Тишина в эфире

Глава одиннадцатая. Китти

7 ноября 1989 года, понедельник, послеобеденный час

Треверберг

Арман Фаро, мужчина, мимо которого не проходило ни одно мало-мальски значимое событие литературного мира Треверберга, занимал угловой кабинет на третьем этаже здания издательства «Треверберг Таймс» вот уже больше десяти лет. Китти Свонсон была знакома с Арманом около года и сотрудничала с ним плотно. Она слышала, как он произносит вдохновенные речи на книжных выставках. Как отчитывает подчиненных. Как спорит с заместителем или кем-то из сотрудников отдела по поводу уместности материала. В отличие от подавляющего большинства редакторов, получивших журналистское или филологические образование, Арман такового не имел. Писатель, поэт, драматург и актер, он пришел из творческой среды, был эмоционален, как и все творческие люди, и не стеснялся эти эмоции проявлять. Но сегодня в отлаженном механизме случился сбой. И причина этого сбоя заключалась не в дурном вкусе утреннего кофе и даже не в том, что жена, встававшая раньше Армана (и спавшая больше Армана, так как людям, в отличие от вампиров, требуется регулярный ночной сон), убежала на работу в спешке и забыла поцеловать его на прощание.

Главный редактор литературного раздела «Треверберг Таймс» сидел за своим столом, сцепив пальцы под подбородком, и смотрел в пространство. С минуту назад он дочитал последнюю строчку написанной Китти рецензии на «Темную половину», и с тех пор не издал ни звука. А хуже всего было то, что на лице шефа, которое она привыкла видеть живым, не угадывалось даже намека на слабые эмоции.

– Детка, – наконец заговорил Арман. – Если бы на твоем месте сидел кто-нибудь другой, я бы выразился погрубее. Этот материал никуда не годится.

Мисс Свонсон оглядывала стол главного редактора литературного раздела «Треверберг Таймс», стараясь не встречаться глазами с его хозяином. Ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда и жгучей ненависти к себе.

– Ты знаешь, что высосанные из пальца статьи я чую за версту, – продолжил шеф. – Конечно, такое случается со всеми, но от тебя подобного я ожидал в последнюю очередь. А еще ты понаделала стилистических ошибок. «Задумавшись о смысле раздвоения личности писателя, мне невольно приходит в голову…». Боги, Китти. Людям, у которых отсутствует музыкальный слух, медведь на ухо наступает. А кто наступает на пальцы журналистам, когда они выдают такие перлы?

Щеки девушки пылали так, будто к ним прижали раскаленные угли. Она изучала семейную фотографию в золоченой рамке, стоявшую возле телефонных аппаратов. Арман во фраке и миссис Сесилия Фаро-Грэм в элегантном вечернем платье держались за руки и широко, как голливудские звезды, улыбались в камеру. Не то чтобы шеф сильно походил на голливудскую звезду. По мнению Китти, именно так выглядит среднестатистический представитель творческой богемы. У Армана были отросшие светлые волосы, которые он чаще всего носил распущенными, светло-карие глаза, прятавшиеся за чуть затемненными стеклами маленьких очков без оправы (и зачем темным существам нужны очки?..) и милое, но совершенно не запоминающееся лицо с мягкими чертами. В одежде он отдавал предпочтение бесформенным свитерам и джинсам, а в деловой костюм или, упаси господи, фрак его могла засунуть разве что угроза ну очень торжественного события вроде собственной свадьбы или дня рождения владельца газеты. Если бы любителям фильмов в жанре фэнтези показали такого вампира, хохот поднялся бы до небес. Армана часто принимали за безвольного мечтателя-тюфяка, но от истины это было далеко так же, как день далек от ночи. Проницательности, деловой хватке и быстрому уму шефа завидовали почти все его коллеги. Порой Китти думала, что могла бы за ним приударить. Но Арман был бесконечно предан своей жене, а она не собиралась заводить служебных романов.

– Прости. Я напишу что-нибудь получше.

– Не сомневаюсь, милая. Ты напишешь что-нибудь в тысячу раз лучше. Но только после того, как хорошенько отдохнешь. Ты работаешь как проклятая и не была в отпуске больше года. Даю тебе отсрочку на месяц.

– Жаль, что я не могу поставить жизнь на паузу и сказать своей карьере «эй, детка, не могла бы ты подождать месяц? Я хочу погреть свои кости в жаркой тропической стране, поесть фруктов и подцепить красавчика-мулата».

Арман убрал листы с рецензией на «Темную половину» в один из ящиков своего стола.

