Августовское утро выдалось на редкость погожим. Солнце, еще не набравшее полуденной силы, мягко освещало школьный двор, заставляя поблескивать капли росы на подстриженной траве газонов. Легкий ветерок шевелил листву старых лип, высаженных еще в пятидесятые годы по периметру площадки, и их тень ложилась причудливыми узорами на асфальт. Воздух был напоен ароматом цветущих клумб — здесь росли яркие бархатцы, скромные анютины глазки и пышные георгины, которые старательно поливала техничка тетя Клава каждое утро в шесть часов.
Площадка перед главным входом в школу представляла собой просторный асфальтированный прямоугольник, окаймленный с трех сторон невысокими кустами сирени и жасмина. С четвертой стороны возвышалось трехэтажное здание школы из красного кирпича, построенное в характерном для шестидесятых стиле — строго, функционально, но не без определенного достоинства. Широкие ступени парадного входа были выложены серым гранитом, а массивные двустворчатые двери из темного дерева украшали кованые ручки. Над входом красовалась вывеска: «Средняя школа № 3 города Колокамска», а чуть выше — барельеф с изображением раскрытой книги и факела знаний.
По центру площадки была разбита небольшая клумба круглой формы, в центре которой возвышался флагшток с развевающимся красным флагом. Вокруг клумбы концентрическими кругами были высажены цветы — от ярко-красных канн в центре до белых петуний по краям, создавая своеобразный живой орнамент. Справа от главного входа располагались скамейки для ожидания, выкрашенные в традиционный зеленый цвет, а слева — стенд с расписанием занятий летней площадки и объявлениями для родителей.
— … последняя смена летней площадки нашей школы считается открытой! — звонко заявил конопатый мальчишка в белой рубашке с красным галстуком и красной же пилотке.
Мальчик этот, Сережа Комаров, был из тех детей, которых природа щедро одарила веснушками — они покрывали не только его курносый нос и пухлые щеки, но и лоб, и даже уши. Светло-рыжие волосы торчали из-под пилотки непослушными вихрами, а голубые глаза светились энтузиазмом. Рубашка на нем была выглажена до идеального состояния — явно постаралась мама, а красный галстук повязан с той особой тщательностью, которая выдавала в нем ответственного дежурного.
Виктор поморщился. Дурацкое суеверие, конечно, но при слове «последняя» у него всегда внутри так и чесалось поправить на «крайняя». Вот только привычка эта тут не к месту, это только там работает, где действительно любая смена может последней стать, там тебе за такое заявление… нет, по голове не настучат, но посмотрят косо. Но это там, где есть такая вероятность. На его нынешнем месте работы такой вероятности практически нет. Что должно случиться чтобы эта смена летней площадки средней школы номер три города Колокамска стала для него последней? Метеорит на школу упасть? Холодная война наконец перейти в горячую фазу со всеми этими термоядерными «Царь-бомбами» и «Томагавками» с «Трайдендами»? Ассасины из ордена Старца Горы за ним прийти?
Вероятность всех этих событий Виктор оценивал как околонулевую, а потому и не торопился поправлять конопатого пионера с его звонким «последняя смена!». Последняя так последняя… понятно же, что в смысле — в этом году. Августовская смена летней площадки последняя, после нее уже в сентябре начнется учебный год. Примерно в это же время будет жеребьевка по рейтинговым турнирам, а вновь созданная команда, объединенная сборная «Стальные Птицы» — будет участвовать в турнирах первой лиги. Амбиции у руководства Комбината и Гормолзавода — выше звезд. Сыграли вничью с «Крыльями Советов», с командой из Высшей Лиги, практически с небожителями! А значит — сомнем первую лигу и выскочим выше! Повторим феномен Свердловской «Уралочки»! Для этого ни Комбинат, ни Гормолзавод средств жалеть не собирались. На среду было назначено общее собрание новой команды, решение организационных вопросов и все такое, а завтра, во вторник Виктора желало видеть руководство Гормолзавода. С Соломоном Рудольфовичем Виктор уже встретился и поговорил, нужно было поговорить и с представителями молокозавода. Политические вопросы, так сказать… руководство желало лично увидеть человека, которому доверит лучших игроков своей команды, так называемую Троицу — Светлану Кондрашову, Лилю Бергштейн и Юлию Синицыну. С учетом занятости Виктора в школе и на тренировках встреча будет вечером и не в кабинете у руководства, а в приватной кабинке ресторана «Плакучая Ива». Кажется, именно там отчим у Айгули Салчаковой работает. Кстати, сама Айгуля все еще гостит у него в комнате, хотя с утра взяла документы и пошла заявление писать на вселение в общежитие при Комбинате. Учитывая новый статус команды, Виктор был уверен, что руководство Комбината вселит ее сегодня же, да еще и комнату получше подберет.
