Глава 3

Открывая общую дверь с лестничной клетки в коридор, Виктор про себя порадовался что время позднее и что конопатая ракета по имени Катька скорее всего уже спит, уложенная в постель строгой тетей Глашей, а то с нее станется пробежать по коридору с громким криком «Мамка! А дядя Витя еще одну девку привел!». Как говорится, устами младенца глаголет истина, но в данном случае лучше бы ей промолчать.

Еще он немного переживал что к нему в комнату опять Маринка вломилась и бессовестно дрыхнет на его кровати, оправдываясь тем фактом, что «Светка и Батор опять поссорились» или же «Светка и Батор снова помирились и до сих пор мирятся, а я на это все смотреть не могу!».

Однако и в коридоре, и в его комнате все было тихо и спокойно, никто не лежал на его кровати в неглиже, разбросав волосы по подушке, никто не проносился рядом с криком «дядя Витя бабник!», никто не говорил: «Гамарджоба, Виктор-джан! Вай какую красотку домой привел!», закручивая ус и многозначительно подмигивая.

— В Багдаде все спокойно. Спите жители Багдада. — бормочет он, пропуская Айгулю в свою комнату и поставив сумку с ее вещами на пол.

— Это откуда? — спрашивает она, пройдя внутрь и прищуриваясь от яркого света, Виктор нажал выключатель и теперь его скромная комната освещена полутора сотней ватт.

— Не помню. — соврал он. На самом деле цитата из какого-то советского фильма про Алладина и джина, вот только он не помнит, сняли ли его уже в восемьдесят пятом. В качестве милого штриха он совершенно точно помнит, что в конце, когда принцесса Будур и Алладин попытались поцеловаться, джин-кайфолом громко сказал: «Детям до шестнадцати…» а потом долго хохотал вслед бегущим. Интересная все же штука память, она как пятна леопарда, тут помню, тут не помню, а тут рыбу заворачиваю… какие-то детали он помнит отлично, а важные вещи — из головы вылетели. Вот, например когда будет катастрофа на Чернобыльской АЭС — не помнит совсем… но уже скоро. Зато совершенно точно помнит, что в конце лета восемьдесят пятого погибнет в авиакатастрофе улыбчивая девочка Саманта Смит, посол доброй воли, обычная девочка-подросток из штата Мэн, которая своим наивным письмом к Андропову сблизила две страны и отодвинула вероятность ядерной войны на часах апокалипсиса. Что он мог бы с этим сделать и нужно ли вообще что-то с этим делать? История сложилась так, как сложилась, а он уже подавил достаточно бабочек на своем пути…

— Мне нужно помыться. — говорит Айгуля: — где у вас ванная?

— Умывальная дальше по коридору, ты же была у нас однажды. — отвечает Виктор: — а душевая и ванная там в глубине. Но ванную не советую принимать, там все протекает. А вот душ вполне можно, только дверь закрой на крючок и полотенце сверху повесь, чтобы видно было, а то ненароком шокируешь кого из жильцов… хотя Гоги Барамович бы только порадовался.

— Уверяю тебя, что радовать Гоги Барамовича — это последнее что сейчас мне в голову пришло бы… — отмахивается Айгуля и склоняется над своей сумкой. Достает оттуда большое, синее, махровое полотенце и перекидывает его через плечо.

— Я недолго. — говорит она, направляясь к двери. Виктор кивает.

— А я пока на полу себе постелю. — говорит он ей вслед, но она уже вышла в коридор. Он достает матрац и раскатывает его на полу, мельком успев подумать, что коммуналка — это конечно хорошо, близость к народу и все такое, однако же немного неудобно. Вот жить бы в своей отдельной квартире… там хоть на голове стоять можно. А тут — правила приличия, правила жизни в общежитии, прочие правила и нормы. Не то чтобы он так переживал из-за «облико морале» в глазах своих соседей, на том же Баторе на самом места для клейма нету, Гоги Барамович только одобрит, Леопольд Велемирович, наверное, позавидует в душе, но искренне порадуется за социальную интеграцию Виктора в общество, Глафира Семеновна с Катькой, наверное, осудят, но не сильно. Не обидно так. Катька и вовсе в восторге будет. Что же до семей Абдулаевых и Карашиных, то у тех у самих забот полон рот. Абдулаевы вокруг Алтынгуль хлопочут, у Самиры радость что Нурдин играть бросил и зарплату целиком домой принес, а Карашины слишком заняты своими разборками, вон Мария с синяками ходила… Гоги Барамович обещался с Валерой поговорить.

