широкая, утопающая в зелени, была вымощена серым обтёсанным камнем, пригнанным друг к другу так плотно, что создавалось ощущение целого полотна. В глубине деревьев виднелись красивые бело-розовые здания с балкончиками, с ажурными капителями, венчающими изящные пилястры, с красными и коричневыми крышами. В противовес роскоши зелёной улицы та, на которой находились многочисленные торговые ряды, была пыльной, шумной, запруженной различными повозками и крикливыми уличными торговцами. По площади туда-сюда, то и дело, двигались кареты, запряженные зубастыми тварями, при виде которых, повозки попроще с менее кровожадной скотиной, жались к обочинам.

Здание, около которого остановилась я, оказалось аптекой. Ну, как аптекой… Через большие окна были видны многоярусные полки с различными мешочками с маленькими разноцветными ярлыками, пузырьки с жидкостями, баночки и бутылочки всевозможных размеров и форм. Лавка зельевара и лекаря в одном лице.

Денег у меня не было. Пожитки остались, по-видимому, на крыльце сторожки, в лесу или вернулись вместе со Стешаней в Мормышки. Всё, чем я располагала было надето на мне, даже сменного белья не было. И я вновь вспомнила "добрым" словом свою благодетельницу.

Однако, решив, что стоять столбом, только привлекать к себе лишнее внимание, а начинать с чего-то надо, открыла дверь лавки и зашла внутрь. Меня тут же окутало смесью ароматов сушеных трав, эфирных масел, спирта, клея, чернил и ещё бог весть чего. За конторкой стоял сухощавый, невысокий человек в длинном фартуке поверх шелковой рубахи и жилетки. Он осторожно отмерял на маленьких весах различные порошки из круглых банок и аккуратно ссыпал в приготовленные пакетики полученную смесь. Мельком глянув в мою сторону, в предупреждающем жесте поднял палец вверх. Нахмуренные брови и сосредоточенный взгляд карих глаз из-под круглых очков предупреждал: "Я занят!"

Поэтому я тихонько подошла к прилавку и стала рассматривать большие пузатые банки, в которых были заспиртованы какие-то насекомые, различные органы то ли животных, то ли разумных существ, а из одной на меня смотрел огромный красный глаз! Чуть было не дала дёру, когда наткнулась на него взглядом, но поборов приступ страха, осталась стоять на месте.

— Похвально, похвально для столь юной особы! — раздался позади меня голос.

Оглянувшись, увидела, что мужчина закончил упаковывать снадобья и, выйдя на середину помещения, с любопытством разглядывал меня.

— Чем могу служить?

— Мне нужна работа. — я не стала ходить вокруг да около, — И угол.

— Прости, девонька, но мне не нужны помощники. — окинул он меня оценивающим взглядом.

Ну, да, деревенщина! Юбка, когда-то бывшая шоколадного цвета, от которого остался лишь светло-коричневый намек, хоть и крепкая, но невзрачная и запыленная. Башмаки, с потертой и местами лопнувшей кожей, сбиты на носках. Дешёвая душегрейка и сатиновая рубашка. Растрепанная русая коса, кончик которой я, в волнении, теребила — ни стати, ни возраста! Пигалица с улицы! Всё понимаю, но деваться некуда, поэтому делаю ещё одну попытку, — Я лечить умею и в травах разбираюсь.

— А лицензия на лечение у тебя есть?

Молча мотаю головой.

— Ну вот, когда получишь, приходи. А сейчас мне не нужны проблемы с законом! Ещё не хватало в каталажку загреметь по доброте душевной! — довольно грубовато спровадил меня лекарь и, потеряв ко мне интерес, вновь занялся своими делами.

Ничего не оставалось как выйти вновь на улицу. Я добрела до чахлого деревца, росшего на краю площади у одной из улиц и уселась прямо на землю. Ноги не держали. Желудок потихоньку начинал подавать голос, потому что судя по солнцу, дело близилось к обеду.

Я помнила по фэнтезийным романам, которые мне подсовывала Семёновна (уж очень она их любила и старалась и нас с Петровной приобщить к ним), что к попаданкам срочно кто-то бежал на помощь или, на худой конец, им удавалось устроиться на работу в тепленькое местечко, типа трактира. А ещё появлялся принц, лорд, герцог (нужное подчеркнуть) и брал над ней шефство. И где, я вас спрашиваю, они все? Что-то мне никто не спешит помогать. Вот такие нерадостные мысли бродили у меня в голове, пока я сидела и усмиряла собственный желудок. Потом поднялась и направилась по улице вдоль домов, что выглядели попроще, но всё же основательно, надеясь по дороге придумать какой-нибудь выход. Главное двигаться, решила я.

Одноэтажные, двухэтажные, деревянные, крытые железными крышами, дома были похожи как братья и всё же отличались друг от друга. Кто-то сверкал многочисленными окнами, а кто-то повернувшись боком, выставлял напоказ глухую стену. Кто-то приглашающе распахивал широкие двери, показывая радушие, зазывая большой вывеской заглянуть на огонёк. А были такие, что запирались на все засовы и насупившись, глядели из-под наличников, мол, не пущу! Мимо таких я проходила, а вот перед редкими вывесками немного притормаживала, всё никак не осмеливаясь зайти хоть в один из них.

Прохожих здесь было меньше, но попадались. Женщины, с плетеными корзинками, набитыми снедью, спешили домой, чтобы приготовить обед. Босоногая ребятня копошилась в пыли возле ворот под присмотром детей постарше. Чем дальше от площади, тем больше городок приобретал домашний, деревенский вид. Тем уже становилась улица, тем меньше было на ней людей.

Солнце зависло прямо над головой и у меня от жажды и голода вновь закружилась голова. Колдовать в незнакомом городе и среди белого дня я боялась, трактиры и ночлежки остались позади. Нужно было возвращаться, а сил уже не хватало. Приметив небольшой домик, спрятавшийся за двухэтажным своим собратом и казавшийся на его фоне игрушечным, поплелась к высокому забору, почти закрывающему всё строение. Ворота оказались заперты, но набравшись наглости, я постучала. Очень долго никто не выходил и я собралась было снова постучать, как створка отворилась и из-за неё выглянула молодая измождённая женщина в глухом, под горлышко, коричневом платье и длинном светлом переднике. Волосы, заплетенные в косу и убранные короной на голове, бледно-розовые тонкие губы, тоскливый взгляд серых глаз, светлая, тонкая кожа… Её можно было бы назвать симпатичной, если бы не какая-то обречённость, сквозящая во всем облике. Она оглядела меня усталым взглядом и произнесла:

— Нищим не подаем.

— А просто воды можно? И передохнуть чуток? Я вас не побеспокою. — прохрипела я.

К этому времени у меня во рту вместо языка уже был наждачный камень. Он терся о нёбо, пытаясь собрать хоть каплю влаги и слова с трудом проталкивались через воспаленные губы.

Ещё раз оглядев меня с головы до ног и посчитав, что никакой опасности я не представляю, она кивнула в сторону двора и пошла вперёд.