Третий шеар Итериана

Глава 29

Хороший дом.

Генрих, проснувшись пораньше, обошел комнаты, кроме тех, что заняты были жильцами, и еще раз убедился: хороший. Не сравнить с тем, что достался ему когда-то от родителей и в котором жили они с Аллей, тот не дом был, а целый дворец: два этажа, библиотека, охотничья комната, музыкальная, бальный зал, в котором матушка еще устраивала приемы, а он все хотел переоборудовать под домашний музей, да так и не сподобился… Но, с другой стороны, там без прислуги не обойтись было, чужие люди сновали день-деньской туда-сюда, незаметные вроде бы, но и незаменимые: горничные, кухарки, печники, садовников аж трое, грум при конюшне, а с ним мальчишка-помощник, еще народ какой-то — он и не помнил всех. А здесь — только свои, семья. Тихо, уютно. Самое то, чтобы старость встретить, ведь она, старость, разгадала уже на долгие годы отсрочивший ее приход обман Дивного мира и вознамерилась взять реванш…

Захватив вчерашние газеты, Лэйд выбрался на террасу. Присел в плетенное кресло.

Может, это альва виновата? Заявилась, чуть ли не за шкирку вытащила из кровати и из тоски. Сказала: «Если тебе еще нужен сын, это — твой последний шанс». Правильно, по сути, сказала. И сын ему нужен, и он сыну вроде как пригодился, и отношения всего в какой-то час наладились, потому что люди ценят, когда к ним с душой, и чтобы поддержать и в печали, и в радости, а Этьен хоть немного, но человек… Но может Лили еще что-то сделала? Чары свои альвийские на него навела, что он успокоился, на Этьена сердиться перестал, и настроение сделалось такое благостное, что тянет всем вокруг раздавать симпатии.

Хотя Софи, и правда, девушка милая. Для Этьена — так даже слишком. Лэйд редко задумывался о том, что однажды сын женится, но когда такое случалось, представлял рядом с ним женщину иного типа. Более яркую, и внешностью, и характером. Чтобы ему под стать. А тихую, скромную девочку он, казалось, раздавит походя… Но нет, не раздавит. И другому никому не позволит. Достаточно понаблюдать, как он глядит на нее, как говорит, как спешит угадать каждое желание, а сам тем временем ревниво стреляет глазами по сторонам, не вознамерился ли кто покуситься на его сокровище.

Тогда Генрих вспоминал Аллей. С нежностью, с грустью. С обидой. Никогда он не мог бы так, чтобы, значит, моя и ничья больше. И она… Не смотрела она на него так, не улыбалась так, не касалась будто бы невзначай…

А еще Лэйду нравилось, как Софи обращается к его сыну. Тьен. Давнее, забывшееся почти. Ласковый, веселый мальчуган — любимец всех обитателей поместья, мамин маленький проказник. Генрих помнил имя, которым представлялся тот забавный малыш, но ему и в голову не пришло бы назвать так третьего шеара Итериана. Зря, наверное…

В газете не нашлось ничего интересного, и он отложил их. Любовался утренним садом. Слушал птиц и отдаленный гул машин. Размышлял.

За этим занятием пропустил момент, когда оказался не один на террасе.

— Доброе утро! — раздался над ухом звонкий голосок. — Вы тоже уже встали? Я всегда рано просыпаюсь, даже раньше Софи.

— Доброе-доброе, — с улыбкой приветствовал археолог девочку.

Глядеть на нее с иным выражением лица при всем старании не получилось бы. Утро выдалось свежим, и Клер выскочила из дома, набросив на плечи покрывало, но босая, встрепанная, как воробушек, и точно так же, как суетливая пичужка, скакала на месте, морщась и зябко подгибая пальцы на ногах. Потом забралась, как в гнездо, во второе кресло и нахохлилась, укутавшись.

— Как вам спалось? — спросила она, демонстрируя то ли учтивость, то ли любопытство, а то и одно, и другое сразу.