– Мы все думаем, что единственно правильный способ построить блестящую карьеру – работать двадцать четыре часа в сутки, сконцентрировавшись на одной цели и не видя ничего вокруг. И это похвальное стремление. Но в подобной стратегии есть серьезный изъян. Когда ты мчишься к вершинам профессиональной реализации, жизнь не стоит на месте. Все пролетает мимо. Удовольствия, на которые ты могла бы потратить заработанные столь тяжким трудом деньги. Возможности посетить страны, которые ты так давно хотела посетить. Уходит молодость, а вместе с ней – и здоровье. И вот ты поднимаешь голову, Китти – а тебе уже за сорок. Ты давно заработала первый миллион, купила пятую квартиру и стотысячное платье от модного дизайнера. Ты ешь из золотых тарелок, двадцать минут думаешь о том, какую машину из своего автопарка выбрать для сегодняшней поездки по магазинам. У тебя куча успешных друзей, которые только и говорят, что о деньгах и достижениях, но ни одного по-настоящему близкого друга, с которым ты могла бы бросить все и уехать на мотоцикле для того, чтобы выпить шампанского из пластикового стакана где-нибудь на пустыре или на крыше заброшенного дома, любуясь закатом. Ты можешь купить все, хоть бы и луну с неба, но понимаешь, что давным-давно разучилась что-либо хотеть. Ты хочешь только успеха. Еще, еще и еще. Признание, премии и награды, следующее интервью. Ты застряла в этом колесе, бежишь, не останавливаясь, и веришь, что так и выглядит счастье. Останавливаясь, ты чувствуешь, что чего-то не хватает. А потом снова принимаешься бежать – только бы не задумываться слишком глубоко о том, чего тебе на самом деле не хватает. Мне вот-вот минет два века, Китти, и я помню мир другим. Современные люди бегут в разы быстрее своих предков, а наши потомки и вовсе будут летать на сверхзвуковых скоростях. Они говорят «жизнь коротка, и, если я хочу превратить ее в шедевр, я должен торопиться!». Но если жизнь человека, у которого есть только деньги и материальные ценности – шедевр, то уж лучше бы ему не рождаться. Ваша жизнь коротка, это правда. Зачем же вы выбрасываете драгоценные годы в трубу, гоняясь за химерами?

Китти вздохнула и посмотрела на свои руки, сложенные на коленях.

– Я не смогу тебе этого объяснить, Арман. Ты ведь не человек. У нас другая психология. Отчасти в этом виноват страх смерти. Он подгоняет нас…

– Подгоняет к воплощению великой мечты стать самым богатым человеком на кладбище?

– Мне даже двадцати пяти нет, я не собираюсь умирать.

Арман подпер голову рукой и посмотрел на собеседницу с понимающей улыбкой. Так отец улыбается подростку-бунтарю во время очередного спора.

– Об этом я и толкую, милая. Люди, увлеченные карьерой, живут так, будто они бессмертны, и каждый день врут окружающим, говоря фразу «жизнь коротка». Тот, кто понимает, что жизнь коротка, не приносит великих жертв ради материальных благ. Не откладывает поездки к родителям или близким друзьям ради якобы судьбоносной сделки, так как знает, что в будущем заключит еще тысячу подобных. Не спит ночью по три часа, потому что бережет свое здоровье – ресурс, который не вернуть ничем, будь то деньги или полезные связи. Не отменяет отпуска, не засиживается на работе допоздна, не приносит работу домой, не жертвует личной жизнью ради написания пары статей. Ты всегда можешь начать сначала. Заработать пять миллионов, потеряв один, вылезти из долгов, получить хорошую должность, обзавестись нужными знакомствами. Знаешь историю про жонглера? У него в руках много шаров, и некоторые из них резиновые, а некоторые – хрустальные. Карьера и материальные блага – это резиновые шары. Они падают, но потом рано или поздно возвращаются в твои руки. А хрустальные падают для того, чтобы больше не возвращаться. Сколько хрустальных шаров уронила ты – и сколько тебе еще предстоит уронить?

Референт Армана, представительного вида девушка в строгом деловом костюме, заглянула в кабинет и жестом попросила начальника ответить на телефонный звонок. Шеф положил руку на аппарат, но трубку поднимать не торопился. Китти смотрела в пол и почти слышала печальный звон, с котором разбиваются ее личные хрустальные шары. Странно, но думала она не о том, что до сих пор не обзавелась постоянным мужчиной, и даже не об отпуске, который и вправду откладывала непростительно долго, а о книге, которую так и не написала. Непрошенные слезы жгли глаза, и она зажмурилась, приказывая себе не плакать.

