Том II: "Слои власти"

Глава 5: "Цепи и канаты"

Осень 1757 года была для России временем побед и испытаний. Русская армия одержала блестящую победу при Гросс-Егерсдорфе, а новый порох, созданный Антоном Глебовым, показал свою эффективность в боевых условиях. Но война требовала не только пороха — нужны были металл для пушек, инструменты для армии, снаряжение для солдат. И все это в невиданных прежде количествах.

Антон стоял на крыльце своего дома в Петербурге, читая письмо от Федьки Косаря. Старый друг писал из родной деревни, где дела шли неплохо, но были и проблемы.

"Дорогой Антон Кузьмич! — читал он знакомый корявый почерк. — Шлем тебе поклон и добрые вести. Руду добываем исправно, новые жилы нашли. Данила Гончаров теперь сам учителем стал, обучает людей из соседних деревень. Алешка Кузнецов серебро нашел, как и обещал — пробу брали, хорошее серебро, чистое.

Но есть и беда. Барин новый приехал, Григорий Андреевич помер весной. Новый барин — племянник его, Павел Андреевич зовут. Молодой еще, да злой. Говорит, что мужики больше положенного себе берут, что доходы малые. Хочет оброк увеличить и больше людей на барскую работу гонять.

Мы ему объясняем, что если меньше в шахтах работать будем, то и руды меньше добудем. А он не слушает. Говорит, что земля барская, руда барская, а мы только работники.

Не знаем, что делать. Может, ты слово замолвишь? Ведь ты теперь человек известный, при дворе бываешь."

Антон сложил письмо и тяжело вздохнул. Он давно ждал, что такая ситуация возникнет. Его деятельность повышала доходность месторождений, но кому доставались эти доходы? В основном — помещикам и заводчикам. Крестьяне получали лишь малую часть от того богатства, которое сами же и добывали.

В этот момент к дому подъехала карета. Из нее вышел Федор Сопин, который теперь был одним из помощников Антона в школе. Молодой человек выглядел взволнованным.

— Антон Кузьмич, — сказал он, поднимаясь на крыльцо, — у нас проблемы. Серьезные проблемы.

— Какие?

— Бунт на Нижне-Тагильском заводе. Рабочие отказываются выходить на смену, требуют повышения жалованья и улучшения условий.

— А причина?

— Говорят, что работы стало больше из-за военных заказов, а платят по-прежнему. Да еще мастера требуют выполнять нормы, которые раньше никто не выполнял.

Антон понимал, что это прямое следствие его деятельности. Повышение эффективности производства, внедрение новых технологий, увеличение производительности — все это ложилось дополнительным бременем на плечи рабочих.

— А Демидов что говорит?

— Никита Акинфиевич в ярости. Грозится вызвать войска, всех зачинщиков в солдаты отдать. Но управляющий Шишкин боится, что это только ухудшит ситуацию.

— Правильно боится. Силой тут не поможешь.

— А что тогда делать?

Антон задумался. Ситуация была сложной. С одной стороны, он не мог открыто выступать против интересов Демидова — это означало бы потерять покровителя и, возможно, жизнь. С другой стороны, он не мог равнодушно смотреть на угнетение людей, которые применяли его методы и технологии.

— Поедем в Тагил, — решил он. — Попробуем разобраться на месте.

— А разрешение получим?

— Получим. Скажем, что нужно проверить качество производства военной продукции. Это сейчас приоритет.

Разрешение на поездку получить оказалось несложно. Военное ведомство действительно было обеспокоено перебоями в поставках металла с уральских заводов. Граф Шувалов лично поручил Антону выяснить причины проблем и найти способы их решения.

— Антон Кузьмич, — сказал граф на прощание, — помните — война на первом месте. Нам нужен металл для пушек, железо для оружия. Без этого армия воевать не сможет.

— Понимаю, ваше сиятельство. Но нужно найти такое решение, которое устроит всех.

— Найдите. На это у вас есть месяц.

Дорога до Нижнего Тагила заняла две недели. Антон ехал в сопровождении Федора Сопина и двух офицеров военного ведомства. По пути они останавливались на других заводах, изучали ситуацию, говорили с рабочими и управляющими.