— Спасибо, неплохо. А тебе?

— И мне. Только… — она быстро огляделась, будто опасалась, что их подслушают. — Вы знаете такое гадание, когда девица… ну или девочка, неважно какого возраста, перед сном на новом месте читает особый приговор, чтобы увидеть во сне жениха? Так вот… Я решила замуж не выходить.

— Неужели кто-то настолько страшный приснился? — сочувственно поинтересовался Генрих.

— Страшнее некуда, — вздохнула малышка. — Мой учитель грамматики. Мало того, что старик, лет сорок уже, так вы еще не представляете, какой он нудный!

— Я бы на твоем месте не доверял гаданиям, — посоветовал пожилой человек. — А учителя, насколько я помню, не к замужеству снятся, а к невыученным урокам.

Судя по уткнувшемуся в пол виноватому взгляду, Лэйд был не последним толкователем.

— Одно задание забыла переписать, — покаялась Клер. — И то уже после того, как мы решили, чтобы я на летние занятия больше не ходила. Но я напишу, сегодня же. Только попозже…. А хотите кофе? Я сварю! — девочка подскочила с места. — Я умею. Могу еще гренки пожарить, если молоко есть. Или омлет. Вы любите омлет?

Аллей любила омлет. Нежный, воздушный, с салатом и ломтиками поджаренного хлеба. А готовить совершенно не умела, да ей в том и нужды не было.

У Клер омлет вышел не таким пышным. Вернее, на сковородке он еще высился взбитым облаком, а будучи разложен по тарелкам, опал, со вздохом выпустив пар. Но на вкус был неплох. А кофе удался без всяких «но».

— Софи говорит, я хорошо готовлю, — сказала малышка без хвастовства. — Она же весь день в магазине, а Люк до недавнего… Вы знаете, наверное. А я быстро учусь. Даже собиралась, когда вырасту, на кондитера выучиться, чтобы торты, пирожные разные делать. А сейчас не знаю уже. Может, на актрису?

В былые времена Генрих не назвал бы данную профессию удачным выбором для девочки из приличной семьи, но в нынешних реалиях все могло кардинальным образом измениться, и он решил придержать свое мнение по этому вопросу.

— Или, если с грамматикой разберусь, — продолжала рассуждать Клер, — буду сказки сочинять, как Тьен.

— А…

Лэйд прикусил язык. Хорош отец — даже не знает, чем сын занимается. Хотя и сын мог бы предупредить, какие такие сказки он для детей насочинял.

— Нет, — вздохнула пропустившая его восклицание девочка. — Как у Тьена у меня не получится. У него они такие… Волшебные прямо!

— Прямо волшебные?

— Ага, — истово закивала Клер. — Таких никто больше не придумает!

— Спорим, у меня лучше получится? — усмехнулся Генрих.

Девочка смерила его недоверчивым взглядом.

Маленькая еще. А то смекнула бы, от кого Этьен набрался волшебных сказок.

— На что спорим? — уточнила она.

— Если не понравится моя история, куплю тебе шоколада коробку, а если понравится… еще мне кофе приготовишь.

— Идет.

Кажется, на языке нынешней молодежи это означало согласие.

— Тогда слушай. Далеко-далеко, там, куда не отыскать дорогу простому смертному, есть Дивный мир, населенный чудесными существами. Живут там альвы — дети земли; флеймы, рожденные огнем; тритоны и ундины — водные создания. Но всех прекраснее девы воздуха — легкокрылые сильфиды. На прозрачных крыльях порхают они из мира в мир и снисходят порой до общения с людьми…

Когда-то эту сказку, на деле бывшую чистой правдой, он рассказывал сыну, но был уверен, что Клер ее не слышала. Этьен не стал бы выдавать чужие секреты. Это лишь его, Генриха, тайна, и он сам решает, с кем ею делиться. Еще вчера ни с кем не стал бы, а сегодня вдруг подумал, что можно довериться этой девочке со спутанными кудряшками и внимательными голубыми глазами…

Когда он дошел до того момента, где повзрослевший мальчик решил стать археологом, чтобы по древним записям найти путь в Дивный мир к своей сильфиде, Клер встала из-за стола и направилась к плите.