– Ты прав, Арман. Я подумаю над твоими словами.

– Конечно, я прав. Правда эта редко приходится нам по душе, но такова уж ее особенность. Иди-ка сюда.

Он встал из-за стола, подошел к успевшей подняться Китти, обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Вот так. У тебя достаточно таланта для того, чтобы не бегать вокруг, демонстрируя его каждому встречному и поперечному. Вместо того, чтобы доказывать всем свою профессиональную состоятельность, займись чем-нибудь по-настоящему полезным. Реализуй детскую мечту. Есть у тебя такая?

– Есть.

– Очень хорошо. Тогда приступай.

Поздний вечер того же дня

После беседы с Арманом мысль о том, что нужно ехать в «Сандерс Пресс», вызывала зубную боль, и Китти отправилась домой. Альманах, выпуском которого она руководила, выходил раз в полгода, набор работ в следующий номер открывался через два месяца, а организационные вопросы решались по телефону. Девушка оставила машину на парковке возле небоскреба и пешком прошла до ближайшей станции метро. С минуту она в недоумении смотрела на незнакомое здание из стекла и бетона. Единственное, что роднило его с прежним зданием – вывеска «Метро Треверберга, фиолетовая ветка». Чуть ниже красовалась медная табличка: «Построено корпорацией «Барт и Тейн». Изнутри станция фиолетовой ветки походила то ли на космический корабль, то ли на огромный салон особняка прямиком из будущего: пол из белого мрамора, тут и там – величественные колонны, сверкающая до блеска начищенными корпусами и разноцветными огнями электроника. Для покупки билета нужно было воспользоваться новомодным компьютером, и Китти справилась с этой задачей с помощью улыбчивой девушки в бордовой форме сотрудницы компании «Треверберг Экспресс». Пятью минутами позже она приобрела роман Даниэлы Стил в мягкой обложке в старомодном газетном киоске и чашку горячего шоколада в не менее старомодном филиале «Уютного Треверберга», дождалась поезда и села в вагон.

До позднего вечера Китти Свонсон пересаживалась с одного поезда на другой, читала купленную книгу и смотрела в окно, не думая ни о чем. Она наблюдала за тем, как жилые небоскребы сменяются деловыми центрами, деловые центры – обветшалыми домами спального района. Видела, как в наступающих сумерках загораются вывески баров и клубов в Ночном квартале. Туристы с восторженным видом фотографировали сотрудника городской службы, зажигавшего газовые фонари в старой половине. Владельцы тамошних особняков, известные деятели искусства, именитые врачи и крупные бизнесмены, возвращались домой: кто-то – за рулем машины представительского класса, кто-то – на заднем сидении такой же машины, управляемой личным водителем. Картинные галереи открывали свои двери, впуская мужчин и женщин в вечерних туалетах. Перед заведениями в квартале ресторанов стояли улыбающиеся метродотели. В другой день Китти поужинала бы в «Дарах Афродиты», а, может, и в «Фиолетовой звезде», шеф-повара которой знала лично. Но вместо этого она вышла на первых улицах делового квартала и после часовой прогулки быстрым шагом с удовольствием съела гигантскую порцию острой китайской лапши с курицей и овощами в одной из крохотных забегаловок на границе между районами Старой и Новой надежды. А потом со спокойной душой и приятной тяжестью в желудке поймала такси и отправилась домой.

Большой парк возле небоскреба, в котором находилась квартира Китти, после девяти вечера выглядел пустынным, если не считать любителей позднего бега и целующихся парочек. Но сегодня здесь не было ни первых, ни вторых. Только молодой человек, сидевший на выкрашенной пару недель назад лавочке и читавший какую-то книгу. Проходя мимо, девушка мельком глянула на незнакомца, а заодно и на обложку. «Заводной апельсин». Незнакомец, которого она сперва приняла за человека, оказался темным эльфом. Правда, пах он не совсем как вежливый и улыбчивый сосед Китти, тоже темный эльф, работавший лаборантом в госпитале имени Люси Тревер. Задумавшись об этой странности, она чуть замедлила шаг, и мужчина, читавший «Заводной апельсин», поднял голову от книги. У него были чуть настороженные каре-зеленые глаза и аккуратно подстриженные темные волосы. Китти остановилась, вглядываясь в лицо незнакомца и пытаясь понять, что же с ним не так. Вроде обычное лицо, но стоит отвести глаза – и ты уже не помнишь деталей.