Картина везде была похожей. Военные заказы резко увеличили объемы производства. Рабочие трудились по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Условия труда ухудшались — экономили на освещении, отоплении, питании. Зарплаты не повышались, а иногда даже задерживались.

— Так дальше продолжаться не может, — говорил Антону один из мастеров на Верхне-Салдинском заводе. — Люди на пределе. Еще немного, и везде бунты начнутся.

— А что предлагают рабочие?

— Да ничего особенного. Кормить лучше, платить больше, смены сократить. И чтобы мастера не издевались.

— А управляющие что говорят?

— А что им говорить? Приказ сверху — дать столько-то металла к такому-то сроку. Как дать — их дело. Вот они и выжимают из людей все соки.

Антон понимал, что система дала сбой. Резкое увеличение производства без соответствующего улучшения условий неизбежно приводило к социальному взрыву.

В Нижнем Тагиле их встретил управляющий Шишкин. Василий Иванович выглядел измученным и постаревшим.

— Антон Кузьмич, — сказал он, — хорошо, что приехали. Ситуация критическая. Уже неделю завод почти не работает.

— А что требуют рабочие?

— Много чего. Но главное — повышение жалованья на треть, сокращение рабочего дня до двенадцати часов, улучшение питания.

— А выполнимы эти требования?

— Технически — да. Но Никита Акинфиевич категорически против. Говорит, что это подорвет дисциплину, создаст прецедент для других заводов.

— А что будет, если не выполнить?

— Бунт. Настоящий бунт. Люди на грани. И не только здесь — по всему Уралу напряжение растет.

Антон попросил устроить ему встречу с представителями рабочих. Встреча состоялась в заводской конторе вечером того же дня.

Рабочих было пятеро — выборные от разных цехов. Среди них Антон узнал Михаила Груздева, которого когда-то учил в Невьянске.

— Михаил Семенович! — обрадовался он. — Не ожидал встретить.

— И я не ожидал, Антон Кузьмич. Перевели меня сюда полгода назад, бригадиром поставили. Хорошо, что приехали — может, разберете нашу беду.

— Расскажите, в чем дело.

Груздев рассказал подробно. После начала войны заводы получили огромные заказы на производство пушек, ядер, инструментов. Чтобы выполнить их в срок, увеличили продолжительность рабочего дня, ввели работу по воскресеньям, урезали перерывы.

— Работаем как проклятые, — говорил он. — От зари до зари, а то и ночью. Харчи плохие — одна каша да капуста. Денег не хватает — цены выросли, а жалованье прежнее.

— А мастера?

— Мастера стали злые. Норму подняли, а кто не выполняет — штрафуют или вовсе выгоняют. А работы-то больше стало вдвое!

— И что вы предлагаете?

— Да ничего сверхъестественного. Платить больше — работы-то больше. Кормить лучше — сил больше тратим. И время для отдыха оставить — люди же, не машины.

Антон понимал справедливость этих требований. Но он также понимал позицию Демидова. В условиях войны каждая копейка была на счету, каждый день промедления мог стоить поражения.

— А если пойти на компромисс? — предложил он. — Часть требований выполнить сразу, часть — после войны?

— Какую часть?

— Улучшить питание и сократить рабочий день до четырнадцати часов. А повышение жалованья отложить до окончания военных действий, но зато выплатить премии за перевыполнение плана.

Рабочие совещались между собой полчаса. Наконец Груздев сказал:

— Согласны попробовать. Но при условии, что обещания будут выполнены точно.

— Гарантирую, — ответил Антон, хотя понимал, что гарантировать он ничего не может.

Теперь нужно было убедить Демидова. Никита Акинфиевич приехал в Тагил через три дня и был настроен решительно.

— Антон Кузьмич, — сказал он, — я не намерен идти на поводу у бунтовщиков. Дисциплина превыше всего.

— Никита Акинфиевич, дисциплина — это хорошо. Но мертвый завод дисциплины не даст.

— А что вы предлагаете?

— Небольшие уступки. Улучшить питание — это копейки по сравнению с доходами. Сократить рабочий день — но за счет повышения эффективности производства.

— Каким образом?