— Вы рассказывайте, рассказывайте… А я вам кофе сделаю. Вам же не вредно так много?

— Не вредно, не волнуйся, — улыбнулся Лэйд в усы.

А когда он уже приблизился к судьбоносному эпизоду возвращения сильфиды, из комнат послышался шум, возмущенные возгласы и негромкий смех.

— Не обращайте внимания, — махнула рукой Клер. — Софи на работу проспала. Тьен ее специально не будит. Хочет, чтобы она никуда не ходила и весь день с ним дома сидела.

Она налила свежеприготовленный кофе в чашку, а чашку поставила на поднос.

— Сейчас сюда заявятся, — пробурчала сварливо. — Дедушка Генрих, давайте опять на терраску выйдем? Там и доскажете… Ой!

Девочка потупилась, но тут же подняла на него улыбающиеся глазенки:

— Ничего, что я вас так называю? Дедушкой? Вы не старый, просто…

Старый. Еще какой старый. И дедушкой — совсем даже неплохо.

Софи купила в дом календарь, и Тьен незаметно загнул уголок листочка с датой, на которую назначен прощальный прием на Итериане.

Времени осталось немного, а первоначальный план уже не казался таким уж хорошим. Но за девять лет иного решения не нашлось, и Тьен сомневался, что оно отыщется в последние несколько дней. Старался вообще не думать об этом до поры, посвятив себя не прошлому и не будущему, а настоящему.

Уговорил Софи взять у хозяйки положенный по закону отпуск. О том, чтобы она совсем ушла из магазина, не заговаривал, понимая, что сейчас работа, первейшая составляющая иллюзии обыкновенной жизни, нужна ей как никогда. Но отпуск — тоже дело обычное, особенно когда речь идет о подготовке к свадьбе.

Ездили за покупками, ходили в кино, разбили в саду новую клумбу.

В первые с переезда выходные пригласили в гости друзей. Друзей Софи и его теперь тоже. Амелия, Рене с невестой, Лиза и Сюзанна. О Лизе и Сюзанне он и не слышал до того, как зашла речь о званом обеде. Первая работала в розарии оранжереи Рамзи, а вторая — медсестрой в больнице и приходилась дочерью госпоже Магдале. С Сюзанной и ее матерью Софи подружилась во время болезни Люка. После в разговоре всплыли еще какие-то имена… Без этого вряд ли вспомнилось бы, что Тьен совсем недавно вернулся и не успел еще все и всех узнать. Но он обещал себе исправить это упущение.

Все можно исправить, если постараться.

С Генрихом ведь получилось.

За несколько дней в новом окружении отец оттаял. Должно быть, именно этого ему не хватало в Дивном мире — настоящего дома, уюта. Внимания и заботы, которых, как ни стыдно признавать, он никогда не получал в должной мере от сына. Теперь же он отогрелся душой, чаще улыбался, больше говорил, найдя в лице детей благодарных слушателей. И ни разу не заговорил с Тьеном о предстоящем визите в Итериан.

Но помнил, шеар не сомневался.

— Скоро мне нужно будет отлучиться.

Оставались считанные дни, а он так и не придумал, что и как сказать Софи. Сказал так.

— Туда? — догадалась она. Нахмурилась, хоть Тьен и старался говорить об этом, как о чем-то не стоящем волнений.

— Туда, — он улыбнулся безмятежно, но тревоги с ее лица не прогнал. — Понимаешь, раз уж я решил уйти, надо сделать все правильно. Попрощаться и все такое. Холгер устраивает праздник по этому поводу — для него это тоже немалая радость, так что…

— Возьмешь меня с собой? Если праздник?