– Привет, мисс Свонсон, можно автограф? – обезоруживающе улыбнулся мужчина.

Голос у эльфа оказался неожиданно низким и глубоким, и Китти удивленно подняла брови.

– Автограф? Простите… у меня нет ручки.

– У меня тоже. Жаль. Ничего, в следующий раз. Мы с вами теперь соседи.

– Правда? Как давно вы переехали?

Незнакомец закрыл книгу и бросил взгляд на наручные часы.

– Чуть больше пары часов назад, – ответил он.

Китти кивнула с вежливой улыбкой. Эльф сидел как раз под фонарем, и она продолжала вглядываться в его лицо, хоть и понимала, что он может ее неправильно понять. Что с ним не так? Что-то с чертами лица… кажутся четкими, но если сфокусироваться, то расплываются, как линии на старом портрете. А в целом лицо приятное, даже очень. Интеллигентное. Бородка, подстриженная так же аккуратно, как и волосы, наводила на мысли о представителях свободных профессий. Может, он художник?

– Вот как! Добро пожаловать… я не знаю вашего имени, сэр.

– Лоуренс Уайт.

Эльф протянул Китти руку, и она ее пожала.

– Очень приятно, мистер Уайт.

– Можно просто «Лоуренс». Я живу как раз над вами.

– Последний этаж, значит. Студия или двухэтажная квартира?

– Студия. Сохрани меня боги от двухэтажной квартиры. Я же в ней потеряюсь.

Девушка в нерешительности теребила свою сумочку. Несколько секунд назад она разглядывала Лоуренса, а теперь он разглядывал ее. И она бы солгала, сказав, что ей это не нравится.

– Надеюсь, вы хорошо устроились.

– Более чем. Сдавать полностью меблированные квартиры – отличная идея. Осталось заполнить холодильник, но этим я займусь завтра.

– Если вам что-нибудь понадобится, дайте знать. Я лично знакома с управляющим.

– Благодарю, мисс Свонсон.

– Можно просто «Китти».

– Да, Китти. Не смею вас дольше задерживать. Спокойной ночи.

Как любая женщина, привыкшая к назойливому вниманию со стороны мужчин и в совершенстве освоившая навык «дать от ворот поворот», мисс Свонсон не ожидала, что ей отплатят той же монетой, и растерялась. Она захлопала глазами, осмысливая услышанное. Эльф между тем вновь открыл книгу и углубился в чтение. Ей только и оставалось, что вежливо ответить:

– Спокойной ночи, Лоуренс.

***

В холле Китти первым делом подошла к стене с почтовыми ящиками и нашла ряд, принадлежавший жильцам верхнего этажа. Большая часть маленьких табличек с именами пустовала, но над ящиком с номером 3324 пустой медный прямоугольник сменили на новый: «Лоуренс Д. Уайт». Переехал два часа назад и успел присвоить себе почтовый ящик, а до похода в магазин руки так и не дошли? Странный парень. Наверное, и вправду художник. Она знала многих художников, и все они были не от мира сего. А если учесть, что он темный эльф – и подавно.

В кабине лифта, пропахшей сладкими духами, было душно. Девушка пощелкала кнопкой с изображением вентилятора, но знакомого урчания не услышала. Может, его временно отключили? До весны? Кто, в конце-то концов, пользуется вентилятором в начале ноября? Вот подогрев – дело другое. Правда, Китти было жарко и без подогрева. Вторая пинта темного пива под острую лапшу шла отлично, но следовало ограничиться первой. В трезвую голову идея пофлиртовать с незнакомым мужчиной чуть ли не посреди ночи в голову не пришла бы.

Ярко освещенный коридор предпоследнего этажа блистал чистотой. Зеленая ковровая дорожка под ногами скрадывала звук шагов. За дверьми соседских квартир звонко смеялись дети, бурчали телевизоры, звенела посуда. Квартира Китти всегда встречала свою хозяйку абсолютной тишиной. Ее это не подавляло, но порой она думала, что неплохо было бы завести собаку. Или кота. Или, на худой конец, попугая. Вот только куда девать животных, если она уедет на целый день, а то и на пару дней? А если придется отправиться в недельную командировку?

Китти поднесла ключ к замку. Из глубины квартиры донесся приглушенный звонок телефона. Она уронила связку на пол, чертыхнулась и наклонилась для того, чтобы ее поднять. Интересно, кому понадобилось трезвонить в такой час. Арман? Уильям? Или ее тайный поклонник, ищущий свою Юнону? Вспомнив о звонке в студию и записке, выпавшей из «Треверберг Таймс», девушка рассмеялась в голос. Телефон замолчал, но через пару секунд ее номер набрали снова. Китти наконец повернула в замке ключ, открыла дверь и метнулась к стоявшему в прихожей аппарату.