— У меня есть идеи по модернизации оборудования. Можно увеличить производительность на треть, не увеличивая нагрузку на людей.

Демидов заинтересовался. Антон показал ему чертежи улучшенных доменных печей, новых прокатных станов, усовершенствованных молотов.

— Интересно, — сказал заводчик. — А сколько времени нужно на внедрение?

— Три месяца. Если работать быстро.

— А затраты?

— Тысяч десять рублей. Но окупится за полгода.

— Хорошо. Попробуем. Но если рабочие снова взбунтуются, буду действовать жестко.

Переговоры с рабочими прошли успешно. Они согласились вернуться к работе в обмен на выполнение первой части их требований. Антон взял на себя личную ответственность за соблюдение достигнутых договоренностей.

— Михаил Семенович, — сказал он Грузденову напоследок, — теперь от вас зависит очень многое. Если люди будут работать честно, все обещания выполним. Если нет...

— Выполним, Антон Кузьмич. Слово даем. Только вы свое слово тоже держите.

— Буду держать.

Модернизация завода началась немедленно. Антон привез с собой группу мастеров из Петербурга, которые имели опыт работы с новым оборудованием. Работы велись круглосуточно — днем модернизировали оборудование, ночью продолжали производство.

Первые результаты появились уже через месяц. Новая доменная печь давала на четверть больше чугуна при том же расходе топлива. Усовершенствованный прокатный стан ускорил производство листового железа вдвое.

— Отлично, — сказал Шишкин, изучая отчеты. — Если так пойдет дальше, мы не только выполним военные заказы, но и получим дополнительную прибыль.

— Главное — не забывать о людях, — напомнил Антон. — Эффективность важна, но без человеческого фактора ничего не получится.

И действительно, отношение рабочих к работе изменилось. Улучшение питания, сокращение рабочего дня, более человечное отношение мастеров — все это дало результат. Люди работали с энтузиазмом, брака стало меньше, производительность выросла.

Но не все было гладко. Среди рабочих нашлись недовольные, которые считали, что уступки недостаточны. Среди мастеров тоже были сторонники жестких методов.

— Антон Кузьмич, — жаловался один из мастеров, — раньше работник боялся выговора, а теперь чуть что — жалуется управляющему. Дисциплина падает.

— А может, дело не в дисциплине, а в методах управления? — отвечал Антон. — Люди лучше работают, когда чувствуют уважение, а не только страх.

— Это все теории. А на практике нужна твердая рука.

— На практике нужны и твердая рука, и умная голова, и доброе сердце. Без одного из этого ничего не получится.

Постепенно Антон понял, что столкнулся с фундаментальной проблемой — отношениями между владельцами производства и работниками. Существующая система была основана на принуждении и страхе. Но развитие технологий требовало более образованных и мотивированных работников.

Он начал разрабатывать новую систему управления заводом. В ее основе лежали несколько принципов:

Во-первых, справедливая оплата труда. Зарплата должна была зависеть не только от времени работы, но и от результатов. Хорошие работники получали премии, лучшие — повышение.

Во-вторых, обучение и развитие. Антон создал заводскую школу, где рабочие могли изучать грамоту, счет, основы технических знаний. Образованный работник был более эффективным и более лояльным.

В-третьих, участие в управлении. От каждого цеха выбирались представители, которые могли доводить до руководства мнения и предложения рабочих.

— Это революционно, — сказал Федор Сопин, изучив план. — Такой системы нет нигде в мире.

— Поэтому и нужно создавать, — ответил Антон. — Старые методы управления не подходят для новых технологий.

— А Демидов согласится?

— Если увидит результаты — согласится. Прибыль — лучший аргумент.

Внедрение новой системы шло постепенно. Сначала в одном цехе, потом в другом. Антон лично следил за каждым нововведением, корректировал недостатки, совершенствовал методы.

Результаты не заставили себя ждать. Через полгода производительность завода выросла на пятьдесят процентов. Качество продукции улучшилось. Количество несчастных случаев сократилось. Текучесть кадров почти прекратилась.

— Невероятно, — говорил Шишкин, рассматривая статистику. — За двадцать лет управления заводом я такого не видел.

— А что говорят рабочие?