Он раскатал тонкий матрац по полу, достал из шкафа серую простыню с надписью-клеймом на ней гласившей «х/б в/ч 345113» и встряхнул ее, расстелил и подоткнул под матрац. Ночи были теплыми и потому вместо одеяла он взял еще одну простынь с номером войсковой части. Вместо подушки достал из неработающего холодильника свой старый свитер, свернул его и положил в изголовье. Критическим взглядом оценил свое творение и пришел к выводу что вполне. Нормально. Сойдет.

Немного подумав — стянул с себя футболку и повесил через шею полотенце. Принимать душ он не собирается, но вот умыться и зубы почистить на ночь глядя — нужно, а то потом он с утра весь мятый будет и не выспавшийся. Какая же на самом деле драгоценность хороший глубокий сон, во время которого ты отдыхаешь и просыпаешься полностью восстановленным — осознаешь только лишившись этой роскоши.

Так что он перекинул через шею полотенце, нашарил босыми ногами свои тапочки серии «ни шагу назад» и последовал в умывальную, зевнув во все горло и потерев глаза. Очень хотелось спать, ну оно и понятно, вошел в режим молодой организм, рано встаем, рано ложимся. На часах уже почти час ночи, клонит в сон, все понятно. Он прошлепал по темному коридору, так никого и не встретив, только узкая полоска света из-за приоткрытой двери умывальной комнаты…

Внутри умывальной комнаты тоже было тихо и пустынно, дальше за дверью журчала вода в душе, а сама умывальная комната встретила его неистребимым запахом хлорки и блеском единственного зеркала над раковиной. Он пристроился к раковине, повесил полотенце на крючок рядом и подмигнул своему отражению, которое выглядело каким-то уж очень смурным.

— Не парься, Полищук. — сказал он зеркальному клону: — все будет хорошо. Может быть не сейчас, может не для тебя, но обязательно будет. Южный ветер там подует, грузовик с яблоками на нашей улице перевернется, водка подешевеет… простые радости советского человека.

Отражение в зеркале ухмыльнулось в ответ, но как-то паскудно. Криво улыбнулось, если честно. А еще отражение косило влево, вот прямо сильно… в ту сторону, где была запертая на крючок дверь и журчала вода из душевой лейки, а под струями этой самой воды наверняка изгибалась девушка с замечательной фигурой и очень гладкой кожей.

— Ну прекрати. — сказал он своему отражению: — у человека драма в жизни, а ты все в половую е*лю переводишь. Завязывай Полищук. Она вообще не за этим сюда пришла, я тебе специально на полу постелил, чтобы ты ночью к ней своими лапами не лез. И про парадокс Кулиджа я знаю, но ты же не крыса какая-то, не животное. И вообще, сколько можно уже, товарищ Полищук? Куда в тебя лезет-то? Новая жизнь — это прекрасно, но так и стереться недолго… помнишь, как эта крыса в эксперименте закончила? То-то же… Что значит «прекрасная смерть»⁈ Не, не, не, я помирать не собираюсь, я не Вуди Аллен чтобы быть погребенным под телами юных итальянских актрис… хотя в моем случае это юные спортсменки… — он набирает в ладони холодную воду из-под крана и опускает туда лицо. Фыркает, поднимает голову, снова смотрит на себя в зеркало.

— Ты уж не дави на девочку. — говорит он: — у нее и правда события в жизни происходят, так что погоди со своими глупостями.

— Ты с кем там разговариваешь? — открывается дверь душевой и оттуда выходил Айгуля, на ходу продолжая вытирать волосы полотенцем: — соседи проснулись?

— А? — он оборачивается. Она уже в спортивной форме, по крайней мере на ней тренировочные штаны и футболка, на ногах тапочки. Видимо пижама или халат не поместились в ее сумку… так что будет ходить по дому в спортивной форме, удобно и вполне прилично. Была бы у Виктора своя квартира так она там хоть голой могла бы щеголять целыми днями. Он усмехнулся. Почему-то остро захотелось свою квартиру.

— Чего? — настораживается она, перестав вытирать свои волосы полотенцем: — я так смешно выгляжу? Да?

— Это я своим мыслям улыбаюсь. — отвечает он: — а ты выглядишь как всегда прекрасно, Айгуля. Конечно, куда лучше ты бы выглядела без всего этого, желательно совсем без всего, но это уже мои личные предпочтения.

— Кобель ты, Витька. — вздыхает Айгуля, но на ее лице все же появляется легкая улыбка: — сам кобель и язык у тебя сладкий как мед. Вот так мы девушки и пропадаем, верим таким проходимцам как ты.

— Я непокобелим. Крокодил, крокожу и буду крокодить. И вообще, горбатого могила исправит, а мне еще пока рановато помирать, есть тут у меня парочка дел. — улыбается Виктор в ответ: — помылась? Ступай в комнату, я тебе там постелил и… — его слова прервал протяжный звук. Звук исходил откуда-то… он наклонил голову. Айгуля густо покраснела и зачем-то прикрыла живот.

