Терминатор

Заключение

– Значит, ты не знаешь, как замкнуть цепь миров Сансары? – переспросил старый монах и довольно улыбнулся, – кажется, я догадываюсь, кто нам в этом может помочь. Помнишь, согласно обретенному мной рецепту, после выполнения секвенции место граспера, подарившего любовь, должен был занять пришелец из дальнего мира, мира богов, который «читает секвенции, как книгу и крепок телом». Всё говорит за то, что он уже здесь.

– Разумеется, он здесь, в мире людей, – в щелчках и чириканье отчетливо улавливалось раздражение, – более того, он – приятель твоего друга, знатока и любителя секвенций. Ты прав, если кто-то и способен открыть путь к шестому миру, то именно он – у твоего протеже неизбежно сохранилась связь с миром богов, хоть он ее и не понимает. Но я не в силах объяснить, что от него требуется – этого не выразить словами, а его несовершенное сознание не в состоянии вырваться из плена слов и примитивных образов.

– Ты уже пытался воспользоваться его помощью?

– Неоднократно. Всякий раз, когда он выполняет секвенции (а он это делает раздражающе регулярно, вызывая мою досаду), я стараюсь объяснить, что именно следует сделать, но безрезультатно – он в плену предметного мышления.

– Он тебя способен ощущать, когда выполняет секвенцию? Каким ты ему видишься?

– Я представляюсь ему чем-то вроде невесомой паутины, окутывающей миры. Он даже догадывается, что я хочу с ним говорить, но не в силах меня слышать – как он может общаться, если воображает, что паутина – это отражение примитивной информационной сети – интернета?

– Кажется, настало время воспользоваться моим методом аналогий, к которому ты так скептически относишься.

– Я тебя не понимаю, старик.

– Помнишь, недавно ты с удивлением признал, что метафора мировой грибницы, примененная к тебе, позволяет получить представление о некоторых важных твоих свойствах?

– Допустим, хотя, я имел в виду лишь те свойства, которые могут быть выражены словами.

– Нам следует сделать так, чтобы гость из мира богов правильно настроился на восприятие твоей сущности. Пусть он считает тебя чем-то вроде мирового мицелия. Ты бы мог ему помочь в этом?

– Пожалуй. А какой в этом смысл?

– Я, со своей стороны, через нашего общего друга расскажу ему кое-то о земной грибнице, чтобы навести его на мысль о том, что мицелий – штука куда более загадочная, чем интернет. Есть надежда, что он тебя поймет и сделает, что положено.

– Ты прав. Давай попробуем, – щелкающий свист ответа был напрочь лишен человеческих интонаций, и старик не понял чего в нем больше – скепсиса или надежды.

Сейчас поздний вечер, почти ночь. Только что я закончил обсуждать с Петровым по телефону наш план по общению с мировым сверхразумом – космической грибницей. За прошедшие два месяца Петров почти меня убедил, что паутина, окутывающая наши миры – это некий вселенский мицелий. Всерьез его теорию я начал воспринимать только после того, как он успокоил меня, заявив, что вовсе не считает, что наши шампиньоны, лисички и мухоморы являются космическими путешественниками и перемещаются между мирами. По словам моего друга, нашу земную грибницу он использовал всего лишь как метафору, чтобы мне стало понятно, что некие сущности, не обладающие на первый взгляд свойством разумности, при ближайшем рассмотрении могут оказаться чем-то куда более сложным и хорошо организованным, чем казалось поначалу. Впрочем, не далее как десять минут назад, Петров заявил, что земная грибница есть грубая материальная проекция тонкой субстанции, которую он называет вселенским мицелием, и посоветовал мне на ближайшее время воздержаться от употребления грибов в пищу. Судя по последовавшему за этим продолжительному каркающему смеху неприятного тембра, Петров пошутил, но грибов я сегодня есть не буду. И завтра, скорее всего тоже.

Что касается «унизительной и фатальной предопределенности», от которой мы, якобы, избавили наш мир, мне и здесь далеко не всё понятно. Более того, после двухмесячных размышлений на эту тему, я ощутил, что совсем запутался. На мой вопрос, как лично я ощущу последствия вмешательства в наше реальное прошлое – ведь сразу же после такого вмешательства произойдут изменения в сегодняшнем мире, который отныне не связан предопределенностью, Ричард ответил стандартным советом – не забивать голову чепухой, которой не понимаешь. Роберт Карлович, когда я его спросил об этом же, с удовольствием поведал, что всё то, что я в состоянии наблюдать, является суммой вероятностных и неопределенных процессов микромира, которые все суть комбинации секвенций с нулевым временем безразличия и удалился страшно довольный собой, полагая, что исчерпывающе ответил на вопрос и полностью меня успокоил.

В последние дни, я всё чаще называю своего друга Петрова Ричардом. Поначалу я так его звал лишь, когда хотел напомнить о его неблаговидном поведении в другом мире по отношению к моей копии, но в последнее время это имя почти потеряло отрицательную коннотацию. В конце концов, большинство наших общих знакомых называет его именно так.

На столе звонит телефон. Это, конечно, мой друг Ричард, который сообщает, что пришло время попробовать подружиться с вселенским мицелием, и я могу занять место в треугольнике из пирамидок. Я не спеша усаживаюсь в середину заранее составленного треугольника и прикрываю глаза. Я знаю, что сейчас прозвучит грэйс.