Вернулась Майя с охапкой трав и принялась заваривать их в чайнике. Когда отвар был готов, протянула Стасу кружку. Он выпил его маленькими глотками под пристальным взглядом куратора — жидкость была огненная, горьковатая и отвратительная на вкус, однако от нее Стаса пробил пот и накатила такая сонливость, что он уснул прямо сидя, закутанный в плед, возле костра.
Проснулся спустя часа три, разбитый и слабый, но, судя по всему, совершенно здоровый: больше не знобило и ум прояснился.
Майя дала ему чашку с концентратом, разведенном в чае с молоком. Он поел и почувствовал себя еще лучше. Силы потихоньку возвращались.
Он покосился в сторону рюкзака, лежавшего на склоне у деревьев. Включал ли он телефон? Звонил ли ему Никита?
Или все это привиделось из-за температуры?
Что на него нашло? Почему эти девять дней застряли у него в памяти?
Наверное, он испытывает стыд из-за того, что прошляпил смерть мамы. Но на девять дней он не должен являться в Серебряную Пойму даже под Туманом. Посетит могилу позже — нынче куда важнее обучение.
До него дошло то, что он наделал.
— Майя! — хрипло сказал он. — Нам надо… надо срочно отсюда уходить!..
— Почему?
Стас замялся. Признаваться, что он нарушил запрет брать с собой телефон, а потом повел себя как идиот, было невыносимо стыдно.
— Чую что-то… — выдавил он.
Майя задумалась. Она сидела на ворохе травы возле погасшего костра, подперев подбородок ладонью, как роденовский мыслитель в женской ипостаси.
— Хорошо. Сегодня ночью ты будешь бегать. Во сне Изгоя. Заодно сменим место — Изгои не должны привыкать к локациям.
— Бегать? Это как?
— Бег Изгоя, — ухмыльнулась Майя. — Как видишь, у нас с терминологией небогато. Это способность быстрого перемещения, если Изгой лишился любого другого транспорта.
— А мы… лишились транспорта?
— Ты сегодня ночью — да, лишишься. А я — нет. Я уеду на фургоне, а ты найдешь меня.
— Не понял? — встревожился Стас.
— Поймешь, если перестанешь думать головой. Не анализируй — сколько тебе говорить? Доверяй сердцу и куратору. Чем крепче будет твоя вера в учителя, тем быстрее будешь прогрессировать. Вот и все, что ты должен знать.
Этим вечером, когда сумерки сгустились над Тауханским хребтом, Стас лег спать один и в одежде. Майя села на корточки позади него, приложив прохладные и твердые ладони на его виски.
— Визуализируй энергию, — сказала она. — Почувствуй Ветер своего тела! Войди в сон Изгоя сам.
— Какую энергию? — заворчал Стас. — Я ничего не чувствую.
— Так заставь себя почувствовать! Визуализируй страх или желание — неважно.
— А тебя визуализировать можно? — усмехнулся Стас, не раскрывая глаз.
Майя вздохнула:
— Иногда мне хочется снять с тебя штаны и отшлепать по заднице… Чтобы не вредничал.
— О! — обрадовался Стас. — Уже лучше. Отшлепать по заднице — это снова какой-то БДСМ, но уже можно кое-что визуализировать!
Он снова шутил. Шутки вырывались из него от беспокойства, смущения, тревоги. Потребность постоянно хохмить — это часто просто способ защиты от пугающего мира.
— Природа энергии всегда одна и та же, — мягко произнесла Майя, — хоть энергия любви, хоть страха и ненависти — если заглянуть глубоко в ее суть, то увидишь… просто энергию. Нейтральную силу, что циркулирует по каналам и Центрам тела. Это наш глупый ум разграничивает ее, навешивает ярлыки и сам же этим печалится… Беспокойная энергия делает ум беспокойным. Успокой энергию, заставь ее двигаться ровно — снизу вверх вдоль позвоночника, и тогда и ум успокоится. Успокоится ум — успокоится речь и тело. Успокоятся речь и тело — в твоей жизни наступят покой и порядок.
Она сдавила голову Стаса ладонями, и он ощутил, что его как бы бьет электричеством.
Он старательно «повел» поток энергии по позвоночнику. Ее «цвет» изменился, и Стас сообразил, что у энергии, конечно же, нет никакого цвета. Цвет — это то, что генерирует ум. Очередной ярлык. Но тем не менее это важно: ведь от того, как функционирует ум, зависит и все остальное.
Энергия — точнее, Ветра — побежали по неведомым каналам и Центрам с такой силой, что защекотало под кожей, задергались мускулы, сознание слегка замутилось, поплыло…
Плохо понимая, что говорит, Стас простонал:
— Вы обещали мне оружие в ассортименте…
И провалился в сон Изгоя. Поток мыслей остановился и растворился в бесконечном океане спокойствия и неподвижности. Глаза закрылись, но вид неба сверху никуда не исчез, проявившись на внутренней стороне век. Без каких-либо эмоций он пронаблюдал, как Майя поднялась, подхватила его рюкзак и свой вещмешок и, не оглядываясь, ушла вниз по склону.
До него донесся ее голос — но голос этот звучал у него в сознании:
— Доверься чутью и иди ко мне через три часа сона Изгоя. Не спеши просыпаться… Даже когда побежишь…
«У меня есть опыт хождения во сне, — мысленно ответил Стас. Неизвестно, услышала ли Майя. — Теперь будет опыт бега во сне…»
Лежа в позе мертвеца, в полной расслабленности, Стас каким-то образом проводил «взглядом» уходящую Майю. Вскоре она исчезла из поля паранормального зрения.