— Довольны. Многие просят перевести родственников на наш завод. Говорят, здесь лучше работать, чем где-либо еще.

— Значит, система работает.

Слухи о тагильском эксперименте быстро распространились по всему Уралу. Другие заводчики присылали своих людей изучать опыт. Некоторые пытались внедрить отдельные элементы новой системы.

Но были и противники. Многие помещики и заводчики считали, что улучшение условий для рабочих — опасный прецедент, который может привести к требованиям освобождения крепостных.

— Этот Глебов разлагает народ, — говорили они. — Крестьяне и рабочие должны знать свое место. А он их балует, поднимает выше положенного.

Эти разговоры дошли до Петербурга. Антон понимал, что его эксперимент привлек нежелательное внимание. Но остановиться уже было невозможно.

В это время пришло письмо от Ломоносова. Михаил Васильевич писал:

"Дорогой Антон Кузьмич! Слышал о ваших успехах на Урале. Рад, что дело идет хорошо. Но есть и тревожные новости. В Петербурге против вас интригуют. Говорят, что вы подрываете основы государственного порядка, распространяете вольнодумство среди простого народа.

Будьте осторожны. Времена сейчас сложные, война идет, люди нервные. Любое неосторожное действие может быть истолковано как измена.

Советую вам поскорее вернуться в столицу и лично объяснить свою позицию влиятельным людям."

Антон понимал, что Ломоносов прав. Но он не мог бросить начатое дело на полпути. Слишком многое зависело от успеха тагильского эксперимента.

Он решил пойти на компромисс. Оставив в Тагиле Федора Сопина продолжать работу, сам отправился в Петербург для объяснений с начальством.

Дорога заняла две недели. Антон использовал это время, чтобы подготовить отчет о проделанной работе. Он собрал все цифры, все факты, все доказательства эффективности новой системы.

В Петербурге его ждала неприятная новость. Против него было заведено дело в Тайной канцелярии по обвинению в "распространении вредных идей среди простого народа".

— Что это означает? — спросил он у Протасова.

— Означает, что вас подозревают в подготовке крестьянского восстания, — мрачно ответил секретарь Ломоносова. — Слишком много говорят о ваших "вольностях" на заводах.

— Но ведь я повышаю эффективность производства!

— Это одна сторона дела. А другая — что вы даете простым людям слишком много прав и свобод.

— И что теперь будет?

— Допрос. Возможно, ссылка в Сибирь. В лучшем случае — запрет на дальнейшую деятельность.

Антон понимал, что ситуация критическая. Нужно было действовать быстро и решительно.

Он обратился за помощью к графу Шувалову. Петр Иванович принял его, но был холоден.

— Антон Кузьмич, — сказал он, — вы поставили меня в сложное положение. С одной стороны, ваши достижения в военной области неоспоримы. С другой стороны, ваша деятельность на заводах вызывает вопросы.

— Какие вопросы, ваше сиятельство?

— А не слишком ли много свободы вы даете простому народу? Не подрываете ли вы основы существующего порядка?

— Ваше сиятельство, я не подрываю порядок, а укрепляю его. Довольные работники — надежная опора государства.

— Может быть. А может, и наоборот. Дайте мужику палец — он всю руку откусит.

— Но результаты говорят сами за себя. Производительность выросла в полтора раза, качество улучшилось, прибыль увеличилась.

— Это хорошо. Но стабильность важнее прибыли.

Антон понял, что граф Шувалов сомневается в его методах. Нужны были более веские аргументы.

— Ваше сиятельство, — сказал он, — позвольте задать вопрос. Что важнее для войны — большое количество качественного оружия или сохранение привычных порядков?

— Конечно, оружие. Но...

— Никаких "но". Мои методы дают больше оружия лучшего качества. Это помогает армии побеждать. Разве это не главное?

Граф задумался. Антон видел, что его аргумент произвел впечатление.

— Хорошо, — сказал наконец Шувалов. — Я поговорю с нужными людьми. Но у меня есть условие.

— Какое?

— Никаких экспериментов без согласования со мной. И никакой огласки ваших методов. Пусть это остается между нами.

— Согласен, ваше сиятельство.