— Нет.

Ответ прозвучал слишком резко, и Тьен поспешил объясниться:

— Некоторые там, старейшие особенно, до сих пор кривятся при виде меня. Полукровка, шеар по ошибке. Да и родня ко мне особой любви не питает. Не хочу, чтобы их «нежные» чувства коснулись тебя. Мы сходим с Генрихом, на денек, а то и на несколько часов, и тут же вернемся. Не переживай, ничего, кроме скуки, нам там не грозит.

Пусть это станет последней его ложью…

— А если хочешь познакомиться еще с кем-то из моей семьи, то… Можно, я Фера на ужин приглашу? Он получше бабушки Йонелы будет. К тому же, на самом деле близкий родственник.

Он познакомил бы их раньше, но опасался, что Софи будет неприятна встреча с прошлым в лице флейма. Однако сейчас не заметил в ее глазах ничего, кроме сдержанного интереса.

— Пригласи, — согласилась девушка. — Только… чем его угощать?

Угощался дядюшка всем и с преогромным удовольствием. Попробовал запеканку, салат, рыбу, яичный рулет. Пил вино и нахваливал хозяйку.

— О, блинчики! Обожаю. Мама делала почти такие же.

Мать Фернана была человеком. Умерла задолго до того, как Тьен появился в Итериане, одинокая и всеми забытая. Фер тогда гулял, как обычно, по мирам великого древа, а с отцом его она рассталась давно: дивные и люди редко сходятся надолго…

— А паштет из чего? Не могу распробовать. Утка?

Заурядную человеческую семью подобный гость разорил бы за три визита. Флейму не грозила ни изжога, ни тяжесть в желудке, его организм в секунды сжигал кушанья, а дядюшкина людская половинка искренне наслаждалась разнообразием вкусов.

— Софи, вы потрясающе готовите. Если не откажете от дома, стану у вас частым гостем.

Люк и Клер, наскоро поужинав, умчались рассматривать принесенные гостем подарки. Как порадовать детей, Фернан всегда знал. Тьен помнил огромную коробку с солдатиками, крепостными башнями, пушками и лафетами…

— Старое здание театра мне нравилось больше, — активная работа челюстями не мешала огненному поддерживать беседу. — Современное не приспособлено для оперы. Для драмы, для балета. Но для оперы — нет. Совершенно не та акустика. Но сейчас ведь мало кто слушает оперу… Вот вы любите оперу, Софи?

— Не очень, — смутилась девушка.

— Вам просто не доводилось слышать ничего достойного. И в новом театре, увы, не доведется. Вот если бы вы побывали на…

Флейм встретился взглядом с шеаром и умолк, дожидаясь позволения продолжить.

— Мы много где еще побываем, — не стал развивать тему Тьен. — Но в опере — не обещаю. Сам не слишком люблю это дело. А ты не хочешь взять передышку перед десертом? Покажу тебе дом.

Известие о том, что предстоит еще десерт, вызвало неподдельный восторг. Создавалось впечатление, что Фер несколько лет не ел. По-человечески.

Генрих вызвался помочь Софи переменить посуду и приготовить чай, а Тьен повел Фернана с экскурсией.

Правда, дальше кабинета они не ушли.

Шеар плотно прикрыл дверь и поставил нехитрую защиту от случайных слушателей. Вынул из ящика стола итерианскую шкатулку.

— Давно хотел отдать тебе кое-что, — достал серебряный портсигар с розой на крышке и протянул флейму. — Вот, твое.

Фернан удивленно приподнял бровь.

— Разве?

— А ты не помнишь? — растерялся Тьен.

— Ах, да. Это ведь тот самый? — Фер повертел портсигар в руках. — Прости, он не был для меня чем-то памятным. Просто статусная вещица, приобрел по случаю, курю-то я нечасто.

— Я вообще не курю, — хмуро проговорил шеар. — Тогда еще бросил. А вещицу твою статусную в кармане таскал. На удачу.