Он окинул взглядом выстроившихся на линейку детей. Малыши из младших отрядов стояли в первых рядах — девочки в белых блузках и темных юбочках, мальчики в белых рубашках и темных шортах. Многие из них еще зевали, не до конца проснувшись, кто-то украдкой тер глаза кулачками.
Средние ряды занимали ребята постарше. Здесь уже было больше осознанности в позах, больше попыток выглядеть взрослыми и серьезными. Володя Лермонтович, крепкий мальчишка с темными волосами и живыми карими глазами, стоял по стойке смирно, но Виктор заметил, как тот украдкой переглядывается с соседями. После истории с гранатой в лагере Володя явно пытался вести себя образцово, но энергия так и била из него ключом и судя по всему — старалась ударить именно в голову.
В задних рядах выстроились старшеклассники, и здесь картина была совсем иной. Лиза Нарышкина стояла прямо, как струнка, светлые волосы аккуратно заплетены в косу, белая блузка безупречно выглажена. Но Виктор не мог не заметить, как она то и дело бросает в его сторону быстрые взгляды, тут же отводя глаза, когда их взгляды встречаются. Рядом с ней стояла ее подружка Катя Морозова — полная противоположность Лизе, с короткой стрижкой и озорными глазами, которая явно с трудом сдерживала смех над чем-то.
— На этом торжественная линейка, посвященная открытию третьей смены летней площадки считается закрытой! — прозвенел голос конопатого пионера и школьники, стоящие ровными рядами наконец расслабились и даже начали переговариваться. Тут же раздался чей-то смех, кто-то протестующе запищал, где-то уже началась легкая потасовка между мальчишками.
— Уважаемые родители! Пожалуйста не расходитесь! Собрание по итогам прошедшей смены будет проведено после линейки в классных комнатах! — делает шаг вперед Альбина Николаевна, англичанка и временно исполняющая обязанности старшего преподавателя: — Все ваши пожелания и замечания также можно будет огласить после собрания. Те, кто не поедет на краеведческую экскурсию по памятным местам — сообщите об этом заранее!
Школьники потянулись внутрь здания, издавая тот особый гомон, знакомый каждому кто хоть раз был в школе на большой перемене, похожий на шум моря с отдельными выкриками, шуточками и смехом. Малыши семенили мелкими шажками, средние классы шли более размеренно, а старшеклассники демонстративно не спешили, показывая свою взрослость.
Виктор тем временем, окинул взглядом родителей, собравшихся на торжественном открытии. Знакомые лица, знакомые взгляды. Одни — доброжелательные, другие — настороженные, третьи — откровенно недовольные. Хм… и что же он сделал не так в этот раз?
Родительская публика была довольно пестрой. Ближе к входу в школу стояла группа молодых мам с колясками — это были матери малышей из младших отрядов. Они выглядели уставшими, но довольными — летняя площадка давала им возможность хотя бы на несколько часов заняться своими делами. Чуть поодаль расположились родители постарше. Среди них выделялись несколько мужчин в рабочей одежде — видимо, успели забежать с утренней смены.
— Виктор Борисович слишком… фамильярно себя ведет с детьми, — донеслось до него из группы матерей, стоявших у входа в школу.
Говорила Инна Викторовна Нарышкина, мать Лизы, строгая женщина в деловом костюме, которая всегда держала спину прямо, словно аршин проглотила. Темно-синий костюм сидел на ней безупречно, подчеркивая подтянутую фигуру. Светлые волосы были уложены в строгую прическу, а макияж нанесен с математической точностью. Золотые серьги и тонкая цепочка на шее говорили о хорошем достатке, а вот выражение лица было неизменно недовольным. Тонкие губы поджаты, серые глаза смотрят оценивающе, а между бровями залегла вертикальная морщинка — признак человека, привыкшего все контролировать.
Совсем не похожа на свою дочь, мелькнуло у Виктора в голове, какая Лиза и какая ее мама, как два полюса. Поистине, вода и камень, лед и пламень не столь различны меж собой как эти двое.