Вмешательство графа Шувалова возымело действие. Дело в Тайной канцелярии было закрыто "за недостаточностью улик". Антону разрешили продолжать работу, но под строгим контролем.

— Вам повезло, — сказал Ломоносов при встрече. — Могло быть гораздо хуже.

— Понимаю. Но теперь я связан по рукам и ногам.

— Зато живы и можете работать. А это главное.

— А что с Тагилом?

— Продолжайте, но тише. И обязательно докладывайте о всех изменениях.

Антон вернулся в Тагил в конце зимы 1758 года. За время его отсутствия завод продолжал работать по новой системе. Федор Сопин справлялся с обязанностями, но накопилось много вопросов.

— Антон Кузьмич, — доложил он, — производство идет хорошо. Но есть проблемы с соседними заводами.

— Какие проблемы?

— К нам переходят лучшие работники. Другие заводчики недовольны. Жалуются Демидову, требуют прекратить "баловство".

— А что отвечает Никита Акинфиевич?

— Пока поддерживает. Прибыль его устраивает. Но давление растет.

Антон понимал, что его эксперимент нарушает равновесие в отрасли. Если один завод дает лучшие условия, работники стремятся туда перейти. Это создает проблемы для других предприятий.

Нужно было либо распространить новую систему на все заводы, либо как-то ограничить переход рабочих. Первое было невозможно из-за сопротивления заводчиков. Второе противоречило принципам справедливости.

— Федор, — сказал он Сопину, — нужно искать компромисс. Может быть, стоит помочь другим заводам внедрить хотя бы часть наших методов?

— А они согласятся?

— Если покажем выгоду — согласятся. Никто не хочет работать в убыток.

Антон разработал упрощенную версию своей системы управления. Она включала только самые важные элементы: справедливую оплату, базовое обучение работников, минимальные стандарты условий труда.

— Это не так эффективно, как полная система, — объяснял он Демидову, — но и не так радикально. Заводчики смогут внедрить эти изменения без кардинальной перестройки.

— А результат будет?

— Будет, но меньший. Производительность вырастет процентов на двадцать, не на пятьдесят.

— Все равно хорошо. А главное — успокоит конкурентов.

Демидов поддержал идею. Он организовал совещание уральских заводчиков, где Антон представил свои предложения.

Реакция была смешанной. Одни заводчики заинтересовались возможностью повысить прибыль. Другие опасались, что любые уступки рабочим приведут к новым требованиям.

— Господин Глебов, — сказал один из заводчиков, — ваши идеи, может, и хороши. Но что будет, если рабочие захотят еще больше свободы?

— Тогда придется давать, если это повысит эффективность, — честно ответил Антон.

— А если они захотят вообще освободиться от крепостной зависимости?

— Это уже вопрос государственной политики, а не заводского управления.

— Вот именно! А вы своими экспериментами этот вопрос и поднимаете.

Антон понимал опасения заводчиков, но не видел другого пути. Развитие технологий неизбежно требовало изменения социальных отношений.

В конце концов, несколько заводчиков согласились попробовать упрощенную систему. Остальные предпочли остаться при старых порядках.

Внедрение началось весной 1758 года. Антон лично консультировал каждый завод, помогал адаптировать систему к местным условиям.

Результаты были неодинаковыми. На одних заводах изменения прошли гладко и дали хороший эффект. На других возникли конфликты и сопротивление.

— Главная проблема, — объяснял Антон Федору Сопину, — в том, что многие управляющие не понимают сути изменений. Они думают, что достаточно немного улучшить питание и поднять зарплату.

— А этого мало?

— Мало. Нужно изменить отношение к людям. Видеть в рабочем не просто рабочие руки, а человека с умом, чувствами, потребностями.

— Это сложно для многих управляющих.

— Поэтому и нужно их обучать. Создавать школы для управленцев, как мы создали школу для рудознатцев.

Идея школы для управляющих заинтересовала Демидова.

— Антон Кузьмич, — сказал он, — если вы сможете научить управляющих работать по-новому, это принесет огромную пользу.

— Готов попробовать, Никита Акинфиевич. Но нужна поддержка других заводчиков.