Удача выкинула фортель, привела в Итериан. Портсигар стал памятью не столько о первой встрече с Фером, сколько о былой беззаботной жизни вора и оставленном мире.

— Наверное, для тебя он важнее, — флейм попытался вернуть «подарок».

— Нет. Если не нужен, можешь выбросить.

— Почему? — озадачился дядюшка. — Почему ты решил отдать мне его сейчас?

— Избавляюсь от прошлого. Нельзя же вечно жить с этим?

Фернан промолчал. Как всегда.

Тьен много лет ждал, чтобы он сам начал этот разговор, — не дождался. А жить с этим, действительно, нельзя.

— Фер, я знаю, что это ты выдал нас с мамой Вердену.

Выдержка и теперь не изменила флейму. Не дрогнул. Взгляда не отвел.

— Откуда?

Оправдываться не стал — уже хорошо.

— Догадался.

И Феру повезло, что не сразу. Сразу Тьен не понял бы. И не простил бы. Но в первые годы не задумывался, и опыта не хватало. А потом судил уже по-другому, и если и злился на родственника, так лишь за то, что тому так и недостало смелости признаться самому.

— Трудно отыскать одного единственного человека во всем множестве миров, — вздохнул шеар. — Невозможно. Даже с даром четырех. Люди слишком похожи друг на друга, их слишком много. А мама была тогда уже человеком. Конечно, за тобой могли проследить, но Вердену пришлось бы держать тебя за руку, наверное. Флеймы быстрее других стихийников перемещаются как внутри миров, так и между ними. Огонь выжигает следы. Правитель мог вынудить тебя признаться, где она спряталась, но в этом случае ты не стал бы скрывать. Так что…

Тьен развел руками, не зная, что еще можно добавить.

— Давно догадался? Почему же сказал только сейчас? — как о портсигаре спросил Фер, медленно выговаривая слова.

И шеар так же, как о портсигаре, ответил:

— Избавляюсь от прошлого. Ты сам не устал с этим жить?

Устал. По глазам видно, по поникшим плечам и опустившимся уголкам губ.

Но молчал. Не верил, что Тьен поймет. Боялся, наверное. Может, и не его самого, а разочаровать, утратить доверие…

Но как, как можно доверять тому, кто сам тебе не доверяет?

Разве он не показал, что изменился за эти годы? Поумнел, научился сдерживаться.

Если бы не так, давно бы Феру все высказал.

Но понимал же, что смысла в этом никакого, кроме как потоптаться по дядюшкиной больной совести. И шанс ему давал самому избавиться от этой боли…

— Аллей не понимала, — выговорил в конце концов флейм. — Не видела. Стала совсем человеком. Ты слишком быстро взрослел, а она не замечала этого. Саламандры почти в открытую разгуливали по твоей комнате…

— Но ты ей не сказал.

— Должен был, — произнес Фер покаянно. — Но Аллей… Она многого не понимала, не относилась с должной серьезностью. Ты родился шеаром. А шеар принадлежит Итериану.

Именно этого мама и не могла принять. Ни в отношении Тьена, ни, еще раньше, — Холгера.

— К тому же оставаться в этом мире было опасно для тебя, — продолжал Фер. — Неизвестно, как отреагировали бы люди на твои способности. На кострах тогда уже никого не жгли, но какой-нибудь религиозный фанатик… или просто испуганный человек… И тебе нужно было учиться. Лабиринт. Я плохо представляю, что это, но все знают, что шеар становится шеаром, лишь пройдя лабиринт…

— Ты понимал, что она не захочет отдать меня, и не сказал ей ничего.

— Нет. Я знал, что ей придется отпустить тебя, и не хотел быть тем, кто сообщит ей об этом. Я любил Аллей, она была самым близким мне существом. И если я был не прав, то гораздо раньше, когда не помешал ее отношениям с Холгером.

— А мог бы? — недоверчиво спросил Тьен.