— Да что вы такое говорите! — возмутилась Евгения Лермонтович, мать Володи, поправляя свою яркую блузку. Евгения Петровна была полной противоположностью Нарышкиной. ННа первый взгляд совсем еще юная, больше похожая на студентку чем на маму восьмиклассника, с мягкими чертами лица и добрыми карими глазами. Светло-каштановые волосы лежали в строгом каре. На тонких пальчиках поблескивали несколько колечек, а в руках она держала вместительную сумку, из которой торчали какие-то детские вещи.
— Наконец-то появился педагог, который умеет найти подход к детям! Вы видели, как мой Володя изменился? Раньше от физкультуры отлынивал, а теперь с утра до вечера про спорт только и говорит! Особенно… особенно после летнего лагеря… — мама Володи отводит взгляд и слегка прикусывает губу. Ну да, в летнем лагере Володя Лермонтович показал себя во всей красе, где-то выменяв у солдат на эмалированный значок «Гвардии» муляж гранаты с учебными запалами и эффектно выдернув кольцо перед всеми. В результате Виктор до сих пор об этом эпизоде предпочитает не вспоминать. И смех, и грех, что тут скажешь. С его точки зрения и наказывать в общем-то пацана не за что, мальчишки они на то и мальчишки чтобы прыгать с гаражей, смешивать карбид с водой, кидать пустые баллоны из-под лака для волос в костер и ждать, когда «бахнет», делать самопалы из трубок и гнутых гвоздей, заряжая их головками от спичек и еще много-много чего. Из чего же, из чего сделаны наши мальчишки? А вот из любого хлама, который может сделать «бабах», из перочинных ножичков в кармане из сигарет, которые прячут от строгих родителей, из первых драк за гаражами, из девчонки, которая живет в соседнем подъезде… и кстати, растяжку Вова Лермонтивич поставил грамотную, только не там и не так. Но для этого и существуют учителя, верно?
— Вот именно в этом и проблема, — тем временем поджимает губы Нарышкина. — Моя Лиза тоже только о нем и болтает. «Виктор Борисовчи сказал», «Виктор Борисович показал»… Это нездорово для девочки-подростка, такая вот зацикленность на одном преподавателе. И ладно если бы это была Альбина Николаевна, учительница по английскому, но физрук! Лизочка вовсе не собирается делать карьеру в спорте, у нас планы, мы поступаем в МГУ!
— Чего плохого в физической культуре? — возражает ей другая мамаша, покачивая головой: — в здоровом теле здоровый дух. Вон по Виктору Борисовичу сразу видно, что у него дух… здоровый такой. — она оценивающе бросила взгляд на Виктора, полагая что он этого не заметит: — видели какие у него сильные руки? Такой как схватит…
— Знаете, милочка, я замужняя женщина. — поджимает губы мама Лизы Нарышкиной: — и чужие руки меня не интересуют, какие бы они ни были! Сейчас разговор идет о том, какое влияние оказывает этот физрук на воспитание наших детей!
— В самом деле. — соглашается с ней другая женщина в синей блузке и с ярким пятном помады на бледном лице: — уж слишком он запанибрата с ними. Как будто не учитель, а ровня. Как у такого учиться? Еще и на мужа моего голос повысил… хамло одним словом. И куда руководство школой смотрит? Почему такого к учебному процессу допустили?
— Он вашему мужу нахамил? Как странно. — удивляется мама Володи Лермонтовича: — Виктор Борисович обычно всегда крайне предупредителен.
— Еще как нахамил! Чуть в драку не полез! Хорошо что мой Мишенька сдержал себя, а то он бы этого физрука тут покалечил! Больно нужно руки марать! — фыркает женщина и поправляет прическу.
— И потом, какой пример он подает в личной жизни? — добавляет мама Лизы Нарышкиной.
— Какой еще пример? — не поняла мама Володи Лермонтовича.
— Евгения Петровна, неужели вы не слышали? — вмешалась в разговор худощавая Алла Ивановна Петрова, мать близнецов Саши и Паши, всегда первая в курсе всех сплетен. — В летнем лагере он со своей… подружкой… — и Алла Ивановна наклонилась к уху мамы Володи Лермонтовича, что-то сообщая ей шепотом. Ухо мамы Володи начало приобретать явственный красный оттенок.
— Неужели⁈ — ахает она: — даже так! И… сколько раз вы сказали⁈
— После этого «представления» моя дочка заснуть не могла толком три дня! — заявляет мама Лизы Нарышкиной: — представляете какой удар по детской психике?
— Завидовала, наверное… — больше себе под нос замечает невысокая девочка с жиденькими косичками, стоящая рядом с родительницами: — чего еще?
— Что⁈ Ксюша!