— Поговорю с ними. Думаю, согласятся — всем нужны хорошие управляющие.

Школа для управляющих открылась в Екатеринбурге осенью 1758 года. Курс обучения длился три месяца и включал изучение технологии производства, основ экономики, психологии управления людьми.

— Запомните главное, — говорил Антон первым слушателям, — управление людьми — это искусство, а не ремесло. Нельзя управлять всеми одинаково. Каждый человек требует индивидуального подхода.

— А как найти этот подход? — спрашивали слушатели.

— Наблюдать, слушать, анализировать. Понимать, что движет человеком, чего он хочет, чего боится.

— А если человек ленивый или вредный?

— Тогда нужно понять, почему он такой. Может быть, ему не хватает мотивации. Может быть, у него проблемы, которые мешают работать. А может быть, он просто не подходит для данной работы.

Обучение шло успешно. Управляющие осваивали новые методы работы с людьми, учились планировать производство, рассчитывать экономическую эффективность.

Но самым важным было изменение их мышления. Многие впервые задумались о том, что рабочие — тоже люди со своими потребностями и правами.

— Раньше я думал, — рассказывал один из управляющих, — что главное — заставить людей работать. А теперь понимаю, что лучше их заинтересовать.

— А как заинтересовать?

— По-разному. Кому-то деньги важны, кому-то признание, кому-то возможность учиться и расти.

— Правильно. И ваша задача — найти для каждого свой стимул.

Результаты не заставили себя ждать. Заводы, где работали выпускники школы, показывали лучшие результаты. Производительность росла, качество улучшалось, конфликтов становилось меньше.

Но были и проблемы. Некоторые старые управляющие сопротивлялись нововведениям, считая их "баловством" и "порчей народа".

— Антон Кузьмич, — жаловался один из заводчиков, — ваш выпускник на моем заводе такое творит! Рабочим премии платит, школу для детей открыл, еще и собрания устраивает.

— И каковы результаты?

— Результаты-то хорошие, не спорю. Но это неправильно! Дашь мужику палец — он всю руку откусит.

— А может быть, стоит дать ему и руку, если он будет лучше работать?

— Вы с ума сошли! Следующее поколение вообще на шею сядет.

Антон понимал эти опасения, но считал их преувеличенными. Его опыт показывал, что люди, получившие лучшие условия, работают более ответственно, а не наоборот.

В это время пришли новости с войны. Русская армия одержала победу при Цорндорфе, во многом благодаря превосходству в артиллерии. Новый порох и улучшенные пушки давали русским солдатам существенное преимущество.

— Видите, — говорил Антон своим критикам, — наши методы помогают побеждать врагов России. Разве это не важнее сословных предрассудков?

Аргумент был сильным. В условиях войны эффективность производства становилась вопросом национальной безопасности.

Постепенно новые методы управления распространялись по всему Уралу. К концу 1758 года больше половины крупных заводов применяли те или иные элементы системы Антона.

Общий результат был впечатляющим. Производство металла в регионе выросло на сорок процентов. Качество продукции улучшилось настолько, что русское железо стали закупать даже европейские страны.

— Невероятно, — говорил граф Шувалов, изучая отчеты. — Урал превратился в главный арсенал Европы.

— И это только начало, ваше сиятельство, — отвечал Антон. — При правильном развитии Россия может стать ведущей промышленной державой мира.

— А что для этого нужно?

— Образование, технологии, правильная организация труда. И, конечно, время.

— Времени у нас достаточно. А вот с остальным сложнее.

Но время работало против Антона. Его успехи привлекали все больше внимания, в том числе и нежелательного. В Петербурге росло беспокойство по поводу его влияния на рабочих и крестьян.

Особенно активно интриговал против него новый статский советник Иван Перфильевич Елагин, который заменил Неплюева на посту одного из влиятельных чиновников.

— Этот Глебов опасен, — говорил он в своем кругу. — Он разлагает основы государственного порядка, внушает простому народу мысли о равенстве и справедливости.

— Но ведь его методы дают хорошие результаты, — возражали ему.

— Сегодня дают, а завтра? Что будет, когда крестьяне и рабочие потребуют полного освобождения? Кто будет работать на помещиков?