— Мог попробовать, — Фернан медленно дошел до диванчика в углу и сел, уронив голову в ладони. — Она ведь действительно не понимала… И когда сорвалась сюда. Аллей всегда была легкомысленной… Прости, в самом деле была. Но отказ от родной стихии был огромнейшей ее глупостью.

— Она надеялась, что сможет все исправить?

Флейм поморщился:

— Да. Думала, что если Холгер захочет вернуть ее, то вернет и крылья. Полагала, шеару это под силу. Она…

— Вела себя как неразумный человек, а не как дочь воздуха, — жестко закончил за дядю Тьен. — Или еще хуже — как влюбленная дура, мнящая, будто стоит хлопнуть дверью и забрать ребенка, и любовник приползет к ней на коленях. Но как бы там ни было, это — не повод, чтобы убивать ее. А ее убили!

— Мне неизвестно, кто это сделал, — затряс головой Фер.

— Я знаю, — выдохнул, успокаиваясь, Тьен.

— Когда это случилось, я искал ответа. У Вердена. У Холгера. Но… их бесполезно было расспрашивать.

— Это я тоже знаю.

Шеар прислушался к доносившимся из-за двери голосам. Дети вернулись в столовую, Софи подала десерт — пора к столу.

— Что было, то было, Фер. Не скажу, что ты поступил правильно, но и осуждать не могу. Ты сделал выбор. С точки зрения шеаров — верный. Но если есть еще что-то, о чем ты умолчал, лучше скажи сейчас.

— Есть, — решился спустя почти минуту молчания Фер. — Я встречался с Верденом, чтобы рассказать о тебе. Но к Аллей ходил не он.

Тьен задумчиво кивнул:

— И это я знаю.

Флейм не сразу сумел погасить новую вспышку удивления.

— Я со всем разберусь, — то ли ему, то ли самому себе пообещал шеар. — Уже скоро. А тебя хочу попросить кое о чем. Присмотри за Софи в мое отсутствие. Я не думаю, что ей что-то угрожает, но мне будет спокойнее, если ты останешься с нею.

— Доверяешь ее мне? — с сомнением уточнил Фер.

— Я вообще тебе доверяю, — ответил Тьен.

Но о том, что Софи охраняет еще и клятва Йонелы, говорить не стал.

За десертом дядюшка уже не был так весел и разговорчив. Расковырял желе, надгрыз пирожное и засобирался в гостиницу, сославшись на усталость.

— Вы поссорились? — обеспокоенно спросила после его ухода Софи.

— Нет, — уверил ее Тьен. — Но Фер сам с собою в ссоре, а это еще хуже.

Если… Нет — когда он найдет убийцу матери и узнает, что же на самом деле случилось в тот день, возможно, и Фернан примирится с собой наконец.

Иногда Софи задумывалась, почему все это произошло именно с ней.

Похожие мысли посещали ее и раньше, но по другим поводам. Почему мама умерла? Почему отец их бросил? Люк заболел? За что им столько несчастий?

Теперь же, оглядываясь назад, она пыталась понять, чем заслужила пришедшее в ее жизнь счастье. И пусть счастье это горчило на вкус и заставляло тревожно сжиматься сердце, но тем более ценным и настоящим оно было.

Дни проходили в приятных хлопотах, задушевных беседах, играх с детьми, прогулках и семейных обедах. Простая жизнь, кому-то показавшаяся бы скучной, а для нее расцвеченная сотней маленьких чудес, будь то поцелуй поутру, распустившийся под окном цветок или птичья стая в небе, в полете на миг выстраивавшаяся в буквы ее имени… Хоть кто-то и говорил, что неразумно расходовать силу на ерунду.

И никаких больше сомнений. Никаких тайн, стоящих между ними стеной…

Впрочем, маленький секрет Софи себе завела.