Он отсчитал три часа — это было просто. Время как бы ускорилось, но при этом не сбивало с толку. Изменилось само восприятие времени: оно больше не длилось, а просто простиралось в бесконечности длинной прямой дорогой, и Стас мог свободно перемещаться вдоль временного вектора в любую точку и с любой скоростью — возможно, даже назад, но он не пробовал провернуть такое действие, ибо не возникло соответствующего желания. Собственно, у него вовсе не было никаких желаний. Он лишь помнил, что должен последовать совету куратора.
Когда миновали три положенных часа, он поднялся, свернул плед, положил в самое сухое место в землянке и повернулся по часовой стрелке вокруг своей оси. Мир воспринимался иначе — как во сне. Вокруг было темно, но он прекрасно видел все, что нужно; было прохладно, но это не тревожило; склон топорщился валунами и зарослями разнотравья, но Стас перемещался легко и почти невесомо, как призрачная тень.
Он мысленно принюхался и тут же определил, где находится сейчас Майя. Одновременно почуял пристальный взгляд со стороны — но это была не Майя, а кто-то другой. Этот взор не напугал Стаса — вообще не вызвал никаких эмоций.
Он пошел, а потом побежал вниз по склону практически в полной темноте, но не спотыкаясь и не оскальзываясь. Тело словно бы потеряло вес и подолгу парило в воздухе, а ступни едва касались земли. Так бегают во сне… или это и был сон?
По каналам и Центрам циркулировали Ветра, Стас их не просто ощущал, а почти что видел внутренним зрением. Ветра были светлые, серебристо-белые, прозрачные и подвижные. Благодаря им он и бежал так легко и свободно.
Его переполняли радость и восторг.
Добравшись до ручья, он перепрыгнул через него и понесся дальше вниз по склону. Добрался до лощины и побежал-полетел вдоль другого склона между деревьев.
«Это сон или явь? — где-то на дальних закоулках сознания задавался вопросами рациональный Стас. — А что такое явь, как не сон высшего порядка, только более яркий и подробный? И где настоящая явь? Как проснуться по-настоящему?»
Он преодолел несколько лощин и невысоких гор, перешел вброд неглубокую речку — вода была теплая, — пролетел как привидение сквозь лесочек. Ни разу не споткнулся и не столкнулся с препятствиями, коих в горах великое множество. Ни разу не потерял направление движения, хотя с ним не было амулета — он остался в рюкзаке, который забрала Майя.
В какой-то момент в темных горах его посетило до странности знакомое ощущение… Кажется, что-то подобное с ним уже случалось… Давным-давно. Когда он нашел амулет у озера возле Серебряной Поймы.
Чуть позже внутренним зрением он уловил присутствие обитаемого жилья в горах. Это был дом, построенный по всем правилам тауханской архитектуры: высокий каменный фундамент, выше — сруб из цельных бревен, поросшая травой пологая односкатная крыша. А еще Стас почуял где-то рядом Дару…
Или это была не Дара?
Он немного путался в массе переполнявших его ощущений. Да и голова во сне Изгоя работала не так, как в обычной жизни, и проанализировать ощущения не удалось.
Он бежал и бежал невесомыми длинными шагами, не испытывая ни усталости, ни дискомфорта.
Когда тауханское жилище осталось позади, слева от него поднялись циклопические руины стен, построенных явно не для людей, а каких-то гигантов. Это открытие Стаса не особо удивило: подумаешь, руины и руины. Вероятно, обычные люди, которые не умеют погружаться в сон Изгоя и не владеют экстрасенсорикой, не видят эти руины, иначе сюда набежало бы народу: археологов, зевак, туристов, блогеров…
Над руинами в темном небе носились тени, слишком большие для летучих мышей — да и не встречались до сей поры в этих горах Стасу летучие мыши.
Если бы не состояние сна Изгоя, тени немало бы напугали Стаса. А так — нет, он пронесся мимо гигантских руин, пересек еще одну речушку с неестественно теплой водой, вознесся вверх по склону, спустился вниз — и вот, на заросшей грунтовой дороге стоит знакомый фургон с надписью «ОО „Дакини“» на боку.
Майя вышла навстречу и, когда он остановился перед ней в почти непроглядной темноте (которая не мешала видеть ни Стасу, ни Майе), поцеловала ученика прямо в губы.
— Молодец! — похвалила она. — Ты способный ученик. Твои новые навыки и есть оружие в ассортименте.
Стас хотел было что-то ответить, но на него навалилась страшная усталость. Силы покинули его, и он мягко повалился на разложенную на траве войлочную подстилку. Он провалился на очередной уровень сна, похожего на наркотический трип, и в этом сне (или наяву?) он лежал в объятиях двух женщин — горячих и обнаженных — под открытым небом в безлюдных горных краях. Майя справа и Дара (почему опять она?) слева прижимались к нему и лобзали нежными и настойчивыми губами.
И при этом сам он не в силах был шевельнуть и пальцем. Вся энергия ушла на невероятный бег по горам. Две женщины с горящими во мраке глазами — одни горели желто-карим цветом, другие — ослепительно голубым — ласкали его, а он лежал в позе мертвеца, без сил и без мыслей.
Но, кажется, он был не против того, что с ним творили ночные фурии.