— А может, и не нужны будут помещики? Может, лучше, чтобы люди работали сами на себя?

— Вот! Вот до чего доводят идеи этого самозванца! До революции и переворота!

Елагин начал собирать компромат на Антона. Он расспрашивал людей, которые работали с ним, изучал его методы, искал что-то, что можно было бы истолковать как государственную измену.

Информация об этом дошла до Антона через Протасова.

— Будьте очень осторожны, — предупреждал секретарь Ломоносова. — Елагин хуже Неплюева. Он умнее и безжалостнее.

— А что конкретно он ищет?

— Любые доказательства того, что вы настраиваете народ против властей. Достаточно будет нескольких свидетельских показаний.

— И что мне делать?

— Временно прекратить все эксперименты. Заниматься только технической стороной дела.

Но Антон не мог остановиться. Слишком многое было уже запущено, слишком многие люди зависели от его поддержки.

В начале 1759 года произошло событие, которое могло стать роковым. На одном из заводов в Пермском крае вспыхнул бунт. Рабочие потребовали введения системы управления, подобной тагильской.

Когда заводчик отказался, они захватили контору и объявили забастовку. Для подавления бунта пришлось вызывать войска.

— Видите, к чему приводят ваши эксперименты! — торжествовал Елагин. — Народ взбунтовался, требует невозможного!

— Народ требует справедливости, — возражал Антон. — И если бы заводчики проявили мудрость, никакого бунта не было бы.

— Мудрость? Вы называете мудростью потакание мужицким прихотям?

— Я называю мудростью понимание того, что довольные люди работают лучше недовольных.

— А я называю это подрывом государственного порядка!

Елагин добился того, чего хотел. Императрица Елизавета Петровна лично заинтересовалась делом Антона Глебова. Она потребовала подробного доклада о его деятельности.

— Что будем делать? — спросил граф Шувалов у Антона. — Императрица в гневе. Говорит, что не позволит подрывать основы империи.

— А что, если показать ей конкретные результаты? — предложил Антон. — Цифры, факты, свидетельства эффективности?

— Попробуем. Но не уверен, что поможет. Политические соображения сейчас важнее экономических.

Доклад готовили целую неделю. Антон собрал все данные о росте производства, улучшении качества, увеличении прибыли. Ломоносов помог с теоретическим обоснованием. Граф Шувалов добавил военные аспекты.

— Главное, — советовал Ломоносов, — не упоминать о социальных изменениях. Говорить только о технических и экономических достижениях.

— Но социальная сторона — основа всего!

— Может быть. Но сейчас о ней лучше не говорить.

Доклад императрице состоялся в марте 1759 года. Антон был допущен к аудиенции вместе с графом Шуваловым и Ломоносовым.

Елизавета Петровна выслушала доклад внимательно, но холодно. Ее больше интересовали не экономические показатели, а политические последствия.

— Господин Глебов, — сказала она наконец, — ваши достижения в области промышленности несомненны. Но меня беспокоит другое. Говорят, что вы внушаете простому народу опасные идеи.

— Ваше величество, я учу людей лучше работать. Разве это опасно?

— Смотря как учить. Если при этом они начинают считать себя равными дворянам, то это очень опасно.

— Я никогда не говорил о равенстве сословий, ваше величество. Я говорил только о том, что каждый человек имеет право на достойные условия труда.

— А кто определяет, что достойно, а что нет?

— Разум и справедливость, ваше величество.

— Разум и справедливость — понятия изменчивые. А государственный порядок должен быть незыблемым.

Антон понял, что императрица настроена против него. Аргументы об экономической эффективности ее не убеждали.

— Ваше величество, — сказал он, — позвольте задать вопрос. Что важнее для России — сильная промышленность или неизменные традиции?

— И то, и другое. Но если приходится выбирать, то традиции важнее.

— Даже если это ослабляет страну перед лицом врагов?

— Внутренние враги опаснее внешних. Бунт страшнее войны.

Антон понял, что проиграл. Императрица боялась социальных изменений больше, чем военного поражения.

— Что же вы решили, ваше величество? — спросил граф Шувалов.

— Решила ограничить деятельность господина Глебова. Пусть занимается только техническими вопросами. Никаких изменений в управлении людьми.