— Кушать хочешь? — кивнул он: — точно, прости меня дурака ради бога. Сейчас на кухню пойдем, в самом деле что за сон на пустой желудок.

— Д-да не надо. Я с утра ела и…

— И слышать не хочу. Ты же не девица с улицы, ты спортсменка, тебе белки-жиры-углеводы нужны. А ты не обедала и не ужинала… ой допрыгаешься ты у меня, Салчакова! — он притворно грозит ей пальцем: — это не предложение и не просьба. Это мой тебе приказ от тренера своей спортсменке, ясно?

— Да ясно, чего там… — она отводит глаза в сторону. Он вешает полотенце через шею и тащит ее за руку в коридор. Потом — налево. Направо. В темноте наступает на что-то мягкое, раздается дикий мяв и соседский кот уносится куда-то вдаль. Он щелкает выключателем и кухню озаряет электрический свет.

— Тут посиди. — говорит он своей гостье: — а я сейчас… — он открывает холодильник и быстро пробегает глазами по содержимому. Ага, пирожков сегодня нет, тетя Глаша не пекла, ну конечно, она же уехала Катьку в лагерь отвозить, вот и нет пирожков…

— Ты яичницу будешь? — спрашивает он, выныривая из недр общественного холодильника с картонной ячейкой для яиц: — чай сейчас поставлю, бутерброды нарежу.

— Буду. — кивает она, сидя на стуле как примерная школьница, даже ноги вместе и руки на коленках. Он усмехается и крутит головой, он уже достаточно знает ее, чтобы понимать, что она не соответствует имиджу примерной школьницы так же, как из него балерина не получится. Беда Айгули в том, что выросла она в семье, где сильны традиционные ценности, в то время как советский быт предполагает совсем другое поведение. Особенно в спорте. Просто на форму волейболисток взглянуть достаточно чтобы это понять. Форма у спортсменок Комбината на хиджаб совсем не похожа, там шортики такие что иные трусики и то больше закрывают. Футболка в «облипочку», все формы подчеркивает, а когда руки вверх в блоке поднимаешь — то все пузо видно. Села чтобы шнурки завязать — шорты сзади натянулись и всему честному народу очертания крепких ягодичных мышц явили. И вообще, спорт не для девушек, не для женщин, с точки зрения традиционной это такое же ремесло, как и актерское. А уж актрисы испокон веков были как падшие женщины заклеймены. Вот и мечется товарищ Салчакова между двумя полярностями ни туда ни сюда, а в результате ни там себя хорошо не чувствует ни здесь и самое главное — нигде выложиться на полную не может. Такие пироги.

Он наливает воду и включает электрический чайник, поворачивает ручку газовой плиты, чиркает спичкой… вспыхивает синий огонь. Ставит сковороду. Ищет растительное масло, не находит его… бросает на сковороду кусочек сливочного. Достает луковицу и двумя быстрыми движениями очищает ее. Достает деревянную доску и ставит ее на стол.

— Как ты относишься к жаренному луку? — спрашивает он, разрезав лук на две половины: — некоторые не переносят, а между тем вкусно.

— Я не фанатка, если честно. — признается она: — а можно без него?

— Хм. Ты так говоришь, будто у тебя есть выбор. — он быстро нарезает лук полукольцами и ссыпает в керамическую тарелку, щедро добавляет туда соли и черного перца, благо последний есть на каждой советской кухне.

— … а почему ты тогда спрашиваешь? — подвисает она.

— Чтобы показать тебе всю глубину твоих заблуждений! — он сжимает полукольца лука, сжимая пальцы в кулак — выдавливает из них сок и перемешивает.

— Видишь ли большинство людей не умеют жарить лук. — говорит он, помешивая луковую массу и время от времени — раздавливая полукольца в руке: — потому у них лук и невкусный получается. Однако сейчас на моей кухне восточная принцесса и я…

— На горошине? — улыбается Айгуля.

— На горошине ты будешь потом. Я тебе под матрац уже положил парочку. Нет, ты у нас принцесса Будур. Юная восточная красавица. Секундочку… — он бросает нарезанные и раздавленные луковые кольца на раскаленную сковороду, раздается сердитое шипение, он накрывает сковороду крышкой. Умывает руки над кухонной раковиной.

— А еще у нас есть помидоры. Ты жаренные помидоры любишь?

— Я уже поняла, что ты все равно приготовишь как хочешь. — хмыкает Айгуля: — так что угадай!

— Даже стараться не буду. — он проводит ножом по точильному камню: — сердце красавицы склонно к измене и к перемене как ветер мая… сегодня тебе они нравятся, завтра нет, а белки-жиры-углеводы и клетчатка все равно нужны твоему организму. И… — он проверяет лезвие ножа на ноготь и удовлетворенно кивает.