Ночью, когда ее шеар засыпал крепким, вполне себе человеческим сном, девушка шла на кухню и ставила на плиту чайник. Через некоторое время открывалась негромко одна из дверей в глубине дома, и слышались в коридоре неспешные шаги…

Впервые они столкнулись с Генрихом случайно. Софи, привыкшая к ежедневной работе и усталости, помогавшей ей уснуть, едва голова касалась подушки, теперь вдоволь отсыпалась по утрам, а ночью подолгу не могла сомкнуть глаз. Думала. Иногда читала в гостиной или на кухне, чтобы не мешать Тьену. А Генрих сказал, что бессонница у него — это старческое.

Они разговорились. Так, о пустяках. Ни один не считал узы недавно завязавшегося родства достаточной причиной для откровений. Присматривались друг к другу, оценивали…

Следующей ночью встретились снова. Снова случайно.

Отчим жениха — назвать Генриха отцом Тьена она почему-то не могла даже мысленно — Софи понравился. Умный, спокойный. О чем бы ни рассказывал, слушать его было интересно, а иногда и познавательно. Генрих долгое время жил в Итериане и многое мог поведать о тамошних нравах и обычаях. О нашествии пустоты… Но об этих ужасах он говорил с неохотой, а Софи после хранилища памяти не так уж желала подробностей. Улучила момент, чтобы расспросить археолога о семье Тьена, другой семье — той, о которой он сам говорить не любил. Но и Генриху эта тема была неприятна. Отзывался он о них обо всех с обидой и даже со злостью, хоть, как Софи поняла, лично общался только с Холгером. Однако его можно было по-человечески понять, и девушка не настаивала на дальнейших рассказах.

Ни на чем не настаивала, и тогда Лэйд рассказывал что-то от себя. О покойной жене, например…

Фернан доставил в дом огромный пакет. Портрет из музея. Софи так и не осмелилась взглянуть на ту фотографию, где они с Тьеном, до сих пор боялась, что прошлая боль вернется… А портрет видела. Его повесили на стене в комнате Генриха, и в отличие от фото девушку он не пугал. Казался ненастоящим, не имеющим никакого отношения к ней. Даже мальчик на коленях у белокурой красавицы…

Об этом мальчике Генрих тоже рассказывал. Ему он чужим не был — был родным и любимым. Порой Софи думалось, что даже роднее того, что живет с ним сейчас под одной крышей. А Лэйд, наверное, так же не понимал ее, когда она вспоминала своего Тьена… Забавно и грустно немного, что у каждого из них был свой Тьен…

Но чаще говорили о чем-то отвлеченном.

— А бог есть? — спросила как-то Софи.

Итериан и населявшие его существа никак не вязались с текстами священных книг. Будь она более набожной, пребывала бы в сильнейшем смятении в связи со всем открывшимся, а так — лишь поинтересовалась.

— Есть, — ответил Генрих. — Высшая сила, высший разум. Просто люди и нелюди тоже нуждаются в некоем овеществлении веры. Им нужны храмы, обряды, выверенные тексты молитв. Им, а не богу. Богу-то зачем? Вот и выходит, что бог один, а чтят его в разных местах по-разному…

«Вот и правильно я в храм не ходила», — вывела для себя Софи.

Но после того разговора будто укрепилась в вере, а не наоборот. И на бога за прошлые невзгоды уже не сердилась. Он же один, а миров неизвестно сколько. Трудно одну-единственную судьбу проследить.

Хорошо, что у нее теперь шеар есть. Не бог, конечно, но в обиду не даст.

Поговорив с Генрихом и выпив чашечку-другую теплого чая с молоком, она возвращалась в спальню и, сбросив халат, забиралась под покрывало. Тьен чувствовал ее сквозь сон, глаз не открывал, но сгребал в охапку и тянул к себе, подставляя вместо подушки плечо. А Софи, устроившись на привычном месте, думала, что чем бы она ни заслужила свое счастье у бога ли, у четырех ли предвечных стихий, не отдаст его никому и никогда…