— А что Ксюша сразу⁈ Все знают, что Боярыня по физруку сохнет! — не выдерживает девочка: — она его с прошлого года достает и даже после школы караулит!
— Как⁈ Да быть такого не может! Чтобы моя Лиза! — всплескивает руками мама Лизы Нарышкиной.
— Ксюша! Нельзя так говорить! — тут же одергивает девочку с косичками ее мама.
— Вас, взрослых не поймешь. — прищуривается девочка: — то говори всегда правду, то нельзя так говорить. Да у любого спросите — все скажут, что Лизка Нарышкина с ним до дома ходила. До его дома! Вечером это было… а вы! — девочка поворачивается к женщине в синей блузке: — да ваш муж просто на Петьку замахнулся при всех! Вот Виктор Борисович ему замечание и сделал! А если бы Виктор Борисович захотел, он бы отбивную из него сделал! Вы бы видели, как он Негатива на пол уронил, когда тот к Альбине приставал!
— Ксюша! Прекрати немедленно! — снова одергивает девочку мама: — прекрати!
— Да как ты смеешь! — повышает голос женщина в синей блузке: — мой Мишенька все правильно делал! Как именно мы воспитываем своих детей — не твое дело!
— Я слышала об этом. — поджимает губы мама Лизы Нарышкиной: — про драку в школе. Как видно третья школа давно уже превратилась в какой-то… вертеп. Я была лучшего мнения об Альбине Николаевне.
— Да все знают, что она шалава. — не выдерживает женщина в синей блузке: — с кавказцами путается, они ее в машинах катают по городу, что просто так что ли? И такие люди наших детей учат! Это не школа, это Содом и Гоморра! Давайте поставим вопрос перед руководством чтобы они отстранили этого Полищука и англичанку от ведения уроков! Пусть делают что хотят, но к воспитанию детей их подпускать нельзя!
— По-моему вы преувеличиваете. — неуверенно говорит мама Володи Лермонтовича: — ну что такого в том, что дети…
— Что такого⁈ А заниматься сексом на глазах у детей со своей… распутницей — это нормально⁈ — повышает голос мама Нарышкиной. На нее начинают оглядываться и она невольно снижает тон, продолжая говорить едва ли не шепотом: — разве это нормально⁈ Это же ужас!
— Да ваша Лиза сама к нему в корпус прокралась. — подает голос девочка с косичками: — как иначе она бы все увидела? Он же не перед центральным корпусом на площадке это делал, а его девушка и вовсе как Ирия Гай — по стене школы на третий этаж взобралась и даже не вспотела! А назад выпрыгнула рыбкой! Как такую не любить? Лизка мне подруга, но против Ирии Гай даже она не тянет!
— Моя Лиза⁈ — лицо мамы Нарышкиной пошло пятнами, покраснело: — да быть не может!
— Вот до чего довели наших детей. — кивает женщина в синей блузке: — когда к самому важному, к воспитанию детей допускают развратников и алкоголиков с уголовными наклонностями! Это они сбивают с пути истинного наших детей!
— Сами вы все сбиваете!
— Ксюша! Ну все, приду домой дам тебе ремня!
— Ну мам!
— Не мамкай мне тут! А ну пошли! — и решительная родительница за руку тащит свою дочку к выходу из школы.
— Не обращай внимания. — раздается шепот совсем рядом, горячее дыхание прямо в ухо и Виктору приходится приложить усилия чтобы не дернуться от неожиданности: — всегда так. Всегда найдутся парочка родителей недовольных всем. Ты отличный педагог и все сделал правильно. Я на твоей стороне.
— Да? — он чуть поворачивает голову к «англичанке», которая стоит за его плечом: — а по-моему ты тоже под прицелом у этих добропорядочных граждан и родителей. Мы с тобой в одной лодке, Альбина Николавна.
— Да и пффф… — пожимает плечами «англичанка»: — можно подумать я за эту работу держусь как за последний шанс выйти замуж у сорокалетней балерины. Мне уже в министерстве работу предлагали. А ты вон, главный тренер новой сборной будешь скоро.
— Хм. — он переводит взгляд обратно на спорящих родителей и усмехается.
— Ты чего? — спрашивает у него Альбина Николаевна, делая полшага к нему, да так, что он чувствует ее телом — плечом и локтем. «Англичанка» мягкая и упругая там где надо и это приятно.
— Да вот только что думал, что же должно произойти чтобы эта летняя смена действительно стала для меня последней. — признается он: — как выясняется, не нужен никакой метеорит или зомби-апокалипсис…