— А если производительность упадет?

— Найдем другие способы ее поддержать.

Приговор был мягче, чем мог бы быть, но все же болезненным. Антон получил запрет на любые эксперименты в области социальных отношений. Он мог заниматься только технологиями и организацией производства.

— Жаль, — сказал Ломоносов, провожая его после аудиенции. — Ваши идеи были правильными, но время для них еще не пришло.

— А когда придет?

— Через десятилетия, может быть, через столетия. Но придет обязательно.

— А что делать сейчас?

— Сохранять знания, передавать их людям, готовить почву для будущих изменений.

Антон вернулся на Урал с тяжелым сердцем. Ему предстояло свернуть многие начинания, разочаровать людей, которые поверили в возможность лучшей жизни.

— Что будем делать, Антон Кузьмич? — спросил Федор Сопин, выслушав новости из Петербурга.

— Будем работать в рамках ограничений. Технологии развивать, людей обучать, но без громких заявлений.

— А социальные эксперименты?

— Сворачиваем постепенно. Нельзя резко менять то, что уже налажено. Но и расширять больше не будем.

Это было болезненное решение. Многие рабочие не понимали, почему вдруг остановились улучшения. Некоторые заводчики, наоборот, радовались возможности вернуться к старым порядкам.

— Жаль, — говорил Михаил Груздев, встретившись с Антоном в Тагиле. — Только начали жить по-человечески, а тут опять...

— Не опять, Михаил Семенович. То, что уже есть, останется. Просто новых изменений не будет.

— А почему?

— Потому что верхи боятся, что народ слишком много захочет.

— А может, и правда много хотим?

— Не много. Просто не вовремя.

Антон понимал, что его эксперимент не прошел даром. Тысячи людей получили лучшие условия труда, повысили свою квалификацию, поверили в возможность справедливости. Эти изменения уже нельзя было полностью отменить.

Но главное было не в конкретных улучшениях, а в изменении сознания. Люди поняли, что они не просто рабочие руки, а личности со своими правами и достоинством. Это понимание передавалось из поколения в поколение, готовя почву для будущих перемен.

— Знаешь, Федор, — сказал Антон Сопину в одну из последних вечеров в Тагиле, — я не жалею о том, что делал. Даже если не все получилось.

— Почему?

— Потому что мы показали людям, что другая жизнь возможна. И рано или поздно они эту жизнь построят.

— А мы доживем до этого?

— Может быть, и нет. Но наши дети или внуки — точно доживут.

Весной 1760 года Антон окончательно перебрался в Петербург. Ему предстояло сосредоточиться на технических вопросах — развитии горного дела, совершенствовании металлургии, обучении специалистов.

Социальный эксперимент был завершен, но его результаты продолжали жить. На уральских заводах работали тысячи людей, обученных новым методам. Многие из них со временем стали мастерами и управляющими, передавая свой опыт следующим поколениям.

А в архивах Школы горных наук хранились подробные записи всех экспериментов, все планы и проекты. Эти документы ждали своего времени, когда общество будет готово к переменам.

Антон Глебов продолжал свою работу, но теперь более осторожно. Он понял, что изменения должны происходить постепенно, без резких потрясений. Слишком быстрые реформы пугают людей и вызывают сопротивление.

Но семена были посеяны. И когда-нибудь они обязательно дадут всходы.

В своем дневнике, который он вел тайно, Антон записал:

"Сегодня завершился важный этап моей работы. Я пытался показать людям XVIII века, что справедливость и эффективность могут идти рука об руку. Не все получилось, многое пришлось свернуть. Но главное достигнуто — люди поверили в возможность лучшей жизни.

Возможно, мои потомки посчитают меня наивным мечтателем. Возможно, скажут, что я пытался изменить мир слишком быстро. Но я верю, что каждое поколение должно делать то, что может, для улучшения жизни людей.

Цепи и канаты, которые связывают людей, можно разорвать только постепенно, звено за звеном. Я разорвал несколько звеньев. Пусть другие продолжат эту работу."

Так закончился социальный эксперимент Антона Глебова на уральских заводах. Но его влияние на историю России только начиналось.