— Помидоры нельзя резать тупым ножом. — говорит он: — это лук можно тупым ножом резать, а помидоры ты так раздавишь и все.

— Чем-то ты на моего отчима похож. — девушка кладет подбородок на ладонь своей правой руки, уперев локоть в столешницу: — готова поспорить что готовишь ты очень хорошо.

— Насчет очень хорошо не знаю, но вкусно готовить обязан уметь каждый человек.

— Я думала ты скажешь — «каждый мужчина».

— О, это цитата из Хайнлайна… как там — каждый человек должен уметь менять пеленки, планировать вторжения, резать свиней, конструировать здания, управлять кораблями, писать сонеты, вести бухгалтерию, возводить стены, вправлять кости, облегчать смерть, исполнять приказы, отдавать приказы, сотрудничать, действовать самостоятельно, решать уравнения, анализировать новые проблемы, вносить удобрения, программировать компьютеры, вкусно готовить, хорошо сражаться, достойно умирать. Специализация — удел насекомых. — говорит Виктор, аккуратно нарезая помидоры тонкими ломтиками и мысленно сокрушаясь что чайник еще не вскипел… вот ошпарить бы их и кожица сама слезла бы. Но мы не ищем легких путей, Айгуля хочет кушать аж в животе урчит, так что… он снимает кожицу ножом.

— Ты и правда многое умеешь. — говорит девушка: — жалко, что ты уже занят. Я бы была хорошей женой, знаешь ли.

— Не уверен. — прищуривается Виктор, отчетливо понимая, что только что ступил на тонкий лед. Прямо сейчас ему нужно быть осторожным как саперу возле пятисоткилограммовой бомбы времен Второй Мировой, а ведь сапер ошибается только один раз… ему нельзя ошибиться…

— Не уверен, что из меня получится хорошая жена? — звучит тихий голос и краем глаза он

видит, как девушка опускает голову: — это потому что я… уже…

— Не говори глупостей. Если ты захочешь — из тебя получится прекрасная жена. Если захочешь. Вопрос в том — хочешь ли ты сама этого. — Виктор поднял крышку сковородки и обухом ножа сдвинул туда нарезанные кусочки помидоров с деревянной доски.

— Но…

— Понимаешь, если ты захочешь, то мы с тобой завтра можем с утра в загс пойти. — говорит Виктор и умывает руки под раковиной. Вытирается кухонным полотенцем. Поворачивается к девушке и хмыкает, увидев ее лицо.

— В смысле…

— В самом прямом. — пожимает он плечами: — если тебе нужен брак как таковой, то я тебе помогу. В конце концов мы не только тренер и воспитанница, мы и друзья тоже. Друг в беде не бросит и все такое прочее…

— Но… а как же Лилька⁈

— А что Лилька? Она, насколько я помню, не просила меня на ней жениться. Общаться с ней я не перестану, как и с другими. Поменяется только штамп в паспорте. Если это тебе так важно.

— … ты серьезно?

— Абсолютно. — он достает из ячейки два яйца, одним движением разбивает их о край сковороды и «раскрывает» над сковородой. Профессиональный трюк, когда его научил такому шеф-повар одного ресторанчика в Юго-Восточной Азии… как же он там назывался…

— Я… ну то есть ты мне нравишься, Вить… но я не так хотела. — признается девушка: — ты как-то все… неправильно сделал!

— Уж извини. — разводит он руками: — я довольно неправильный тип. И все у меня в жизни неправильно. Если будешь рядом держаться, то я непременно тебя дурному научу.

— И мама так говорит…

— Мама твоя права. Совершенно права. — улыбается он и достает еще два яйца: — четыре яйца тебе хватит? Они довольно крупные…

— Я же знаю, что ты на самом деле не спрашиваешь…

— Ну и отлично. — еще два яйца ударяются о край сковороды и раскрываются над ней.

— Думаешь меня на «слабо» взять? А что? Пошли завтра в загс, у меня и паспорт с собой! — встряхивает головой Айгуля: — приведу тебя домой, скажу, что вот муженек у меня есть!

— Хорошо. — кивает он: — завтра так завтра. Тебе покруче сварить или чтобы пожиже была?

— Грр… не беси меня, Полищук! Все равно по-своему сделаешь!

— И… наконец ты стала обучаться! Молодец, Салчакова. Кстати, завтра сразу после загса мы с тобой поедем на водопады вместе с моими друзьями. Уже как молодожены…

— И все-таки есть у меня ощущение что ты меня дурному учишь…

— Как и обещал. О, яичница готова!

Загрузка...