– Алло! – сказала она, переводя дыхание.

Трубка ответила ей металлическим скрежетом и далеким эхом чужих разговоров. Несмотря на духоту в квартире, кожа мгновенно покрылась мурашками, а ладони вспотели.

– Говорите, пожалуйста. Мама, это ты? Арман? Билл? Кто там?

Бросив ключи на тумбочку, где стоял телефон, девушка ощупала стену и подняла выключатель. Приглушенный свет лампы под матовым плафоном упал на приоткрытый шкаф с верхней одеждой, на обувную полку и на ковер. Его принесли из химчистки вчера вечером, где из сероватого он вновь стал нежно-кремовым. А сейчас Китти явственно видела на нем цепочку следов. Они были слишком маленькими для мужчины и слишком большими для ребенка. Ноги явно женские. Босые. Женщина наступила в какую-то бурую грязь…

Трубка выскользнула из руки Китти и, не долетев до пола, повисла на витом телефонном проводе. Следы вели вглубь квартиры, и она пошла вперед, неотрывно глядя на отпечатки ног чужака. Тихий голос внутри говорил, что этого делать не следует, и лучше бы вызвать полицию. В идеале – из телефона-автомата. Убежать отсюда прямо сейчас и не возвращаться до тех пор, пока не приедут люди в форме. Но Китти Свонсон, которую влекло вперед то ли нездоровое любопытство жительницы большого города («труп? Труп?! Я хочу посмотреть на труп!»), то ли навеянная лишней пинтой пива смелость, упорно шла по засохшим кровавым следам. В том, что это кровь, она не сомневалась. Равно как и в том, что сейчас увидит что-то очень, очень плохое. И домой ей являться не следовало. Если бы она продолжила говорить с Лоуренсом Уайтом…

Цепочка следов прерывалась у двери ванной комнаты. Китти остановилась, неотрывно глядя на кровавый отпечаток ладони на сверкающей медной ручке. Ощущение иррациональности происходящего было таким острым, что она на мгновение представила себя персонажем одного из романов Стивена Кинга. Вот она сидит в кресле у окна и читает эту книгу. На часах – полночь, в чашке – давно остывший чай. Но теперь книгу читает кто-то другой. А мисс Китти Свонсон – тот самый персонаж, который через мгновение столкнется нос к носу с самым страшным кошмаром своей жизни.

Дверь в ванную открылась без малейшего скрипа, выбросив в коридор полоску яркого света. Китти сделала первый неуверенный шаг по жемчужной плитке пола, потом – еще один. Здесь не было ничего, что могло бы напоминать фильмы ужасов: ни крови, ни разбросанных повсюду кишок, ни мозгов, вылетевших на стену. В круглой ванне, наполненной до краев, лежала женщина, лицо которой стоявший в дверях не разглядел бы. Девушка медленно приблизилась и обошла ванну.

По поверхности воды плавали апельсины и свежие розы, на бортике стояло несколько зажженных свечей. В ванной пахло ванилью и жасмином. «Почему вы сравниваете этот запах с ароматом греха?», – выплыл из глубин памяти Китти один из вопросов интервью с автором «Рождения Юноны». «Потому что так пахнет ложь», – ответила Альберта Пэйдж, легко улыбнувшись. Эту легкую улыбку Китти видела на ее губах и теперь, но мертвую и застывшую. И сама Альберта Пэйдж, лежавшая перед ней в ванной, тоже была мертва. На первый взгляд она выглядела вполне живой, если не учитывать, что живые люди обычно не забираются в воду в обуви и одежде. Из стройной картины выбивалась только багровая полоса на горле и неестественный цвет лица внезапной гостьи. И… что это у нее со щекой?

Китти сделала еще один шаг и вгляделась повнимательнее. Альберта держала что-то во рту. При мысли о том, что это может оказаться ее собственный язык, девушку замутило. Она опустилась на пол, держась за стену, и в изнеможении закрыла глаза. Нужно встать и позвонить в полицию. И не трогать здесь ничего… как Альберта Пэйдж оказалась в ее квартире? Откуда взялась кровь, если в ванной крови нет? Китти прижалась лбом к прохладной стене и зажмурилась еще крепче.

Телефон в прихожей зазвонил вновь.